ой ночи и направилась в кабинет.
   Свет был включен. На высоком табурете у чертежного стола спиной  к  двери
сидел Мэтт. Волосы его были взъерошены, будто он не раз  проходился  по  ним
пятерней, и ей до боли захотелось откинуть их со лба.
   Входя, она невольно улыбнулась:
   - Привет. А я как раз искала тебя. Он чуть повернул голову.
   - Забавно, - ровным голосом отозвался он. - Я тоже искал тебя  здесь,  но
не удивился бы, выяснив, что у тебя другие планы на ночь.
   Отрывистый голос и  край  жесткого,  напрягшегося  подбородка  остановили
Сайен. Почему он не оборачивается? Одна улыбка, и она бы бросилась к нему на
шею, но сейчас она не знала, как поступить.
   - Не понимаю, - сказала она спокойно.
   - Ты всегда исчезаешь. - В  голосе  Мэтью  звучал  сарказм.  -  С  самого
начала. Даже в ту, первую встречу, когда я обрушился на тебя, ты убежала.
   Она нахмурила брови.
   - Но сейчас я никуда не убегаю - ты чего-то не понял.  Я  сказала  Джейн,
что не поеду с ними в Саут-Бенд.
   - Ты намерена убедить меня, что хочешь остаться? - хрипло поинтересовался
Мэтт. - Это уж перебор, даже для тебя.
   Девушка не понимала, что происходит,  но  сердце  забилось  в  неприятном
предчувствии, и она облизнула пересохшие губы.
   - Мэтт, посмотри на меня.
   Он развернулся, отшвырнув табурет, и глубинная ярость на  его  лице  была
настолько ужаснее, чем то, что в страхе рисовало  ее  воображение,  что  она
попятилась и приложила ладонь к шее, где неистово билась жилка.
   Оскалившись, Мэтт спросил:
   - А на какое время  ты  запланировала  сообщить  мне  о  вашей  с  Джошуа
помолвке - рано утром, перед отъездом? Или приберегла новость для постельной
беседы? Лживая дрянь!
   Под тяжестью этих обвинений ее мир содрогнулся до основания,  и  она  еле
удержалась на ногах. Как  могла  она  забыть  об  этом  дурацком  розыгрыше,
состряпанном ею с Джошуа? Она прошептала, задыхаясь:
   - Он сказал тебе?
   Его  глаза  расширились,  и  на  мгновение   открылось   лицо   человека,
охваченного глубокой скорбью, но уже в следующее мгновение  это  лицо  стало
острее и тверже бритвы.
   - Значит, правда. Поначалу я сомневался. Джошуа, когда растеряется, может
сотворить какую-нибудь мальчишескую гадость, а я уж очень не ожидал от  тебя
такого. Не могла ты оказаться той самой холодно-расчетливой особой,  которую
вообразил себе Джошуа. Ты казалась такой  слабой  и  невинной,  несмотря  на
видимость  самообладания,  что  я  совершенно  изменил  свое  первоначальное
мнение. Я даже не обратил внимания, когда  ты  предупреждала,  что  в  конце
концов доберешься до меня. Что ж,  поздравляю,  милочка!  Я  заглотнул  твою
наживку  вместе  с  крючком  и  леской  по  самое  грузило.   Надеюсь,   что
удовлетворение от этой рыбалки будет согревать твою постель по ночам, потому
что, клянусь Богом, ни одного уважающего себя мужчины рядом с тобой  там  не
окажется! И я прежде увижу тебя в аду,  чем  позволю  еще  глубже  запустить
клыки в моего брата!
   Сначала была только невыносимая  боль  и  осознание  того,  насколько  он
взбешен, но безжалостная, несправедливая жестокость его  слов  оставляла  на
коже невидимые рубцы, и в конце концов ее собственная  кровь  закипела.  Она
закричала, сжав кулаки:
   - Я не хочу его, тупица! Я никогда не хотела его!
