Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
м конце
скакового круга, и там группа рассредоточилась. Когда они свернули на
финишную прямую длиной в пять фарлонгов, Дазн Роузез шел четвертым и не
подавал больших надежд на победу. Мне вдруг захотелось, чтобы он
выиграл, и я удивился внезапной силе своих эмоций. Я хотел его победы
ради Гревила, которого это уже не могло бы порадовать, и, возможно, ради
Клариссы, которую могло бы. "Сентиментальная чушь", - осадил я себя. И
тем не менее, когда зрители начали кричать, подбадривая своих любимцев,
я тоже не устоял, хотя не помню, чтобы когда-нибудь делал это прежде.
Что бы там Николас Лоудер ни думал, легкой победы не ожидалось. За
фарлонг до финиша Дазн Роузез с явным трудом вырвался на второе место и
никак не мог бы претендовать на выигрыш, если бы опережавшая его на
полкорпуса лошадь, не менее обессилевшая, чем он, внезапно свернув с
прямой, в последний момент не столкнулась бы с ним.
- Ну надо же! - с откровенной досадой воскликнула Марта, когда лошади
промчались мимо финишного столба. - Он пришел вторым. Ах, ладно, не
стоит расстраиваться.
- Это еще может быть опротестовано, и он таким образом может
выиграть, - сказал я. - Лучше так, чем никак. Так что не беспокойтесь,
ваши деньги не пропадут.
- Вы так считаете?
- Уверен, - ответил я. И почти в тот же момент из динамиков
раздалось: "Ожидается решение судей".
Еще медленнее, чем мне хотелось бы, мы втроем спустились на площадку
возле весового помещения, где лошадь - та, что еще мне не принадлежала,
стояла в ожидании, когда ее расседлают. На Дазн Роузез было накинуто
покрывало, и от его взмыленной спины поднимался пар. Он пребывал в
нервном возбуждении, как это обычно бывает после того, как лошадь
выложилась на дистанции, и помощник жокея, крепко держа поводья, пытался
его успокоить.
- Он молодец, - сказал я Марте.
- Вы так думаете?
- Он не сдавался, а это самое главное.
Николаса Лоудера не было видно: вероятно, он разбирался с
распорядителями соревнований, рассчитывая обжаловать результат. Судьи
будут просматривать, что показал фотофиниш, а затем - вот уже скоро...
"Объявляется решение судей по результатам забега, - прозвучало из
динамиков. - Результат пересмотрен..." Спорно, но факт: лидировавшая в
забеге лошадь проиграла. Вышедший из весового помещения Николас Лоудер
увидел меня в компании Остермайеров, но прежде чем я успел раскрыть рот,
чтобы по-дружески поздравить его, он, одарив меня злобным взглядом,
поспешил удалиться в противоположном направлении. Я обратил внимание,
что его верный спутник Ролло уже куда-то подевался.
Марта, Харли и я вернулись в банкетный зал на чай, где уже были
гостеприимные Найтвуды, и мое появление вновь подействовало на слезные
железы Клариссы. Оставив Остермайеров, я взял у официантки чашки с
блюдцами и подошел к ней.
- Как глупо, - сказала она несколько раздраженно, отчаянно моргая и
предлагая мне сандвич. - Правда, он был великолепен?
- Да.
- Как жаль... - Она осеклась. Мне тоже было жаль. Не стоило говорить
об этом. Однако Гревил никогда не ходил на скачки.
- Я довольно часто приезжаю в Лондон, - сказала она. - Можно, я в
один из приездов позвоню вам?
- Пожалуйста, если будет желание. Я написал на программе скачек свой
телефон и отдал ей.
- Я живу в Беркшире, а не в доме Гревила, - пояснил я.
В некотором замешательстве она посмотрела мне в глаза.
- Я не Гревил, - сказал я.
- Мой дорогой друг, - раздался голос остановившегося возле нас ее
мужа, - я очень рад, что в конце концов победила все-таки ваша лошадь,
хотя, кажется, формально ее еще нельзя назвать вашей, не так ли?
- Да, сэр.
