пониже пояса, вызвав  рев зрителей и заработав кучу
очков. Лаура  сделала обманное  движение, проскочила под кулак и, оказавшись
за  спиной соперницы, нанесла ей серию  ударов  по тугим ягодицам со  словно
нарисованными  на  фоне  загара узкими белыми плавками, что  тоже  считалось
успехом.  Та   пробежала  к  канатам  и   обернулась,  на  несколько  секунд
удерживаясь за них  руками. Этим  тотчас воспользовалась свирепая блондинка,
нацелив  удары  именно  туда,  куда жаждала  публика.  Восторгу  ее не  было
предела. Брюнетка упала на колени и громко заплакала.
     Рефери поднял Лауре руку.
     Илан,  свирепый хозяин  секс-рабыни,  до  омерзения  похожий  на  давно
сгинувшего, кстати, по собственной  инициативе Додика, строго  смотрел из-за
канатов, постукивая по ладони  стеком... Как и поганого Давидку, Лаура могла
бы этого паршивчика зашибить одной левой,  но  панически боялась и взглянуть
на него  косо.  Даже  среди  коллег  по  подпольному  бизнесу  он  отличался
изысканной  неутомимой жестокостью  по  отношению  к "девушкам".  Если  даже
Лаура, имевшая  гражданство, не  смела  уйти от  него,  то  что  говорить  о
заманенных  в  наш  рай украинках, москвичках и уралочках, у  которых тут же
отнимались все документы?..
     Пока готовилось очередное жестокое шоу  с  участием Лауры, она сидела в
своей  грязной   комнате.   Узколиций  "эфиоп"  быстро  снимал  с  "русской"
боксерские  перчатки, когда в  "уборную" заглянули  незнакомые слуге пожилые
господа.
     Лаура давно  привыкла  не  прикрывать свою наготу,  но, узнав вошедших,
вздрогнула, отвернулась и заплакала тонким скулящим голосом.
     "Лаура,  -  тихо  сказал  Гена.  -  Это  все-таки  вы?"  "Уходите...  -
прошептала она.  - Тут чужим  нельзя..." "Ты  здесь добровольно?" - еще тише
спросил Вадим.  Она  отрицательно замотала головой,  содрогаясь  всем телом.
"Тогда уйдем с  нами,"  - Гена  тревожно оглянулся  на закрытую за "эфиопом"
дверь.  "Вам  нельзя  здесь, - повторила  Лаура.  -  Уходите.  Ради  меня...
замучает..."  "Тот, что  похож  на  Додика?" Лаура судорожно кивнула, нервно
потирая плечо. "Ну, с ним-то мы втроем  справимся. Хоть до полиции добежать,
-  неуверенно говорил  Вадим. - Одевайся!" "Мне не во что... Все  у него..."
"Надевай мой  свитер, -  распорядился  Гена. - И не  беспокойся." "Ну  да! -
захныкала она.  - Если бы один Ицик тут командовал, я бы сама отбилась, а их
тут  знаете  сколько! Бандиты. Наши, русские...  Они  теперь  всюду. Мировая
экспансия "братков"... почище исламской..." "Пошли, - решительно взял ее  за
руку Гена. - Не посмеют..."
     "Еще  как посмеем! - в дверях стоял парень с  бычьей шеей, скрестив  на
груди татуированные мощные руки. - А тебе, сучка, мало  было в прошлый  раз?
Снова  хочешь   пепельницей  побыть?  Ты  че,  фраер?  -  заорал  он  вдруг,
отшатываясь. - С этими вещами не шутят..." "А  я  и не шучу, - грозно сказал
сквозь зубы Гена, не сводя с бандита пистолета. - Лицом к стене и..."
     Он невольно  рассмеялся,  увидев,  как  жалко и  поспешно тот  выполнил
приказание, профессионально раздвинув ноги шире  плеч. - Пошли, Лаура." "Ну,
нет,  не  сразу,  - совсем другим голосом сказала  она и  вдруг молниеносным
тренированным движением снизу вверх ударила мощного  носком боксерского кеда
между ног. Тот взвыл и завертелся на полу, бешенно переводя глаза с Лауры на
пистолет. Трое поспешно вышли  в коридор и оттуда  сразу  на  темную улицу в
местных трущобах. Сзади скрипнула дверь. В черном пролете стоял другой бугай
с ножом  в  руке.  "Осторожно! -  взвизгнула Лаура.  - Он  перо  кидает  без
промаха." "И я," -  Гена отвел вытянутую руку и выстрелил раньше,  чем бугай
замахнулся.  Тот  молча  рухнул.  Улица  была  пуста.  На  звук выстрела  не
открылось ни одно окно.