   - Ничего хуже ты не могла сообщить о себе! - отрубил  он,  шагнув,  чтобы
схватить ее плечи в такие железные тиски, что все ее тело изогнулось. -  Как
ты смеешь превращать людей в пешек? Как ты смеешь играть их сердцами?
   Ослепшая от  боли,  залившей  волной  сердце,  она  подняла  руку,  чтобы
ударить, но остановилась под его твердым взглядом.
   - Нет, -  сказала  она  холодно,  уронив  руку.  -  Я  не  доставлю  тебе
удовольствие от столь праведного гнева! Я скажу правду, а ты можешь  верить,
можешь  не  верить  -  как  захочешь,  хотя,  видит   Бог,   твоя   железная
предубежденность, скорее всего, не допустит, чтобы ты поверил! Да, Джошуа  и
я собирались объявить, будто мы обручены, - только для того, чтобы преподать
тебе урок не вмешиваться в дела, которые тебя не касаются!
   Он горько улыбнулся.
   - И когда же вы состряпали эту милую шуточку?
   - На следующий день после того, как ты ворвался в мою жизнь и бросил  мне
в лицо обвинения, которые я не сказала бы своему злейшему врагу,  не  говоря
уже о совершенно незнакомом человеке! - выпалила она ему  в  лицо,  а  потом
продолжала, негодуя на собственную глупость:
   - Потом я забыла об этом -  как  тебе  это  понравится?  Начисто  забыла,
потому что возомнила, будто узнала тебя, и  решила,  что  ты  вовсе  не  тот
человек, который причинил мне боль своими оскорблениями!
   Она издала короткий злой смешок, но должна была  тут  же  спрятать  лицо,
потому что смех завершился горькими рыданиями. Его пальцы судорожно  сжались
на  вздрагивающих  плечах,  и  с  глазами  произошло  что-то  ужасное.   Она
почувствовала, что вот-вот не выдержит и потянется к  нему,  и,  вырвавшись,
сделала несколько быстрых шагов прочь, к репродукции на стене.
   - А знаешь, что по-настоящему смешно? -  говорила  она,  дрожа  и  глотая
слезы. - Я. Это я оказалась марионеткой. Я была так уверена, что не влюблюсь
ни в кого! Думала, не суждено - у меня были совсем другие планы на жизнь. Но
явился ты и из кожи лез, заставляя меня изменить  свои  взгляды,  а  я  была
такой дурой, что слушала! Несмотря на все свои убеждения,  наслушалась  так,
что решила изменить ради тебя свою жизнь, оставить друзей, дом,  университет
- все. Что ж, ты получил то, чего хотел, Мэтт. Я добралась до тебя, а  ты  -
до меня. Кто же победил? Нет, - она почувствовала его невольное движение  за
спиной, - не беспокойся. Можешь забирать кубок победителя. Мне он не нужен.
   - Сайен, - хрипло прошептал Мэтт. - Боже, Сайен, выслушай меня.
   - Нет! - выкрикнула она и отпрянула, почувствовав его прикосновение. -  Я
уже вдоволь наслушалась! Возвращайся в свою жизнь и оставь мне мою!
   Она ринулась прочь из комнаты, он бросился за  ней,  и,  не  представляя,
куда бежит, она влетела прямо в раскрытые объятия Джейн.
   Разумеется, ни она, ни Мэтт не снижали голоса в пылу гнева и в результате
перебудили весь дом. Вот тебе и уединились, подумала она, дрожа как  лист  в
руках подруги.
   - Оставь ее! Что бы ты ни натворил, сейчас не время исправлять! - сказала
Джейн Мэтту резким, повелительным голосом, какого Сайен  у  нее  никогда  не
слышала.
   Но тут она увидела Джошуа, выглядывающего из комнаты для гостей  с  таким
видом, будто встретился со своим палачом, и ее  собственный  демон  заставил
вырваться из объятий Джейн.
