в биополе и плясал безостановочно,  насколько
хватало сил, а  потом  упал  и  бился  о  землю  в  такт  несущей  частоте
энцефалоритма. Приведенный в чувство, он сказал только одно:  -  Его  съел
рукан, - и опять впал в беспамятство. Рукан лежал неподалеку -  мертвый  и
высохший, как мумия. Вызванные эксперты обнаружили  на  траве  вмятины  от
шасси и  мельчайшие  брызги  машинного  масла.  Маццони  исчез  бесследно.
Борхварта не без труда поставили на ноги в военном госпитале  столицы,  но
он упорно молчал, несмотря на непрерывные  двенадцатичасовые  допросы,  Он
пробыл наедине с руканом около восьмидесяти  часов  -  больше,  чем  любой
другой человек. Ходили слухи о каким-то "Завещании Небес",  записанном  на
микромаге  и  содержащем  обращение   к   Земле   некоего   Галактического
Содружества.  Скорее  всего,   только   слухи.   Кассета   пропала.   Если
существовала вообще. Борхварта освободили за недостатком улик, и в тот  же
день он был застрелен неизвестным в аэропорту Рио-де-Жанейро, когда ожидал
рейса на Париж.
   Это был говорящий рукан. Вероятно, все руканы  первого  поколения  были
говорящие. История их могла бы служить примером той колоссальной глупости,
на которую еще способна Земля, хотя вряд ли Оракул  или  те,  кто  за  ним
стоит, - если за ним действительно кто-то стоит - оценивают наши намерения
и поступки в рамках чуждой для них земной морали.
   Сразу же после получения первых сведений был объявлен приз  за  каждого
найденного рукана. Тысячи вертолетов, частных и государственных,  ринулись
в сельву. Это называлось "Операцией по  спасению  внеземных  форм  жизни".
Трудно сказать, чего здесь было больше - страха  или  азарта.  Сведения  о
показаниях Борхварта просочились в  печать:  руканов  боялись  смертельно.
Стреляли из пулеметов,  стреляли  парализующими  иглами,  бросали  газовые
гранаты - хотя за живой экземпляр  давали  вдвое  дороже.  Мы  никогда  не
узнаем,  сколько  руканов  было  уничтожено.  По  некоторым  данным  около
тридцати. Часть их попала в руки  военных.  Сыграла  свою  роль  мгновенно
распространившаяся (и, как потом оказалось, правильная) версия о том,  что
руканы не являются разумными существами. Британский  музей  приобрел  труп
рукана за полтора миллиона долларов. Государственный зоопарк ФРГ, заплатив
невероятные деньги, выкупил  полуживого  рукана  у  какой-то  таинственной
организации "Экспорт-импорт". Рукан экспонировался два дня, билеты  стоили
до пятисот марок, специалисты Научного Комитета  получили  доступ  к  нему
буквально в  последние  часы:  наблюдали  агонию.  Потребовалось  введение
чрезвычайного закона  об  уголовной  ответственности  за  нанесение  вреда
руканам  и  освещаемое  средствами  информации   применение   его,   чтобы
остановить вакханалию. Но даже через полгода после того, как все  живые  и
неживые объекты, продуцируемые Оракулом, были взяты  под  контроль  особой
группы Научного Комитета, секта "Глас господень" в Миннесоте, возвестившая
о втором  пришествии  и  объявившая  руканов  тридцатью  тремя  апостолами
космического Христа, в полном составе сошла с ума - во время  богослужения
и  ритуальной  пляски  трехсот  человек,  индуктором  которой  был  рукан,
неизвестно как похищенный и доставленный на территорию США.
   Возможно, прав был Нидемейер, утверждая, что  в  системе  семиотических
отношений "Земля - Оракул"  именно  говорящие  руканы  представляли  собой
универсальный механизм транскрипции, сообщество посредников - вроде живого
словаря, и что, потеряв так трагически  и  так  нелепо  почти  все  первое
поколение, человечество так же навсегда  потеряло  уникальную  возможность
добиться  взаимопонимания  с  Оракулом.  Дальнейшие  усилия  бессмысленны,
потому что отсутствует главное связующее звено.
   Факты,  казалось,  подтверждали  это.  Оракул  поразительно  равнодушно
относился к любым попыткам  установить  с  ним  непосредственный  Контакт,
одинаково игнорируя и простейшие световые коды и громоздкие топологические
модели Научного Комитета -  модели,  которые  должны  были  (по  мысли  их
создателей)  объяснить  Оракулу  биологическую   и   социальную   сущность
человечества. Одно время большие  надежды  возлагались  на  органолептику.
