и, показалось мне, заговорщицки подмигнул, указывая на Луи:
молчи,  мол, приятель... Но, может, был в его подмигивании иной смысл, а мне
после  тягостного разговора с Верой мерещатся всякие небывальщины? Во всяком
случае,  нельзя  спешить  с  таким  вопросом  после  того,  что  я  узнал от
Скворцова и увидел смущенные глаза Ивана.
     Луи остановился у зеленого "Москвича".
     - Привет  земляку!  -  воскликнул  я,  радуясь,  что есть повод уйти от
темы. - Вот уж не думал, что первым делом сяду в "Москвич".
     Луи постучал ладонью по крылу.
     - Он  говорит,  -  перевел  Иван, - что купил эту машину потому, что он
сильно любит нашу родину.
     Вопрос  мой  надежно похоронен, можно начинать все сначала, но теперь я
спешить не стану.
     Мы  сели  и  тронулись:  Луи  и  Шарлотта  впереди,  Иван  между мной и
Сюзанной. Машина выбралась на автостраду. Луи прибавил скорость.
     - Будьте  добры,  Иван,  -  обратился  я  к  Шульге.  - Спросите у Луи:
большой ли был отряд, в котором они с отцом воевали?
     - Зачем  ты  все  время  мне  "вы"  говоришь? - обиделся Иван. - Я тебе
"ты",  и  ты  мне "ты". Мы люди простые, нас всех капиталисты эксплуатируют,
поэтому мы должны говорить с тобой "ты".
     - Сразу так не получается, вы уж не сердитесь...
     Иван перевел мой вопрос и ответил:
     - Он  говорит,  что  в  ихнем  отряде было двадцать два человека, и они
сделали  семнадцать саботажей, по-нашему, дать прикурить, так? А потом Борис
научился  хорошо  говорить  по-ихнему  и даже ругался, будто валлонец, и его
забрали  в  особенную  диверсионную  группу.  С  тех пор Луи с ним больше не
встречался,  он  даже  не  знал, где укрывалась эта группа. Поэтому я не мог
рассказать  тебе  про  твой  вопрос, - странная русская речь Ивана то и дело
коробила мой слух, но еще больше удивляло меня то, что он говорил.
     Итак,  ответ  сам  собой  проясняется. Отец попал в особый диверсионный
отряд, и обстоятельства его гибели им неизвестны, в этом все дело.
     - Кто же командовал этой особой группой?
     - Та  группа существовала в скрытом виде, никто про них не знал, только
генерал  Пирр.  Теперь  его  похоронили. А Луи будет рассказывать тебе за те
семь  месяцев,  когда  они  познакомились  и  вместе  били  бошей. Борис был
отчаянным,  не  знаю, как это сказать по-нашему, - простоволосым, потому его
все  время  приходилось  удерживать,  чтобы  он не потерял своей головы. Они
ходили на страшные саботажи, и Борис всегда был впереди.
     - Ах,  Иван,  -  вырвалось  у  меня.  - Что бы я без вас делал. Летел и
думал:  как  буду  здесь  разговаривать.  Но мне, право, неловко, приходится
отрывать у вас столько времени...
     - Не  беда,  -  растаял  Иван.  -  Только я, наверное, забыл свой язык,
потому  что  жил в деревне, но я буду стараться. Это нужно для нашей родины,
я  всегда  готов за нее пострадать. Я и в этих иностранных лесах страдал, не
жалея сил. А что я получил? Сейчас я почти безработный человек.
     - Вас уволили? - встревожился я.
     - Я  мастер  по  дереву. Столяр. У меня небольшая мастерская. Но сейчас
работы  стало  совсем мало. А жизнь дорожает. Меня многие сторонятся, потому
что  я  люблю  нашу  родину  и  всегда  говорю за нее правду. А здесь я есть
эксплуатированный и закован в цепи капиталистических стран.


ГЛАВА 3

     - Давай,  старик,  выкладывай,  -  требовал  я,  обнимая  рыжего.  - Ты
хороший старик, но сначала давай выкладывай.
     Я  был  навеселе,  в  голове  позванивало,  но нить мыслей я не терял и
поспевал  всюду.  Говорили  одновременно  в  четырех углах, и везде мне было
место.
     Сейчас  на  очереди  у меня рыжий, так я мысленно окрестил его, хотя он
вовсе  и не был рыжим. У него сложное имя, которое я никак не мог запомнить.
Он сидел на диване у окна, я подвалился к нему.
     - Бон санте, - ответил рыжий, поднимая бокал с вином.
