ения   подготовки
преступления,  дерзости, умения внушить к себе  доверие.  От
обычного-то блатного парашей за версту несет. А нутро у всей
этой уголовщины бесклассное, она до крови запросто доходит.
      -  Погорели  Калинины  и вся их  банда  в  Москве.  По
прибытии  сюда  парочка разжилась в "Мосгорсправке"  адресом
Героя  Советского  Союза, вице-адмирала в  отставке  Георгия
Холостякова.  Тому  было уж восемьдесят.  Пошли  к  нему  на
разведку как студенты-заочники журфака МГУ. Посидели с ним и
его  женой,  порасспрашивали. В следующий раз  решили  брать
ордена.  Заявились опять, вроде б за дополнением к интервью.
Но помешал неожиданно явившийся гость. Набрались наглости  и
на  третий  раз, причем Калинин прихватил с  собой  в  сумке
монтировку.  В дом их пустили, но жена вице-адмирала  что-то
заподозрила. Воровка Калинина попросила традиционный  стакан
воды,  а  хозяйка  пошла не на кухню,  а  к  входной  двери.
Калинин  кинулся за ней и убил ударом монтировки по  голове.
Потом так же и Холостякова.
      -  После убийства попадьи ему уж все нипочем  было,  -
произнес Кострецов. - Такое трудно лишь в первый раз.
     - Забрали они китель с орденами, орденские книжки, даже
адмиральский  вымпел  прихватили... Органы  на  уши  встали,
когда  выяснилось, что Холостяков командовал  Новороссийским
оборонительным  районом, - фронтовой  соратник  Брежнева!  А
жена  его  оказалась  бывшей супругой новороссийского  героя
Цезаря  Куникова, которого увековечил Брежнев в своей книжке
"Малая земля"...
     - И дошло до Андропова, - продолжил капитан.
      -  А ты почему так решил? Правильно. Андропов приказал
найти убийц во что бы то ни стало.
      - Да, то же самое, что в бриллиантовом деле, о котором
я  тебе  рассказывал. Если узнали на самом верху,  то  точно
`  a*./  nb  и  всех переловят. А не заинтересуется  высокая
шишка сложным делом, останется оно висяком, если более-менее
инициативный правильный мент за него не возьмется. Так было,
Гена,  и так есть. Вот что обидно! Ведь умеем ловить, но  на
хрен это надо, если начальство не придавит.
      -  Короче,  досталось  муровцам.  Что  только  они  не
отрабатывали.  Добрались  и  до  того,  что  в   1937   году
Холостякова арестовал НКВД. Просчитали человека, который  на
него донес, но тот уже умер.
      - А по приказу Андропова должны были стукача из могилы
достать и применить спецметоды допроса, - засмеялся капитан.
      -  Муровцам  не  до  смеха было.  Курировал  следствие
заместитель  прокурора  Москвы.  А  Калинины  по  Союзу  тем
временем "журналистами" все болтались. Вот тогда-то, Сергей,
опера  и  взялись за то, с чего мы с тобой сейчас  начинаем.
Начали анализировать все уголовные дела, которые хоть как-то
были  похожи  на  это. И вышли на главаря  шайки  Тарасенко!
Оперативно  подсмотрели у него в коллекции орденок,  который
украли Калинины еще в начале своей карьеры у себя в Иванове.
К  Тарасенко  на  допросах и применили те самые  спецметоды.
Раскололся он, взяли банду. Калинину дали вышку, его жене  -
пятнадцать лет.
     - Ты, Гена, неплохо подготовился, - сказал Кострецов. -
Надеюсь, почерки и других "орденоносцев" у тебя на учете.
     - Загнал все в компьютер.
      -  Ну,  а  у  меня уже имена имеются. Одно  веселое  -
Неумывайкин,  другое  тоже звучное - Вахтанг  Барадзе.  Эдик
Неумывайкин,   который   уж,   наверное,   седой,   -    это
современниковский барыга-бриллиантщик: по-прежнему проживает
в  Москве,  крутится  в  театре. А  на  грузина  Вахтанга  я
совершенно  случайно  попал. И представь  себе  -  ездит  на
угнанном  из  "Современника"  красном  "пежо"!  Все   кругом
считают этого Барадзе кинорежиссером, но, судя по ухваткам в
обращении  с  женским полом, сдается мне, он только  одно  у
девиц  может  снимать. Кроме того, есть наколка  на  главаря
автоугонщиков - Гриню Духа. Знаю я по Чистякам этого аса.
      - Быстро ты работаешь, - с завистью проговорил Топков.
