но, в этом есть своя логика, ведь
Земля круглая, но о времени такое вряд ли можно сказать. Я, видимо,
бессознательно пыталась собрать рассыпавшее-
                                             -33-
ся счастье. Я же ещ„ не знала, что его уже нет. До того, как я по-
встречала Бореньку, я была уверена, что это заманчивое слово абсо-
лютно бессмысленно, потому что в н„м нет совершенно никакого со-
держания. Что оно означает? Нечто неуловимое, как брызги шампан-
ского? Вы слышали когда-нибудь, чтобы кто-то восторженно вос-
клицал: <Как я счастлив, потому что вот так-то и так-то!> Я думала, что
человек по своей природе не способен испытывать это самое счастье, потому
что ему всегда мало, всегда он чем-то недоволен, и лишь спустя время он
готов признать, что да! Были и в его жизни счастливые деньки. Но Боренька
вн„с ясность в мои мысли, и я поня-
ла, что счастье - это и есть сама жизнь, не существование, не пустая трата
времени вселенной, а именно жизнь! А когда человек жив„т, когда он жив?
По-моему, когда он мечтает и надеется, что будущее воплотит его идеи в
реальности, когда ему есть, что вспомнить, есть, чего опасаться, есть, за что
бороться... когда ему есть, о ком забо-
титься, о ком скучать, когда кто-то любит его, верит ему, и он сам любит... И
если хотя бы один из этих, не таких уж дефицитных, ком-
понентов отсутствует, то человек не жив„т, он лишь существует. Но самое
страшное, если вдруг его внимание зациклится на ч„м-то одном, пренебрегая
остальными красками жизни. Тогда он потеряет себя, он перестанет быть
человеком.
Идиотка! Я думала, по солнечному ж„лтые цветы заменят мне улыб-
ку. Я верила, что, ворвавшись в чужой дом, взвалю дурное настро-
ение Бори себе на плечи, и ему опять станет легко, радостно. А тог-
да и я сама смогу вздохнуть спокойно. Но конечно же, чуда не слу-
чилось. Цветы были положены в угол и забыты. Моя душа была не
востребована. Пригодилось лишь мо„ неопытное тело, но оно не оправдало
возлагаемых надежд по причине полного отсутствия какой-либо предыдущей
практики и незнания теории. Отдавшее вс„, что оно могло отдать, а значит -
почти ничего, разве что сво„ присут-
ствие и неумелые поцелуи, оно было доставлено домой и предано забвению
Ни слова любви я не заслужила в тот вечер. Боря был чу-
жим, дал„ким и непреклонно свободным от меня. Что я чувствовала?
О ч„м думала? Ни о ч„м! Сердце болело, голова кружилась, меня тошнило.
Мне казалось, что меня вывалили в грязи, а в потрясенном мозгу дико
стучало: <Что это? Я ничего не понимаю!> Бессонная ночь не украсила меня,
и утром из зеркала на меня взирало лицо ду-
шевнобольной с горящими от„кшими глазами и пересохшими губа-
ми. Весь рабочий день я сквозь ч„рные очки пялилась в окно, считая
прохожих. И вдруг мимо промчался так хорошо знакомый мне серый

                                             -34-
<Фиат>. На какую-то долю секунды он затормозил перед нашими окнами и
исчез за поворотом, но я отч„тливо успела разглядеть Бо-
реньку. Он тоже прятал глаза за очками, он тоже боялся солнечного света.
Сначала я почувствовала, как силы возвращаются ко мне.Даже это
мимол„тное видение, это л„гкое прикосновение его бытия к моему смогло
вдохнуть в меня жизнь. Теперь, когда ко мне вернулся здравый смысл и
обоженный разум вновь обр„л способность анали-
зировать, я могу с точностью опытного медика поставить себе диаг-
ноз - я физически зависела от Бори. Эта зависимость была так же остра и
болезненна, как наркотическая. Чтобы свободно дышать, двигаться, хоть как-
то соображать, мне необходимо было получить дозу общения с ним, хотя бы
в такой ослабленной форме - увидеть, как он проехал мимо. Это совсем
никак не касалось моего эмоцио-
нального мира. Мои чувства были свободны от Бореньки. Я любила его, не
нуждаясь во взаимности или поощрении. Но чтобы моя кровь, обогащ„нная
тихой нежностью, циркулировала по венам, что-
бы в глазах не темнело от слабости, я должна была видеть, слышать его.. Но
<Фиат> промчался мимо, и вскоре я вновь ощущала какие-то наркотические
ломки. Как будто бы, волоча ноги по безликой пусты-
не, я вдруг увидела мираж и, обретя силы, ринулась к нему, но вско-
ре он безнад„жно растаял в воздухе, лишив меня последней надеж-
ды. Однако спустя двадцать минут Боря оказался на пороге моего кабинета.
