Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
на всех постановлениях о производстве обысков.
В тот же день я с Пашкой, сотрудниками налоговой полиции и бойцами
спецотдела быстрого реагирования отправился в офис к Григоряну. Все-таки
есть изменения в лучшую сторону. Жизнь следователя становится веселее,
красивее и все больше начинает походить на итальянский полицейский боевик о
борьбе с мафией. Теперь ты не трюхаешь на обыск на трамвае, а со свистом
рассекаешь уличный поток на трех оперативных машинах с мигалками. И рядом не
сонный и безоружный опер, а вооруженные автоматами, с множеством спецсредств
бойцы спецотдела. В жизни нужно искать мелкие радости. Одна из них - за хват
таких вот воровских фирм. Приятно...
Вот и офис. Как положено, у входа под бронзовой вывеской стоит бугай в
пятнистой форме и с милицейской дубинкой, в кобуре у него пистолет.
- Эй, сюда нельзя! - грубо орет он собровцам, заслоняет проход, взмахивая
резиновой дубинкой, и тут же понимает свою ошибку. Его бьют кованым сапогом
в живот, тыкают отъевшейся мордой в стену. Ничего не попишешь. Сопротивление
работникам милиции... Ох, люблю захваты...
В коридоре еще двое охранников. На окрик: "Милиция! К стене!" - они
реагируют довольно быстро и выполняют требования. Теперь дальше. Вот и
наполненная компьютерами комната, где сидят длинноногие девахи и еще два
охранника, а также сам Григорян.
- Милиция. Оставаться на местах!
Здоровенный бугай в кожанке вскакивает и тянется рукой куда-то за стол.
Тут же получает автоматом в плечо и ногой в грудь. Падая, он врезается
локтем в компьютерг его экран взрывается. Отлично! Еще секунда - и на руках
защелкиваются наручники. За столом, куда он ткнулся, был спрятан пистолет
"вальтер". Башмаки собровцев немножко прогуливаются по ребрам бугая. Пашка
смотрит на него и говорит:
- Пыря Бешеный, мы же тебя по всему Союзу ищем, а ты у Григоряна
обитаешь...
- Больно-о, - ноет Пыря и зарабатывает еще один удар по ребрам.
Ох и люблю захваты!..
Григорян поднимается из-за стола, но собровец в маске опрокидывает его
назад:
- Сиди, обезьяна носатая!
Люблю работать с собровцами. Отличные ребята. Совсем лишены
дипломатичности.
Начинаем обыск. Распахиваем сейфы. Складываем в угол документацию.
Постепенно атмосфера становится сухой и деловой. Девчонки, служащие фирмы,
начинают скулить и всхлипывать, Григорян буравит меня жесткими глазами.
Наконец не выдерживает.
- Э, Завгородин, это опять ты.
- Опять я.
- Обиделся за телевизор?
- Смеешься? Мне плевать, что ты лапшу на уши моим землякам вешаешь.
- Все никак не угомонишься. Все бегаешь, кусаешься. Все такой же голодный
и такой же злой.
- Ага.
- Э, не видишь, что ты уже никто.
- Не вижу.
- Жалко мне тебя.
- Почему это?
- Э, я тебе еще тогда говорил, что приходит время, когда мы будем
хозяевами. Пришло... Тогда ты меня посадил. Теперь не сможешь. Шею свернешь.
И никто о тебе не вспомнит. Потому что ты дурак. Не понимаешь, миром правят
деньги, а не твои глупые мыслишки о том, что хорошо, а что плохо.
- Может, не только деньги... Ричард, я еще жив. И готов подраться. И
Пашка готов. И многие такие, как мы... Рано ты нас хоронишь. Рано
радуешься... И до конца я буду честным следователем и государственным
человеком. А ты будешь вором, татем. И я буду тебя душить, в какие бы
кабинеты ты ни был вхож и сколько бы денег ни наворовал.
- Жалко. Молодой. Жить бы и жить, - вздохнул Григорян и, зевнув,
отвернулся.
- Не боись, Ричи, я прорвусь.
Я приблизил разгоряченное лицо к вентилятору. На улице плавился асфальт,
и люди искали тень и холодную воду. Жаркое лето девяносто пятого
продолжалось.