-  Да  это  элементарные оперские подлеты.  Освоенный  тобой
объем   работы  научней,  солиднее.  Каждому   свое.   Я   ж
"земляной",  вот  и  кручусь,  больше  прыгаю,  чем   думаю.
Продолжай  в  том же духе, с генералом Рузским сможешь  умно
поговорить,   -   умалил  капитан  свои  достижения,   чтобы
молоденький опер не расстраивался.
      Лейтенанту Гене Кострецов все же не захотел рассказать
"банановый" анекдот, задевший его за живое.

                             ***

      Об  Эдуарде Анатольевиче Неумывайкине Кострецов  навел
справки  в МУРе. Фигурировала эта театральная личность  и  в
современных   оперданных.  Промышлял  он  старым   и   вовсе
нетеатральным   ремеслом  скупщика  краденого,   значительно
расширив  в  последнее  время  ассортимент.  Был  замечен  в
подозрительном сбыте икон, картин, других вещей, похожих  на
m*a/.-  bk  из  музеев. Кострецов поехал к  Неумывайкину  на
квартиру.
       Дверь  открыл  сам  хозяин.  Был  Эдуард  Анатольевич
приземистым,  заплывшим жиром, и седой  весь,  словно  белой
плесенью  покрыт. Глаза бегали, как у типичного  кладовщика,
ведающего отделом снабжения и сбыта.
     Капитан показал удостоверение.
     - Можно задать вам несколько вопросов?
      -  Где  мне их только не задавали, - печально произнес
Неумывайкин и пригласил войти.
      Прошли в роскошно обставленную гостиную. Сергей, кинув
взгляд  на  антикварную  мебель,  сел  на  диван  карельской
березы. Эдуард Анатольевич взгляд заметил, пробормотал:
     - Какое счастье, что нынче не нужно отвечать на вопросы
хотя бы о комнатной обстановке.
      - Да, теперь и каменная дача органы мало интересует, -
усмехнулся  Кострецов.  -  Мир  и  Россия  наконец  пережили
информационную   революцию.   Общеизвестно:   кто    владеет
информацией,  тот  владеет всем. Так что слово  ныне  дороже
кирпичных  паЛат. - Истинно, истинно, гражданин  капитан,  -
задвигал  глазками  Неумывайкин, -  вспомнили  о  библейских
временах. Как там в Библии? "Сначала было Слово".
      Капитан, налегая на важность информации, подумал,  что
достаточно намекнул, зачем сюда явился. Поинтересовался  уже
отвлеченно:
     - Библию почитываете?
      -  Теперь  это  надо, как раньше "Историю  КПСС".  Все
возвращается  в  нормальные  жизненные  расклады...  Те   же
брюлики взять. Зачем их с производства тащить? Иди в магазин
и купи, сколько тебе нужно. А раньше-то - дефицит.
     Кострецов простецки заулыбался.
      -  Неужели  ничего  не  осталось,  что  требуется  по-
старинному стырить?
     - Почему не осталось? Всегда есть. Но воруют-то больше,
чтобы  не  терять квалификации. Профессия есть профессия,  -
рассудил  Неумывайкин, попивая лимонад из стакана, стоявшего
на  передвижном  столике  рядом с ним.  Кострецову,  однако,
угоститься не предлагал.
      - Значит, и скупщики краденого не переведутся. Тоже не
имеют   права  терять  квалификацию,  -  проговорил  Сергей,
внезапно    остановив    взгляд   на   переносице    Эдуарда
Анатольевича.
      У  того  клюквенно  прилила к лицу  кровь,  он  угрюмо
спросил:
     - Вы уточнили уже все, что хотели?
     - Еще и не начинал.
     Неумывайкин глянул презрительно.
      -  Зря  издалека  заходите. Я  эти  ментовские  фокусы
наизусть  знаю.  Сначала - об отвлеченном,  вроде  б  оно  и
главное,  а  потом, вскользь, об основном.  Так  что  будьте
попроще.
     Кострецов сказал:
     - Вам привет от Далилы Митрофановны.
       -   Да?!  -  немного  растерянно  переспросил  бывший
b%   b`  +l-k)  администратор.  Капитан  почувствовал,   что
Неумывайкину    неуютно.   Подумал:   "Об   ограблениях    в
"Современнике",   конечно,   знает.   Понимает,   что    его
элементарно  можно заподозрить как наводчика. А может  быть,
он  действительно в доле? Возможно, связан и с Духом?.. Нет,
насчет  Грини вряд ли. Машины не его профиль. Ну а пропавшие
драгоценности, ордена?"
      Тот,  словно  бы подслушав размышления опера,  грустно
проговорил:
       -  Если  в  "Современнике"  что-то  не  в  порядке  с
ценностями, обязательно мытарят Неумывайкина.