"Он далеко не глуп, - отметил я про себя, глядя на его дружелюбное
лицо с проницательными глазами. - Его непросто провести". Мне вдруг
стало интересно, подозревал ли он, что его жена имела любовника, даже
если и не знал, кого именно. "Если бы он знал, - подумал я, - он бы не
пригласил меня на обед".
Он засмеялся.
- Профессор сказал, что благодаря вашим советам он трижды ставил на
победителя.
- Невероятно.
- Он под большим впечатлением. - Лорд Найтвуд добродушно посмотрел на
меня. - Мы всегда будем рады вас видеть, дорогой друг.
Подобные обтекаемые приглашения не предназначались для того, чтобы их
понимали буквально, - это был лишь атрибут любезности.
- Благодарю вас, - ответил я, и он кивнул, зная, что его поняли
правильно.
Захлебываясь от восторга. Марта Остермайер говорила о том, как
чудесно они провели день, и вскоре, как обычно, университетское
торжество завершилось.
Я пожал протянутую руку Клариссы и попрощался со стоявшим рядом ее
мужем. Они хорошо смотрелись вместе и выглядели замечательной
благополучной парой.
- Мы еще увидимся, - сказала она мне. Не знаю, услышал ли еще кто-то,
кроме меня, в ее голосе с трудом сдерживаемое отчаяние.
- Да, - уверенно ответил я. - Конечно.
- Мы всегда будем рады вам, дорогой друг, - повторил ее муж.
Выйдя с ипподрома, Харли, Марта и я сели в "Даймлер", Симз по примеру
Брэда принял у меня костыли.
- Оказывается, у вас перелом лодыжки, а не вывих, - с укором сказала
Марта. - Нам сказал об этом один из гостей. Я рассказала, как в среду вы
скакали на лошади, и нам не поверили.
- Нога почти зажила, - неубедительно возразил я.
- Но вы же не сможете выступать на Дейтпаме в будущую субботу?
- Пожалуй, нет.
- Ах, какой вы, - вздохнула она. - Придется нам ждать вашего
выздоровления.
Я выразил ей глубокую признательность улыбкой. Вряд ли кого из
владельцев лошадей могла обрадовать перспектива ожидания. Да и тренера
тоже: они просто не могли себе такого позволить. В мое отсутствие Майло
предоставил лошадей, на которых я обычно выступал, моему главному
сопернику, но я надеялся, что все встанет на свои места, как только я
выздоровею. В этом-то и заключалась основная опасность травм, страшны
были не столько сами травмы, сколько связанные с ними потери лошадей,
переходивших к другим жокеям, и, в случае их удачных выступлений, -
навсегда.
- А теперь, - сказала Марта, когда мы уже ехали на юг в сторону
Лондона, - я сообщу вам еще одну просто великолепную идею, которую мы
уже обсудили с Харли.
Я взглянул на Харли, сидевшего позади Симза. Он снисходительно кивал.
На этот раз на его лице не было никакого волнения.
- Мы решили, - радостно продолжала она, - что мы купим Дазн Роузез и
отдадим его Майло, чтобы тот готовил его к скачкам с препятствиями.
Разумеется, если... - тут она рассмеялась, - душеприказчик вашего брата
уступит его нам.
- Марта! - Я чуть было не лишился дара речи и бездумно назвал ее по
имени, хотя прежде всегда обращался к ней не иначе, как "миссис
Остермайер", если вообще обращался к ней.
- Ну вот! - воскликнула она, обрадованная моей реакцией. - Я же
говорила, что это замечательная идея. Что вы на это скажете?
- Душеприказчик моего брата не знает, что и сказать.
- Так вы продадите его?
- Конечно.
- Тогда давайте позвоним Майло прямо из машины и скажем ему об этом.
Она пребывала в прекрасном настроении и была не намерена ждать.
Однако, когда она дозвонилась до Майло, тот, очевидно, не сразу зажегся
этой идеей. Нахмурившись, она протянула трубку мне:
- Он хочет поговорить с вами.
- Майло, какие трудности? - спросил я.
- Это же кастрированный жеребец. Они неважно прыгают.
- Он уже мерин, - заверил я его.
- Ты же говорил мне, что твой брат никогда бы не пошел на это.
- Николас Лоудер не спрашивал его согласия.
- Ты шутишь?
- Нет, - ответил я. - Сегодня его победа была спорной, но он отчаянно
боролся, и он в форме.