-А ты чего в очках? -удивл„нно погасил он привычную улыбку.
-Свет очень яркий, - отреагировала я на звук его голоса. Я уже не могла
говорить. Мне было слишком плохо, и я лишь реагировала на внешние
раздражители. Где-то глубоко в душе заскреблось недо-
вольство собой: <Ну вот! Ты испортила ему настроение! Мало ли что тебе
там показалось! Раз он приш„л сюда, ты нужна ему...> Но сил совсем не
осталось. Даже его присутствие не могло поднять меня. Хотелось только
забиться куда-нибудь, свернуться в калачик , за-
снуть и не просыпаться. Боря не пош„л с нами обедать. Как он ска-
зал, ему нужно было ехать к маме. Он проводил меня и Таню до <Трюма>,
вытерпел мой поцелуй и вновь исчез за поворотом. Его машина была
припаркована у кафе, и у меня хватило мозгов, чтобы понять, что уже
двадцать минут назад он приехал сюда, но не позвал меня. Видимо, Боря
заметил мо„ бледное лицо в окне офиса, и, не желая показаться трусом, вс„-
таки заш„л, максимально сократив срок нашего общения. Вы знаете, что
такое портить настроение то-
му, кого любишь? Вы знаете, что значит быть в тягость тем, чьи про-

                                               -35-
блемы кажутся тебе важнее собственных? Вы можете представить себе, что
значит вдруг понять, что твоя любовь причиняет, если и не боль, то по
крайней мере неудобство самому дорогому человеку на свете? Но Таня не
давала почувствовать мне весь ужас моего поло-
жения в полной мере.
-Катя! Ты невыносима! Честное слово! Что не так? Ты сама себе на-
сочиняла, напридумывала бог знает чего! Сидишь с постной миной и Борю
пугаешь! Ты о н„м-то подумай! Его Вика бросила, теперь с тобой что-то не
так... У него же комплексы от такой жизни разовь-
ются!
Я всем своим существом отчаянно пыталась поверить Таниным сло-
вам, согласиться с ней, но моя интуиция не обманула меня. Дело бы-
ло не во мне. Следующее утро я встретила с решением не поддавать-
ся глупым предчувствиям. Усилием воли я создала в растр„панной душе
хорошее настроение, попробовала слепить из себя красавицу и, приклеив к
безжизненному лицу дурацкую улыбку, отправилась на работу. У дверей
офиса мной вдруг овладел безотч„тный страх. Я боялась людей. Мне
делалось жутко оттого, что вот сейчас Татьяна опять начн„т подбодрять
меня. Боже мой! Почему все вокруг меня знают, что мне надо, что я думаю,
что происходит? Все вс„ понима-
ют, и только я, как слепой кот„нок, натыкаюсь на стены и громко мяучу от
боли и темноты. Я прошла мимо дверей <Презента> и свер-
нула к <Трюму> в уголке сидел Боренька. Печальный, одинокий, чу-
жой. Я звякнула привычным <Здрасьте!> и хотела было намеренно сесть за
другой столик. Я, конечно же, не понимала, что происходит, не хотела
понимать, но чувствовала, что я лишняя, что пора просы-
паться. Ну не могла же я поверить, что вся эта сказка была рассказа-
на мне лишь для того, чтобы бравый гаишник смог с головокружи-
тельной л„гкостью затащить в постель профессорскую дочку, бли-
стающую на самом престижном факультете университета! Зачем я ему в
таком качестве? Я же не Памелла Андерсон, не Синди Кроу-
форд!
 Боря устало подозвал меня, пригласил подсесть к нему. И снова эти
идиотские никому ненужные фразы... Я не выдержала, я сорвалась.
-Боря! То, что ты мне говорил в субботу, правда? - перебила его я.
-По поводу моих чувств?
-Да!
-Хорошо, что ты спросила, Катюша. Понимаешь, я так запутался. То одно
мне кажется, то другое...
-У тебя есть сигареты? - мне больше не хотелось его слушать.

                                            -36-
-Есть, конечно, - встрепенулся Боря. -Я тебе не предлагаю, как-то странно -
ты и сигарета. Бери сама, я не могу давать тебе эту отраву.
-Ну так что же? - видимо, я вс„-таки неизлечимая мазохистка.
-Мне нужно побыть одному. Разобраться во вс„м... Я возьму боль-
ничный, поеду загород... Ты, главное, не решай пока ничего.