План симбиоза культур - "разумное в разумном"  -  захватывал  воображение.
Ученый совет Комитета дрогнул под натиском энтузиастов -  это  был  период
розовых надежд, апокалипсис еще не висел над миром, и Зона  Информации  не
была открыта. Четверо  ксенологов,  следуя  головокружительным  концепциям
доктора   Саррота,   знаменитого   колумбийца,   тогдашнего   руководителя
контактной группы, надев защитные костюмы  и  нагрузившись  всей  мыслимой
микроаппаратурой, таща за собой телевизионный кабель, нырнули в  мерцающий
мокрыми  пленками  "грибной  лес"  Чистилища  и  навсегда  исчезли   среди
гигантских зарослей  двадцатиметровых  бледных  поганок,  маслянистый  сок
которых звонко капал с пластин под шляпками прямо в  зеленоватые,  темные,
слабо колеблющиеся языки вечно горящего мха. Связь продолжалась около двух
минут, а затем наблюдатели вытащили остаток кабеля, он не был оборван  или
обрезан - жилы  его,  полностью  сохраняя  структуру,  непонятным  образом
истончались  до  волоса  и  уходили  за  пределы  разрешающей  способности
приборов. Еще четверо добровольцев были  готовы  пойти  по  следам  первой
группы - желающих  хватало,  но,  к  счастью,  раздались  трезвые  голоса.
Комитет, опомнившись, наложил  вето.  Против  Колумбийца  было  возбуждено
дело, которое, впрочем, закончилось ничем, как и  большинство  дел  такого
рода. Параллельно с этим Лазарев и Герц, получив  официальное  разрешение,
пытались проникнуть внутрь Оракула без использования технических  средств:
теплая, коричневая, шершавая поверхность купола,  похожая  на  голую  кожу
бегемота, легко вминалась при нажатии - до известного предела, выдавливала
из  себя  голубой  бисер  влаги,  но  не  обнаруживала  никакого   желания
пропустить  человека.  Обследование  продолжалось   более   шести   часов.
Результатов не было. Через трое суток после соприкосновения у  Лазарева  и
почти сразу же у Герца начал развиваться  быстро  прогрессирующий  паралич
обеих рук. Летальный исход  удалось  предотвратить  путем  немедленного  и
полного протезирования. Кстати, именно Герц выдвинул в дальнейшем гипотезу
о том, что Оракул является не механизмом, а живым существом,  в  масштабах
Космоса - простейшим организмом  и,  как  таковой,  не  обладает  разумом.
Проникновение его на Землю представляет собой паразитическую инфильтрацию,
ликвидировать  которую  необходимо  прежде,  чем  она  необратимо  поразит
важнейшие области земной культуры. Сказалась ксенофобия -  психологическая
реакция, отмеченная у многих людей, имеющих дело с Оракулом.
   Герц не был одинок. Собственно, уже  появление  руканов  поставило  под
сомнение разумность Контакта. Граница Заповедника и, следовательно, предел
биологического воздействия Оракула, находились всего в двадцати километрах
от Инкубатора, где в огромных, живых, дышащих горькими испарениями  чанах,
холодно  бурля,  чмокало  и  вздымалось  осыпанное  фиолетовыми   искрами,
прозрачное, будто тлеющее желе "звездного студня". Была построена  дорога,
связывающая обе Зоны. Ночью она подсвечивалась слабыми люминофорами  -  на
этом настаивали этологи. Но вылупившиеся руканы упорно шли в самые  разные
стороны - веером, наугад. Действительно,  как  слепые  котята.  Из  десяти
новорожденных до места доходил  только  один.  Остальные  погибали.  Если,
конечно, их сразу же не перехватывали и не доставляли  в  Заповедник.  Что
было весьма непросто: рождение очередного рукана влекло за собой магнитную
бурю - ограниченной сферы, но такой мощности, что следящие установки будто
накрывало свинцовым одеялом - экраны дрожали нетронутой голубизной. Трудно
было поверить в подобную расточительность. Или следовало предположить, что
руканы взаимозаменяемы, как элементарные винтики, и  не  представляют  для
Оракула никакой ценности. В известной степени так  оно  и  было,  но  этот
напрашивающийся   вывод   убедительно    опровергался    катастрофами    в
вычислительных центрах Боготы и  Санта-Челлини,  и  наконец,  -  известным
параличом всей панамериканской  Единой  Компьютерной  Системы.  Скорее  уж
можно было принять точку зрения экстравагантного  Колумбийца,  что  руканы
воспринимают пространство  -  время  слитно,  в  единой  целостности.  Эта
целостность имеет иную кривизну,  и  поэтому  пространственная  ориентация
каждой особи происходит в измерениях, выходящих  за  рамки  земных.  Более
того, сам Оракул с сопутствующей ему атрибутикой - это лишь часть  гораздо
более  сложной  системы,  которая  "высунулась"  в  земную  геометрию   из
недоступного нам, развернутого по иным осям мира.