   Она подошла к нему, бледная и неистовая.
   - То, что ты сделал по отношению ко мне, достаточно мерзко.  Увидев,  что
отношения между мной и Мэттом изменились, ты мог бы прийти ко мне и во  всем
разобраться. То, что ты сделал по отношению к своему брату, - невыразимо,  -
сказала она ледяным голосом. - Это уже не  шалость,  Джошуа.  Это  подлость,
сделанная тому, кто любит тебя, а  такое  не  прощается.  Я  тебя  не  знаю.
Когда-то мне казалось иначе, но это было ошибкой.
   Видно было, что ее слова поразили Джошуа в самое сердце. Хорошо, подумала
она, чувствуя, как содрогается от боли ее собственное сердце, хорошо.
   Кто-то оттаскивал  ее.  Она  оглянулась,  не  видя  ничего,  но  все-таки
позволила  Джейн  увести  себя   в   спальню.   Там,   питаемая   льдинками,
кристаллизующимися поверх ее истерзанных чувств, она вырвалась и заявила:
   - Оставь, я в полном порядке.
   - По тебе не скажешь, - напрямик сообщила Джейн.
   Сайен покрутила головой и зашагала к двери. Джейн рванулась за ней.
   - Ты куда?
   - Собирать вещи, - прорычала она. -  Я  ухожу  отсюда,  как  только  буду
готова.
   - Но куда ты пойдешь? Что будешь делать?
   - Все равно! - выкрикнула она, но остановилась, уперлась локтями в  стену
и уронила голову на руки.  -  Поеду  в  аэропорт.  Сяду  там  в  автобус  до
Саут-Бенда. С Джошуа в одну машину я не сяду. Видеть его не хочу.
   - Сайен, сейчас глубокая ночь. Ты даже не знаешь,  ходят  ли  так  поздно
автобусы. Подожди хотя бы минуту и успокойся.
   Сайен подняла голову и посмотрела на Джейн испепеляющим взглядом; она так
неистово стремилась прочь из этого дома, что только любовь к Джейн  удержала
ее от резких слов. Подруга выдержала взгляд и спокойно сказала:
   - Пожалуйста. Пять минут. Потом, если ты будешь настаивать, я  оденусь  и
пойду с тобой.
   Здесь к ней наконец вернулась частица здравого смысла. Она закрыла глаза:
заслужила ли она такую подругу?
   - Да, ты права, - сказала она, вдруг сгорбившись.  -  Не  потащу  я  тебя
среди ночи. Мы можем уйти утром, как только встанем.
   Кровать Мэтта была достаточно широкой для двоих,  и  она  провела  в  ней
остаток ночи рядом с Джейн, горько иронизируя по этому поводу.  С  рассветом
она разбудила подругу и потащилась  в  кабинет  переодеться.  Сунув  ноги  в
босоножки, побросала остальные вещи в чемодан  и  почувствовала,  как  снова
наворачиваются слезы.
   Хватит! - она швырнула чемодан, давая волю злости. Нужно  быть  холодной,
жесткой  и  злой.  Позволить  себе  расчувствоваться  -  это  слабость.  Она
выбралась из своей раковины и обнаружила, что огромный мир снаружи  довольно
жесток, значит, нужно вползти обратно. Пусть раковина кажется теперь  тесной
темницей. Она снова научится гордости одиночества. В  конце  концов,  именно
этому научил ее отец.
   - Сайен, - сказал Мэтью.
   Она ахнула, повернулась и выкрикнула:
   - Прочь!
   - Нет, - отозвался он. В утреннем свете были  видны  его  потемневшие  от
бессонницы глаза и жесткие, изможденные черты лица. - Если  я  оставлю  тебя
сейчас, ты навсегда укроешься за своими барьерами. Вчера я сказал, что  хочу
тебя так, что темнеет в глазах. Помнишь?
