Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
то они ударили
безоружного человека; она требовала, чтобы они прежде всего предъявили
ордер на право сюда войти - ордер и снова ордер; но тут самоучитель
отказал: "Montrez-moi votre ордер"; "votre ордер, ou est-il?" ["Покажите
мне ваш ордер", "ваш ордер, где он?" (фр.)] - повторяла она. Таинственное
слово таило в себе большую угрозу, чем понятные им слова.
Капитан Конкассер открыл было рот.
- Мадам...
Но она обратила на него свирепый взор своих близоруких глаз.
- Ах, это вы, - сказала она, - ну да, вас-то я хорошо знаю. Вы -
женоистязатель! - В самоучителе больше не было подходящих слов, и свой
гнев она могла выразить только по-английски. Она двинулась на капитана,
позабыв весь запас слов, приобретенный с таким трудом. - Как вы смеете
являться сюда, размахивая револьвером? А ну-ка, давайте его мне, - и она
протянула руку, словно перед ней стоял мальчишка с рогаткой.
Капитан Конкассер мог не понимать английского языка, но он прекрасно
понял этот жест. Он сунул револьвер в кобуру, будто пряча любимую игрушку
от разгневанной матери.
- Встань с кресла, черный подонок! Встань, когда со мной
разговариваешь! - И тут же, словно это неожиданное эхо нашвиллского
расизма обожгло ей язык, добавила, защищая всю прожитую ею жизнь: - Вы
позорите цвет своей кожи!
- Кто эта женщина? - растерянно спросил капитан Конкассер.
- Жена кандидата в президенты. Вы уже с ней встречались.
Кажется, тут он припомнил сцену на похоронах Филипо. Весь его апломб
пропал: подручные впились в него сквозь темные очки, тщетно ожидая
приказа.
Миссис Смит вновь овладела запасом слов, почерпнутым из самоучителя.
Как усердно она, должно быть, трудилась в то утро, когда мы с мистером
Смитом осматривали Дювальевиль! Она произнесла со своим ужасающим
акцентом:
- Обыскали. Не находили. Можете идти.
Если не считать нехватки существительных, это были вполне подходящие
фразы из второго урока для начинающих. Капитан Конкассер колебался. Миссис
Смит путалась в формах глаголов, но он отлично понял смысл ее слов: "Если
вы не уходили, я зову мужа". Конкассер сдался. Он увел своих людей, и они
двинулись вниз по аллее с еще большим шумом и гамом, чем пришли, прикрывая
деланным смехом свое уязвленное самолюбие.
- Кто это был?
- Один из новых друзей Джонса, - сказал я.
- Я поговорю с мистером Джонсом при первом же удобном случае. С кем
поведешься... У вас рот в крови. Давайте поднимемся наверх, и я промою его
листерином. Мы с мистером Смитом всегда берем с собой бутылку листерина.
- Тебе больно? - спросила меня Марта.
- Сейчас уже не очень, - сказал я.
Не помню, когда еще мы чувствовали себя настолько отгороженными от
всего и так умиротворенно. День медленно угасал за москитными занавесками
на окнах спальни. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что в тот день
нам было даровано издали увидеть землю обетованную: мы достигли края
пустыни, впереди нас ждали млеко и мед, и гонцы наши возвращались оттуда,
сгибаясь под тяжестью виноградных гроздьев. Каким ложным богам предали мы
душу свою? И могли ли мы поступить не так, как поступили?
Никогда раньше Марта не приходила в "Трианон" по своей воле. Никогда
раньше мы не спали у меня в постели. Мы заснули всего на полчаса, но с тех
пор я ни разу не спал так покойно. Я проснулся оттого, что она
прикоснулась губами к моему израненному рту.
Я сказал:
- Получил от Джонса письмо с извинениями. Он заявил Конкассеру, что
считает подобное обращение с его другом личным оскорблением себе. И
пригрозил порвать всякие отношения.
- Какие отношения?
- Бог его знает. Он пригласил меня выпить с ним сегодня вечером. В
десять. Я не пойду.