- Он когда-нибудь участвовал в скачках с препятствиями?
- Не думаю, но я его научу.
- Ну что ж, ладно. Дай мне еще Марту.
- Когда поговоришь с ней, не клади трубку. Ты мне еще нужен на пару
слов.
Я передал трубку Марте, которая, послушав, вновь заговорила с
энтузиазмом. Затем я продолжил свой разговор с Майло и спросил его:
- Зачем одному из подопечных Николаев Лоудера понадобилось брать с
собой на скачки бейстер?
- Что-что?
- Бейстер. Этой штуковиной пользуются для приготовления мяса. У тебя
такой есть. Ты пользуешься им как ингалятором для лошадей.
- Просто и эффективно.
Я вспомнил, что он пользовался им в тех редких случаях, когда лошади
нужно было ввести какое-нибудь лекарство. Растворив лекарство в воде, им
наполняли резиновую грушу бейстера, затем к ней подсоединяли трубку и,
вставив ее лошади в ноздрю, резко нажимали на грушу. Сильная струя
раствора попадала прямо на слизистую оболочку, а оттуда в кровь. С таким
же успехом можно было применять и порошок. Это был самый быстрый способ
введения лекарства.
- На скачки? - переспросил Майло. - Он был у владельца лошади?
- Именно. Его лошадь победила в пятифарлонговом забеге.
- Он, должно быть, спятил. Как тебе известно, из каждого забега двух
лошадей проверяют на допинг: как правило, победителя и еще какую-нибудь.
Ни один владелец не решится дать своей лошади на скачках допинг.
- Не знаю, что он там давал. У него просто был с собой бейстер.
- Ты говорил об этом распорядителям?
- Нет. С этим типом был Николас Лоудер, и он бы, наверно, лопнул от
ярости, поскольку уже был зол на меня за то, что я заметил перемены в
Дазн Роузез.
Майло рассмеялся.
- Так вот из-за чего загорелся весь сыр-бор на прошлой неделе.
- Я вижу, ты понял.
- Будешь устраивать скандал?
- Наверно, нет.
- Проявляешь мягкотелость, - заметил он. - Да, кстати, чуть было не
забыл. Тут для тебя есть телефонограмма. Подожди-ка. Я все записал. - Он
ненадолго замолчал, затем я вновь услышал его голос:
- Вот. Что-то связанное с бриллиантами твоего брата. - В его голосе
послышалось некоторое сомнение. - Я не мог ничего напутать?
- Нет-нет. Так что там?
Вероятно, уловив в моем тоне нетерпение, он сказал:
- В общем, ничего особенного. Просто кто-то пытался до тебя
дозвониться вчера вечером и сегодня в течение всего дня, но я объяснил,
что ты переночевал в Лондоне и уехал в Йорк.
- Кто это был?
- Он не представился. Просто сказал, что у него для тебя кое-что
есть. Потом, помычав, он наконец попросил меня при случае передать тебе,
что перезвонит по номеру Гревила в надежде застать тебя там около десяти
или позже. А может, это была и она. Трудно сказать. Какой-то
неопределенный голос. Я сказал, что не знаю, удастся ли нам с тобой
поговорить, но если да, то я обязательно передам.
- Ну что ж, спасибо.
- Вообще-то я не бюро телефонных услуг, - язвительно сказал Майло. -
Почему бы тебе не включить автоответчик, как это делают все порядочные
люди?
- Я иногда включаю.
- Надо бы почаще.
С улыбкой положив трубку, я никак не мог понять, кто пытался до меня
дозвониться. Видимо, этот человек знал о том, что Гревил покупал
бриллианты. "Это могла быть даже Аннет, - думал я. - У нее
неопределенный голос".
Приехав в Лондон, я бы предпочел сразу же направиться домой к
Гревилу, но после высказанной Мартой поистине гениальной идеи уже никак
не мог отступиться от данного мною согласия на приглашение Остермайеров.
Итак, согласно плану, мы втроем пошли обедать, и я пытался развлекать их
в ответ на предоставленное мне удовольствие.