   Снова всплыла гипотеза Ляховского о "случайном  включении".  Программа,
постепенно реализуемая Оракулом, не имеет к Земле никакого  отношения.  Мы
случайно, в силу непонятных причин, отклонили  на  себя  крохотный  ручеек
невообразимо  мощного  информативного  потока,   предназначенного   совсем
другому адресату.  Включились  в  разговор  двух  или  более  цивилизаций,
неизмеримо обогнавших Землю по уровню своего развития. Мы  не  можем  даже
примерно догадываться о последующих этапах этой программы. Все  равно  что
питекантропа посадили к  пульту  атомной  станции.  "Вечный  хлеб",  "роса
Вельзевула"  и  прочие  вызывающие  восторг  открытия  вовсе  не  являются
сознательными  благодеяниями  Оракула,   как   зачастую   думают.   Просто
питекантроп  тронул  клавиатуру.  Контакт,  осуществляемый  на   субстрате
минимальной и обрывочной информации, неизбежно примет  тератоидную  форму.
Часы уже тикают. Мы нажимаем кнопки, не  имея  представления  о  возможных
результатах. Последствия могут быть ужасающими как для Земли,  так  и  для
Солнечной системы. А может быть, и для всей Галактики.
   Подобные заявления, сделанные в безупречно корректной форме,  неизменно
будоражили общественное мнение, несмотря на резкие протесты ученых. Но что
можно  было  возразить,  если  даже  Роберт  Кон,  организатор  и   первый
председатель Научного Комитета, в беседе с журналистами на вопрос о  целях
появления Оракула прямо сказал: "Не знаем и никогда не узнаем". Оставалось
верить в спячку Оракула, феноменологические исследования,  повторенные  не
один  десяток  раз,  показывали,  что  при  отсутствии   активного   ввода
информации  в  соответствующую   Зону   Оракул   сворачивал   деятельность
Инкубатора, Чистилища, Моря  Призраков,  и  даже  руканы  -  видимо,  мозг
системы  -  переходили  на  стационарную,  повторяющуюся  пляску,  которая
потребляла  едва  одну   сотую   операционной   емкости   подчиненных   им
компьютеров.


   Дул  ветер.  Летала  подхваченная  бумага.  Валялись  стулья,  коробки.
Звериной пастью зиял выпотрошенный  чемодан.  Белела  фарфоровая  скорлупа
тарелок. Женщина в распахнутом халате,  сидя  на  корточках,  разглядывала
босоножку. Прижимала к себе белобрысого мальчика лет пяти.  Он  вырывался.
Закатившись в беззвучном плаче, топал ногами.
   Женщина поймала мой взгляд и сказала ясным голосом: "Ремешок  порвался,
не могу идти... Вы не видели моего мужа? Збигнев Комарский, программист...
Он  пошел  посмотреть,  что  случилось".  Вдруг,   спохватившись,   начала
застегивать халат. Мальчик бил кулаками ей в грудь - мешал.
   Их заслонили. Звякнуло толстое стекло. Изумительно  чистый,  нетронутый
ручеек молока медленно вытек из дверей магазина. Было людно.  Все  бежали.
Причем, бежали на  месте  -  не  продвигаясь.  Как  муравьи,  если  палкой
разворотить  муравейник.  Стремительно  и  бестолково.  Не  понимая,   где
опасность.
   - Эвакуация гражданского  населения,  -  опомнившись,  прокомментировал
Клейст. - Которое в первую очередь. - Оступился на круглой банке. - Ах ты,
вляпались!.. Ну, сделай что-нибудь, майор, ты же власть...
   Водак молча придерживал раненую щеку.
   Трехосный военный грузовик, как гигантский  еж,  ощетиненный  людьми  и
вещами,  перегородив  улицу,  уперся  мятым  радиатором  в  железобетонный
граненый столб фонаря.  Тот,  сломавшись  посередине,  пронзил  стекла  на
втором этаже.  Повисли  сорванные  провода.  Рослый  мужчина  с  тюком  из
наволочки стоял на колесе. Пытался забраться. Его отпихивали. Было некуда.