В наступивших сумерках мы едва различали друг друга. Стоило ей
заговорить, и я думал: вот сейчас она скажет, что ей пора домой. Луис
уехал в Южную Америку с докладом своему министерству иностранных дел, но
Анхел был, как всегда, на посту. Я знал, что она пригласила его приятелей
к чаю, но чаепитие длится недолго. Смиты ушли - они снова отправились с
визитом к министру социального благоденствия. На этот раз он попросил их
прийти одних, и миссис Смит захватила с собой французский самоучитель, на
случай если понадобится переводить.
Мне послышалось, что стукнула дверь, и я сказал Марте:
- Кажется, Смиты вернулись.
- Ну и пусть, - ответила она, положив мне руку на грудь. - Ох, как я
устала.
- Приятно или неприятно устала?
- Неприятно.
- От чего?
В нашем положении это был глупый вопрос, но мне хотелось услышать от
нее слова, которые я так часто повторял.
- Устала оттого, что никогда не бываю одна. Устала от людей. Устала от
Анхела.
Я изумился:
- От Анхела?
- Сегодня я подарила ему целый ящик новых головоломок. Ему хватит на
целую неделю. Как бы я хотела провести эту неделю с тобой.
- Неделю?
- Мало, да? Знаю. Ведь у нас уже не просто связь.
- Да, она стала чем-то другим, пока я был в Нью-Йорке.
- Да.
Откуда-то издалека, со стороны города, донеслись выстрелы.
- Кого-то убивают, - сказал я.
- Разве ты не слышал? - спросила она.
Прозвучали еще два выстрела.
- Ну, насчет этого расстрела?
- Нет. Пьер Малыш не показывался несколько дней. Жозеф исчез. Я отрезан
от всех.
- В отместку за нападение на полицейский участок они решили расстрелять
на кладбище двух человек из тюрьмы.
- В темноте?
- Для большего устрашения. Они поставили юпитеры и телевизионную
камеру. Велено присутствовать всем школьникам. Личный приказ Папы-Дока.
- Тогда тебе лучше подождать, пока публика разойдется, - сказал я.
- Да. Подождем - и все. Наше дело сторона.
- Ты права. Из нас с тобой не вышло бы настоящих бунтовщиков.
- Не думаю, чтобы из Жозефа тоже, при искалеченном бедре.
- Или из Филипо без пулемета. Интересно, положил ли он Бодлера в
нагрудный карман, чтобы защититься от пули.
- Тогда не суди и меня слишком строго, - сказала она, - за то, что я
немка, а немцы молчали.
Говоря это, она ласкала меня, и во мне снова проснулось желание,
поэтому я не стал расспрашивать, что она хотела этим сказать. Ведь Луис,
слава богу, в Южной Америке, Анхел занят своими головоломками, а Смиты нас
не видят и не слышат. Я чувствовал, что у ее груди вкус млека, а у ее лона
- вкус меда; на миг мне показалось, что я вступаю в землю обетованную, но
вот пришло удовлетворение и надежда ушла, и Марта заговорила, словно
продолжая ту же мысль:
- У французов нет слова, которым они называют уличную борьбу?
- Моя мать, наверно, участвовала в уличной борьбе, если только медаль
за Сопротивление ей не подарил какой-нибудь любовник.
- Отец тоже участвовал в уличной борьбе в 1930 году, а потом стал
военным преступником. Борьба - вещь опасная, да?
- Да, мы кое-чему научились на их примере.
Пора было одеваться и спускаться вниз. С каждой ступенькой мы
приближались к Порт-о-Пренсу. Дверь у Смитов была открыта настежь, и,
когда мы прошли мимо, миссис Смит поглядела на нас, мистер Смит сидел,
держа в руках шляпу, и она гладила его по затылку. В сущности, они тоже
были любовниками.
- Ну вот, - сказал я по дороге к машине, - они нас видели. Испугалась?
- Нет. Обрадовалась, - сказала Марта.
Я вернулся в гостиницу, и миссис Смит окликнула меня со второго этажа.
Я ждал, что меня будут обличать в прелюбодеянии, как в старину жителей
Сейлема. Не придется ли Марте носить, как блуднице, алое клеймо? [в
старину в Америке женщины, уличенные в прелюбодеянии, присуждались к
ношению алой нашивки] Почему-то я решил, что раз они вегетарианцы, значит,
и пуритане. Однако оказалось, что любовь - не из тех страстей, которые
надо изгонять вместе с кислотностью, и что оба они воюют не с любовью, а с
ненавистью. Я нехотя поднялся наверх и застал их в той же позе. Миссис
Смит сказала мне с непонятным вызовом, словно прочла мои мысли и
обиделась:
- Жаль, что я не могла поздороваться с миссис Пинеда.