За обедом Марта высказала очередную великолепную идею. На следующий
день Симз или кто-нибудь еще отвезет нас всех в Лэмборн, чтобы взять
Майло и где-нибудь пообедать уже вместе с ним, а заодно и посмотреть на
Дейтпама перед отъездом в Штаты во вторник. Затем они отвезут меня
домой, а сами поедут посмотреть на замок в Дорсетшире, до которого они
так и не доехали в свой прошлый приезд. Харли лишь молча слушал. Судя по
моим наблюдениям, решающее слово всегда было за Мартой, и, видимо,
поэтому его эмоции порой находили выход в другом, например, в нападках
на смотрителей стоянок, которые по недосмотру позволяли кому-то ставить
на его пути свои машины.
По телефону Майло вновь попросил меня делать все возможное, чтобы
доставить удовольствие Остермайерам. Эта просьба определенно
подразумевала и мое согласие на воскресный обед. Он также сказал, что
мне вновь звонил тот же голос и он, Майло, заверил его или ее, что все
передал мне.
- Спасибо, - сказал я.
- До завтра.
Поблагодарив Остермайеров за все как мог, я отправился в дом Гревила
на такси. У меня была мысль попросить водителя такси подождать, как
Брэда, пока я не удостоверюсь, что все в порядке, но в доме за
неприступными решетками казалось тихо и темно, и я подумал, что шофер
может принять меня или за труса, или за идиота, или за того и другого
вместе. Расплатившись, я вытащил ключи, открыл калитку и пошел по
дорожке, пока не загорелись лампы и не послышался лай собаки. Всем
свойственно делать ошибки.
Глава 11
Я даже не успел дойти до ступенек крыльца. Какой-то темный силуэт,
мелькнувший в свете прожекторов, в чем-то похожем на футбольный шлем,
налетел на меня сзади, и, приземлившись, я ощутил сильный удар по
голове.
Не помню, как я отключился и сколько прошло времени с тех пор. Мне
кажется, я пришел в сознание не с первого раза, и между попытками был
какой-то интервал.
Я не знал, где я, и отдавал себе отчет лишь в том, что лежу на траве
лицом вниз. Мне уже доводилось очухиваться на траве, но не в темноте.
"Неужели все уехали после скачек домой и оставили меня одного ночью на
ипподроме?" - думал я.
Незаметно в моих мыслях всплыло, где я находился. В палисаднике
Гревила. Живой. И на том спасибо.
Я знал по опыту, что лучше всего, придя в себя после потери сознания,
не спешить. С другой стороны, на сей раз я свалился не с лошади,
поскольку палисадник Гревила не был миниатюрным ипподромом. С трудом
соображая, я все же понимал, что могли быть веские причины
пошевеливаться.
В голове пронеслись воспоминания о том, что произошло. Слабо застонав
и морщась от боли, я с трудом поднялся на колени и стал шарить вокруг в
поисках костылей. Я чувствовал себя дураком и продолжал вести себя
по-идиотски, поскольку моя умственная энергия восстановилась лишь
наполовину. Впоследствии, вспоминая свои действия, я понял, что мне
следовало тихо выскользнуть из калитки, добраться до соседнего дома и
вызвать полицию. Я же направился к входной двери дома Гревила.
Разумеется, тут же загорелся яркий свет, вновь залаяла собака, и я
словно прирос к земле в ожидании очередного нападения, неуверенно
покачиваясь на костылях и представляя собой жалкое зрелище.
Дверь была приоткрыта: я видел, что в холле горит свет. И пока я так
нелепо стоял, она резко распахнулась изнутри, и в дверном проеме
возникла все та же фигура в шлеме.
Шлем был мотоциклетный, черный и блестящий, прозрачное забрало было
опущено. Лицо тоже казалось черным, но я решил, что черным был вязаный
подшлемник, а не кожа. Кажется, мелькнули джинсы, куртка, перчатки и
черные кроссовки. Слегка повернув голову, он, должно быть, заметил меня,
беспомощно стоявшего, но даже не остановился, чтобы вновь "отключить"
меня. Перемахнув через калитку, он побежал по улице, а я так и остался
стоять в палисаднике, пока у меня слегка не прояснилось в голове.
