ли  ее  многотонными  фугасами.  Воронки,
окаймленные желтой глиной, уходили в туман на горизонте. Брели люди. Много
людей - в полосатой одежде. Группами и поодиночке - вся равнина, под серым
бесчувственным небом. Возвращались в город. Клейст все-таки не ошибся.  Он
умер. Последний "пророк". И Водак умер  тоже.  А  я  остался,  и  осталась
Катарина, и даже Хермлин. И многие другие, кому он предсказал.  Зачем  это
Оракулу - личные прорицания? Я плохо знал Клейста. Как и всех  семиотиков.
Каста. Но я хорошо знал Водака. Он говорил, что мог бы  уйти.  Еще  тогда.
Они погрузились и наладили грузовик. Мотоциклисты выскочили неожиданно - с
двух сторон. Он бы запросто ушел - поднялась  паника.  Крутились  колесом.
Надо было стрелять. А кругом - люди, безоружные...
   Недалеко от нас, раскидав ноги, лежал мертвый солдат. В их форме. Каска
свалилась, и льняные волосы прилипли к земле. Я отвернулся.  Я  знал,  что
это копия, но все равно не мог смотреть. Раньше я  никак  не  относился  к
Оракулу. Беда ученых -  бесстрастное  отношение  к  объекту  исследований.
Привыкаешь. Режешь собаку, как пластилин. Вдруг и  Оракул  бесстрастен?  Я
ненавидел его.
   - А может быть, он просто развлекается? - отжимая воду с лица,  спросил
Хермлин. - Знаете, мы в детстве  развлекались:  находили  мышиное  гнездо,
плескали туда бензином и бросали спичку... Молодые идиоты...
   - Может быть, - сказал я.
   Лагерь подожгли сразу же. Охрана отключилась.  Они  останавливались  на
полушаге и падали, как куклы, - больше  не  шевелясь.  Скотина  Бак  понял
первый и побежал вниз по  осыпи.  Упал.  Обхватил  голову.  Замер.  Скулил
тихонечко. Над ним  сомкнулись.  Топтали  молча  и  сосредоточенно.  Будто
месили  тесто.  Бурдюк  убрался  -  от  греха.  Блоковые  попрятались.  Их
выковыривали из невозможных щелей и били кайлами. Толпа  пошла  в  лагерь,
бурля и  разрастаясь.  Загорелись  бараки.  Ахнули  стекла  в  канцелярии.
Повалил дым. Гапель метался по  территории,  приказывал,  умолял,  пытаясь
сохранить хоть что-нибудь. Трещали доски. Обезумев, визжали овчарки. Двоих
санитаров, выбежавших из занявшегося лазарета, оглушили и бросили  обратно
в огонь. Раскаленный, багровый шар вспучился над бензохранилищем...
   С другой стороны танка кто-то сел. Кажется, двое. Сказали: Подтяни  мне
повязку... Давай, зачем ты разрезал руку?.. А ты видел Хаджи?.. Ну?..  Вот
и ну, он поранился, а кровь не пошла... Копия?.. Вероятно...  Так  что  же
это - опять посредники?..  Вероятно...  Надоело,  я  был,  когда  выявляли
"запечатленных", боже мой, что тогда творилось, неужели и нас... Не  знаю,
наше дело побыстрее добраться до города... Бедный  Хаджи...  Интересно,  в
лаборатории что-нибудь сохранилось? Нужна хорошая камера, лучше,  конечно,
видео... Достанем. У Колина была, там - архив, бетонные стены...  Главное,
задокументировать, при апокалипсисе  ведь  ничего  не  осталось  -  ровным
счетом... Пару манекенов обязательно, пока не исчезли... Конечно.  Тут  же
не  спонтанная  реакция,  это  "Гулливер"...  "Гулливер"?   Его   все-таки
задействовали?.. Как видишь... И что конкретно?.. Структура  общества,  мы
разумные существа: чисто сигнальный посыл... Так "война"  -  это  ответ?..
Вероятно... Ничего себе знаковая ситуация. Как мы будем ее толковать,  ума
не приложу... По крайней мере, это первый реальный ответ... Ну дай  бог  -
если... Так пошли?.. Ох, ты, болит! Хорошо бы машину... Поищем... Гляди  -
призраки, черт бы их побрал... Где?..  Да  вон  -  целая  цепь...  Вот  не
везет... Ты, знаешь, давай двигай, а я его приму, того - справа, все равно
с моей ногой далеко не  ускачешь...  Ну,  держись  -  недолго,  я  пригоню
машину...
   Позавчера я содрал ноготь на мизинце. Было очень больно.  Но  теперь  я
смотрел на запекшийся, коричневый полукруг с огромным  облегчением.  Кровь
была настоящая. Значит, не копия. Слава богу. И у Катарины свежая царапина
на лбу - засохли багровые капельки.
   - Идут, - сказал Хермлин. - Это правда, что они не опасны?
   Призраки надвигались цепью. Будто прочесывали. Они были  молочно-белые,
голодные, нетерпеливые. Вот один  почуял  и  колыхнулся  в  нашу  сторону.
