оловой.
   - Не совсем; это не Батур. Мы двигаемся в направлении к Пенелокану, что в
переводе означает  "Смотровая  площадка".  Ты  сама  поймешь,  отчего  такое
название, когда мы туда приедем.
   Через несколько минут лес расступился, и они остановились у края  дороги.
Эмбер вышла из грузовичка вслед за Джейком, и то, что она увидела,  поразило
ее.
   Они стояли на краю  кратера  офомного  потухшего  вулкана.  Раскинувшаяся
перед ними туманная  долина  походила  на  сказочную  страну.  Из  уснувшего
кратера вырастала другая гора, из вершины которой поднимались  вверх  кольца
дыма. Монт-Батур - "гора в горе". А  у  ее  подножия,  подобно  серебристому
стеклу, лежало озеро.
   - О, Джейк!.. Как прекрасно! Даже больно смотреть на эту красоту!
   Картина была расцвечена мягкими, но в то же время ярко сияющими красками,
словно сам  воздух,  пропускающий  цветовые  лучи  через  себя,  состоял  из
какого-то иного вещества.
   - Это место кто-то назвал "Вершиной мира", - сообщил Джейк  взволнованным
голосом. - Мне тоже всегда хотелось так  назвать  этот  вулкан:  чистое,  не
тронутое человеком пространство вокруг... Разумеется, это не совсем так,  но
вид волшебный.
   Заглянув в глубину кратера, Эмбер будто прикоснулась к волшебству.
   - О Боже мой! - простонала она. - Скоро ли мы приедем? - У  нее  уже  был
опыт путешествий по дорогам  Бали,  но  эта,  вблизи  деревни  Кетута,  была
особенно тряской. По сравнению с нею все остальные дороги острова можно было
назвать идеальными. Даже  видавший  виды  грузовичок  Кетута  полз  тут  как
улитка. И хотя Джейк уверял Эмбер, что  они  скоро  прибудут  на  место,  ей
казалось, что это никогда не произойдет. И все же, проехав наконец  каменные
ворота, они через несколько минут уже катили по главной улице деревни.
   В глаза бросалось необычайное оживление, царившее среди всех ее  жителей.
По обе стороны дороги молодые женщины и  девушки  устанавливали  палатки,  в
которых раскладывали припасы съестного. Когда вновь прибывшие проезжали мимо
храма, Эмбер заметила, что на  каждое  скульптурное  изображение  с  львиной
головой, охранявшее вход в храм, был надет саронг из  клетчатой  ткани,  над
скульптурой был раскрыт  красный  зонтик,  а  за  уши  были  воткнуты  белые
восковые цветы. Так деревня готовилась к торжествам.
   Лишь только они вышли из грузовичка, как  Кетут  с  гордостью  представил
Эмбер двоих братьев, которые кланялись  ей  и  улыбались.  Остальные  жители
деревни обступили прибывших со всех сторон, и Эмбер  почувствовала,  что  их
принимают как почетных гостей. Но тут к Кетуту подошла трехлетняя девочка  -
оказалось, что это его дочь, - и, взяв отца за  руку,  повела  всех  в  дом.
Сияющий Кетут стал знакомить гостей с остальными родственниками.
   Все в усадьбе Кетута свидетельствовало о  том,  что  он  является  важной
персоной  в  своей  деревне.  Во  дворе,  за  изгородью,  стояло   несколько
сооружений,  в  которых  размещались  кухня,  ванная  и  спальни.  Еще  одно
сооружение, с резными колоннами, представляло собою амбар для хранения  риса
и было украшено изображениями в честь духов риса. В  углу  двора  находилась
семейная молельня, построенная как маленький храм.
   Это миниатюрное строение было тоже убрано по-праздничному, и перед входом
в молельню лежали дары в виде фруктов, цветов и угощения из риса.
   Жена  Кетута,  Маде,  приветствовала  гостей  на  ломаном  английском   и
представила своих детей: двоих сыновей, трехлетнюю дочь и  малышку,  которую
держала на руках. Эмбер тут же похвалила всех ребятишек, за  что  в  награду
получила застенчивую улыбку хозяйки.
   - Мой жена плохо говорить английски, - заметил Кетут. - Но очень рад,  вы
приехать. Он показать ваш комната. Вы будет хорошо мой  дом.  Он  маленький,
нет как гостиница. - Кетут умолк, оглядывая с гордостью свое жилище.  -  Мой
очень хороший кровать, английский кровать, очень хороший для иностранный.
   Нет как наш кровать.
   Страшное подозрение закралось в душу Эмбер.
   - Джейк...
