нс, вышел на экраны год спустя. В скольких фильмах вы снялись с тех
пор, Габриэла?
   Санди посмотрела на него, удивляясь такой неожиданной смене  предмета
разговора.
   - Я снялась в пятнадцати фильмах,  -  ответила  ее  мать.  -  В  пяти
европейских и десяти американских.
   - Да, это звучит очень внушительно, - заметил Дэмион. - И более того,
вы составили себе завидную репутацию  не  только  как  любимая  публикой
звезда, но и как настоящий профессионал, который всегда делает все,  что
надо. Несмотря на трения с режиссерами и другими актерами, вы никогда не
прерывали съемок. Вы никогда не  задерживали  важные  съемки,  устраивая
истерики, как это делают иные звезды, и никогда не позволяли, чтобы ваша
личная жизнь  помешала  вам  исполнить  роль  с  высоким  мастерством  и
профессиональным блеском.
   - Это и значит быть профессионалом, - сухо заметила Габриэла.
   - Да, - согласился Дэмион. - Вот почему мне очень жаль, что вы готовы
рискнуть вашей необыкновенной репутацией.
   Взгляд Габриэлы стал ледяным, и она начала вставать из-за стола.
   -  Похоже,  что  "Оскар"  несколько  вскружил  вам  голову,   Дэмион.
По-моему, нам пора домой.
   Он протянул руку через стол и коснулся ее пальцев, усаживая обратно.
   - Габриэла, не сердитесь, но я давно восхищаюсь вашей игрой,  и  ваша
карьера мне не безразлична. Очень мало людей, связанных  с  кино,  имеют
такое,  как  у  вас,  сочетание  природного  дарования  со  способностью
интенсивно работать, не жалея ни времени, ни сил.  Вы  женщина  умная  и
сильная, и можете взглянуть  на  кое-какие  неприятные  истины.  Игра  -
чертовски тяжелый труд. Трудный день съемок на натуре может  потребовать
больше энергии, чем занятия бодибилдингом. Скотт Форман и еще  несколько
сот человек рассчитывают на то, что и в своем следующем фильме вы будете
играть все так же превосходно. Но мы с вами  знаем,  Габриэла,  что  они
рассчитывают напрасно. Вы не сможете сниматься день за  днем  в  течение
трех месяцев, если будете испытывать постоянную боль. Вы несправедливы к
своему таланту, когда каждое утро просыпаетесь с мыслью, что,  возможно,
именно сегодня умрете.
   Санди резко втянула в себя воздух, с ужасом ожидая реакцию матери  на
его слова, но Габриэла только взглянула на Дэмиона  и  сразу  же  отвела
глаза.
   - Похоже, передо мной стоит дивный выбор, - заметила она.  -  Я  могу
быстро умереть на  операционном  столе  или  отказаться  от  операции  и
умирать не спеша.
   - Вы заблуждаетесь, Габриэла. Перед вами стоит вовсе не такой  выбор,
- тихо ответил Дэмион. -  Удаление  камней  из  желчного  пузыря  -  это
обычная, неопасная операция,  так  что  вы  должны  делать  выбор  между
смертью из-за иррационального страха - или преодолением этого  страха  и
долгой  жизнью  совершенно  здорового  человека.  Зная  вашу   репутацию
профессионала, я не думаю, что выбор окажется для вас трудным.
   Габриэла обхватила кофейную чашечку дрожащими пальцами.
   -  Вы  не  тем  делом  занялись,  Дэмион.  Вам  следовало  бы   стать
дипломатом. Я не сомневаюсь,  что  вы  и  жителей  Аляски  заставили  бы
проголосовать за налог на снегопады.
   Он улыбнулся.
   - Но до чего же свежая идея пополнения госбюджета! Вам  следовало  бы
сообщить ее президенту. - Тут голос его смягчился.  -  Ну  так  как  же,
Габриэла?
   Она подняла голову, гордо вздернув подбородок.
   - До съемок моего следующего фильма осталось недели две.  Полагаю,  у
меня нет причин отказаться встретиться с хирургом, оперировавшим  вашего
друга.
   Дэмион поднес ее пальцы к губам.
   - Браво, Габриэла! - нежно сказал он.

8

   Санди была почти  уверена,  что  мать  не  сдержит  своего  обещания,
поэтому была приятно удивлена, когда Габриэла пошла на прием  к  доктору
Мэтьюсу. А еще сильнее она удивилась, когда ее мать уже через двое суток
после первого осмотра согласилась лечь в больницу.