     - Давай  санте,  -  согласился  я.  -  А  я  слово  дал,  что  до всего
докопаюсь. Знаешь, кому - самому президенту.
     - О,   президент!   -  рыжий,  конечно,  не  понимал  меня,  но  слушал
внимательно и улыбался.
     Он выпил и растаял, язык у него вмиг развязался.
     - Тогда  он  положил  на  стол  кусок хлеба и пистолет, - добросовестно
переводил  Иван.  -  А Борис стоял перед столом. Но пистолет был не заряжен,
так  что он не боялся. И он отошел к окну - для хитрости. А сам смотрит, что
этот  русский  сначала  схватит?  Если  возьмется  за хлеб, значит, его боши
послали. И что же, ты думаешь, он схватил?
     - Конечно, пистолет, - с восторгом угадал я.
     - Да,  он  схватил  пистолет.  А  ведь  сам  был худой, как палка. И он
повернулся  к  этому  русскому  и  засмеялся: "Ты меня не убьешь, там пустая
пуля".  Чужой  его  не  понял  и  не  выпускал  пистолет. И он подумал: "Это
большой  человек.  Он  пришел  в  свободную страну. Он может остаться здесь,
никому  не  служить  и  быть свободным. Но он хочет драться с ботами, потому
что  он  большой человек". Тут чужой увидел, что его пистолет пустой, и тоже
засмеялся.  И  он  сказал:  "Совьет,  Моску". Но он и без того знал, что это
русский,  ему  утром  дали  звонок  из  префектуры, что двое русских сделали
побег  из  шахты  и  их  надо  ловить.  Но он не такой плохой человек, чтобы
выдавать  русских для бошей. Он служил тогда полицейским, но сердце его было
с  партизанами. "Совьет - это бон, - сказал он русскому, - положи пистолет и
ешь  хлеб".  Они с ним поужинали, выпили вина, и он повел его к попу, потому
что поп понимал русский язык. Борис очень хорошо ел, он хотел много есть.
     - Едем  к  попу,  -  я  вскочил  с  дивана, - пусть священник расскажет
дальше.
     - Антуан  звонил  к  кюре,  -  остановил меня Иван. - Он уже спит. Кюре
рано  ложатся спать, потому что им делать нечего, - Иван тоже был на взводе,
но держался молодцом, по-партизански.
     - Он  хочет  опять  выпить  этот  напиток,  -  продолжал Иван, кивая на
рыжего.  -  Он  рад,  что  Антуан  пригласил  его  сюда,  он давно никому не
рассказывал  об  этом. Он положил на стол кусок хлеба и пистолет, он нарочно
так сделал...
     Я обнял рыжего.
     - Спасибо,   старик.   Ты   спас   моего  отца.  Просто  не  знаю,  как
отблагодарить  тебя.  На,  возьми, - я вытащил из кармана пригоршню значков.
Рыжий  долго  и  тщательно  выбирал,  пока  не  остановился  на владимирских
Золотых воротах. Я прицепил значок к его пиджаку.
     Луи позвал меня с другого конца стола.
     Стол  был  длинный,  во  всю  комнату,  и я шел вдоль него, цепляясь за
спинки  стульев  и улыбаясь всем, кто сидел за столом: так радостно мне было
с  этими  людьми  в  этот вечер в этой комнате. Даже эти эмигрантки, которые
прикатили  из  Голландии  и  были  сами  по  себе,  не  могли  испортить мне
настроение.
     Я  со  всеми  на  "ты", все мне друзья, а Луи запретил мне называть его
"мсье".  "Я  тебе  не  "мсье",  -  сказал  он, - я тебе друг и коммунист". И
Шульга  свой  парень,  немного  смешной и жалковатый, он все время словно бы
заискивает  передо  мной.  У  меня мировые друзья и великолепный президент с
шикарной фамилией. И я узнаю, что было на мосту.
     - Когда  ты  приедешь ко мне, - говорил Луи, а мадам Люба переводила, -
я  покажу  тебе  сувениры, с которыми мы воевали. - Луи понизил голос. - Тут
собралось  слишком  много  народу,  и  нельзя  поговорить  как  следует.  Он
говорит,  что вы молоды и не знаете, что такое война, но вы должны знать это
от него.
     - Давайте  слушать  русские  песни,  -  закричала  Ирма,  голландка  из
Ростова,  она  сидела  против нас и демонстрировала свои перстни. - Сейчас я
принесу магнитофон и будем слушать русские песни.
     Сюзанна   возникла   передо  мной  и  поставила  вазочку  с  мороженым.
