Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
, рука на залом.
- Уя-а-а! - заорал "фермер", пытаясь вырваться. Но он уже был припечатан
к земле, Пашка держал его за волосы.
Шапкин выхватил пистолет и бросился вперед, оглядываясь - боялся, как бы
кто-то другой не выскочил из дома и не шарахнул из базуки... Я же стоял, как
фонарный столб, глядя на происходящее и даже не додумавшись прикрыть
товарищей.
Выстрела не последовало. Оттуда выскочила сухонькая женщина и с воплями
налетела на Пашку:
- Отпусти, так твою растак! Сволочь!
Ругалась она знатно.
Шапкин рывком отбросил ее от Пашки и крикнул:
- Тихо, милиция!
"Фермеру" связали руки ремешком - наручников ни у кого из нас не было.
Недопустимая роскошь для уголовного розыска! Слишком жирно. У Пашки имелась
одна пара, подаренная ему английскими полицейскими, но он утром отдал их
своему коллеге, отправлявшемуся на задержание.
Тетка продолжала ругаться, но уже сбавила тон.
- Ну все, отпусти! - прогундосил "фермер".
- Я тебе отпущу! - Пашка поставил его на ноги и пристально оглядел с ног
до головы. - Ельцов?
- Да.
- Ошминальд.
- Какой те Ошминальд. Оюшминальд!
- А, большая разница. Поехали.
- Куда? Вы чего?
- В райотдел.
- За что?
- Самое меньшее - за вооруженное нападение на сотрудников милиции.
- А я знал? Тут шпана всякая бродит. Кур воруют. Сарай на прошлой неделе
подожгли. И еще туристы. Нахальные. Костры жгут. К нам лезут.
- Будет еще время поплакаться. В машину.
Ельцов встряхнул головой и удивленно уставился на "запорожец", впервые
внимательно рассмотрев этот образчик отечественного автомобилестроения.
- В эту?
- В эту.
Тетка начала причитать, но мы не обращали на нее никакого внимания. У
меня руки тряслись, и я никак не мог унять эту дрожь. Следователь - существо
кабинетное, книжный червь, чернильница, ему непривычно стоять под стволами и
ждать, когда грянет выстрел.
Как ни странно, удалось затолкаться в "запорожец" и вчетвером. Но дышать
стало почти невозможно.
- Мужики, зря вы меня. Я ничего не делал.
- Так уж и зря? - спросил я. На переднем сиденье мне было довольно
комфортно. А вот Шапкину я не завидовал. Спереди он был спрессован креслом
водителя, а сбоку - плотным и кряжистым лесничим.
- Конечно, зря, - в голосе его не было уверенности.
- Каяться будете? - спросил я.
- Не буду.
- Напрасно. Все равно придется.
- Мужики, я же правда ничего...
- Э, ковбой, что у вас за имя? - неожиданно спросил Пашка.
- Имя как имя.
- А откуда?
- И не спрашивай... Так оно мне надоело за пятьдесят лет жизни. Когда я
родился, в Арктике дрейфовала станция "СП-1". А времена вон какие были, все
белены объелись, разучились детей по-человечески называть. Вот и обозвали
меня - Отто Юльевич Шмидт на льдине. Оюшминальд.
- Повезло, - улыбнулся Шапкин.
Машина снова попыталась увязнуть, но Пашка прибавил газу, и мы вылезли на
бетонное шоссе.
- Мужики, а вы из какой милиции?
- Областной уголовный розыск, - сурово произнес Пашка.
- А чо у вас за машина? Лучше не нашлось?
- Не нашлось, - буркнул Пашка. - Новая модель. По заказу МВД и Комитета
госбезопасности. Маскировка. Кто подумает, что это оперативная машина?
- Только дурак может подумать.
- На это и расчет. Между тем форсированный двигатель, бронированные
пуленепробиваемые стекла.
- Да ну?
- Вот тебе и ну.
- А сколько по шоссе дает?
- На таком шоссе много разве сделаешь? Вот в Москву ездили, так там, на
новой западной трассе, до двухсот спокойно дотягивали.
- До двухсот. Вот Ведь что делается. А по виду не скажешь...
В Заозерском РОВД на работе уже никого не было, кроме дежурной группы и
еще парочки оперативников, задержавшихся допоздна. Дежурный был тупым и
упрямым, пришлось несколько минут объяснять ему как и что, пока он не
соизволил предоставить нам служебный кабинет.