Тотчас из-за танка, опираясь на обломок доски, вышел человек. Я его  видел
в группе анализа. Кажется, Сальников.  Он  сильно  хромал.  Не  колеблясь,
шагнул к призраку, протянул руку. Панг! - дернулась молочная  поверхность.
Призрак остановился и потемнел.
   - Я могу идти, - сказала Катарина.
   Действительно встала, упираясь в гусеницу. Вдруг отдернула руку.
   - Мягкая!
   Я потрогал башню. Металл был, как тесто, горячий - остались вмятины.
   Мы пошли. Я поддерживал ее, обняв, Панг!  Панг!  -  стреляло  по  всему
полю.  Призраки  кормились.  Катарина  торопила  слабым  голосом...   Мало
времени. Модель агонизирует. Видел - загнивает броня. Скоро все  поползет.
Нельзя упустить. Наконец-то представился случай.  Бахтин  утверждает,  что
Оракул не существует. Это проекция на наше  сознание.  Передача,  источник
которой находится где-то вовне, может быть, не в нашей Галактике...  Опять
гипотезы. Меня уже тошнило от гипотез. Я и сам мог  придумать  их  сколько
угодно. Хоть сотню, хоть две. Самых  экстравагантных.  Хватит  гипотез.  И
хватит дискуссий. И хватит безумного экспериментирования. Оракул  не  бог,
наука не храм, и мы не жрецы.  Есть  вещи  поважнее  истины.  Я  слышал  о
"Гулливере". Нас поставили в известность, поскольку Биологический контроль
должен  быть  наготове  на  случай  прорыва  внеземных  форм  жизни.  План
"Гулливер" исходил из того, что Оракул  не  воспринимает  нас  в  качестве
разумных существ и не замечает следов нашей деятельности. А потому даже не
пытается установить Контакт. Мы же не устанавливаем Контакта с  муравьями.
Мы просто их изучаем. И  то  недавно.  "Гулливер"  предполагал  произвести
некое действие в районе Зоны Информации, во-первых, разумное, а во-вторых,
сравнимое по масштабам с действиями, которые производит сам Оракул.
   Выходит, это был ответ.
   Сильно побитая, без стекол и фар,  легковая  машина,  завывая  мотором,
перевалила через бугор и поползла к нам, кренясь на рытвинах. Еще на  ходу
выскочил длинный юноша; как грабли, поднял растопыренную руку.
   - Стой! Игорь Краузе. Аварийный штаб. Регистрация. Кто такие - фамилия,
специальность? В  машину  взять  не  могу.  -  Пока  мы  бормотали,  ловко
выщелкнул из стеклянной трубочки три зеленые таблетки. - Возьмите. На язык
и разжевать. - Тонким пальцем с отгрызанным ногтем коснулся Хермлина. - Вы
можете идти домой. А вы и вы, -  палец  мелькнул,  -  к  десяти  ноль-ноль
явиться в распоряжение штаба. На личные дела час. Сбор у  почты.  Получите
паек и задание. В машину взять не могу. Вопросы?
   Таблетки были горькие. Вероятно, "Хонг" - стимулятор.
   - Захватите Хермлина, - сказал я. - Он же старик.
   - Да-да, - ответил Игорь Краузе, высматривая что-то  в  серой  дали.  -
Старик... Вы можете идти домой. Сбор у почты.  В  машину  взять  не  могу.
Вопросы?
   - Вопросов нет, - сказал я.
   Игорь Краузе кивнул - всем троим, и полез в легковушку. Обернулся.
   - Да! Ламарк только что обнаружил пульсацию магнитного  поля.  Местную,
затухающую - наверное, привязана к мистерии. Здорово, правда? - обвел  нас
сияющими глазами. - Сбор у почты. В десять ноль-ноль.
   Машина тронулась вниз, к противоположному рву.
   - А знаете, что? - сказал Хермлин, поднимая грязный  воротничок.  -  Я,
пожалуй, рад, что  мне  за  семьдесят.  Пожалуй,  впервые...  Хорошо,  что
осталось немного. Я все равно не привыкну, это пришло слишком быстро, я не
боюсь, но как-то неприятно жить... Наверное, я отстал и не понимаю...