Я как-то нескладно ответил:
- Она торопилась домой, к своему ребенку.
Миссис Смит даже глазом не моргнула.
- Вот женщина, с которой мне хотелось бы поближе познакомиться, -
сказала она.
Почему я вообразил, что она чувствует сострадание только к цветным?
Быть может, в тот раз чувство вины заставило меня прочитать в ее глазах
осуждение? Или она была из той породы женщин, которые все прощают тем,
кого они вылечили? Наверно, листерин очистил меня от грехов. Она сняла
руку с затылка мужа и стала гладить его по волосам.
- Еще не поздно, - сказал я. - Она как-нибудь к нам зайдет.
- Завтра мы уезжаем, - сообщила она. - Мистер Смит совсем отчаялся.
- Открыть вегетарианский центр?
- Понять, что здесь происходит.
Он взглянул на меня, и в его старых выцветших глазах стояли слезы. Как
нелепо было ему прикидываться политическим деятелем.
- Вы слышали выстрелы? - спросил он.
- Да.
- Мы проехали мимо детей, они шли из школы. Разве я мог себе
представить... Когда мы с миссис Смит боролись за гражданские права...
- Нельзя осуждать людей за цвет кожи, голубчик, - сказала она.
- Знаю. Знаю.
- Что было у министра?
- Встреча была очень короткой. Он хотел присутствовать на церемонии.
- На церемонии?
- На кладбище...
- Он знает, что вы уезжаете?
- О да, я принял решение еще до... церемонии. Министр обдумал все это
дело и понял, что я не такой уж круглый болван. А значит, я такой же
жулик, как он сам. И приехал сюда не для того, чтобы тратить деньги, а для
того, чтобы их заработать. Он и объяснил мне, как это сделать, но надо,
чтобы в дележе участвовали не двое, а трое - третий тот, кто ведает
общественными работами. Насколько я понял, мне пришлось бы заплатить
только за часть строительных материалов, и не очень большую часть, потом
их действительно купили бы за счет нашей поживы.
- А на чем они думали поживиться?
- Правительство гарантировало бы оплату рабочих. Мы платили бы им
гораздо дешевле, а через месяц всех уволили бы. Месяца на два
строительство было бы законсервировано, а потом мы наняли бы новых
рабочих. Разумеется, гарантированная оплата за месяцы простоя пошла бы нам
в карман, за вычетом того, что нам пришлось бы заплатить за строительные
материалы, а комиссионные за эту сделку ублаготворили бы начальство в
министерстве общественных работ, - кажется, он говорил именно о
министерстве общественных работ. Он очень гордился этим планом и даже
сказал, что в конце концов вовсе не исключено, что вегетарианский центр
будет действительно открыт.
- По-моему, в этом проекте много прорех.
- Я не дал ему углубиться в подробности. Думаю, что он прикрыл бы все
прорехи за счет наших доходов.
Миссис Смит сказала с грустной нежностью:
- Мистер Смит приехал сюда с такими большими надеждами.
- Ты тоже, детка.
- Век живи, век учись, - сказала миссис Смит. - Это еще не конец.
- Такая наука легче дается в молодости. Простите мой мрачный тон,
мистер Браун, но нам не хотелось бы, чтобы вы неправильно поняли, почему
мы покидаем вашу гостиницу. Вы были очень гостеприимны. Нам прекрасно у
вас жилось.
- И я был вам очень рад. Вы хотите плыть на "Медее"? Она должна прийти
завтра в порт.
- Нет. Мы не станем ее дожидаться. Я записал для вас наш домашний
адрес. Мы полетим завтра в Санто-Доминго и задержимся там на несколько
дней: миссис Смит хочет посмотреть гробницу Колумба. Мне должны прислать
кое-какую вегетарианскую литературу следующим пароходом. Будьте добры,
перешлите мне ее...
- Жаль, что так получилось с вашим центром. Но знаете, мистер Смит,
здесь из этого все равно ничего бы не вышло.