     "Откуда это у тебя, дядя Гешенька?"  -  спросила Лаура,  когда они  уже
мчались по  городу  на такси. Водитель  подозрительно косился на  голую ниже
пояса даму между двумя мужчинами. Но если  кто и возникает не его месте,  то
не таксисты  Южного Тель-Авива..  "Он  работает  шомером, - пояснил Вадим. -
Только  не  дай  Бог,  кто  узнает,  что применил  оружие  не  около  своего
ресторана..."
     "Так как ты попала в  такое заведение? - спросил Гена, когда  Лаура уже
приняла душ, переоделась в халат Ады и с упоением пила чай. - Где Додик? Где
Антон  с Аней?" "Давидка, гаденыш, тут же ушел от меня  к  своей... - рыдала
недавняя грозная чемпионка. - А папу с мамой вообще  в  Израиловку  вашу  не
пустили. Они не евреи, а я  разведенная."  "А вернуться в Россию тебе мешают
эти  бандиты?" "Вы  че?  Вернуться? Куда? Вы  че, не знаете,  как там живут?
Папка  такое пишет! Я  им хоть посылочки посылаю. Доллары.  А там  че я буду
делать?  То же самое, только  на  холоде?..  И те же  бандюги кругом..."  "Я
поговорю с  моим хозяином. Может, возьмет тебя официанткой. Туда тебе теперь
возвращаться нельзя." "Тут че ли не найдут! - фыркнула Лаура. - Они по всему
миру кого хочь найдут..." "А в  полицию  ты не обращалась?" "Полиция! Да они
же  во всем мире  у власти. Полиции они че  ли боятся! Тебя тоже,  дядь Ген,
найдут. И замочат. За ними не заржавеет..." "О чем она говорит? - схватилась
за виски бывшая директор. -  Как это, замочат? Убьют что ли? За что?" "А  он
Вальку-Шлимайзера  замочил вчера ночью. Классно  так!  С первого  выстрела."
"Гена!  - побелела  Ада. -  Это правда? Зачем? Какое твое  до них, до... нее
дело?" "Поздно, тетя Рая, - развалилась на стуле бывшая блядка, положив ногу
на ногу. -  Хана твоему мужу. Зато меня спас. Мужик!" "Да плевала я на тебя!
- бушевала Ада. - Ты хоть понимаешь, во что его втравилала?" "Я втравила! Он
сам пришел  на представление и приперся в мою гримерку.  Я никого  не звала.
Вот теперь мало того, что работу потеряла,  еще на такие разборки нарвусь...
Ладно, - вдруг сменила  она тон. - Не  сцы, теть Райка. Откуда им знать, что
он это  он?  Да еще  из  другого города.  Ни  в жизнь  не найдут.  А  сама я
перекрашусь и  вообще  сгину с вашего небосклона.  Ни  в  какой ресторан  не
пойду.  У  меня, между прочим,  тоже есть  профессия... И зарабатывала я  не
меньше,  чем  вы, пока  не попалась этому... Ицику... Вот уж кто даже не жид
или там жидяра, а целое чудовище-жидовище!"
     = = =
     В просторной  профессорской квартире  Давида было  худо с отоплением, а
потому Лаура не сразу вскочила после пробуждения от странного сна. Она спала
под пуховой периной в свитере, натянутом  ночью поверх рубашки,  в шерстяных
носках, но холод проникал сквозь все. То ли дело в хрущебе в родном доме, но
вдова профессора  настояла,  чтобы молодые жили с ней. А  потому приходилось
мерзнуть.  И  без конца  врать.  Скажем,  что невестка  профессорши вовсе не
буфетчица в  молодежном кафе, а  студентка, что папа  ее вовсе не  боцман, а
научный сотрудник, что по матери Лаура еврейка и тому подобное.  Что-что,  а
врать блядочка  привыкла  с детства.  А вот привыкнуть мерзнуть  в  квартире
зимой  никак  не могла. В родном Академгородке была своя котельная, а потому
постоянные городские безобразия ученых как бы обходили мимо.