-Ну уж это, как получится, - это отвечала не я. Это настойчиво по-
д„ргивались останки моей гордости.
-Ты прости меня... Вс„ так ужасно. Я не хотел.
-Ну что ты! Спасибо тебе! Ты ни в ч„м не виноват, - улыбнулась я и вылетела
из этого т„много царства, Родины моей любви.
  На работе никого не было. Я вошла в свой кабинет, рухнула на стул и
завыла. Я ещ„ не знала, над чем я плачу. Я ещ„ не могла думать, и всеми
моими поступками руководили инстинкты: больно? страшно?-
значит надо плакать! Вошла Таня. Я кратко изложила ей суть про-
изошедешего. Она что-то говорила, утешала.
-Вот коз„л! Катюш! Это не ты плохая, это он идиот. Ты поплачь, ко-
нечно...
Я убежала в другой кабинет. Там было пусто, холодно. Мои руки не
отпускали сигареты, и скоро я уже начала задыхаться от аритмии и
удушливого дыма. В мозгу помутнело. Я не понимала, как я ещ„ жи-
ва. Разве мне можно жить? Вдруг где-то рядом прозвенел телефон.
-Да, - выдавила из себя я.
-Катюша! Что с тобой? - говорила трубка. Это была Аня. Она всегда
чувствовала, если со мной что-то не так. И через пару часов она уже громко
поливала всех мужиков и Борю в частности, сидя вместе со мной в <Трюме>
и отпаивая меня шампанским.
-Анечка, но ведь все люди разные, - пыталась вмешаться я.
-Правильно! Люди разные, а мужики одинаковые. А этого урода я просто
ненавижу! Ч„рт! Такой цветочек сорвал и выкинул! - орала она, не обращая
внимания на удивл„нные взгляды посетителей кафе. Вдруг сквозь дымку
никотина и пелену, окутывающую мо„ сознание алкоголем, я увидела его.
Господи! Такой скорби я ещ„ не замечала ни на одном лице. И вновь я
забыла себя, я чувствовала лишь его боль. Сл„зы высохли, я опять
улыбалась. Нет! Мне хорошо. Я не мо-
гу быть источником его страданий. Ни за что! Это было тринадцато-
го августа. Действительно, ч„ртова дюжина.
 Я не помню, как жила последующие дни. Сперва я звонила ему-мне
хотелось понять, в ч„м дело. Я вырвала из него предложение стать друзьями.
Потом последовал возврат кассет и фотографий, хотя на-
ши совместные снимки Боря вс„ же оставил себе, вновь вселяя в мо„ сердце
надежду. Затем Таня вела с ним продолжительные перегово-
                                            -37-
ры, во время которых я обжигала пальцы горячим воском, чтобы не сойти с
ума... В тот день я опять взорвалась, вновь полезла, куда не надо. Наверное, я
очень нетерпелива, но я не могу, не хочу, не умею ждать. Я позвонила ему и,
неся какую-то околесицу, заставила дать мне слово объяснить, что
происходит. Боря не захотел встречаться со мной в тот же день и, ссылаясь
на сво„ душевное состояние, пере-н„с наше свидание на завтра. А Татьяна
изо всех сил пыталась впра-
вить мне мозги.
-Катя! Ты вс„ себе напридумывала, - уверенно говорила она. -Боря
настоящий сказочный принц, и переживает он соответственно. Сама
подумай, где ты ещ„ такое видела - море цветов, ухаживания... Он очень
хорошо к тебе относится, Катенька, он сам так сказал. Пойми же, ему сейчас
трудно, больно...
-Да почему, ч„рт возьми?
-На горизонте опять появилась эта Вика, - тут последовала мохнатая
матерная тирада, описывающая несчастную Вику. -Он очень е„ лю-
бил, Катя. А тут ещ„ получается, что перед тобой он виноват...
-Хорошо, а я то что должна делать? - перебивала я, в ужасе понимая, что мне
никак не вникнуть в суть проблемы.
-Подожди, - обняла меня Таня. - Он верн„тся. Дурак будет, если не верн„тся.
Но, вероятно, Боре вс„ представлялось в ином свете. Он хорошо дер-
жался в тот день. Прежняя улыбка, терпеливые объяснения...
-Пойми, Катенька, я не готов сейчас ни к каким серь„зным отноше-
ниям. Вот попробовал, и никак!
-А не к серь„зным? - встряла я.
-Но ведь нужна взаимность. Так нельзя, - удивл„нно ответил Боря.
-Мне ничего не нужно, - уверенно отпарировала я.
-Тогда уже я ничего не понимаю.