   Но ее кавалер, казалось,  не  хотел  прислушиваться  к  ее  протестующему
шепоту: он решительно повел Эмбер к одному из маленьких сооружений.
   - Selatal oaune, - сказала Маде, открывая бамбуковую  дверь  и  приглашая
гостей войти. - Пожаловать добро. Этот спальня, тот ванна... -  Она  указала
на небольшую хижину в конце двора. - Он там.
   В "спальне" не было окон, и Эмбер не сразу разглядела  обстановку.  Когда
ее глаза привыкли к полумраку, ее охватила паника.  Почти  все  пространство
"спальни" занимала огромная кровать с латунными набалдашниками,  похожая  на
те,  что,  как  правило,  стояли  в  британских  особняках  времен  королевы
Виктории. Одна двуспальная кровать!
   За ее спиной Джейк горячо благодарил хозяйку за заботу, и Эмбер понимала,
что ей следует присоединиться к нему. Но она словно  лишилась  дара  речи  и
молча ждала, пока они с Джейком не остались одни.
   Когда же она наконец заговорила, голос ее звучал как-то странно даже  для
нее самой.
   - Неужели у них нет больше комнат? Мы ведь не можем спать здесь вдвоем, -
прошипела она.
   - Боюсь, нам придется так и  сделать;  говори,  пожалуйста,  потише:  эти
стены сделаны из плетенки. Кетут гордится этой кроватью. Бог знает,  где  он
ее раздобыл, но я думаю, что это  -  фамильная  реликвия.  Если  мы  от  нее
откажемся, он будет оскорблен.
   Эмбер посмотрела на Джейка с отчаянием, но тот улыбался. Он  относился  с
юмором к создавшемуся положению. Возможно, ему и смешно, но каково ей?.. Она
сжала кулачки.
   - В таком случае, Джейк, ты должен ему все объяснить! Это  ты  виноват  в
том, что нас считают мужем и женой...
   Она запнулась, озираясь по сторонам и не зная, что еще  сказать.  Она  не
может и не будет спать с Джейком в одной постели! Это уж точно! И почему все
это происходит именно теперь, когда  его  отношение  к  ней  стало  поистине
родственным?
   - Ты должен что-нибудь придумать, какойнибудь предлог, - продолжала  она.
- Должна ведь у них быть еще одна комната.
   Он покачал головой.
   - Балийцы не ищут уединения. Возможно, есть еще одна спальня для Кетута и
Маде, все остальное семейство спит просто во дворе. Сегодня  они  вообще  не
будут спать. Правда, есть один выход  из  положения.  -  Джейк  выразительно
взглянул на нее. - Все зависит от тебя. Женщины в определенный  период  спят
отдельно от своих мужей; для этой цели существует специальная хижина.
   Эмбер  вздохнула  с  облегчением,  хотя  одновременно   почувствовала   и
разочарование.
   - Тогда все в порядке, мы скажем им...
   - Однако все не так просто: при подобных обстоятельствах  ты  не  сможешь
войти в храм и даже приблизиться к тому месту,  куда  приносят  дары.  Одним
словом, мне придется отвезти тебя назад в гостиницу.  Женщины  в  это  время
считаются нечистыми, и им строго запрещается приближаться к святыням.  Разве
ты не видела объявлений на здании храма?
   - О! - Теперь она вспомнила, что действительно  ей  на  глаза  попадались
такие объявления. Она еще смеялась над забавным  стилем  изложения  запрета,
но, так как к ней самой все это не имело отношения, тут  же  забыла  о  них.
Эмбер нахмурилась: тайная коварная  мысль  промелькнула  в  ее  голове,  но,
прежде чем она успела поразмышлять над ней, мысль улетучилась.
   - Неужели это так ужасно, Эмбер? Ведь мы же не в первый раз  будем  спать
вместе. - Прежде Джейк никогда не упоминал о той ночи на лесной прогалине, и
Эмбер взглянула на него, смягчившись под воздействием его нежного голоса. Он
страстно продолжал: - Эмбер, я дал тебе время, но я не могу ждать вечно... Я
люблю тебя, и мне кажется, что и ты неравнодушна ко мне...
   Она глядела на него, не в состоянии поверить, что слышит слова, о которых
мечтала. Будто сам земной шар сбросил маску и показал свое  настоящее  лицо.
Все стало другим... Она ошибалась, полагая, что понимает его,  на  самом  же
деле пребывала в полном неведении.
   Джейк взял Эмбер за подбородок  и  поднял  ее  лицо  так,  что  она  была
вынуждена взглянуть ему в глаза.