     Лаура все не могла выйти из тяжелого забытья после только что пережитых
виртуальных событий, а потому, накинув на плечи дубленку, подошла  к  окну и
отдернула  тяжелые  шторы. От  наглухо  законопаченных  двойных  рам  тянуло
внешним холодом, словно  стекол  вообще не было.  А за  ними был  вид как  с
самолета. Высотный  дом,  с шестнадцатого  этажа  которого смотрела  озябшая
красотка, стоял на  сопке.  Внизу летящими облаками пузырились зяряды пурги,
скрывающие двор и дороги, вдали мерцал в  ночи еще не  замерзший  бескрайний
залив, к которому словно неслась над облаками выстуженная квартира.
     Сон стремительно терял очертания и остроту. Там хоть было тепло, сладко
зевнула Лаура и с привычным с детства "ж-ж-идд-ы-и!.." скользнула под одеяло
к вечно мощно, не по размерам, храпящему Додику.
3.
1.
     "А это у вас что такое? - строгий таможенник Шереметьево-2 с изумлением
держал  в  руках  бережно упакованную  в  полотенце все так же  прозрачную и
сияющую банку. - Это...  зачем?" "Просто так, память, -  похолодел  Вадим, и
так  и   сяк   придумывавший   ответ  зараннее.  -  Все,  что  осталось   от
родственницы..." "Ничего не понимаю, - враждебно, как все тут, при  прощании
с родиной,  сказал  серомундирный и взялся за телефон.  -  Нет  ни в перечне
разрешенных, ни в в перечне запрещенных,  -  услышал Вадим. - Откуда я знаю?
Не  то шиньен,  не  то скальп... Говорит, что память о ком-то... Понял.  Вам
придется  это  оставить.  Не  разрешается вывозить." "Почему? -  задал Вадим
рутинный  вопрос. Все  вокруг,  кому здесь  велели оставить свое  имущество,
задвали его же. - Чем она вам тут поможет?"
     "Не положено, - услышал  он такой же рутинный ответ офицера за соседней
стойкой,  где  пожилой  мужчина  вцепился  в  свои  ордена.  Там  разгорелся
нешуточный спор, а тут  только что  такой строгий и настороженный таможенник
за  их  стойкой  вдруг зевнул  и  мотнул головой:  -  Проходите. Сколько раз
говорить?" "А... банка? - нелепо вырвалось у Вадима.  - Что, можно с собой?"
"Какая еще банка? - болезненно  заорал на него очередной вершитель еврейских
судеб. - Что вы мне тут голову морочите? Проходите. Давайте, следующие!"
     Вадим, Нона и их дочь Рита оказались уже почти за границей, в той части
аэровокзала, откуда вроде бы в Советский Союз не возвращали. Впрочем, почему
бы  и нет? Даже и из подотчетного Будапешта, куда теперь  летели беженцы  на
пути  в  Израиль, могли  запросто вернуть. Нона тщательно  спрятала банку  в
сумку  и увлекла свою семью в самый  дальний угол очередного зала ожидания в
их бесконечном прощании. "Мама, я деньги нашла, - радовалась Рита. - Смотри,
прямо на полу лежали. Пять рублей." "Положи их на место,  - засмеялся Вадим.
- Кому тут теперь нужны такие деньги? И поищи лучше пять долларов."
     "Ну  и баночка, - зашептала Нона. -  Надо же, у такого  монстра  память
отшибла..." "Подожди  радоваться, -  тревожно  огладявался  ее муж.  - Он же
кому-то доложил. Напомнят, пойдет нас искать... Точно. Вон он..."
     Знакомый офицер в серой униформе рыскал по залу, всматриваясь в евреев.
Семья Брук нахохлилась, глядя в пол, на котором бесхозно валялась советсткая
купюра.  Таможенник дважды прошел мимо,  глядя на них в упор, но не подошел.
"Он кого-то другого ищет,  -  предположила Нона, облегченно выдохнув. - Мало
ли  кого  он еще прозевал?"  "Он ищет нас,  - дрожа, ответила Рита, невольно
поднявшая на офицера глаза, - но нас почему-то не видит... Вернее, видит, но
не узнает..."
     "Смотрите, а те  тут  зачем?  -  кивнула  Нона  на троих  автоматчиков,
заботливо оглядывающих беженцев.  - Да, прошли, называется, контроль. От них
ускользнуть  не  так просто." "Баночка нас не выдаст, - гладила Рита сумку -
Ни  здесь, ни  в  Израиле."  "Там таких монстров  нет,  - неуверенно заметил
Вадим.  - Там  нам никакая  защита  не  понадобится. Там  действует право  и
закон."