Сидели даже на крыше. Он упорно лез, толкая тюк перед собой. Тогда  кто-то
в кузове с размаху ударил его в лицо, и мужчина  грохнулся  об  асфальт  -
затылком, мелко застучал ногами в задравшихся штанинах.
   Два призрака вынырнули из-за угла и пошли вдоль улицы.  Этакие  колонны
высотой с дом. Уже сытые - переливающиеся всеми цветами радуги.  Шатались,
как  пьяные,  соприкасались  горячими  верхушками  -   раздавался   треск,
проскакивали молнии.
   Водак достал пистолет и выстрелил в небо. К нему обернулись. От  группы
людей,  которая  копошилась  у  разбитой  машины,  подбежал   взъерошенный
лейтенант. Приложил руку к пустой голове.
   - Господин майор... Нам полагается шесть грузовиков, а прислали  только
один. И то... -  он  беспомощно  оглянулся.  -  И  вертолетов  нет.  А  по
расписанию должно быть звено вертолетов...
   - Где начальник района? - разделяя буквы, отчетливо спросил Водак.
   - Не знаю... - лейтенант сглотнул. Руку так и держал у виска  -  забыв.
Он был совсем  молоденький.  В  новой,  отглаженной  форме.  Наверное,  из
училища. - Начальник района по тревоге не явился. Я посылал на квартиру  -
никого... И связи нет. Телефоны не работают... Господин майор!  Нужны  еще
четыре грузовика. Или даже пять...
   Он с такой надеждой смотрел  на  Водака,  словно  тот  сейчас  вынет  и
положит ему эти грузовики.
   Панг - будто струна лопнула в воздухе.
   Один из призраков остановился и  потемнел.  Наверное,  кто-то  второпях
коснулся его. Панг!  Я  еще  успел  заметить  искаженное  лицо.  Мелькнули
машущие руки.  Поверхность  колонны  сомкнулась,  по  ней,  замедляя  ход,
побежали цветные, гаснущие разводы. Призрак наливался коричневым.
   - Засосал! - с отчаянием сказал лейтенант. -  Господин  майор,  он  его
засосал!
   - Кормится, - без интереса сказал Клейст. Достал сигарету.  -  Какие-то
они сегодня ленивые. Не находишь? Наверное, нажрались по уши.
   Я отмахнулся. Мне было не до призраков. Я думал о Катарине.
   - Вы что, лейтенант? - недовольно сказал Водак.
   - Виноват, господин майор!
   - Где ваши люди?
   Лейтенант моргал пушистыми ресницами.
   - Они... меня не слушают... - казалось, он сейчас заплачет.
   - Пошли! - скомандовал Водак. - Не отставать!
   Из грузовика на нас смотрели. Сверху вниз. Там  было  несколько  солдат
без пилоток. Лица выжидающие. Водак мотнул головой  тому,  который  ударил
мужчину.
   - А ну слезай!
   Солдат поглядел недобро и сплюнул через борт.
   - Хорошо, - сказал Водак. Он  еще  держал  пистолет.  Закинул  ногу  на
колесо.
   Я схватил его за рукав.
   - Ты нас подождешь? Ладно?.. Я тебя прошу... Ты только  не  уезжай  без
нас...
   - Скорее, - сказал Водак, перекидывая тело в кузов.
   По-моему, он не понял. Времени не было. Я побежал. Тут  было  недалеко.
Цанг! - помутнел второй призрак. Я  натыкался  на  встречных.  И  на  меня
натыкались.  Весь  город  высыпал   на   улицу.   Называется,   эвакуация.
Репетировали сорок раз. Я огибал брошенные  ящики  и  мешки.  Серая  крыса
неторопливо, по-хозяйски, копалась в бумажном свертке.  Еще  два  призрака
вынырнули из переулка, Голодные,  светящиеся.  Я  шарахнулся.  Они  прошли
рядом - пахнуло озоном, горячим воздухом. Призраки не опасны. Главное,  не
касаться их. Это всего лишь бродячие рецепторы. Собирают  информацию,  где
только могут. И этому, которого засосало,  ничего  не  грозит.  Отделается
легким испугом. Конечно,  неприятно,  попасть  внутрь  призрака  -  вокруг
огненный туман, желтый и алый, будто сердцевина костра, ни черта не видно.
Вспыхивают белые искры, плывут  круги.  Тела  не  чувствуешь  -  состояние
невесомости. Кружась, проваливаешься  в  пустоту.  И  в  ушах  непрерывно,
заглушая все звуки, гудит мощный, медный гонг. Но, в  общем,  не  страшно.