- - Ну что, теперь поговорим?
- Завсегда рад милиции помочь.
- Знаете такого - Новоселова?
- Не знаю, - скукожился Ельцов, будто пес, ожидающий, что ему перетянут
палкой промеж ушей.
- Интересно... Что вы делали четвертого августа?
- А я помню?
- В тот день "Спартак" сделал три - один киевскому "Динамо".
- В город ездил.
- Зачем?
- Просто так. Лески, блесну подкупить в магазине "Охотник". Просто
побродить.
- Свежим воздухом подышать, - кивнул Пашка.
- Свежим... И как вы в этом городе до сих пор не передохли?
- Привыкли. Вспоминайте точно, как провели тот день
- Побродил по магазинам. Пивка попил.
- Где?
- У вокзала в пивной.
- Очередь большая была?
- А где ныне за пивом очереди маленькие?
- Потом?
- Кино смотрел.
- Где?
- Не помню. В "Валдае", кажется.
- Что за фильм?
- Не помню. Какая-то чепуха.
- Во сколько?
- Часов в двенадцать началось. В два закончилось. Ага, как раз то время,
когда он, по нашим расчетам, должен был быть в гостях у Новоселова.
- В тот день в "Валдае" шел фильм "Фальшивое алиби".
- Во-во. Его я и смотрел.
- И о чем фильм?
- Я такие вещи не запоминаю. Детектив.
- Интересно. Фильм я сам придумал. Фальшивое у вас алиби, Оюшминальд
Егорович.
Ельцов почесал щетинистую щеку.
- Может, и не был в кино. Так чего?
- А где были?
- Да не помню я!
- А были вы, мой дорогой, у Новоселова. В поселке Сосновка, где у этого
товарища дача. И были вы не один, а с неким лицом. Так?
- Ох...
- Ну, я жду.
- Был, а чего?
- С кем?
- Да так, с мужиком каким-то. Он у Новоселова уже присутствовал, когда я
пришел.
- О чем беседовали?
- Обо всем. - Он еще раз почесал Щеку, на этот раз с яростью, оставляя на
ней красные полосы.
- Я не собираюсь вытягивать из вас по слову. Устал. Сейчас запру вас в
камеру, и вы оттуда больше не выйдете. Надоело, - махнул я ладонью.
- В какую камеру? Ты чего, в какую камеру?.. Ну, поговорили о том о
сем... Чего ко мне-то пристали? У Новоселова спросите.
- А вот это не получится.
- Почему?
- Потому что вы его убили.
- Что?!
Я бросил на стол фотографии с места происшествия.
- Узнаете? Вот он. С ножом в сердце... Мы практически все знаем. Остается
лишь уточнить, кто из вас двоих всадил нож. Кто?
- Хмы-ы, - Ельцов поперхнулся, будто проглотил воздушный шарик.
- Дело расстрельное, теперь надо за жизнь свою бороться. Рассказывайте, -
в сотый раз завел я сказку про белого бычка. Надавить на психику, заставить
трястись за собственную шкуру. Принудить к сотрудничеству... Для острастки я
зачитал ему сто вторую статью. "Умышленное убийство при отягчающих
обстоятельствах наказывается лишением свободы на срок от восьми до
пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью". Потом
перешел к статье тридцать восьмой. "При назначении наказания
обстоятельствами, смягчающими ответственность, признаются чистосердечное
раскаяние, а также активное способствование раскрытию преступления". Я
говорил и говорил, слава те Господи, научился этому ремеслу за годы работы,
а Ельцов все бледнел и бледнел. Голова его склонялась все ниже, а
заскорузлые, похожие на сучки дерева пальцы сцеплялись все сильнее. - Так
что единственный выход для вас, Оюшминальд Егорович, рассказать всю правду.
Как на духу. Вам же самому легче будет. Человеку трудно нести такой груз
одному. Рассказывайте. Если не хотите, я вас не неволю. Мы все равно
поставим все на свои места, но вам очень туго придется.
Тут Ельцов поднял голову и рванулся ко мне. Я невольно отпрянул. Получить
медвежьей лапой по зубам не слишком приятно. Пашка подскочил и положил руку
на плечо Оюшминальда, пытаясь усадить его на место. Но тот вывернулся и...
бросился на колени.
- Слышь, сынок, - забормотал он. - Мне уже пятьдесят. Браконьерил, да.