     Действительно,  и солдаты не обратились к  ним,  проходя  мимо.  Офицер
снова вбежал в зал, дико оглядываясь, уже в панике. И тут объявили посадку.
     Теперь  таможенник  вместе  с  солдатами  стоял у посадочного  туннеля,
пристально  всматриваясь  в  ненавистные  лица.   Уборщицы  вдруг  закричали
двинувшейся  толпе:  "Предатели!"  "Как  вам не стыдно?  Вы  же здесь  детей
вырастили..."
     Офицер  посмотрел Вадиму прямо в глаза,  потом дернулся, было, к сумке,
но его  напряженное  лицо вдруг  залила  блаженная  улыбка.  Бруки прошли  в
самолет.
     В   салоне  стояла   тревожная   тишина.  Всем   очень  не  понравились
автоматчики,  каждый примерял  поиск  на себя, а впереди были еще венгры. Не
те, конечно, что еще год-два  назад, но  пока послушные воле старшего брата.
За  иллюминатором разворачивались казавшиеся  черными снега России. Никакого
чувства Родины  они  больше не  вызывали.  Аэрофлот  профессионально вежливо
кормил  отщепенцев  стандартной  холодной  курицей  и  повидлом  из  плоских
баночек.  Три часа лету прошли в тоскливом ожидании. Брукам не верилось, что
странную семью, умеющую так ускользнуть от досмотра, оставят в покое.
     Но  в  Будапеште было все иначе. Вместо снега -  зелень  лужаек. Евреев
охраняли  решительные парни в  штатском  с короткими  автоматами.  "Это  уже
израильтяне, папа? - тихо спросила Рита. - Тогда нас не посмеют  вернуть..."
"Это  охрана  от  террористов,  -  пояснил  сосед  по месту  в  автобусе.  -
Палестинцы в панике от большой алии. Грозились взорвать нас."
     Автобусы неслись  в другой аэропорт.  Там кроме парней с "узи" к охране
подключились венгерские  пограничники. Всем явно было  не до банки, и  Бруки
повеселели. Здесь вообще сгинула казенщина, чувствовалась заграница, которой
и  не  пахло   в  венгерском  же,  но  присоветском  аэропорту.  Можно  было
расслабиться,  потратить  в буфете  пару долларов  на  неслыханный дефицит -
импортное, а какое же еще? печенье.
     На  обратном  пути  Вадим  и  Рита,  оставившие  Нону  сторожить  вещи,
заблудились и  оказались  в каком-то  зеленом  дворе  с  красивыми  круглыми
деревьями.  И тут  к ним выскочил узкий  мужчина  в мятом  плаще. Он  что-то
невнятно спросил, а потом повторил на ломанном русском: "Евреи?  В Израиль?"
"Нет. Да." - невпопад ответили отец и дочь.
     В этот момент Нона вдруг почувствовала едва заметную дрожь в прижатой к
ноге сумке, а  мужчина в  плаще, который было оскалился и полез за чем-то за
пазуху,  вдруг  обмяк и  попятился  туда,  откуда  появился. Вадим  внезапно
вспомнил  дорогу  обратно в зал  ожидания. Но оба начисто забыли террориста.
Были туалет, буфет, доллары, печенье с кофе, а на улицу не выходили и  ни на
какие вопросы не отвечали...
     И  вообще - какие могут быть теперь вопросы или проблемы?  Если баночка
так запросто спасла их не только от свирепых советских таможенников, но и от
террористов, то что  страшного  может быть впереди,  на вожделенной  родине,
среди своих, среди евреев?
2.
     "Этого не может быть потому, что не может быть никогда! -  встревоженно
шептала  Нона,  оглядывая хорошо  обставленную просторную  квартиру с  двумя
балконами  и огромным кипарисом  за окном. - И  прямо с мебелью... И столько
добра в шкафах... Тут что-то не то..."
     Они только что переехали из съемной квартиры в собственную, купленную в
кредит.
     Маклер,  расточая  улыбки и  поздравив их  с удачной покупкой, исчез  в
проеме бронированной двери.
     "Что может быть не так? - Вадим тоже вспотел  от волнения и ошеломленно
оглядывался,  поставив на  пол  заветную сумку. - Все оформлено  у солидного
адвоката со старой вывеской. Вот договор... Вот адрес. Вот  черным по белому
наши  фамилии,  имена,  номера  удостоверений  личности.  Просто   нам  дико
повезло..."