-Да, кажется мы говорим на разных языках, - согласилась я. -Ты лю-
бишь е„?
-Не знаю... Я не могу е„ забыть. Наверное...
-Тогда ты должен, обязан е„ вернуть! Ты вот сидишь в своей депрес-
сии, жалеешь себя, а это так гадко! Ты такой эгоист! - взорвалась я, но
взволнованный взгляд Бори охладил мой пыл.
-Мы встречались в этот понедельник, - глухо заговорил он. -Вика по-
звонила, сказала, что ей плохо, что она любит меня, но вернуться от-
казалась. Она там уже сильно повязана.
 Мысли бестолково проносились у меня в голове. Вот это да! Как,
оказывается, славно бывает! Какая-то Вика, которую я в глаза не ви-

                                          -38-
дела и, надеюсь, не увижу, умудрилась вывалить в грязи и меня, и Борю, и,
ч„рт знает, кого ещ„ - я уже чувствовала, что наломаю дров.
Что ей надо? Борю? Нет, ей нужно поклонение всех мужчин, которые
оказались на пути. И там ей не бросить, и здесь не забыть. И в двадцать
восемь лет (Бог мой! Почти старуха!) она будет вести себя, как маленькая
девочка и размазывать сопли... Нет! О ч„м это я? Ведь Боренька е„ любит!
-Неужели тебе хорошо вот так сидеть со мной? - недоверчиво спро-
сил Боря.
-Да! И ещ„ лучше мне станет, если вы помиритесь, - придя в себя от
мимол„тной вспышки ненависти, ответила я. Может быть, мне рас-
сказать ему свою историю? Тогда он пойм„т, насколько вс„ в этом мире
хрупко, как нужно беречь такой щедрый подарок неба, как лю-
бовь. Ну пусть она мерзавка (он этого, конечно, никогда не пойм„т), пусть не
любит его, но ведь он верит в свои чувства, а это уже не ма-
ло! Мне уже не будет больно, и то, как он со мной поступил, вряд ли сможет
меня унизить. Так пусть же он не чувствует себя виноватым. Ведь я была так
счастлива почти целый месяц! Ну подумаешь, запуд-
рил мозги, переспал и бросил! Я и не такое пережила! Но я ничего не
рассказала, не сумела. Я вообще никому не говорила об этом. Да и как такое
можно рассказывать? Как можно признаться в том, что случилось со мной?
Витька прав, мои руки в крови, а это не повод для хвастовства. Я не знаю, где
кончается извилистый вираж моей судьбы, а где начинается моя вина, но
дело было так.
   Я всегда слыла в нашей семье паршивой овечкой. Вечно со мной что-то
происходило - то я прогуливала школу, то убегала из дому с какими-то
бредовыми идеями. Эти вспышки не мешали мне хорошо учиться, даже
очень хорошо, но с родителями я вс„ равно не ладила.
Им было тяжело терпеть мои ночные бдения, когда я убегала на крышу
шептаться с луной, и вряд ли они могли понять, почему я вместо того, чтобы
идти в школу, брожу месяцами по улицам, пыта-
ясь поймать весну. Но с братом мы находили общий язык. У меня не было
никого ближе, роднее его. Гриша считал, что я очень талантли-
ва, и вс„ спускал мне с рук, заступался за меня перед родителями. Он
единственный в нашей семье не был одар„н каким-нибудь твор-
ческим потенциалом, и вс„ же только он был по-настоящему гениа-
лен. Мама потрясающе организовывала и блестяще играла на рояле. Мой
отец бесподобно пел и ослеплял друзей своим артистизмом. Я бралась за вс„
понемногу, и у меня получалось, хотя моим коньком оставались стихи, тогда
ещ„ робкие, неуклюжие. Но никого из нас так не ценили и не любили, как
Гришеньку. Пусть у него не было
                                                   -39-
способностей, но он был талантлив по-человечески. Всем с ним было
хорошо, любого он понимал, каждому мог помочь. Он умел слушать и
слышать, во всех видел только хорошее и так искренне любил людей и их
творческие проявления, что без него уже никто не мог обойтись, хоть раз
поговорив с ним. В тот год я ещ„ училась в школе, а Гришенька, наша
гордость, уже поступил на первый курс юридического факультета.
Растроганные родители подарили ему машину. Вс„ было замечательно, как
вдруг случилось странное. Гришка стал приходить домой поздно, довольно
часто не очень трезвым. Он начал курить и, замкнувшись в себе, превратился
в бестолкового меланхолика. Только мне он доверил свою тайну. Мой
бедный брат отчаянно влюбился. По странной иронии судьбы, предмет его
воздыханий тоже звали Вика, и эта девушка была старше моего Гришеньки.