   К несчастью, непривычное послушание Габриэлы отнюдь не означало,  что
она справилась со своими  страхами.  Она  больше  не  пыталась  отрицать
необходимость операции, но по-прежнему была  убеждена,  что  ей  суждено
умереть на операционном столе.  Она  неохотно  согласилась  с  тем,  что
доктор Мэтьюс производит впечатление  умелого  хирурга,  но  даже  в  те
немногие минуты, когда  испытывала  хоть  какой-то  оптимизм,  она  была
уверена,  что  скальпель  вырвется  из  рук  хирурга  и  так  ужасно  ее
изуродует, что больше ни один мужчина не пожелает ее любить.
   Санди оставила все  попытки  убедить  мать  в  безосновательности  ее
страхов  и  только  старалась  смягчить  ее  тревогу,  обещая  все  свое
свободное время проводить в больнице. Несмотря на то,  что  у  нее  была
масса работы в клинике, она вызвалась  перед  операцией  переночевать  в
палате у матери на раскладушке, и  доктор  Мэтьюс  приветствовал  это  с
видимым облегчением. Он прописал Габриэле снотворное,  но  ту  ночь  она
почти не спала. Уходя из больницы около шести  утра,  Санди  чувствовала
себя ужасно измученной.  Ее  мать  встретила  пришедших  готовить  ее  к
операции сестер  в  полной  прострации:  она  молча  лежала  в  постели,
предоставляя   им   действовать.   Спокойствие   Габриэлы   было   таким
неестественным, что Санди была встревожена  ее  состоянием  и  никак  не
могла сосредоточиться на проблемах своих пациентов. Несмотря  на  многие
годы   профессиональной   самодисциплины,   ее   преследовало   бледное,
испуганное лицо матери и неожиданная теплота ее прощальных слов:
   - До свидания, Санди, - сказала она. -  Я  была  не  слишком  хорошей
матерью, но ты не забудешь, что я по-своему  любила  тебя  -  настолько,
насколько могла?
   Санди толком не помнила, что именно ответила матери, но,  возвращаясь
в ее больницу днем, не могла отделаться от мысли, что ее ответ мог  быть
и  получше.  Она  укоряла  себя:  как  получилось,  что  она,  прекрасно
подготовленный психолог, в самый критический  момент  подвела  мать,  не
сумев успокоить ее так, как надо.
   Тревоги Санди еще больше возросли  после  того,  что  ей  сказали  на
сестринском посту. Мисс Барини, сообщили ей, отправили  на  операцию  по
расписанию, но она все еще находится  в  операционной.  Никто  не  желал
объяснить ей, почему операция до сих пор не закончилась. Никто  даже  не
желал говорить, сколько обычно длится операция на желчном пузыре.
   Санди металась по  комнате  для  ожидающих,  сознавая,  что  тошнота,
которую она испытывает, отчасти объясняется тем, что она  не  ела  ни  в
завтрак, ни в ленч и почти не ела накануне за ужином. Она подумала было,
не поискать ли ей, где можно купить сандвич, но при одной только мысли о
еде ей стало совсем нехорошо. В комнате для ожидающих была кофеварка,  и
она налила себе чашку  крепкого  черного  кофе.  Это  была  как  минимум
седьмая чашка за этот день. Она невесело подумала, что у нее в организме
скоро наберется такое количество кофеина, от которого даже слону  станет
не по себе.
   После еще одного тревожного круга по комнате она обернулась на чьи-то
шаги и увидела в дверях Дэмиона. На нем были джинсы и кожаная куртка,  а
глаза прятались за огромными темными очками. Немного  кофе  пролилось  у
нее из чашки, ошпарив тыльную сторону кисти.
   - Ну-ка, давайте ее мне. - Он почти в ту же секунду оказался рядом  с
ней, наполнив  мрачную  комнату  для  ожидающих  живой  энергией  своего
присутствия.
   "Если  он  надевает  темные  очки,  чтобы  оставаться  неузнанным,  -
рассеянно подумала она, - надо бы кому-нибудь ему сказать, что это  мало
помогает".
   Он поставил чашку на стол и взял несколько бумажных  салфеток,  чтобы
промокнуть ее залитую кофе руку.
   - Обожглись? - негромко спросил  Дэмион,  но  Санди  только  покачала
головой.
   Он взял ее руку в свою и сдвинул очки на  лоб,  наклонившись  пониже,
чтобы рассмотреть ожог.