Удивительно,  как  она  всюду  поспевала.  Антуан  иногда  выходил за ней на
кухню,  чтобы  помочь,  а  потом  возвращался к гостям. Перед Антуаном стоял
высокий  бокал,  но  он  почти  не  пил и разбавлял вино водой. Но все равно
Антуан  мне  друг,  не  то  что  эта  мадам Любовь Петровна, которая сидит с
поджатыми  губами  и  изучает  меня. Едва она появилась в доме, как сразу же
принялась  читать  лекцию  на  тему  "Бельгия  -  это  перезрелая  роза",  и
осуждающе поджимала губы.
     Ирма  притащила  из  машины  шикарный  "грюндиг",  принялась налаживать
пленку. Ей помогал ее отпрыск, белобрысый, длинноногий Якоб.
     - Ах,  как  я  люблю  русские  песни, - восторженно предвкушала Ирма, -
Виллем их тоже любит, правда, Виллем?
     - Я  любит  русская песня, - отвечал по-русски Виллем, огромный мужчина
с  тяжелыми  ручищами.  Виллем  мне  тоже  нравился, и Оскар мне нравился, и
другой  приятель Антуана, и другая эмигрантка из Голландии, и все остальные,
которые  тут  собрались.  Даже  Ирма  с  ее  перстнями  и наколкой перестала
раздражать меня, коль она любит русские песни.
     - Виктор!  -  позвала меня мадам Люба на французский манер, вот кто мне
сегодня определенно не нравится.
     Я обернулся.
     - Луи  хочет  с  вами  договориться,  - продолжала она недовольно. - Он
спрашивает, где вам лучше встретиться?
     - Сейчас  посмотрю по программе, - небрежно ответил я, доставая листок.
- Что там у нас записано?
     Так я и думал: мадам Люба удивилась.
     - Какая программа? - спросила она, вскидывая выщипанные брови.
     - Обыкновенная,  -  я  с  радостью  подпустил эту шпильку. - Составлена
самим  президентом  при участии Луи, Антуана и Шульги. Называется: программа
моего визита в Бельгию, теперь я от этой программы ни на шаг...
     Едва  мы  приехали к Антуану, в Ворнемон, как к дому подкатил роскошный
янтарный "пежо". За рулем сидел мужчина в кожаной фуражке.
     - Президент, - объявил Иван.
     Я удивился, что за президент? Иван терпеливо пояснил:
     - В  этой  Бельгии  как только три человека соберутся вместе, так сразу
один  из  них  делает  себя  президентом.  Но  этот  президент имеет хорошую
организацию.  Он президент Армии Зет* Поль Батист де Ла Гранж. Он хотел тебя
видеть.
     ______________
     *  В  бельгийском  движении  Сопротивления  в  годы  войны  действовали
несколько   организаций,   среди   которых  следует  отметить  возглавляемый
коммунистической   партией  Фронт  Освобождения  (Независимости),  Секретную
армию  (Армее  Секре),  Белую  бригаду (Витте бригаде) и др. Эти организации
различались  не  только  своими  политическими  платформами,  но  и степенью
активности  в  борьбе  с  фашизмом.  И в настоящее время между организациями
ветеранов  существуют  довольно  сложные  отношения.  Вот почему автор решил
произвести  на свет неведомую Армию Зет: пусть она и встречает нашего героя.
(Прим. автора.)

     Поль  Батист  де  Ла  Гранж  уже  входил  в  комнату. Движения его были
торжественно  замедленными,  лицо утопало в улыбке. Видно, он знал Антуана и
Луи, потому что сразу обратился ко мне. И как он говорил!
     - Он  рад  приветствовать тебя на бельгийской земле, - начал Иван. - Он
жалеет,  что  не  знал твоего отца, но тем больше радости у него сейчас, что
он  познакомился  с  тобой. К твоему приезду все готово, Армия Зет ждет тебя
прижать  к  своему  сердцу.  Он  привез  сувениры,  но  вручит их потом, как
закончит  речь,  потому что он приветствует тебя в трех видах: как президент
Армии  Зет,  как  бывший партизан и как патриот от своей жены, который любит
свою  родину  и всех хороших людей в мире. Он верит, что тебе тут понравится
и ты узнаешь о своем отце все, что хочешь узнать.
     Президент  был великолепен! Элегантный, общедоступный, оптимистический,
гармоничный президент - свой парень. Одна фамилия чего стоит.
     - Он  говорит,  что прервал свой ваканс, чтобы встретить тебя, и сейчас
спешит   в  Льеж,  там  будет  заседание  ихнего  президиума,  и  он  должен
рассказать  всем прессам о твоем приезде. Тебя будут встречать в Бельгии как
героя.