   - Тебе нечего бояться. Тигровый Глаз. Мы будем спать здесь, и я  тебя  не
трону даже пальцем. Я хочу совсем другого - хочу  любить  тебя,  и  ты  тоже
этого хочешь.
   - Да, - вырвалось откуда-то из глубин ее  существа.  Все  так  странно...
Вдруг опять какаянибудь ошибка? - Но, Джейк...
   - Никаких больше "но", моя любовь. - Он наклонился и нежно поцеловал  ее,
отчего в груди у нее загорелся всепоглощающий огонь. - То, что  случилось  с
нами там, на лесной прогалине, важнее всякой женитьбы. Ты принадлежишь  мне,
и я тебя никуда не отпущу, никогда. Мы вернемся в Англию и поженимся по всем
правилам. Если достанем регистрационную лицензию, то сможем пожениться через
два дня. Но ничего не имеет такого значения для нас обоих,  как  сегодняшняя
ночь.
   - Выйти за тебя замуж... Я не понимаю. - (Хотя на самом  деле  его  слова
были простыми и понятными.) - О, Джейк, ты уверен, что хочешь  жениться?  Ты
говорил, что никогда больше не женишься. Ты говорил...
   - Я знаю, что я говорил: одни глупости.  Я  тоже,  как  и  ты,  испытывал
страх, но теперь  все  позади.  -  Он  стал  покрывать  ее  лицо  страстными
поцелуями, сжимая ее тело так крепко, что она едва дышала. - Любимая,  милая
моя, - шептал он, зарывшись лицом в ее волосы, и она чувствовала на шее  его
горячее  дыхание.  -  Ведь  это  пытка:  быть  рядом  с  тобой  и  не  сметь
прикоснуться к тебе.
   Они сели на кровать, но под тяжестью их тел пружины старой кровати  стали
издавать такие невероятно громкие звуки, что влюбленные, как  дети,  которых
застали за недозволенными шалостями, отшатнулись друг от друга.
   - Теперь ты понимаешь, что это значит? -  спросила  Эмбер,  задыхаясь  от
смеха. - Невозможно...
   - Ну нет уж! Если ты  думаешь,  что  опять  от  меня  отделаешься,  лучше
передумай. Ты недооцениваешь мою сообразительность и степень моего отчаяния.
- Джейк изобразил на своем лице мелодраматическую ухмылку. - Пусть ты сейчас
от меня ускользнула, подождем до рассвета, и ты будешь моей! Только моей!  -
Он притянул Эмбер к себе, покрывая ее лицо поцелуями.
   Через несколько минут  вернулась  Маде  с  малышкой  на  руках,  и  Эмбер
обрадовалась,  что  их  с  Джейком  порыв  безудержной  страсти  не  получил
продолжения.
   - Маде спрашивает, не хочешь ли  ты  принять  участие  вместе  с  другими
женщинами в приготовлении  даров,  -  перевел  Джейк.  -  Она  поможет  тебе
переодеться в подобающий костюм. - Эмбер было замялась, но он подтолкнул ее,
приговаривая: - Давай, давай. Тигровый Глаз. Мы с тобой еще  увидимся.  -  В
голосе его звучали многообещающие нотки, и она ощутила  дрожь  предвкушения,
пробежавшую вдоль позвоночника.
   Эмбер пошла вслед за Маде, чувствуя себя невероятно счастливой в обществе
этой грациозной островитянки, несмотря на невозможность объясниться на одном
из двух языков. Эмбер очень хотелось поделиться с Маде своей  радостью.  То,
что произошло в маленькой хижине, казалось теперь сном... Но, даже  если  бы
они и могли объясниться на каком-нибудь языке, как расскажешь  Маде  о  том,
что случилось? Ведь та и так считала их мужем и женой.
   Женщины улыбались друг другу  и  общались  жестами.  Вскоре  Эмбер  стала
играть с малышкой, в то время как все принялись за работу.
   Даже трехлетняя Ниоман украшала цветами рисовые пирожные для духов храма.
Кетут, мальчики и Джейк ушли из дому. Маде коекак объяснила Эмбер,  что  они
пошли вместе со всеми мужчинами деревни смотреть петушиные бои.
   До  Эмбер  доносились  их  возбужденные  возгласы,  но  ей  не   хотелось
присоединяться к зрителям этого  жестокого  представления  -  она  предпочла
наблюдать за традиционным украшением священных даров. Кроме того, там, среди
мужчин, она чувствовала бы себя не - в своей  тарелке.  Местные  женщины  не
проявляли интереса к мужским забавам.
   Наконец все было готово, и Маде  пригласила  Эмбер  в  гостевую  спальню,
чтобы помочь ей переодеться, опоясаться  широкой  шалью  и  украсить  волосы
цветами. Казалось, рыжие волосы  Эмбер  приводили  в  восторг  островитянку,
когда она вплетала в них восковые цветы.