   - Только кожа немного покраснела, - сказал Дэмион,  швыряя  промокшие
салфетки в мусорную корзинку. - Похоже, ничего серьезного.
   - Даже не горит. Спасибо. - Она попыталась взять себя  в  руки.  -  Я
просто удивилась. Не ожидала вас здесь увидеть, Дэмион.
   - Я подумал, что вам может пригодиться сейчас моральная поддержка.
   Санди  пришла  в  ужас  от  того,  насколько  много  удовольствия  ей
доставили эти простые слова. Она написала ему записку,  поблагодарив  за
то, что он уговорил Габриэлу пойти к врачу,  но  он  не  ответил  на  ее
короткое письмецо. С того вечера, как они обедали в "Ма  Мезон",  он  не
делал попыток с ней связаться, и Санди почти убедила себя в том, что его
молчание ее вовсе не огорчает.
   - Очень мило, что вы пришли, -  неловко  сказала  она.  -  А  как  вы
узнали, что мать оперируют сегодня?
   - Я с ней разговаривал, - ответил Дэмион. - Я подумал,  что  ей  надо
напомнить о  данном  ею  обещании.  Я  знал,  что  ей  было  бы  труднее
признаться в трусости мне, чем вам. - Помолчав немного, он добавил:
   - Интерн сказал мне, что известий из операционной не будет по крайней
мере еще полчаса. Вы уже ели ленч? Не пойдете перекусить  со  мной?  Она
покачала головой.
   - Спасибо, Дэмион, но, наверное, не смогу  сейчас  ничего  съесть.  И
потом, если что-нибудь случится... Если сестрам понадобится  нам  что-то
сообщить, они не будут знать, где нас искать.
   - Мы предупредим  медперсонал,  что  идем  в  буфет,  -  ответил  он,
небрежно сдвигая очки обратно на глаза. - Пожалуйста, пойдемте, Санди. Я
очень  проголодался  и  буду  благодарен  вам,  если  вы  составите  мне
компанию.
   Она согласилась: было бы страшно  невежливо  отказываться,  когда  он
сумел выкроить  для  посещения  ее  матери  время  в  своем  напряженном
расписании.
   Буфет располагался в подвале - безрадостное пещероподобное  помещение
с оранжевыми пластмассовыми стульями и яркими  лампами  дневного  света.
Дэмион поставил на свой  поднос  стакан  йогурта,  вазочку  с  ванильным
мороженым и  два  стакана  яблочного  сока  и  направился  к  столику  в
относительно темном углу комнаты.  Он  повернул  свой  стул  так,  чтобы
оказаться спиной к остальным посетителям буфета, и небрежно сунул темные
очки в нагрудный карман рубашки.
   - У вас усталый вид, - заметил он, пододвигая к Санди йогурт и ложку.
- Надо думать, последние несколько дней были у вас нелегкими.
   - Могли бы быть и хуже, - ответила она, принимаясь незаметно для себя
за йогурт. - По крайней мере, мать наконец согласилась  на  операцию,  а
это было для меня огромным облегчением. Еще раз спасибо вам  за  помощь,
Дэмион. Если бы не вы, Габриэла и сейчас не лежала бы в больнице.
   - Думаю, вы переоцениваете мое  влияние,  -  сказал  он.  -  Скажите,
Санди, ваша мать всегда полагалась на вас так, как сейчас?
   Санди пораженно уставилась на него, не донеся ложку до рта,  а  потом
искренне расхохоталась.
   - Полагалась на меня?! Господи, Дэмион, да что вы! Моя  мать  считает
меня чуть ли не душевнобольной. В женщинах ее восхищают только две вещи:
актерский талант и способность привлекать интересных  мужчин.  И,  с  ее
точки зрения, я ничего не стою в обоих отношениях.
   - Тогда почему она вызвала вас в Италию, как только  врачи  поставили
ей диагноз? И почему она прилетела оперироваться в Калифорнию?
   - Наверное, потому, что ей скоро надо приступать к съемкам.
   - Скорее всего потому, что здесь живете вы. И вы -  самый  сильный  и
надежный человек, которого она знает.
   - Поверьте мне, надежность -  это  не  то  качество,  которым  жаждет
обладать Габриэла, - сказала Санди без всякой горечи.  Она  давным-давно
смирилась с тем, что они с матерью ценят совершенно разные вещи,  и  это
больше не  причиняло  ей  боли.  -  Сомневаюсь,  чтобы  Габриэла  вообще
когда-нибудь задумывалась о такой черте характера, как надежность.