     - Какой же я герой?
     - Подожди,  -  оборвал  Иван. - Он должен сначала кончить речь, они тут
не  любят,  когда  их перебивают. Он говорит, что должен составить программу
для  твоего  пребывания, он рад показать тебе Арденны и этот старинный город
Льеж.  Но  для  этого  надо  иметь  программу.  Он спрашивает, что ты хочешь
увидеть прежде всего?
     - Конечно, могилу отца. А потом как вам угодно.
     - Могила  -  это  прекрасно,  -  продолжал  президент, - я понимаю ваши
чувства  и  потому  записываю:  сегодня  среда,  вы отдыхаете после дороги и
знакомитесь   с   друзьями   вашего   отца.  На  завтра  запишем  оформление
документов,  поездку  на  могилу  в  Ромушан  и по местам боев, на мост, где
погиб  ваш  отец.  Это будет делать Антуан, так? В пятницу - вы мой гость, я
приеду  за  вами в десять часов утра. Мы посмотрим все, что связано с войной
вокруг Льежа, а вечером пойдем на собрание ветеранов.
     - Когда  же  Виктор  поедет ко мне? - нетерпеливо спросил Луи, до этого
он молчал.
     - Прекрасно,  Виктор  будет  у вас в субботу, - записал президент, - вы
можете забрать его прямо с собрания, если Антуан не возражает.
     - Нам  надо  повидать  одну  женщину, - сказал Антуан, - которая делала
могилу Бориса. Правда, я не видел ее много лет.
     Вот она, та самая женщина, правда, пока безымянная.
     - Как ее зовут? - спросил я.
     - Антуан  потом  тебе  расскажет, - ответил Шульга, - ты мешаешь нашему
президенту.
     До  чего  же шикарный достался мне президент, как они перед ним робели.
Ладно, женщина от меня не уйдет.
     - Значит,  включаем  в программу мадам Икс, - улыбнулся президент. - На
какое число?
     Антуан пожал плечами.
     - Тогда  это  будет  сверх  программы.  Небольшой  сюрприз  для  нашего
молодого  друга.  Итак,  субботу  вы проводите у Луи Дюваля, снова посещаете
места  боев  и  узнаете,  как  мужественно  воевал ваш отец. А в воскресенье
состоится  торжественное возложение венков на могилы партизан, в том числе и
в  Ромушан.  Начало  церемонии в одиннадцать часов у церкви Святого Мартина.
Согласны?
     - Шикарная  программа,  -  заметил я. - Только к чему эта торжественная
церемония? Лучше поскромнее...
     - Ты   не   знаешь  наших  порядков,  -  возразил  Иван.  -  Это  очень
торжественная  церемония,  она  проводится каждый год по всем могилам. Кроме
того,  президент  говорит,  что  он должен познакомить тебя со всеми бывшими
партизанами  как  сына  арденнского  героя и сделать тебе этот очень хороший
сувенир.
     - Может, обойдемся без этих "сувениров"?
     Иван снова заговорщицки подмигнул мне, как тогда, в аэропорту:
     - На  этот  вопрос президент не может ответить тебе, но когда-нибудь ты
сам узнаешь.
     - Играете  в свои игры? - усмехнулся я. - Давайте, давайте, пользуйтесь
тем, что я ваш гость.
     - А  теперь  я  должен  вручить  вам  сувениры.  - Президент вытащил из
портфеля  иллюстрированный  журнал  с  цветной  обложкой.  -  Здесь  впервые
опубликована  историческая  фотография особой диверсионной группы "Кабан", в
которой  состоял  Борис  Маслов.  Там же напечатана статья о партизанах. Это
совсем свежий журнал.
     - Фото "кабанов"? - воскликнул я. - Неужели оно сохранилось?
     - Опять  ты  перебиваешь?  -  рассердился  Иван.  - Президент не любит,
когда его перебивают. Он оратор.
     Президент  усиленно  нахваливал  свои сувениры: брошюра с партизанскими
песнями,  биографии  героев  Сопротивления,  газеты  и  еще что-то, но я уже
слушал  вполуха:  мое внимание было приковано к журналу, а журнал прихлопнут
пухлой  президентской ладонью. Наконец ладонь сползла с обложки, и я раскрыл
журнал на закладке.
     Они  стояли  в  ряд  под  большим  деревом,  все  как на подбор рослые,
крепкие,  молодые, в руках автоматы и винтовки, у крайнего - ручной пулемет,
нацеленный  в  объектив.  Отец  стоял третьим справа, я сразу узнал его, как
узнал  бы  самого  себя,  хотя долгие годы разделяли нас. Он стоял, выставив
автомат,  и  это тоже отличало его. Он казался старше, а ведь тогда ему было
меньше лет, чем мне сейчас. И сравняться с ним не так-то просто.