Деньги брал за лес, за доски - да. Но убивать... Не убивал я никого! Не
убивал! Зачем мне Степаныча ножом пырять? Зачем?! - Он в отчаянии стукнул
кулаком по полу. - Поверь... Не убивал!
- Сядьте на место, - прикрикнул я. - Что вы тут клоунаду устраиваете? Все
рассказывайте, а потом посмотрим, насколько вы откровенны.
- Я Степаныча, ну, Новоселова, лет пять знаю. Серьезный мужик был.
Богатый.
- Подворовывал?
- Вот уж чего не знаю... Приезжал ко мне иногда охотиться.
- Без лицензии?
- Без лицензии, - вздохнул Ельцов. - У меня столько кабанья развелось, а
отстреливать не дают. Жалко, что ли?
- Кому как. Дальше.
- Мы с Николаем Алексеевичем договорились четвертого, когда "Динамо"
продуло, заглянуть к Новоселову, решить со следующей охотой.
- Ну и что?
- Приехали, потолковали. Выпили чуток. И уехали.
- Что пили? Небось коньяк?
- Какой коньяк? Я эту дрянь на дух не перевариваю. Клоповья настойка. Кто
ее пьет!
- Встречаются любители.
- Водку. Чистейшую. С собой прихватил.
- Выпили всю?
- Полбутылки. Остальное забрали.
- А потом пивком закушали?
- Точно. Раздавили пару бутылок на станции. А вы откуда знаете?
- Я еще и не то знаю.
- Я не убивал, - вздохнул Ельцов.
- Опять за старое. Продолжайте.
- А чего продолжать? Уехали - и все. Николай Алексеевич к себе домой
поехал, а я к себе.
- Кто такой Николай Алексеевич?
- Дружок Новоселова. Как фамилия - не знаю, не помню. То ли Клюквин, то
ли Смородин. Сами знаете, на охоте по фамилии не величают. "Колян, водку
будешь?" - и вся вежливость.
- Кто он? Где работает?
- Какой-то начальник на "Подшипнике".
- Понятно. Часто Новоселов с дружками бывал у вас?
- Когда как. Раз в месяц, а иногда и реже. Охота, рыбалочка, уха. У нас
места знатные.
- Кто еще приезжал с ним?
- Армянин этот с собачьим именем, Ричард, - стал загибать пальцы Ельцов.
- Потом Николай Алексеевич. Еще Нуретдинов - армяшкин кореш и помощник, он
же у него за шофера. Еще кто-то был. Но всех не упомнишь.
- У кого была черная "волга" с тремя нулями?
- А, чуть не забыл. Сергей то ли Викторович, то ли Владимирович...
Серьезный мужик, скажу я вам. Перед ним все на задних лапках ходили. Он из
партейных. Из тех, которые в пиджаках, при шляпах и галстуках. Серьезны-ый,
- покачал головой Ельцов.
Я подробнейшим образом допросил его обо всем, что происходило четвертого
августа. Вытянул все, что можно.
Я дописал протокол уже за полночь и сказал Пашке.
- Седлай своего мустанга. Поехали в контору. Когда мы усаживались в
"спецмашину", я спросил у Пашки.
- Что за бумагу ты совал ему в нос на заимке? Какой-такой отвод земель?
- Это была справка на моего ребенка для детсада...
ОДНОКАШНИКИ
До УВД мы добрались в третьем часу. Двери были закрыты, пришлось жать на
звонок, пока ошалевший сержант из комендантского взвода не отодвинул засов.
- Три часа, - удивленно покачал он головой.
- А милиция по ночам уже не работает, товарищ сержант? - спросил Пашка.
Сержант только пожал плечами.
Мы провели Ельцова в Пашкин кабинет. В пустых коридорах управления было
жутковато.
- Ну чего, еще поболтаем? - спросил я, усаживаясь за письменный стол.
- Как, опять? - горько вздохнул Ельцов. - Я же вам все рассказал. Не
убивал я. Не убивал!
- Опять та же песня. Разберемся. А сейчас вернемся к четвертому августа.
Во сколько, говорите, вы выехали из дома?
Пашка включил магнитофон. Мы снова и снова заставляли его повторять всю
историю. Подробнее и подробнее. Я смотрел, собьется ли он на деталях, как
держится. Если человек врет, при многократном повторении это бывает видно.