   - И что же? - горько рассмеялась она. - С тех пор мы кое-чему  научились.
Ты слишком легко приходишь в ярость,  а  я  -  легковерная  дура.  Так  что?
Хорошо, что мы поняли это сейчас, а не позже. Ладно, где же Джейн? Если  она
идет  со  мной,  то  ей  лучше  поторопиться,  потому  что  я  не  собираюсь
выслушивать эпитафий.
   С подавленным вздохом Мэтт в отчаянии запустил руки в волосы. Похоже,  он
дошел до предела, но все же сумел выговорить:
   - Позволь только сказать, что я очень сожалею! Я вел себя  как  последний
дурак. Я разозлился, и мне тоже было больно, я потерял контроль  над  собой,
представив тебя в объятиях Джошуа или любого другого мужчины. Неужели ты  не
можешь этого понять?
   К счастью, он сказал то единственное, что вызвало воспоминание о  прошлой
ночи, - всплеск чувств при мысли  о  том,  что  у  него  может  быть  другая
женщина. Отчаянное желание отделаться от него рассеялось,  и  она  взглянула
печально.
   - Да, - вздохнула она,  -  могу.  Но  из  того,  что  ты  хочешь  просить
прощения, не следует, что я готова простить. А если бы и простила, теперь мы
знаем, сколько зла можем причинить друг ДРУГУ.
   - Но мы не причиняли зла друг  другу  прошлой  ночью,  пока  все  это  не
случилось, - тихо сказал он, поднимая голову. - Нам  было  хорошо,  мы  были
полны надежд и начали строить что-то многообещающее.
   - И оно взорвалось, обдав нас грязью, - добавила она, отвернувшись.
   Мэтт ответил полным боли голосом:
   - Все дурное, что когда-либо было между нами, происходило от непонимания;
и нам, кажется, было очень хорошо, когда мы понимали друг  друга.  Разве  ты
сама не помнишь этого или решила отгородиться от всего, связанного со мной?
   Сайен беспомощно потрясла головой, и Мэтт  замолчал.  Она  понимала,  что
причиняет ему  боль  своим  отрицанием;  он  и  не  скрывал  этого.  Но  как
избавиться от тяжелого кома, холодной змеей лежащего у нее в груди?
   - На одну минуту обратись к здравому смыслу, - осторожно продолжал  Мэтт,
- и попытайся выслушать, несмотря на то что это исходит от  меня.  Вчера  ты
чувствовала себя совершенно иначе,  будто  находилась  в  другом  мире.  Кто
знает, может быть, завтра ты снова почувствуешь себя по-другому. Давай дадим
друг  другу  время  успокоиться  и  осмотреться  вокруг.  Может,  все  будет
выглядеть лучше, может - нет. Я знаю,  что  должен  всерьез  задуматься  над
такими вещами, как вера и учтивость. Давай по крайней  мере  пообещаем  друг
другу поговорить через пару дней без злости.  Мы  ведь  можем  сделать  этот
маленький шаг, хотя бы для того, чтобы сказать "до свиданья"?
   Она закрыла  глаза,  потому  что  не  знала,  куда  девать  взгляд.  Ведь
предупреждала же себя пять минут назад: позволить  себе  расчувствоваться  -
значит ослабеть и заколебаться, и тогда все пропало.
   - Ну, если только один телефонный звонок... - протянула она с сомнением.
   - Привет, как дела? Ты была занята? Мне  не  хватало  тебя,  -  мгновенно
отозвался он с такой нежностью, что у  нее  готово  было  разбиться  сердце.
Что-то, несомненно, треснуло - не хрупкая  ли  оболочка  старой,  изношенной
раковины? - Ты же знаешь, как это бывает. Увидишь, тяжело не будет.
   -  Похоже,  я  еще  глупее,  чем  думала,  -  прошептала  Сайен,   подняв
увлажнившиеся глаза на Мэтта.
   Он стоял, отвернувшись, и не видел ее лица.
