Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
опять брякнул я наобум. - Он сказал,
что будет здесь.
- Да, да, конечно. Пожалуйста, - начал расшаркиваться официант. С ним
произошли разительные перемены. Так меняется тон у представителей высших
сословий, когда они видят кого-то, кто по иерархии выше их. Официанты, как и
торгаши, свое место знают и иерархию чувствуют отлично.
- Пройдемте, - радушно улыбаясь, махнул рукой наш собеседник.
Пашка посмотрел на меня и озадаченно кивнул.
Официант провел нас на второй этаж. Григорян сидел в отдельном кабинете
со стенками, обклеенными финскими обоями, с низким столом и уютными
креслами. Это был совсем не тот человек, который приходил ко мне. На этом
Григоряне ладно сидел итальянский костюм, лицо чисто выбрито, осанка
свидетельствовала об уверенности в себе и праве сидеть королем, когда вокруг
тебя все крутятся и выполняют твои желания. Да, это был не просто рядовой
торгаш, а знатный сеньор, по меньшей мере граф. Перед ним стояли блюда с
шашлыком, зеленью, в хрустальном бокале краснела "Хванчкара", налитая из
запотевшей бутылки. Григорян радовался жизни. Во всяком случае, до того
момента, пока на пороге не появились мы. Увидев нас, он чуть не подавился и
судорожно закашлялся.
Официант подскочил к Григоряну и вежливо, с соблюдением этикета, хлопнул
его по спине.
- Все... - прохрипел Григорян. - Все нормально, Слава.
- К вам-с, Ричард Ашотович, - склонил голову официант. Будь его воля, он
согнулся бы в пояс.
Григорян вздохнул. Официант озадаченно посмотрел на него, пытаясь понять,
не допустил ли какой-нибудь ошибки, приведя сюда гостей.
- Вы что, не рады нам? - спросил я укоризненно.
- Здравствуйте, - расплылся в улыбке, больше похожей на гримасу,
Григорян. - Э, я вам всегда рад. Слава, неси еду, неси вино, у нас сегодня
уважаемые люди. - Он опять начал говорить с акцентом.
Слава расслабился, видимо, решив, что не сделал ничего неуместного.
- Сейчас организуем в лучшем виде.
- Не стоит, - покачал я головой. - Мы уже обедали. Правда, Павел
Сергеевич? - обернулся я к Пашке.
- Конечно. Я сыт, как лев, целиком сожравший антилопу, - кивнул Пашка. -
А на работе не пьем.
Между тем и у меня, и у Пашки текли слюни. Утреннюю яичницу вряд ли можно
считать едой. С обедом же опять ничего не вышло. Все следователи и
оперативники, как правило, язвенники и гастритники. При нашей жизни редко
удается даже кусок перехватить, не то что питаться систематически, а
нервотрепка такая, что бьет по желудку, как острый нож. Так уж повелось в
России. Следователь должен быть язвенником. А профессиональный
уголовник-рецидивист со стажем - туберкулезником. Язвенники ловят
туберкулезников - красота!
- Обижаете, - заворковал Григорян. - Чтобы люди ко мне пришли, и я их
голодными отпустил... На Кавказе за это руки не подадут.
- Мы не на Кавказе, - хмыкнул Пашка.
- Неплохо устроились, - оценил я обстановку.
- Человек богат друзьями, - сказал Григорян. - Директор мой хороший
знакомый. А что стоит хорошему знакомому отвести мне кабинет и не заставлять
томиться в общем зале, И, конечно, никаких нарушений. Поверьте - за все
уплачено по расценкам.
- Мы верим. Все схвачено и за все заплачено - как в песне поется, -
кивнул Пашка.
- Есть другая песня. Мои друзья - мое богатство. Я бы выпил за то, чтобы
наша лебединая песня никогда не была спета, - произнес торжественно
Григорян. - Но, к сожалению, ваши бокалы не наполнены.
- Что поделаешь - работа, - вздохнул я, стараясь не смотреть на
аппетитный шашлык. Бокал вина и мягкое нежное мясо - это тебе не подгоревшая
яичница с утра. Хорошо принадлежать к избранным и плохо быть следователем,
рыскающим по городу... От Григоряна не укрылось мое минорное настроение, и
он едва заметно усмехнулся, глядя на меня.
- А где ваш роскошный вельветовый пиджак? - спросил я, вспоминая, в каких
лохмотьях заявился он ко мне в кабинет.
- Совсем поизносился. Пришлось покупать новый. - Григорян покраснел.
- Жалко, - сказал Пашка. - Добротная была вещь. Наверное, еще деду вашему
служила.
Григорян исподлобья посмотрел на него и с трудом изобразил дежурную
улыбку.
- И мокасины ничего были. Добротные. "Прощай, молодость".
- Мало ли... - Григорян поскучнел. - А вы по делу?
- А как же! Хотя какие это дела! Так, делишки. Несчастное убийство, а
сколько возни, - вздохнул я.
- Так нельзя. Убийца должен понести заслуженное наказание, - с
неожиданным пафосом произнес Григорян.
- И понесет... Ричард Ашотович, всего несколько вопросов. Вы член
охотничьего союза? - осведомился я.
- Нет.
- А ружьишко откуда?
- У меня?
- У вас.
- Ружьишко? А, есть ружьишко. Мое...
- Разрешение тоже есть?
- Вспомнил. Я член охотничьего общества "Спартак", разрешение в порядке.
А зачем? Ружье уже проржавело. Давно не охотился.
- Так уж и давно?
- Года два.
- Еще одна песня есть. "Что-то с памятью моей стало".
- - Э, я что, вру, да? - Акцент Григоряна неожиданно резко усилился,
перед нами сидел возмущенный, оскорбленный в лучших чувствах кавказец из
горного аула. Во всяком случае, Григоряну хотелось выглядеть именно таковым.