Заварили чай. Глаза у меня слипались. Ненавижу работать по ночам. Как
хочется залечь в теплую постель и спать, спать, спать. А я сижу за этим
столом и допрашиваю, допрашиваю, допрашиваю. Хорошо бы еще знать, кого -
убийцу или простого свидетеля. А я этого не знал.
Рассвело. Ночь ушла. Вместе с солнцем пришло второе дыхание. Наполнились
людьми коридоры еще недавно безжизненного, отданного во власть ночных
призраков здания. Отворились двери кабинетов. Начинался обычный рабочий день
областного Управления внутренних дел.
Мы усадили Шапкина с Оюшминадьдом Егоровичем в соседнем кабинете.
- Надо идти к Самойличенко докладывать о блестящем завершении операции, -
сказал Пашка.
- Пошли, - без энтузиазма согласился я.
Мы пробились в четыреста одиннадцатый кабинет через строгую секретаршу.
Самойличенко хмуро выслушал Пашкин доклад и тут же принялся за свое любимое
занятие - стал распекать и пропесочивать. То не то, се не се. Так не
положено. Так не по инструкции... Надоел незнамо как, и я наконец взорвался.
- Степан Самуилович, а по какой инструкции в дальний район на задержание
подозреваемого добираются на своих двоих? Мы полдня не могли машину найти.
- Где я вам машину возьму? Вам здесь что, УВД или автомагазин?
- А на чем ваши тыловики на дачу ездят? Что у вас вообще здесь творится?
- А у вас в прокуратуре? Почему же у прокурора машину не взяли?
- Потому что у нас почти нет машин.
- А у меня есть?
- Два дежурных "жигуля", где они?
- Что вы себе позволяете? Я доложу о вашем поведении прокурору области.
- Прекрасно. А я внесу представление на имя начальника УВД. С указанием
виновных. Годится?
- Ладно, не пугай, пуганые, - тоном ниже произнес Самойличенко. Он
относился к людям, которые затухают, получив отпор.
- Когда-нибудь эта неразбериха всем боком выйдет, - проворчал я. -
Попомните мои слова. Позорище - опер-группа на горбатом "запорожце".
- Ладно, следователь, чего раздухарился? - махнул рукой начальник
розыска. Пар из него уже вышел. - Все-таки не забывай, с кем говоришь. Что
намерены делать дальше?
- Будем отрабатывать эту парочку, - сказал я.
- Вы считаете, они убийцы?
- Не знаю. Разберемся. Нужно брать второго. И еще - на сегодня нам нужен
эксперт-криминалист. Специалист по дактилоскопии.
Самойличенко поднял трубку и начал уламывать начальника
экспертно-криминалистического отдела. При необходимости начальник розыска
мог вытрясти из человека душу. Наконец нам пообещали прислать эксперта через
часик.
- Докладывайте о результатах, - сказал Самойличенко.
- Если будет о чем, - буркнул я. Мы вышли из кабинета,
- Бой быков! - хмыкнул Пашка. - Схватка бульдогов под ковром. Хорошо вы с
ним полаялись.
- Да ну его... Поехали на "Подшипник". Будем искать этого Николая
Алексеевича...
Нашли мы его без труда. В отделе кадров сказали, что интересующий нас
человек может быть только начальником цеха Николаем Алексеевичем
Смородинцевым. Когда я спросил замдиректора, что тот из себя представляет,
он криво ухмыльнулся:
- Человек, прямо скажем, нелегкий.
Мы прошли через лязгающий, пышущий разогретым металлом заводской корпус.
Смородинцев сидел в закутке, отгороженном от цеха толстым стеклом. Когда мы
зашли туда, он распекал кого-то по телефону. Рык у него был отменный.
- Безалаберность! Ты, Виктор Степаныч, вредитель! Твоим балбесам только
водку жрать, а ты им зад готов лизать, лишь бы не увольнялись! Понабрал
халтурщиков!.. - В такт своему реву он хлопал ладонью по столу. - Вредители!
Вы мне чуть изделие не угробили!.. А кто отвечать будет? Ты и будешь,
бракодел! Все, пока. Еще раз повторится такое, я вам устрою варфоломеевскую
ночь! В дирекцию и партком за манишку вытащу!..
Он с треском бросил трубку. Видимо, трубке и раньше немало доставалось,
поскольку она была вся в трещинах и замотана в двух местах черной изолентой.
- Тебе чего? - осведомился он у инспектора отдела кадров.
- Вот, сотрудников прокуратуры к вам привел.
- Еще не хватало!