   Вдруг Маде пришло в голову нечто важное:
   - Вы нет это... - и она указала на низ живота Эмбер. -  Время  Луна,  все
женщины, вы нет теперь?
   Эмбер покраснела, заверяя хозяйку, что все в порядке. И  вновь,  как  это
уже бывало, тень смутного подозрения замельтешила в ее  мозгу...  И  куда-то
скрылась.
   Мужчины вернулись  и  пошли  умыться  и  переодеться.  Джейк  появился  в
праздничном саронге и в головном уборе. Все женщины в доме защебетали вокруг
него,  словно  стая  колибри  вокруг  ястреба.  Сердце   Эмбер   наполнилось
гордостью, и она сразу поняла по его взгляду, что ее  туалет  тоже  пришелся
ему по вкусу.
   Но они не  могли  уединиться.  Празднество  набирало  обороты,  появились
молящиеся, и женщины понесли к храму дары на головах,
   Трехлетней Ниоман поручили заботу о гостях, и девочка отнеслась  к  своим
обязанностям весьма серьезно: держась за подол саронга, она водила  Эмбер  и
Джейка вокруг храма.
   Ритуал приношения даров был простым и дружелюбным - совсем не таким,  как
Эмбер  представляла  себе.  По  прибытии  всех  приносящих  дары   процессия
направилась внутрь храма. И там все женщины,  даже  пожилые,  закружились  в
священном танце, а  прекрасные  дары  из  фруктов  и  цветов  подносились  к
изображениям богов. Каждый член общины был орошен  святой  водой  и  получил
благословение в виде нескольких зерен риса, вдавленных в лоб и щеку.
   Между тем сгущались сумерки, и насыщенный ароматом цветов и ладана воздух
наполнился звуками колокольчиков - в торжества  включился  местный  оркестр.
Вокруг храма толпился народ: люди закусывали, болтали с соседями и смеялись.
   Но вдруг, будто по какому-то таинственному сигналу, жители деревни  стали
собираться в  углу  двора  вокруг  оркестра.  Дети,  появившиеся  неизвестно
откуда, заняли первые ряды, а Ниоман вытащила гостей на самое почетное место
- впереди всех. Толпа застыла в ожидании.
   И вот начались танцы. Первым  исполняли  женственный  балийский  танец  -
легонг. Джейк шепнул на ухо Эмбер,  что  его  танцует  самая  знаменитая  на
острове труппа. Эмбер еще на прошлой неделе обратила внимание в гостинице на
грациозных танцовщиц. И хотя их танцы были  профессиональными,  сущность  их
оставалась  истинно  народной.  Великолепные  парчовые  костюмы   обтягивали
стройный стан танцовщиц. Зрелище было на грани волшебства. Глаза Эмбер,  как
и других  зрителей,  упивались  действом,  которое  в  сочетании  с  музыкой
затрагивало сердца всех. А когда звуки оркестра стихли и танцовщицы,  словно
бабочки, упорхнули и скрылись в тропической ночи, Эмбер почудилось,  что  ее
вернули из сказки к реальной жизни.
   Танцы кончились, но  празднество  продол-г  жалось.  Все  жители  деревни
собрались  вокруг  белого  экрана  -  вроде  тех,  на   которых   показывают
кинофильмы.
   Эмбер  испытала  некоторое  разочарование  при  виде  столь  современного
предмета, как экран.
   - А что  будет  теперь?  -  спросила  она  сонным  шепотом  у  Джейка.  -
Какой-нибудь фильм?
   - Не совсем, соня. Это кукольный театр теней. Мы  немножко  посмотрим,  а
потом смоемся.
   - А на нас не обидятся? Мне бы не хотелось кого-либо здесь огорчить. - Но
ее голова становилась все тяжелее и наконец склонилась на его плечо.
   Он заговорил нежным голосом:
   - Не беспокойся. Тигровый Глаз. Это представление будет  продолжаться  до
утра, и никто не заметит, как мы уйдем. Балийцы приходят в восторг от  этого
зрелища, я же через час засыпаю. А ты уже сейчас наполовину спишь.
   В течение нескольких минут Эмбер понаблюдала  за  перемещением  кукольных
теней по экрану, потом ее стало неумолимо клонить в сон. Джейк  взял  ее  за
руку и повел меж столпившихся зрителей.
   Они незаметно выбрались  из  круга  пылающих  факелов  в  бархатную  тьму
тропической ночи. Небо было безлунным, но Джейк уверенно  вел  ее  по  узкой
тропинке.