     - Уже беспокоили вас?
      -  А то как же, гражданин капитан! Но вы поймите! Этот
театр  был  и остался для меня вторым родным домом.  Никогда
ничего  из  него не выносил, а вот за то, что  туда  принес,
отбыл долгий срок.
      - Это да, - задумчиво произнес Кострецов, - там в свое
время  вы  формировали  утонченный вкус  богемы,  не  всегда
понимающей прекрасное.
     Неумывайкин заговорил серьезно:
      -  Вот  именно!  А  тут какие-то шакалы  обнаглели  до
предела.  Кого они грабили?! Талантливых людей, которые  при
новой  жизни  только-только смогли почувствовать возможность
заработать,  купить  что-то  дорогое.  Ну  хотя  бы  машины,
которые   на  Западе  у  любого  давным-давно  как  расхожие
зажигалки в кармане.
     - Не одобряете этих грабителей?
      -  Если  вы  с  Далилой  обо мне  говорили,  то  зачем
спрашиваете? Я патриот "Современника"! Все, кто  протягивает
к нему грязные руки, мои враги.
     - Даже если они из одного с вами цеха? Я имею в виду не
театральное братство. Я ведь, кроме Далилы, и в  МУРе  досье
на вас посмотрел.
     Неумывайкин с достоинством потряс седой головой.
      -  Там  на  меня  пухлое досье. И пополняется  разными
слухами.
     - А что же еще остается, Эдуард Анатольевич, если после
зэковских академий вас черта с два ухватишь?
     Рассмеялся Неумывайкин, довольно прищурился.
     - А, пришлось-таки признать? Постарел Неумывайкин, стал
мудр.  Но если начистоту, мне теперь много не надо. Квартира
обставлена хорошо, есть машина для выездов. Кое-что  отложил
на  дожитие, как старые зэки говорят. Но и это в  деревянный
конверт  не заберешь. Чего же мне еще? Я один, ни  жены,  ни
детей...  Так  что сбавил былые обороты. А в  тех  случайных
операциях, о которых стучат в МУР, участвовать не рискую. Да
и кому я всерьез нужен?! Может быть, РУОПу? Так я не завязан
ни  в банды, ни в группы. Дряхлый волк-одиночка. Ну что  мои
обороты,    когда   на   Москве   заправляет   международная
антикварная  мафия! Уголовке я требуюсь? Тоже  не  особенно.
Скоро умру, зачем меня преследовать?
      -  Все  логично, Эдуард Анатольевич. Поэтому я  к  вам
пришел как к патриоту "Современника".
      Неумывайкин испытывающе смотрел на него. Потом сморщил
a".( серо-буро-малиновые щеки и сказал:
      -  А  знаете, капитан, если б вы ко мне не пришли,  я,
возможно, сам бы наколку в угро или РУОП анонимно  кинул  по
этим  делам.  Так  меня эти вонючки возмутили!  Перешерстили
театр,  да  еще  и  студию Олега Павловича Табакова,  нашего
старого артиста.
     Кострецов, не сбавляя темпа, кинул еще один вопрос:
     - Гриню Духа имеете в виду?
     - Духа? Не знаю такого. Этот к делам причастен?
     - Похоже, занимался угонами.
     - Машины? - недоуменно вскинул брови Неумывайкин. - Это
не моего класса. Грубо - я не уважаю. Я, капитан, негодую по
поводу     исчезновения    орденов    генерала     Рузского.
Благороднейший   человек,   театрам   помогал,    и    рвань
беспардонная так с его коллекционными вещами поступила!
      Эдуард  Анатольевич  замолчал.  Капитан  понимал,  что
сдавать  своих  такому зубру нелегко, очевидно,  никогда  не
приходилось. Кострецов помог:
     - Вы хоть намекните.
     Неумывайкин тряхнул седовласой головой, поднял арбузную
свою физиономию.
     - Стар я, чтобы, как девушка, намекать. Если базарю, то
базарю  за  всю масть, - перешел он от волнения на  феню.  -
Сука  эта  рваная  - Федя Труба! Он, я не сомневаюсь,  своих
сявок  кинул  на  брюлики актрис, а  главное  -  на  ордена.
Слыхали о таком фармазоне?
     - Нет. Но в оперразработках угро, наверное, фигурирует.
      -  Должен  быть.  Срок  волок не  раз.  Специалист  по
орденам.
     Капитан напомнил:
      - Класса банды Тарасенко, что в восьмидесятых по Союзу
шарила? У того под журналистов работали супруги Калинины.