     "Нас дико обманули," - уже  совершенно уверенно сказала Нона, а Рита на
всякий случай стала плакать. На  другом берегу реки Ордынки с ней никогда не
было, чтобы без конца так прорывало.
     Словно  в ответ в замке запертой за маклером двери  стал поворачиваться
ключ и на пороге появился незнакомый седой мужчина, с изумлением уставившись
на  Бруков.  Он  поздоровался  по-русски и  без видимого удивления  выслушал
объяснения олим. Более того, он взялся помочь разобраться с ситуацией.
     "Все  в  полном порядке,  -  расточал улыбки теперь  уже адвокат. -  Вы
просто перепутали адрес. Смотрите, у нас с вами в договоре улица Герцилия, а
вы попали в тот же номер дома, но по улице Герцель." "Но... позвольте, -  не
мог придти  в себя  Вадим под понима-ющей улыбкой  пожилого ватика, квартиру
которого они едва не оккупировали. - Мы-то могли перепутать адрес, но маклер
нам описывал перед договором  именно эту квартиру, а потом сам  проводил нас
туда, оставил ключ, наконец..." "Не беспокойтесь, -  вытер лысину адвокат. -
У вас есть визитка маклера?" "Конечно. Вот она." "Тогда ничего не может быть
проще. Сейчас мы его позовем, и он проводит вас по  правильному адресу. Так,
так, - все более мрачнел он, слушая ответы по телефону.  - Шмулик только что
улетел в Америку. Когда будет обратно, никто не знает." "Тогда мы расторгаем
договор, - твердо заявил  Вадим. - Заберите  его и до  свидания." "Мне  этот
договор не нужен, -  от любезности  адвоката  не осталось и следа. -  С  вас
будут снимать деньги в банке за законно купленную вами  квартиру, пока вы ее
не продадите. Тут есть подпись продавца, ваши с женой подписи и все заверено
в моей конторе." "Боюсь, что он прав, - поднялся ватик. - Давайте  я провожу
вас на улицу Герцилия в  вашу квартиру.  Но  как этот  мерзавец раздобыл мой
ключ?.."
     "Тут  жить нельзя!  -  кричала Нона, панически глядя по сторонам. - Все
обваливается, бойлера нет, плиты нет, ванна расколота, полы провалены,  рамы
и те все перекошены!" "Да... - ходил по комнатам с Вадимом  добрый  ватик. -
Тут не одна тысяча уйдет на ремонт..." "Да откуда у нас тысячи? - уже рыдала
Нона. - Мы все сбережения отдали этому гадкому Шмулику..." "Что поделаешь! -
философски  улыбался  их нежданный покровитель. - К сожалению, ваш Шмулик  в
какой-то мере лицо "русского" бизнеса в Израиле. Вам  следовало обратиться к
ивритоязычному посреднику. Они тоже,  конечно, не ангелы, такая уж паскудная
профессия,  но   на  такой  откровенный  обман  идут  крайне  редко.  Впредь
опасайтесь  своих бывших соотечественников.  Особенно, если  вам  предлагают
нечто  дорогое  почти  даром.  Вот  моему знакомому только  недавно  всучили
телевизионную систему транслляции. И не  работает, и не расторгнуть договор.
И  фирма известная  своим мошеничеством, "Бета-груп" называется, а ничего не
поделаешь - формально все сделано  по  закону."  "То есть для  евреев  здесь
правило обманывать друг друга, а для еврейского государства - становиться на
сторону обманщиков?"  "Это  принято не только в Израиле, а в  любой стране с
приоритетом свободного предпринимательства." "Вы хотите сказать - свободного
разбоя!.."
     "Мама, подожди-ка плакать, - вдруг вспомнила Рита. - У нас же есть наша
баночка. Сейчас все это окажется очередным страшным сном, который мы  тут же
забудем, как все прочие."
     Они бросились к сумке и развернули полотенце.
     Банка была  непривычно грязной.  Она  лежала  в  полотенце,  расколотая
надвое.
     Шиньон больше  не  казался живым.  Он был  таким,  каким  и должны быть
волосы давно умершей женщины.  Свалявшимся и  плоским, прилипшим к  тусклому
стеклу, покрытому плесенью, паутиной и землей.
04.02.03