   Эмбер доверчиво шла за ним в кромешной тьме. Вдруг он остановился и обнял
ее.
   - Я люблю тебя, Эмбер, и хочу, чтобы мы этой ночью были вместе.
   Ей показалось, что усталость слетела с нее, точно покрывало.
   - Джейк, мы не можем! Эта ужасная кровать!  Сбежится  вся  деревня.  Надо
потерпеть...
   Он покачал головой. Его близость, горячее дыхание,  "которое  было  жарче
тропической ночи, его нежность...
   - Я уже терпел, но больше не могу. К тому же зачем  нам  кровать?  У  нас
ведь и прежде ее не было...
   Услышав эти слова, Эмбер стала озираться по сторонам и  поняла,  что  они
находятся вовсе не на пути к жилищу Кетута. Они оказались в темной кокосовой
роще, среди шорохов и шепота ночи.
   Взяв Эмбер за руку, Джейк подвел ее к высокой пальме и повернул  лицом  к
себе. Сердце Эмбер бешено забилось,  от  волнения  перехватило  дыхание.  Ее
глаза постепенно привыкли к темноте. Джейк проговорил:
   - На этом острове до прихода голландцев женщины ходили с открытой грудью.
Помнишь картины на выставке в Убуде? Тебе идет твой саронг, но теперь я хочу
видеть тебя без него. - (Она неуверенно подняла руки  к  застежке.)  -  Нет,
разреши  мне.  -  Эмбер  стояла  молча  в  то  время,  как  Джейк  осторожно
расстегивал пуговицы. Теперь ее блуза свободно болталась на  плечах,  и  она
видела впотьмах свою белую грудь. - Сбрось блузку, Эмбер.
   Пожав плечами, она сняла шелковую блузку и  теперь  стояла  перед  ним  с
обнаженной грудью. Прохлада ночного воздуха ласкала ее разгоряченную кожу, и
внезапное чувство свободы  окрылило  сердце.  Именно  о  такой  свободе  она
мечтала и неосознанно ждала ее. Ждала целый  месяц,  с  той  самой  ночи  на
лесной прогалине...
   И даже раньше: в глубине души она ждала с того  самого  мгновения,  когда
Джейк впервые поцеловал ее, пробудив  женщину  в  пятнадцатилетней  девочке.
Тогда она и стала принадлежать ему, и вот он пришел и предъявил  свои  права
на нее.
   Он снимал свой саронг... Как и у  всех  балийцев,  под  саронгом  на  нем
ничего не было.
   - Джейк, - прошептала Эмбер, протягивая к нему  руки.  -  О,  Джейк...  Я
люблю тебя! Я так хочу быть с тобой!
   - И я тебя люблю. - Он обнял ее,  и  она  почувствовала,  как  ее  саронг
падает на землю. Их обнаженные тела разделяла лишь узкая полоска ткани на ее
бедрах. Встав на колени, Джейк стянул с нее бикини, и она тоже опустилась на
колени.
   Губы их встретились, и прохладная земля предоставила им свое мягкое ложе.
Казалось,  прошлое  и  настоящее  переплелись,  как  ветви  кокосовых  пальм
смешались в ее воображении с ветвями деревьев ее далекой родины.
   Но тогда, месяц назад, она была точно во сне, теперь же все  было  наяву.
Всеми фибрами тела и души она наслаждалась близостью Джейка,  прикосновением
его рук. А ее пальцы изучали пути земной радости на влажной коже его тела.
   Торс Джейка темным облаком заслонил от  нее  ночное  небо.  Их  соединила
взаимная страсть,  о  которой  она  всегда  догадывалась  и  которой  всегда
страшилась. Но теперь их тела слились,  и  радостный  крик  вырвался  из  ее
груди.
 
 
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
 
   Потом они лежали молча.
   - Вставай, моя любимая, - произнес Джейк через некоторое время. - Если мы
здесь останемся, то непременно заснем. Мне бы не хотелось  огорчать  Кетута:
ведь он подумает, что  нам  не  нравится  его  кровать.  -  Эмбер  встала  и
последовала за Джейком, вспоминая  ту,  другую  ночь,  проведенную  в  лесу.
Печальную память заглушала радость, пульсирующая во всем ее теле.
   Трубные звуки оркестра и заунывный голос чтеца, сопровождающий  кукольный
спектакль теней, доносились до их слуха, когда они осторожно  опустились  на
певучий матрас викторианской кровати.
   - Спокойной ночи, Эмбер, - проговорил Джейк, положив руку на ее бедро,  и
через несколько минут она услышала его глубокое равномерное дыхание.
   Но сама не могла уснуть