     Эдуард Анатольевич брезгливо скривился.
     - Помню это дело. Я ж тогда на зоне был, туда подробнее
доходит.   Ну   кем   были   эти  молодые   люди   Калинины?
Интеллигентные  мокрушники. Да и пахан их Тарасенко  -  гусь
лапчатый.  Сгорели все, потому как он, бивень, замазанное  у
себя  на  коллекции  держал.  Это  вор?!  А  Федя  Труба   -
профессор, специалист. Сам уж давно на дела почти не  ходит,
у  него учеников целый выводок. Ныне фарт на ордена. Границы
открыли, так такие дореволюционные сокровища взад-вперед  из
России  заходили.  Тут и именное наградное оружие:  золотое,
осыпанное  драгоценностями... Труба по  всему  этому  товару
лекции в МГУ может читать.
     - А почему - Труба?
     Неумывайкин усмехнулся.
     - Как и многие кликухи, эту в насмешку приляпали. Когда
повязали Федю впервые, он на киче под следствием по  молодой
расстроенности все причитал в камере: "Дело - труба". Сейчас
он  матерый, но конченый человек... Кокаинист. Очень дорогое
удовольствие.  Теперь  Федя больше для  его  бесперебойности
старается.
       -   Не  такой  конченый,  раз  его  люди  так  театры
проутюжили.
     Неумывайкин презрительно оттопырил губы.
      -  Все это лебединые песни Феди. Он так дошел, что  уж
анфаса  нет, только профиль остался. Совершенно изможденное,
треугольное  лицо. А нос спицей у него и  так  был.  Марафет
достает  и не таких умников. Уходя из квартиры Неумывайкина,
Кострецов подумал, что, судя по описанию, которое  дал  Феде
хозяин,  тому  больше  б подошла лисья кличка.  Треугольное,
"лисье" лицо говорит о хитрости и расчетливости человека  и,
бывает сочетается с мнительностью и импульсивностью.
      "Впрочем,  -  усмехнулся  Кострецов  про  себя,  очень
довольный визитом, - и у лис бывает хвост трубой".

                           Глава 4

      Сыск у опера Кострецова шел полным ходом; не дремали и
люди,   которых   он   затягивал   в   паутину   расспросов.
Осведомитель Кеша Черч не забыл их разговора во дворе банка,
увенчанного легендарными ночевками взломщика Паршина.
       Черч,   кочующий   по  подвалам  и  чердакам,   часто
зарабатывал  себе  на  выпивку  не  только  информацией  для
Кострецова.  Поставлял Кеша нужные сведения  и  уголовникам,
которые, в отличие от опера, оплачивали ее ценность. Являясь
таким образом двойным агентом, Черч изощрился в вылавливании
слухов,  намеков, наводок. Он болтался среди  криминалитета,
торговцев, дворников, таксистов и прочего многознающего люда
Чистяков.   Подстерегал   неосторожные   слова,   замечания,
откровения в пивных и самых разных местах, где человека  так
и подмывает выговориться.
       Для  уголовной  стороны  он,  например,  охотился  за
информацией   о  квартирах  и  машинах  новых  русских   для
ограбления или угона. Так же была важна блатным трепотня  их
"коллег"  о  разборках, переделе сфер  влияния  в  центровой
Москве.  Кеша, ходячий банк данных, ориентировался  во  всем
этом, как премудрый пескарь, исплававший окружающие норы  до
взвихрения ила и донного песка. Поэтому и носители  сведений
относились к нему с интересом.
      В  один  из  вечерков Черч стоял в любимой  пивной  на
Банковском,  уверенно примазавшись к паре молодых  блатарей,
которые,  глотая  водку  с пивом,  доходили  до  нужной  ему
кондиции.  По  Кешиным  наблюдениям, были  ребята  из  шайки
автоугонщиков Грини Духа.
      Паренька  с тюремными перстнями-наколками  на  пальцах
кликали  Веревкой  за  худобу  и  высокий  рост.  Второй,  в
тельняшке,   выглядывающей  из  распаха   шелковой   рубахи,
прозывался Камбузом, - вероятно, за любовь к морю и величину
физиономии.
      Кеша  когда-то  учился  в судостроительном  институте,
работал наладчиком экспериментальной аппаратуры на подводных
лодках,  плавал  при  ее испытании. В общем,  ему  было  чем
зацепить  Камбуза.  Тем  более что в  знак  памяти  о  своем
морском   прошлом   Черч,  как  всегда,  пил   только   пиво
"Адмиралтейское".