     Я горячо поблагодарил президента за журнал. Де Ла Гранж улыбнулся.
     - Он спрашивает, есть ли у тебя интересные вопросы? - сказал Иван.
     - Я хотел бы узнать об особой группе "Кабан".
     - К  сожалению, о действиях этой группы известно очень мало, потому что
все  ее  люди  погибли, так он говорит. Он даже не знает, кто был командиром
группы,  но  это  можно  узнать  в  архиве  генерала  Пирра,  который еще не
опубликован.  Известно,  что  в  группу  входили одиннадцать человек, из них
четверо русских, два поляка и один югослав.
     - На  фото  их  только  десять,  -  заметил  я  и  тут  же догадался: -
Одиннадцатый тот, кто их снимал, понятно.
     - Это так, он с тобой согласный.
     - А что они делали в этой группе?
     - Они   выполняли   самые  опасные  операции:  саботажи,  расстреливали
предателей,  освобождали  патриотов.  Их прозывали "кабанами" за то, что они
проживали  в  глухом лесу на горе. Он хочет объяснить тебе, что кабаны - это
ихние  звери,  они  темные,  волосатые,  и  нос  у  них  франком. "Кабанами"
руководил  шеф Виль, только он один знал об этом отряде, что он делает и где
скрывается.  Президент  очень  жалеет,  но  после  войны  этот  шеф Виль сам
скрылся со всеми бумагами и деньгами, удрал.
     - Так просто и удрал? Куда же?
     - Эту  историю  я  тебе  потом  расскажу, - отозвался Иван, не переводя
вопроса. - Об этом Виле вся Бельгия знает.
     - Но,  возможно,  есть  другие  люди,  которые  были  связаны с группой
"Кабан"?  -  спросил я, не теряя надежды. Мне казалось, что президент что-то
недоговаривает, хотя я не имел никаких оснований думать так.
     - Он  тебе  отвечает,  -  переводил  Иван,  - что будет искать справки,
возможно,  ему  удастся  найти  интересных  свидетелей. Когда они погибли на
мосту,  то  делали  важную  операцию,  о  которой тоже стало известно только
потом.  Они  погибли  как герои, и вся ихняя Бельгия почитает их, но историю
группы  "Кабан"  никто специально не изучал. Армия Зет не располагает такими
большими  деньгами  для  истории. Но Антуан тоже был связан с "кабанами", он
тебе расскажет.
     Ничего,  сказал  я себе, могло быть и хуже. Что же все-таки выясняется?
Три  периода отцовской жизни в Арденнах у меня выясняются. Когда мы приехали
в  Ворнемон,  Антуан  рассказал,  что  несколько  раз бывал на могиле отца в
Ромушан,  там лежат три белых плоских камня, подогнанных один к другому. Три
периода,  три белых могильных камня, на которых пока еще ничего не написано.
Первый  камень:  побег  из немецкого лагеря и все, что было до партизанского
отряда,  надписи  на  этом  камне  сделает  Антуан  Форетье.  Второй камень:
партизанский  отряд,  это  связано с Луи Дювалем. И, наконец, третий камень,
самый  главный,  потому  что  он связан с последним днем жизни отца - группа
"Кабан",  третий  камень,  самый  белый  и чистый, ни одного имени на нем. И
самого главного вопроса некому даже адресовать.
     - Решено!  -  объявил  я. - С этой минуты я сам займусь историей группы
"Кабан".
     Президент демократично похлопал меня по плечу.
     - Он  тебе  поможет,  -  сказал  Иван,  -  потому  что  ты его друг, он
говорит,  что  вся его Армия Зет будет тебе помогать, и все будут рады, если
тебе  удастся  открыть  новости,  тогда он опубликует их в ихних прессах. Он
спрашивает, есть ли еще вопросы?
     - Только один. Когда познакомились Луи Дюваль и Антуан Форетье?
     Иван  удивился,  но  перевел.  Они  говорили  довольно долго, ответ был
короче.
     - Они  три дня знакомы, когда Антуан получил твою телеграмму о выезде и
поехал в Льеж. Их познакомил президент. А раньше они знакомства не имели.
     - А ты, Иван, когда с ними познакомился?
     - Тоже  три дня. Президент позвонил ко мне на дом и сам просил, чтобы я
тебя встретил. Я сказал, что я согласный помочь моей родине.
     Примерно  так я и думал: еще три дня назад они и вовсе ничег