Он посылал ей цветы, воровал у меня стихи, простаивал целые ночи под
окнами чужого дома, но увы! Ничто не могло растопить айсберг шестилетней
возрастной разницы. Дома начались бесконечные скандалы. Гришка совсем
поник, а я обозлилась на весь свет.
  Это случилось четырнадцатого декабря. Никого не было дома, и я
наслаждалась одиноким зимним вечером. Горячий шоколад, т„плое одеяло,
загадочное томление свечей и Ирвин Шоу. Что ещ„ надо для
чревоугоднических удовольствий? Вдруг в мой тихий мирок резко ворвалась
трель телефона.
-Катя? Позови-ка Гришу к телефону, - от куда-то издалека дон„сся мамин
голос. <Ч„рт! Ему же было велено сидеть дома,> - пронеслось у меня в
голове. <На носу сессия, а он, видите ли, страдает! Так и вылететь не долго!>
-Мам! Он в ванной, - бодро соврала я, - как выйдет, я скажу, чтоб он
перезвонил тебе на трубку.
-Я сама перезвоню, - решительно ответила мама, видимо, почувство-
вав неладное, и исчезла за чередой тревожных гудков.
<Так! Надо что-то делать! А то они его совсем заклюют,> - сообража-
ла я , на ходу влезая в дубл„нку. <Где он может быть?> Скоро я уже неслась
по улице, теряясь в тусклом свете фонарей и липких хлопьях снега. Я обегала
все окрестные закоулки, где могла бы искать уеди-
нения очарованная душа моего влюбл„нного брата, но мои старания не
увенчались успехом. Смирившись с тем, что от скандала никуда не деться, я
потащилась домой, придумывая, что бы ещ„ такое ска-
зать маме, когда она перезвонит. Вот ч„рт! Ещ„ и лифт сломался! И я,
содрогаясь от омерзения, побрела к ч„рной лестнице. Что случи-
лось там, мне трудно рассказывать. Я просто не помню. Моя избира-

                                               -40-
тельная память вытесняет вс„ ненужное. Помню нож и дикий ужас,
панический страх перед смертью. Если бы это произошло теперь, наверное, я
бы вела себя по-другому. Возможно, сейчас я предпочла бы умереть, но
тогда я ещ„ смутно представляла себе, что такое жизнь. Существуя в
собственных радужных фантазиях, я не замечала реальности. И потом мне
было, что терять. У меня был Гришка, добрый, понимающий, обожающий
меня. У меня была Ярослава, Ясенька - моя двоюродная сестра, в лучистых
глазах которой я ловила строки будущих стихов. У меня были довольно
терпеливые, осторожные в воспитательных крайностях родители, и какое-то
необъяснимо острое чувство, переполняющее меня - я ждала счастья.
Казалось, оно вот-вот обрушится на меня... Но вс„ получилось не так. К
моему горлу просто приставили нож, обсыпали отборнейшим матом и
изнасиловали. А я даже не сопротивлялась, даже не кричала. Я только ждала,
когда это кончится. Не знаю, сколько времени я просидела на этой  грязной
лестнице. Видимо, это не совсем нормально, но в стрессовых ситуациях я
совершенно теряюсь. Меня охватывает какое-то непреодолимое оцепенение,
и ничто уже не может вывести меня из него. Наш„л меня Витька. Он сам вс„
понял, пов„л меня домой, стал куда-то звонить.
-Кать! Ну ты хоть заплачь! Менты приедут, не поверят ведь, - гово-
рил он, испуганно заглядывая мне в глаза. Плакать? Нет, я не могла плакать.
-Никаких ментов! - наконец, очнулась я. -Ничего не было! Слы-
шишь? Ты никому ничего не скажешь!
-Да ты что?! - оторопел Витька.
-Вс„! Оставь меня!
-Ты в сво„м уме? Ты что сможешь спать спокойно, зная, что этот маньяк на
свободе? А если он ещ„ кого-нибудь трахнет?
-Мне плевать на кого-нибудь! Я ничего не буду рассказывать! - взор-
валась я. -Я не буду жертвой! Не буду потерпевшей!
-Ты вообще соображаешь что-нибудь? Тебе же к врачу надо, может, он
заразный! - не унимался Витька.
-Уходи! Слышишь, убирайся от сюда! Я ненавижу тебя! Только поп-
робуй что-нибудь рассказать! - я буквально вытолкнула его за дверь.
<Ничего не было. Ничего не случилось,> - успокаивала я себя.
  Я не плакала, не просыпалась от ночных кошмаров, не б