Длится всего минуту, призрак переварит новую информацию и выбросит наружу.
Последствий не бывает, проверено тысячу раз.
   Народу стало меньше. Рассосались. Ветер надувал  занавески  в  открытых
окнах. Трепетала афиша - человек во фраке,  галстук  бабочкой.  Где-то  на
верхних этажах играло пианино - нечто  громкое,  бравурное,  отчаянное.  Я
взлетел по лестнице. Дверь была распахнута. В прихожей валялись -  круглое
зеркальце, платок, карандаш для бровей.  Я  задыхался,  вдавливая  кулаком
правый бок, где кололо. Позвал  -  было  тихо.  Неживая  какая-то  тишина.
Разумеется. Я  и  не  рассчитывал,  что  застану  Катарину.  Она  ведь  не
сумасшедшая. Знает, что делать в случае чрезвычайных обстоятельств.  Но  я
не мог не пойти. Это же была Катарина. Радио молчало. И  местная  сеть,  и
общая трансляция. Даже фона не было. Станция находилась на  южной  окраине
города. Видимо, и там... Сильно хотелось пить. Вода  еще  шла.  Я  глотал,
захлебываясь. Стучали выстрелы - редко и далеко. Надо  было  возвращаться.
Водак не будет ждать. С чего это я решил, что он будет меня ждать.  Одного
человека. Или даже двоих. У него теперь на руках целый район.
   В кране захрипело, засвистело, и  я  его  выключил.  Все.  Коммунальные
службы развалились. Вытер лицо мокрой рукой. Что-то изменилось  на  улице.
Что-то со светом. Неуловимое. Я так и замер  -  с  ладонью  на  щеке.  Вот
оно... - Грубая, ломаная трещина расколола небо. От края до края -  долгой
молнией. Извилистые  края  заколебались,  начали  отодвигаться.  Бесшумно,
подхваченная глубинным течением, разомкнулась голубая льдина. Встал черный
купол Вселенной. Глянули колючие звезды. Холод сошел на землю. И ко мне  в
сердце - тоже. Потому что это был финал: погасили  свет  и  упал  занавес.
Апокалипсис. Бронингем. Сентябрь  -  когда  распахнулось  небо.  Пять  лет
назад. Осень земных безумств. Четыре Всадника на костлявых  ногах.  Четыре
улыбающихся черепа. Вплавленные в булыжник, четкие следы  подков.  Красная
Полынь, поднявшая над городом мутное зарево и сделавшая воду - горечью,  а
воздух - огнем. Люди искали смерти и не находили ее.
   В соседней комнате кто-то разговаривал. Шепотом, почти неслышно.  Будто
мышь шуршала. Я толкнул  стеклянную  дверь.  Катарина  лежала  на  диване.
Одетая и причесанная. Зажмурив глаза. Левая рука ее в синих венах на сгибе
беспомощно свесилась до пола - там валялась открытая сумочка, а правой она
прижимала к слабым губам плоский, янтарный  кулон  магнитофона.  Такой  же
кулон был и у меня, только я не носил. Рядом, на столике, находился стакан
воды и упаковочка пегобтала. Эту упаковку ни с чем не  спутаешь.  Она  для
того и выпускается - яркая, с огненными, фосфоресцирующими буквами.
   Итак, начался сеанс. Она оделась, взяла сумочку, а выйти  не  успела  -
начался сеанс. Надо  же  -  именно  сейчас.  Я  прижал  пальцами  холодное
запястье. Пульс был нормальный  -  ровный  и  отчетливый.  Значит,  совсем
недавно. Катарина медленно  подняла  веки.  Меня  не  узнала.  Что  вполне
естественно. Во время сеанса реципиент отключается  от  внешнего  мира.  Я
открыл пегобтал: полный комплект,  двенадцать  штук.  Второй  упаковки  не
было. Видимо, она не успела. Я засунул ей между губами сразу две таблетки.
Вот так. Теперь по крайней мере у нее хватит  сил.  Таблетки  растворились
мгновенно. Катарина  продолжала  шептать.  Что-то  совершенно  непонятное.
Трижды повторила: "Зеркало... зеркало... зеркало". Никогда нельзя  сказать
заранее, имеет ли передача  какой-нибудь  смысл.  Связь  с  Оракулом  дело
темное. Тихомиров вообще считает, что это не связь, а периодический  вывод
отработанной информации за пределы Зоны. Сброс мусора. Может быть.  Далеко
не каждый человек способен принять передачу. Я, например,