   - Хорошо. - Как ему удается быть таким спокойным? -  Я  позвоню  тебе  во
вторник или в среду, ладно?
   - Л-ладно.
   - Сайен, ты где? Я готова! - входя, сказала Джейн, и глаза ее  потеплели,
когда она увидела лицо Мэтта. - Стивен вернется в Саут-Бенд с Джошуа.
   Сайен откашлялась.
   - Тогда идем, пожалуй.
   Она  вышла,  не  оборачиваясь,  боясь  положиться  на   свое   ненадежное
самообладание или до конца поверить в новый виток взаимоотношений,  с  таким
трудом установленный Мэттом после бурной ссоры.
   Надежность бескорыстной дружбы  Джейн  трогала  ее  до  слез.  Когда  она
сидела, уставившись в окно автобуса на Саут-Бенд, Джейн непрестанно болтала,
но сам голос звучал успокоительно, и говорила она о пустяках, не требуя  при
этом ответов, так что через какое-то время Сайен нашла в себе  силы  принять
почти нормальное участие в разговоре.
   Но за щебетом непритязательной беседы маячила назойливая мысль о том, что
по крайней мере один вопрос получил ответ за этот уикенд.
   Она теперь точно знала, что любит Мэтта, о чем и призналась ему  в  самом
накале боли и ярости А  иначе  его  обвинения  не  причинили  бы  ей  такого
страдания: да и не согласилась бы она на телефонный звонок - просто прервала
бы всякие отношения и сочла, что легко отделалась.
   А так - не смогла. Даже когда находилась в пылу ярости, Мэтт сумел  через
красное облако боли снова дотянуться до чувствительной сердцевины.  То,  что
он успел сделать это так быстро,  да  еще  после  собственной  неуправляемой
вспышки,  говорило  по  меньшей  мере  об  угрызениях  совести,  и   о   его
собственной,  глубоко  запрятанной  неуверенности,  и  об  отчаянном  порыве
человека,  пытающегося  как  можно  скорее  оправиться  после   неожиданного
ужасного взрыва.
   Значило ли это, что и он любит ее? По совести, она не могла сказать.  Это
могло значить  всего  лишь,  что  в  приступе  гнева  он  вышел  за  пределы
собственного чувства справедливости, а теперь хочет как-то  загладить  вину.
Он мог решить, что ей нельзя довериться безгранично, как ему того  хотелось,
особенно после того, как узнал об этой фиктивной помолвке, которую  устроили
они с Джошуа, и теперь позвонит только для того, чтобы на самом деле сказать
"до свиданья".
   Ей  оставалось  только  безнадежно  ждать,  раз  уж  попалась  в  ловушку
собственных чувств, раз стала жертвой собственных страхов и депрессии  после
перенесенного нервного стресса. В воскресенье  она  не  могла  ни  есть,  ни
спать, заново переживая все, что случилось, что было  сказано  ею,  что  она
должна была  сказать  и  что  могло  бы  из  этого  выйти.  Она  скорбела  о
несостоявшемся,  тосковала  в  одиночестве  по  теплу  его  сильных  рук   и
волновалась о том, что скажет и сделает, когда он позвонит.
   Но даже в самых буйных порывах воображения она не могла предвидеть  того,
что случится на самом деле и что телефонный разговор не состоится вовсе.
   В понедельник утром Джейн ушла  на  работу,  Сайен  приняла  душ,  вымыла
голову и сидела на кухне, монотонно расчесывая мокрые волосы, когда в  дверь
позвонили. Она пошла открывать.
   На пороге стоял Джошуа, выглядевший таким  же  подавленным,  как  она,  и
очень пристыженным. Губы девушки сжались, и пальцы сразу же расслабились  на
дверной ручке, чтобы пропустить его в дом. Она не сказала ни слова.
   Джошуа прошел в гостиную, повернулся и посмотрел на нее.