- Теперь я это понимаю. Боюсь, мистер Браун, что мы выглядим в ваших
глазах смешными чудаками.
- Не смешными, - искренне возразил я, - а героическими.
- Ну, мы совсем не из того теста. А теперь, мистер Браун, извините
меня, но я пожелаю вам спокойной ночи. Сегодня я немножко устал.
- В городе было очень душно и сыро, - объяснила миссис Смит и снова
легонько погладила его по волосам, будто касаясь драгоценной ткани.
3
На следующий день я провожал Смитов на самолет. Пьер Малыш так и не
появился, хотя отъезд кандидата в президенты, несомненно, заслуживал
заметки в светской хронике, даже если и пришлось бы умолчать о мрачной
заключительной сцене у почтамта. Мистер Смит попросил меня остановить
машину посреди площади, и я подумал, что он хочет сделать на память
снимок. Вместо этого он вышел из машины с сумочкой жены в руках, и со всех
сторон к нему потянулись нищие - отрывочные фразы тонули в глухом гомоне,
я заметил, как полицейский кинулся к нам со ступенек почтамта. Мистер Смит
раскрыл сумочку и принялся разбрасывать деньги - гурды и доллары без
разбору.
- Ради бога!.. - закричал я.
Кто-то из нищих пронзительно, истерически завопил; я увидел, как Хамит
в изумлении таращит глаза на пороге своей лавки. Зарево заката окрашивало
лужи и грязь в кирпичный цвет. Но вот последние деньги были разбросаны, и
полицейские стали окружать свою добычу. Люди с двумя ногами опрокидывали
одноногих, люди с двумя руками хватали безруких за туловища и валили на
землю. Я оттащил мистера Смита назад в машину и увидел Джонса. Он сидел в
другой машине, позади своего тонтон-макута, и вид у него был озадаченный,
встревоженный и даже впервые в жизни растерянный. Мистер Смит сказал:
- Ну вот, детка, по-моему, они сумеют растранжирить эти деньги не хуже
меня.
Я посадил Смитов в самолет, пообедал в одиночестве и поехал в Виллу
Креоль - мне не терпелось поговорить с Джонсом.
Шофер развалился на нижних ступеньках лестницы. Он посмотрел на меня с
подозрением, но дал пройти. С верхней площадки кто-то сердито крикнул: "La
volonte du diable" [черт вам помог (фр.)], и мимо меня прошел какой-то
негр, его золотое кольцо сверкнуло в свете лампы.
Джонс поздоровался со мной так, будто мы были однокашниками, которые не
виделись много лет, но и с оттенком некоторого покровительства, словно
наше общественное положение с тех пор изменилось.
- Заходите, старик. Рад вас видеть. Я ждал вас вчера вечером. Извините
за беспорядок. Садитесь в это кресло, оно довольно уютное.
Кресло было действительно теплое: оно еще сохраняло пыл разгневанного
субъекта, сидевшего там до меня. На столе были разбросаны три колоды карт,
воздух посинел от сигарного дыма, одна из пепельниц опрокинулась, и окурки
валялись на полу.
- Кто это был у вас? - спросил я.
- Один тип из министерства финансов. Не любит проигрывать.
- В рамс?
- Ему не следовало поднимать ставки в середине игры, когда он был в
выигрыше, и немалом. Но ведь с министерством финансов лучше не спорить. В
конце концов подвернулся спасительный туз пик, и в мгновение ока все было
кончено. Я выиграл две тысячи монет. Но он расплатился гурдами, а не
долларами. Какую отраву предпочитаете?
- У вас есть виски?
- У меня есть все что душе угодно, старик. Как насчет сухого мартини?
Я предпочел бы виски, но ему так хотелось похвастаться своими
богатствами, что я согласился.
- Но только очень сухое.
- Не сомневайтесь, старик.
Он отпер буфет и достал кожаный дорожный погребец - полбутылки джина,
полбутылки вермута, четыре металлических стаканчика, смеситель для
коктейлей. Это был изящный дорогой погребец, и он установил его на
неубранном столе с таким благоговением, с каким выставляют на аукционе
бесценные предметы старины. Я не смог удержаться.
- От Аспри? [лондонская фирма, торгующая предметами роскоши] - спросил
я.