   Он шагал быстро, твердо - сутулился, засунув руки под куртку,  грея  на
груди. "Хонг" действовал. У меня тоже прорезались силы. А Катарина чуть не
бежала, ловила ртом капли, ей было жарко,  от  одежды  шел  пар...  Стояла
сырая тишина.  Дождь  усиливался.  Легким  шорохом  покрывал  рвы,  окопы,
перевернутые орудия, ящики  для  снарядов,  поникшие  заграждения,  черных
птиц, которые суетливо копались в кучах  выпотрошенной  земли.  На  кромке
равнины проступил город - серые зубчики домов. Не так уж  далеко.  Темнели
руины гелиостанции.  Она  сильно  пострадала.  Меж  раздавленных  корпусов
высился громадный, поставленный  на  ребро,  очень  светлый  металлический
диск. Разорванные тучи лизали  верхний  его  край.  Наверное,  опрокинулся
приемник. Я подумал, что Катарина вернется  сюда.  Как  только  сможет.  И
деловитый Игорь Краузе - тоже. И  все  остальные.  Обвесятся  аппаратурой,
возьмут камеры, цейтрафер, блоки экспресс-анализа. Им все равно, что здесь
произошло. И сколько людей погибло. Важны результаты. Нечто новое в беседе
с Оракулом. То есть, они, конечно, сплошные гуманисты, они сожалеют и даже
искренно. Они хотели бы обойтись  вообще  без  жертв.  Они  все  объяснят:
поступательное  движение  цивилизации,  вертикальный  прогресс,  прорыв  в
глубокий Космос. Они скажут, что за это стоит заплатить любую цену. Иногда
мне казалось, что они просто ненормальные. Они готовы были отдать жизнь за
гипотезу. За одну из тысяч возможных гипотез. Фанатики. Рабы науки, мнящие
себя ее господами. Они исползают всю эту  равнину,  заснимут  и  исследуют
каждый миллиметр почвы, рассмотрят под  микроскопом  и  выделят  тончайшие
фракции. Возьмут пробы воздуха, воды - чего только можно. Будет  проведено
безумное количество анализов. Будут  выпущены  сотни  статей  и  прочитаны
десятки докладов. Лавиной посыплются открытия  -  заманчивые  и  пугающие.
Одного они не сделают. Самого главного. Они не спросят себя - почему?  Как
такое могло? Ведь не "Гулливер" же причина.
   Катарина осторожно сказала:
   - Ты не пойдешь к почте?
   - Нет, - ответил я.
   - Уедешь?
   - Уеду.
   - Я так и думала. Значит, мы расстанемся.
   - Выходит.
   - Жалко, - сказала она.
   - Жалко, - сказал я.
   - Но я не могу поехать с тобой. Это невозможно  -  все  бросить.  Когда
только началось. Надеюсь, ты понимаешь, что это невозможно?
   - Понимаю, - сказал я.
   Есть вещи поважнее научной истины.  Я  вспомнил  недавнюю  телехронику:
танкеры, распластанные на солнечной поверхности Залива, падающие на  крыло
самолеты, черные капельки бомб, люди  прыгают  в  коптящую,  непроницаемую
нефть... Контакт важен не потому, что мы получим звезды, а потому  что  он
спрашивает: Что такое человек - особь во Вселенной? Что он может и к  чему
стремится?  Геноцид,  ложь,  пытки,  бесконечные   малые   войны,   жуткое
балансирование на грани всеобщей катастрофы. Мы как бы не замечаем  многих
вещей - давно погружены в них, примелькалось, где-то далеко,  не  с  нами,
нас не касается. А посторонний наблюдатель глянет и  отшатнется  в  ужасе.
Глупо в чем-либо обвинять  Оракула.  Может  быть,  он  изучает  именно  те
явления человеческой природы, которые ему совершенно чужды: апокалипсис  -
слепая вера в абсурд, война -  бессмысленное  уничтожение  себе  подобных.
Парикмахерские для собак, нищие на дорогах, электромассаж, душистые ванны,
палаточные лагеря беженцев,  автомобили  с  послойным  кондиционированием,
семьи на помойках - в  коробках  и  ящиках.  Абсолютно  нетерпимо.  Однако
терпим. У нас такая  азбука.  Окончательно  и  бесповоротно.  Ведь  дальше
нельзя. Некуда. Нас  не  поймут.  Глухие  -  будем  кричать  по  телефону.
Останемся пасынками, изгоями Космоса. Наука и техника  -  это  хорошо.  Но
начинать Контакт нужно не отсюда. Начинать нужно с  людей.  С  нас  самих.
Остальное приложится.
   - Что это? - спросила Катарина.
   Мы дошли  до  гелиостанции.  Гигантский  металлический  диск  приемника
заслонил  город.  Он  стоял  на  ребре,  и  дома  рядом  с  ним   казались
игрушечными.
   Только это был не приемник.
   - Зеркало, - тихо сказала Катарина.
   Это было зеркало. Обыкновенное, в замысловатой бронзовой оправе.  Какие
вешают на стену.  Только  чудовищных  размеров.  Расширяясь,  оно  уходило
вверх, и рыхлые тучи обтекали ровно блестящую, серебряную поверхность его.
   Катарина стиснула мою руку.
   - Ты помнишь - зеркало? Во время сеанса?.. Я повторила  несколько  раз.
Должна быть запись. Надо  найти  ее...  Срочно,  Анатоль!..  Немедленно!..
Сообщить в Комитет, специальный поиск...
   Мы подошли вплотную. Она спотыкалась от волнения; - Быстрее, быстрее! -
Я тронул гладкую, стеклянную поверхность.
   - Холодная...
   - Странно. Нас там нет, - сказал Хермлин.
   В зеркале было: равнина, дождь, дым на горизонте, рвы и  окопы,  пушки,
мутное небо, колеблющийся треугольник птиц. Все - кроме людей.
   - Ты видишь, Анатоль? - с восторгом сказала Катарина.
   - Вижу.
   - Оно нас не отражает.
   - Вижу.
   - Совсем не отражает.
   - Ну и правильно, - сказал я.