   Она доела йогурт, и Дэмион отодвинул опустевший стакан,  заменив  его
вазочкой ванильного мороженого. Сам Дэмион, несмотря на его  уверения  в
том, что он голоден, сделал только пару глотков яблочного сока.
   - Я часто пытался понять, как случается, что у  родителей  появляются
дети, совершенно на них непохожие, - заметил Дэмион.
   - Габриэла винит в моем характере дурные гены  моего  отца.  Она  все
время мне напоминает, что мой дед - заурядный налоговый  инспектор.  Она
твердо уверена, что его дурные  качества  пропустили  одно  поколение  и
снова проявились во мне.
   Уголки его губ чуть приподнялись.
   - Дурные качества?
   -  Ну,  вы  же  понимаете.  Фатальные   недостатки:   пунктуальность,
организованность,  аккуратность.   Не   говоря   уже   о   моей   полной
неспособности постоянно заводить романы или бросать любовников.
   - А гены Габриэлы разве безупречны?
   - Боже мой, конечно! Ее дед ничем не  прославился:  жил  в  фамильном
поместье истратил деньги. Но отец у нее  был  оперным  певцом,  довольно
знаменитым в свое время. Когда он злился, то, бывало, носился по дому  и
орал арии из опер Верди. А по  другой  линии  ее  бабка  была  графиней,
славившейся  сказочным  разнообразием  своего  гардероба  и  еще   более
сказочным разнообразием любовников.
   В его глазах вспыхнул смех.
   - Явно ничем не запятнанная генеалогия, - заметил он. - Ни намека  на
практичность или здравый смысл на протяжении двух поколений.
   - С точки зрения Габриэлы, это чрезвычайно желательно, - сухо сказала
Санди. - А как у вас, Дэмион? Вы унаследовали свой  актерский  талант  у
кого-то из родственников?
   - Насколько я знаю, нет. - Он  виновато  улыбнулся.  -  Мои  родители
отзываются об актерах  примерно  так  же,  как  ваша  мать  о  налоговых
инспекторах. Если  послушать  моего  отца,  то  можно  решить,  что  все
кинозвезды - это либо пьяные бродяги, либо развратные бездельники.
   - Да, действительно колоритные образы, - со смехом согласилась Санди.
- А кто ваш отец по профессии?
   - Я вырос в Уайт Роке, маленьком городке в  южной  части  Огайо.  Мой
отец - старший преподаватель физического воспитания в местной  школе,  а
мать преподает там же естественные науки. Они оба  уверены  в  том,  что
все, что только может понадобиться человеку в жизни,  имеется  в  центре
Уайт Рока. В детстве мой жизненный опыт был настолько ограниченным,  что
мне даже трудно представить себе, каково вам  было  расти  в  Голливуде,
имея в качестве родителей две такие яркие личности, как Габриэла  Барини
и Ричард Хоукинс.
   - Очень интересно, - монотонно  ответила  Санди.  -  И  называть  мой
жизненный опыт можно каким угодно, но уж определенно не ограниченным.
   - Неужели было настолько плохо? - В глазах его отразилось  понимающее
сочувствие, но Санди сейчас было бы трудно принять чье-либо  сочувствие,
и она  зачерпнула  ложечкой  тающее  мороженое  из  стоявшей  перед  нею
вазочки.
   - А почему я все это ем? - спросила она, вдруг осознав, что делает. -
Разве вы все это купили не себе?
   - Нет, вам. Я догадался, что вы давно ничего не ели, - и, не  дав  ей
времени что-либо возразить, спросил:
   - А в какую школу вы ходили, Санди?
   - Лучше спросите, в какие только  не  ходила.  Начиная  с  маленького
католического пансиона для девочек и  кончая  государственной  школой  с
тремя тысячами учеников. Договоренность о том,  с  кем  из  родителей  я
живу, была достаточно гибкая: все зависело главным образом от  того,  не
нашла ли моя мать себе нового любовника и не  собрался  ли  мой  отец  в
очередной раз жениться. В зависимости от состояния их личной жизни я или
пользовалась страшным спросом, или страшно мешала.
   Лицо Дэмиона не изменилось, но почему-то Санди была уверена,  что  ее
слова сильно на него подействовали.
   -   А   ваши   родители   хоть   изредка   беспокоили   себя,   чтобы
поинтересоваться, получаете ли вы приличное образование? - спросил он. -
Они появлялись в школе, читали записки учителей, делали то, что  принято
среди остальных родителей?