      Веревка  и  Камбуз бултыхали водку в кружки  с  черным
портером, и Черч осмелился на замечание:
      -  "Адмиралтейское" - то для водочки приличней.  Смесь
тогда даже по цвету на истинного "ерша" походит.
      -  Да? - мутно взглянул на него Камбуз. - А мы в  чего
льем? Я и не ведаю, в натуре, как это чернушка называется.
      -  Портер, - пояснил Кеша. - Сладковатый он,  водочный
вкус малость гасит.
      -  Ничего  у  меня не гасит, - произнес  Веревка,  уже
начавший от многопития заикаться.
      - А у тебя "Адмиралтейское"? - спросил Черча Камбуз. -
Я и не знал, что такое имеется.
      -  Ну  как  же!  - приосанился Кеша.  -  Мореманы  его
уважают. Правда, когда я на лодках ходил, такого не было.
     - На каких лодках? - осведомился, заикнувшись, Веревка.
     - На подводных.
     Камбуз спросил, прищурившись:
     - Гонишь или в натуре из флотских?
     Черч кивнул в сторону зала.
      -  Зачем мне фуфло двигать? Спроси тут любого. Я  и  в
дальних походах бывал.
     - Ну и как? - вежливо поинтересовался Камбуз.
     - Как? Да как в танке или на киче: глухо... Много ребят
там жизнь сложили.
     - Взрывались? - спросил Камбуз.
     Веревка расхохотался.
      -  Ну чего лепишь?! Ты с Великой Отечественной спутал,
его тогда и на свете не было.
     Кеша, кивнув на дельное замечание, проговорил:
      -  Разгерметизация  бывает, как у космонавтов.  Воздух
утекает - и каюк. Тогда драят наглухо этот отсек. И из  него
стучат  смертно морзянкой... А что делать? Или им  погибать,
или  всем остальным. Нельзя отдраивать. Помню, накрылись так
парни   в   одном  отсеке.  Пришвартовались  мы,  стали   их
вытаскивать.  Все  мертвые, а у  одного  на  руке  часы  все
тикают, тикают. Как та последняя их морзянка...
     У Черча заблестели глаза. Было с ним такое или не было,
но,  если  Кеша о чем-то рассказывал, он явственно это  себе
представлял,  верил  в воображаемое и  переживал  до  самого
донышка своей искромсанной души.
      Камбуз  молча налил ему в кружку водки.  Черч  смахнул
слезу и быстро выпил.
      -  Закуси,  - обстоятельный Камбуз пододвинул  к  нему
тарелку с бутербродами.
      Кеша  элегантно, хотя с утра не ел, взял  бутерброд  с
семгой,  стал  не  спеша  откусывать.  Спросил,  кивнув   на
тельняшку Камбуза:
     - С чего тельник?
      -  С  телки  его! - объяснил Веревка. - Та  с  начесом
любит,  на  ночь  иногда для тепла напяливает.  Камбуз  ныне
утром с бодуна по шконке пошарил да и натянул.
     Камбуз посмотрел на дружка с осуждением.
      -  А-а,  -  протянул  Кеша. - А у  меня  свой  тельник
хранится.  Весь  уже  застиранный. На  День  Военно-морского
флота лишь надеваю, - величественно соврал он.
      Стали  пить все вместе. Мешали водку теперь  только  с
"Адмиралтейским". Болтали на совершенно ненужные Черчу темы.
     Когда на улице совсем стемнело, Веревка спохватился:
     - О, Камбуз! Нам же проверку надо канать.
      Черч  насторожился. Затемно "проверять" эти орлы могли
только интересные вещи.
     Камбуз кивнул и произнес врастяжку:
     - Дело на безделье, в натуре, не меняют. Канаем.
      Они  расплатились  и побрели к выходу,  подпирая  друг
друга.
      Через  минуту Кеша вышел за ними. Ребята  свернули  за
угол   в  Кривоколенный  переулок.  Черч  осторожно,  таясь,
потопал  вслед. Парни углубились во двор напротив Мясницкой,
на территорию, известную с давних пор как "Арарат". Рядом  с
ней   и   поныне  имелась  дверь  с  вывеской:   "Управление
Московского коньячного завода "Арарат". Республика Армения".
А  в советские времена в подвалах ближайшего дома был розлив
в  бутылки  всякого-разного, вплоть до  терпкого  портвейна.
Сюда, чтобы спозаранку похмелиться, стекались страждущие  со
всех  Чистяков.  Черч увидел, как ребята нырнули  в  сторону
араратовских  полуподвальных  окошек.  Там  было  наставлено
много машин, тянулись закутки, темнели входы в подвалы.
     Двойной агент Иннокентий Черч проследовал за подручными
Духа.  Он увидел,