- Вроде, - бросил он и принялся смешивать коктейль.
- Эта вещичка, наверно, скучает так далеко от Пиккадилли?
- Она привыкла и не к такой глуши, - сказал Джонс. - Во время войны она
была со мной в Бирме.
- Она хорошо сохранилась.
- Я ее потом подновил.
Он пошел за лимоном, и я пригляделся повнимательнее к погребцу. На
крышке виднелась марка Аспри. Джонс вернулся и перехватил мой взгляд.
- Вы поймали меня с поличным, старик. Погребец действительно от Аспри.
Мне просто не хотелось, чтобы вы думали, будто я задаюсь. Собственно
говоря, у этого погребца длинная история.
- Расскажите.
- Попробуйте сперва коктейль.
- То, что надо.
- Я его выиграл на пари у ребят из нашего отряда. У генерала был точно
такой же, и я, признаюсь, ему завидовал. В разведке я, бывало, мечтал о
таком погребце... Слышал, как в смесителе позвякивает лед. Со мной служили
два молодых парня из Лондона, до этого они нигде дальше Бонд-стрит не
бывали. Богатенькие оба. Дразнили меня этим генеральским погребцом. Раз,
когда у нас вышла почти вся вода, они предложили мне на пари найти еще до
темноты ручей. Если найду, получу такой же погребец, как только кто-нибудь
из них съездит на побывку домой. Не помню, говорил я вам или нет, что умею
чутьем находить издалека воду...
- Это было в тот раз, когда вы потеряли весь взвод? - спросил я.
Он взглянул на меня поверх стакана и явно почувствовал сарказм.
- Нет, в другой раз, - сказал он и круто перевел разговор: - Как
поживают Смиты?
- Видели, что произошло у почтамта?
- Да.
- Это был последний взнос американской помощи. Сегодня вечером они
улетели. Просили вам кланяться.
- Жаль, что я с ними так мало виделся. Есть в нем что-то... - сказал
Джонс и, к моему удивлению, добавил: - Он напоминает мне отца. Я хочу
сказать, не внешне, а... в общем, какой-то своей добротой.
- Понимаю. Я своего отца не помню.
- По правде говоря, и я своего не очень-то хорошо помню.
- Скажем, он напоминает отца, которого нам обоим хотелось бы иметь.
- Вот, вот, старик, совершенно верно. Пейте, не то мартини станет
теплым. Я всегда чувствовал, что у нас с мистером Смитом есть что-то
общее. Мы - одного поля ягоды.
Я слушал его с изумлением. Что общего может быть у человека не от мира
сего с проходимцем? Джонс бережно закрыл погребец и, взяв со стола
салфетку, стал его протирать с такой же нежностью, с какой миссис Смит
гладила мужа по голове; и я подумал: простодушие, вот что, пожалуй, их
роднит.
- Я очень сожалею, что у вас вышла такая неприятность с Конкассером, -
сказал Джонс. - Но я ему заявил, что, если он еще хоть пальцем тронет
кого-нибудь из моих друзей, я их всех пошлю к черту.
- Будьте с ними поосторожнее. Они опасные люди.
- Я их не боюсь. Им без меня не обойтись, старина. Вы знаете, что ко
мне приходил молодой Филипо?
- Да.
- Вы только представьте себе, что я мог бы сделать для него. Они это
понимают.
- Вы можете продать ему пулемет?
- Я могу продаться сам, старик. А это почище пулемета. Мятежникам не
хватает только одного - опытного человека. Не забывайте, в ясный день
Порт-о-Пренс виден с доминиканской границы невооруженным глазом.
- Доминиканцы никогда не выстудят.
- Они нам не нужны. Дайте мне месяц - я обучу пятьдесят гаитян военному
делу, и Папа-Док удерет на самолете в Кингстон. Я ведь не зря воевал в
Бирме. У меня уже все продумано. Я изучил карту. Разве так надо было
проводить эти налеты у Кап-Аитьена? Я знаю совершенно точно, где я
предпринял бы ложную атаку, а где ударил бы всерьез.
- Почему же вы не пошли с Филипо?
- Было у меня такое искушение, и серьезное искушение, но тут
подвернулось одно дельце, какое бывает только раз в жизни.