Можно было ожидать, что обладатель такого рыка будет двухметровым
волосатым детиной. На самом деле Смородинцев оказался невысоким лысым
субъектом лет под тридцать пять со сросшимися кустистыми бровями и двойным
подбородком.
- Садитесь, коли пришли, - буркнул он, указывая нам на стулья. - И так
времени нет. Как белка в колесе крутишься, вокруг одни бездельники... Чего
вы к Умарову не пойдете? У него в цеху жулик на жулике.
- Потому что нам нужны вы, а не Умаров.
- Ну, так говорите быстрее, зачем я вам нужен.
- У вас очень шумно, - поморщился я. - Не лучшее место для беседы по
душам. Пройдемте лучше с нами.
- Еще чего? У меня на это времени нет.
- Найдете. Пойдемте с нами.
- Да никуда я не пойду. У меня совещание через полчаса. Вы и так уже
столько-времени отняли.
- Вот что, вы пойдете с нами. Добровольно. Иначе я задержу вас и проведу
через весь цех в наручниках, - отрезал я.
- Что?! Совсем охамели! За что это вы меня задержите?
- По подозрению в совершении убийства, например...
- Тридцать седьмой год, что ли?
- Нет, что вы, - вежливо улыбнулся Пашка. - Но если вы не пойдете с нами
своими ногами, я применю силу. Имею право.
- Ничего себе! Да я на вас Генеральному прокурору жалобу напишу. И в
обком, ив...
- И в ООН, и в лигу защиты насекомых, в союз феминисток, - закивал Пашка.
- Собирайтесь.
- Ну и ну, как при Сталине! - Он поднялся с кресла и сунул под мышку
потертый портфель. - НКВД.
- Архипелаг ГУЛАГ, - хмыкнул я.
При Сталине такие типы не возмущались, а послушно стучали на врагов
народно. Подобных субъектов я хорошо изучил. Ну, везет мне сегодня на
общение с полудурками. Сперва начальник уголовного розыска. Теперь этот...
- А где машина? - недовольно спросил Смородинцев, когда мы вышли из
проходной и направились в сторону остановки.
- Сейчас же не тридцать седьмой год. "Воронков" не положено - хмыкнул я.
Не рассказывать же ему душещипательную историю про ржавый "запорожец",
который Пашка утром возвратил своему брату.
- Какое убийство? - донимал нас Смородинцев в троллейбусе. - Вы больны,
да?
- Чего вы орете на весь автобус? Приедем - поговорим.
Господи, сколько раз приходилось мне возить в автобусах вещественные
доказательства на экспертизу: и черепа, и куски человеческих тел,
упакованные в коробки. И людей таскать на наркологические и психологические
экспертизы. Нет, только у нас можно везти подозреваемого в убийстве на
рейсовом автобусе.
В Пашкином кабинете Смородинцев с размаху плюхнулся на стул, с таким
драматическим накалом оглядел нас, что ему дали бы главную роль в любом
театре.
- Ну? - осведомился он, видимо, приготовившись допрашивать нас.
- А мне разрешите присесть? - спросил я. - Можно, да? Спасибо.
- Чего вы юродствуете? Говорите, чего хотели. Или так и будете нарушать
социалистические законы?
- Не будем. Не имеем привычки, - отрезал я. - Расскажите нам про
Новоселова. Это ведь ваш знакомый?
- Мой. Вы думаете, я его убил? Ну, комики, жванецкие, ети вас мать!
- Смешно, да?
- Конечно, смешно. Нашли убийцу! Ох, порадовали.
- Что-то не вижу печати скорби на вашем лице по поводу гибели приятеля.
- А я разве говорил, что скорблю? Неприятно, конечно. И жалко Сашку. Но,
честно говоря, тот еще был хлыщ.
- Почему? За что вы его так?
- За дело. Мы вместе в институте учились. Я его как облупленного знаю.
Точнее, знал.
- Интересно.
- Кому как. Маменькиным сынком был. Везде его за ручку приходилось
водить. Мнительный, сопливый, трусливый. Человека, можно сказать, из него
сделал. Вот этими руками. Я-то сопляком не был. В шахтерском городке рос.
Морфлот за плечами... Гудели вместе. По девкам ходили. Пили-гуляли. Эх,
жизнь моя студенческая, веселая и голодная. У него мамаша с папашей
адвокатами были, чего он в инженеры подался - ума не приложу. Денег всегда
полно.