   - О да. - Санди даже удалось беззаботно улыбнуться. - Габриэла иногда
появлялась  в  школе  на  каких-то  особенно   важных   мероприятиях   -
божественно привлекательная, так что в школьных  коридорах  прекращалось
всякое движение. А мой отец являлся  на  встречи  с  учителями,  если  я
звонила его секретарше и просила ее ежечасно ему об этом напоминать. Они
оба не пренебрегали мною, можете  мне  поверить.  Просто  у  них  всегда
находились более важные заботы, чем мои отметки за контрольную работу по
истории.
   Дэмион поморщился.
   - Даже не знаю, что лучше. В отличие от ваших, мои родители  считали,
что школьные оценки в жизни подростка самое  главное.  Учась  в  старших
классах, я только и жаловался на то, что мне даже вздохнуть не дают  без
разрешения.
   - Надо полагать, подростки всегда хотят того, чего у них нет.  Помню,
чаще всего мне хотелось, чтобы они заметили, что я возвращаюсь домой  из
школы с большим опозданием, беспокоились бы за меня, ругались и в  конце
концов наказали и заставили бы меня сидеть дома. Конечно, этого  никогда
не происходило. Начать с того, что мои родители никогда не знали,  когда
я должна прийти домой. Они  и  за  собственным  расписанием  следить  не
могли, не то что за моим.
   - Вы, наверное, взбунтовались? - спросил Дэмион. Складка, залегшая  у
его губ, говорила о сочувствии. - На вашем  месте  множество  подростков
начали бы спать с кем попало или  употреблять  наркотики,  только  чтобы
привлечь внимание родителей.
   - Нет, такими вещами я не занималась. - Санди пристально  всмотрелась
в его лицо, вдруг ощутив настоятельное,  непреодолимое  желание  сказать
ему всю правду. - Но я действительно взбунтовалась, - призналась она,  -
тем, что стала в противовес им спокойной и собранной. Я  единственная  в
доме моей матери знала, где что лежит, единственная  в  кругу  родителей
никогда не демонстрировала своих чувств. Наверное, в университете я была
единственной девушкой, не  расставшейся  с  девственностью  до  двадцати
одного года. И уж определенно я была единственной, кто не расставался  с
девственностью только ради того, чтобы досадить матери!
   Дэмион вдруг сжал ее пальцы.
   - Тебе не надо быть спокойной и  организованной,  находясь  рядом  со
мной, Санди, - мягко сказал он. - Когда мы вместе, ты можешь быть такой,
какой хочешь. - Дэмион легко прикоснулся одним пальцем к ее щеке и  чуть
заметно улыбнулся. - Но ты ведь это знаешь, правда?
   Она молча смотрела на него, не в силах сказать ни слова,  потому  что
вдруг ощутила, насколько сильно ей хочется разрушить  все  созданные  ею
самой преграды. Ей хотелось перестать  так  жестко  контролировать  свои
чувства, позволить им вырваться на волю.  Она  отвела  взгляд  и  начала
пристально  разглядывать  стакан  с  яблочным  соком.  Непривычная  сила
охвативших ее чувств очень напугала Санди.  Дэмион  быстро  выпустил  ее
руку и откинулся на спинку стула.
   -  Мои  родители  были  твердо  уверены,  что  дети  не  в  состоянии
самостоятельно принимать  важные  решения,  -  сказал  он,  и  она  была
благодарна ему за то, что он поменял направление их  разговора.  -  Даже
когда я учился в старших классах, они сами выбирали те предметы, которые
я должен был изучать. В тот год,  когда  я  перешел  в  выпускной,  отец
узнал, что я записался на уроки игры на скрипке. Он  так  бурно  на  это
отреагировал, что я испугался, как бы его не хватила кондрашка  прямо  в
кабинете директора.
   Санди рассмеялась.
   - Не могу представить себе вас со скрипкой в  руках!  А  вы  все  еще
играете, Дэмион? Или дальше кошачьего визга у вас дело не пошло?
   - Я даже до этого не добрался. Мой отец  решил,  что  уроки  игры  на
скрипке для его сына не  подходят.  Как  преподаватель  физкультуры,  он
считал,  что  настоящие  мужчины  должны  накачивать  себе   бицепсы   в
спортивном зале, а не размахивать смычком. Скрипичный класс занимался  в
то же время, когда проходили тренировки футбольной команды, так  что  он
просто  записал  меня  в  спортивную  секцию.  Я  пытался  поговорить  с
директором, но он,  естественно,  решил,  что  школе