Когда наконец это в некоторой степени произошло, я, поднявшись по
ступеням, пошел в дом. Ключи по-прежнему торчали в нижнем замке, те
самые три ключа, которые были у Клариссы и которыми я пользовался вместо
тяжелой связки Гревила. Держа их наготове в руке, я все упростил для
этого незваного гостя.
В испуге я сунул руку в карман проверить, на месте ли основная связка
ключей Гревила, и, к своему облегчению, обнаружил, что она благополучно
позвякивает у меня в брюках.
Выключив прожекторы и "собаку", я в неожиданно наступившей тишине
закрыл входную дверь. Войдя в малую гостиную Гревила, я увидел, что там
словно пронесся ураган. Скорее разозлившись, чем ужаснувшись всему этому
хаосу, я поднял валявшийся на полу телефон и позвонил в полицию.
- Ограбление, - сказал я. - Преступник скрылся.
Затем взявшись за голову, я сел в кресло Гревила, с чувством
выругался, осторожно ощупывая болезненно набухавшую на черепе шишку.
"Опять получил из-за своей немочи. Как и в прошлое воскресенье. Слишком
уж однообразно, чтобы посчитать за совпадение. В обоих случаях "шлем"
знал, что меня достаточно толкнуть. Видимо, надо радоваться, что он на
сей раз не размозжил мне голову, хотя у него была такая возможность.
Сейчас обошлось и без ножа".
Немного посидев, я усталым взглядом окинул комнату. Картины были
сорваны со стен и почти все разбиты; столы с выдернутыми из них ящиками
опрокинуты; каменные коричнево-розовые медвежата валялись на полу;
хризантема с землей растоптана на ковре, а сам горшок торчал из
разбитого экрана телевизора; видеомагнитофон брошен на пол; видеокассеты
со скачками разбросаны вперемешку со спутанной пленкой. Все это
варварство бесило меня ничуть не меньше, чем моя собственная
беспомощность.
Многие книги были скинуты с полок, но с мрачным удовлетворением я
отметил, что ни одна из них не лежала раскрытой. Хоть в
книжках-шкатулках и не было бриллиантов, грабитель не знал, что они с
тайниками. "Слабое утешение", - подумал я.
В конце концов приехали полицейские, один - в форме, другой - в
штатском. Услышав звонок в дверь, я пошел в холл, посмотрел в "глазок" и
впустил их, объясняя, кто я и почему здесь. Они оба были примерно моего
возраста и уже успели повидать много подобных вторжений.
Хладнокровно посмотрев на следы разбоя в комнате Гревила, они достали
блокноты и записали мой рассказ о нападении в палисаднике. Нуждается ли
пострадавший в оказании медицинской помощи из-за шишки на голове? Нет,
не нуждается. Они сказали, что им знаком этот дом. Его последний
владелец, мой брат, установил на всех окнах решетки и подвел к ним
сигнализацию с таким расчетом, что полиция сразу же отреагирует на
малейшую попытку влезть в дом. Он консультировался по этому поводу у
экспертов полиции, и до настоящего момента дом считался в относительной
безопасности от злоумышленников. А разве не должны включаться прожекторы
и собачий лай?
- С ними все в порядке, - сказал я, - но я их выключил перед вашим
приходом.
- Ну что ж, - продолжали они безразличным тоном, - что украдено? Я не
знал.
- Во всяком случае, ничего крупного, - ответил я, - поскольку руки
грабителя были свободными, когда он перепрыгивал через калитку.
- Что-то небольшое, что могло бы уместиться в кармане, - подытожили
они. - А в других комнатах? То же самое?
Я сказал, что еще не успел посмотреть: сами понимаете - костыли, удар
по голове и так далее. Они поинтересовались по поводу костылей.
- Перелом лодыжки, - ответил я.
- Наверное, больно?
- Немножко.
Я прошелся с ними по дому и обнаружил, что "ураган" не пощадил
ничего. На стенах большой гостиной на нижнем этаже не было ни одной
картины, в столах и комодах - ни одного ящика.
- Пытался найти сейф, - констатировал один из полицейских,
переворачивая разбитую картину. - Вы не знаете, есть ли здесь у вашего
брата сейф?
- Я не видел, - ответил я.
Они кивнули, и мы поднялись наверх. В черно-белой спальне, как и в
ванной, царил такой же кавардак. Повсюду была разброс