   - Сайен, мне жаль, - сказал он без предисловий. - Мне очень жаль.
   Мало всего, что случилось, - еще и это. Беда беду  кличет.  Она  покачала
головой в ответ на его молчаливую мольбу, тяжело вздохнула и потуже затянула
поясок халата.
   - Зачем ты это сделал, Джошуа? Неужели ты  не  понимал,  что  ранишь  нас
обоих? И особенно Мэтта. Ведь так взорваться, как он,  мог  только  человек,
потерявший над собой контроль. Теперь, успокоившись, я это хорошо понимаю.
   - Ты права, - сказал он в отчаянии. - Тому, что я сделал, нет прощения. Я
даже не могу вполне объяснить свое поведение. Но я так  ревновал!  Я  увидел
тебя с ним, и все заволокло  красной  пеленой.  Мэтт  всегда  забирает  себе
лучшее: карьеру, стиль жизни, друзей, а вот теперь и тебя. Я тебя любил.
   - Ты не любил меня, - спокойно сказала Сайен, поворачиваясь к нему. - Это
было увлечение, и мы оба знали это.
   - Ошибаешься, - сказал он так же спокойно и с такой искренностью, что она
почувствовала боль в сердце, и без того чересчур много пережившем. - Любил и
люблю до сих пор.  Может  быть,  моя  любовь  не  такая,  какой  я  ее  себе
представлял,  но  ты  была  моим  другом,  а  потом  появился  брат,  и  мне
показалось, что он забирает тебя. Я знаю, это звучит смешно, но, Сайен, ты и
ребята - это лучшее, что у меня было в жизни. Впервые я не  чувствовал  себя
вечно вторым - после  моего  великолепного  брата,  который  намного  лучше,
сильнее и популярнее меня, до которого мне расти  и  расти.  Неужели  ты  не
понимаешь? Я подумал, что теряю тебя,  а  теперь,  из-за  своего  дурацкого,
безрассудного поступка, наверное, действительно потерял.
   Ей было трудно говорить. Разве не все они в той или иной мере виноваты  в
происшедшем? Разве сама она не совершала безрассудных поступков и не  ее  ли
жажда мести завела все так далеко?..
   - Во всяком случае, - тяжело  произнес  Джошуа,  не  правильно  поняв  ее
молчание, - я подумал, что должен сказать тебе: я поговорил с Мэттом  и  все
ему объяснил. Он все еще злится, но по крайней мере все теперь понимает. И я
только хочу еще раз извиниться перед тобой.  Мне  нечем  искупить  вину,  но
надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить.
   - О Джошуа! - вздохнула Сайен и раскрыла объятия. Он  бросился  вперед  и
крепко обнял ее, а она проговорила в его рубашку:
   - Дурачок. Смешной ты дурачок. Как ты  мог  подумать,  что  нашей  дружбе
конец из-за того, что я - с твоим братом?
   - Я же говорил, что звучит это смешно! - бормотал он, сердясь на себя.  -
Пожалуйста, не допусти, чтобы то, что  случилось,  встало  между  нами.  Мои
друзья - это лучшая и самая важная часть меня.
   - Я всегда буду твоим другом, - прошептала девушка. - Разве ты не видишь?
Ты мне тоже нужен. Только никогда больше не  делай  со  мной  такого.  Я  не
настолько сильна, чтобы простить второй раз.
   - Никогда, обещаю!
   Эти слова  еще  не  отзвучали,  когда  в  дверь  снова  позвонили.  Сайен
отпрянула и в негодовании всплеснула руками.  Джошуа  неловко  утер  залитое
слезами лицо, и она, не зная, что делать со  своим,  неуверенно  улыбнулась.
Открывая дверь, она продолжала улыбаться, но при виде человека на крыльце ее
сердце остановилось.
   Это был Малколм, друг и компаньон отца в течение более чем двадцати  лет,
Малколм, которого она любила как родного и которому