И это у него получалось.
- Не хотелось бы, чтобы вы врали. Такой приятный собеседник, жалко судить
вас за дачу ложных показаний. Год в тюрьме... Вам там будет скучно.
- Зачем угрожать, да?
- Кто угрожает? Мы информируем, - вмешался в разговор Пашка.
- Следователю положено говорить правду и только правду, - нравоучительно
произнес я. - Думаете, так уж трудно установить, что вы за последний год
раза четыре охотились вместе с Новоселовым?
- Охотился, да. Все упомнишь, что ли?
- Где охотились?
- Где-то за городом. По-моему, на севере от города. Все упомнишь, да?
- Кто с вами ездил?
- Не помню, да.
- Склероз - проблема века, - с сочувствием произнес Пашка.
- Не помню!
- Никого не помните?
- Да был там какой-то Сашин знакомый. То ли Валентин, то ли Виктор.
Я описал тех типов, о которых недавно вспомнил Бородуля.
- Вот, в светлой куртке это он был, - кивнул Григорян.
- А второй вам никого не напоминает?
- Никого.
- Как лесника звали?
- Не помню.
- А охотились на кого, на кабанчиков?
- Да. И на волка.
- Много настреляли?
- Почти ничего.
- А лицензия была?
- У Новоселова, кажется, была.
- А кто еще с вами ездил? Ну, вспомните...
- Я же говорю - этот Виктор и еще какой-то пьяница. Больше никого.
- Кроме того мужика в "волге" с тремя нулями. Обкомовская штучка, да?
Лицо у Григоряна окаменело.
- Вы что, гражданин следователь? Обком - это власть, там люди высоко
парят, как орлы. А мы на их полет только издалека смотреть можем. Я в жизни
никого из обкомов и горкомов не знал.
- Так ли?
- Да.
- Все-таки что это за шишка была? - не отставал я, видя, что Григорян
врет. И что в разговоре этот момент самый напряженный. С этим типом на
черной "волге" что-то неладно.
- Не знаю я никого, хлебом клянусь! - взорвался Григорян.
Возможно, когда-то такой была страшная клятва на Кавказе, но сегодня все
кепкари клянутся хлебом и матерью и при этом врут без всякого зазрения
совести, нахально и открыто.
- На вашем месте я был бы откровеннее. Все равно мы все узнаем. К чему
создавать трудности и себе, и нам. Проще надо быть, Ричард Ашотович, проще.
Григорян бросил на меня быстрый взгляд, и на секунду мне стало плоховато
- такой заряд злобы и холода обрушил он на меня. Тут-то я и понял, что
человек этот способен на многое. Он сам мог запросто отправить Новоселова на
тот свет. Рука бы не дрогнула.
- А вам не надо быть проще? Вы вот скажите, хочется вам, голодным и
неприкаянным, ходить, задавать людям ненужные вопросы, что-то искать, чего и
нет в природе?
Насчет того, что мы голодные - верно заметил, гад.
- Работаете много, денег получаете мало, толку никакого. Зачем все это?
Зачем портить нервы безобидным и тихим людям?
- Таким, как вы?
- Как я. И как многие другие. Вы мне оба очень нравитесь, я бы хотел
иметь таких друзей. Но у вас очень тяжелая жизнь. Помотайся вот так по
городу. Автобус, троллейбус - семь потов сойдет. Такие хорошие люди должны
ездить на машинах, отдыхать, не считая денег.
- Это вы к чему? - спросил я.
- Получать двести рублей за такую работу - разве дело? А ведь есть такие
товарищи, которым ничего не стоит дать таким приятным молодым людям взаймы,
скажем, тысяч пятнадцать на личное обустройство.
- Взятки предлагает. Скучно, - зевнул Пашка.
- Я предлагаю? Как вы могли такое подумать? Я просто размышляю. И всегда
буду рад вернуться к этому разговору. - Теперь он говорил совершенно без
акцента.
- Мы подумаем, - кивнул я.
- Подумайте. К чему так напрягаться! Зачем? У вас есть убийца, он
сознался... Чего вы еще хотите?
- Да, есть убийца, он сознался. А откуда вы это знаете? Паш, ты говорил
об этом?
- Нет.
- И я нет. Озарение?
- Э, слухи, товарищи, сами знаете.
- "Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам" - есть такая песня.
- Не слышал.
- Высоцкий.
- А, Высоцкий, - закивал Григорян. - Хорошо пел. Правильно.
- Действительно правильно. Всего вам доброго. - Я поднялся со стула.
- Так и не пообедаете со мной?
- В другой раз, Ричард Ашотович. В другой раз.
- Всегда рад вас видеть. Мой дом - ваш дом, товарищи. Григорян своим
друзьям все отдаст. Ничего не пожалеет. На Григоряна можно положиться.
- Мы будем иметь в виду...
ОХОТНИКИ НА КАБАНОВ
Мы зашли в столовую управления железной дороги. Нас пропустили туда по
удостоверениям. Кормили там, конечно, похуже, чем в "Октябре", но вполне
пристойно. Во всяком случае, удар по моему гастритному желудку был не
слишком тяжелым, а по карману тем более.
- Как тебе это нравится? - промычал Пашка, пережевывая свежую булку.
- Не нравится.
- Информация моментально ушла. Кто армянину насвистел, что мы взяли
Бородулю? Неплохо бы узнать. Не забудь, он сам нам Бородулю и подсунул.
- Точно. Думаешь, с самого начала рассчитывал свалить все на Кузьму? -
Пашка принялся за виноградный сок и шоколадное пирожное.
- Кто знает. Во всяком случае, он меньше всего хочет, чтобы мы копали
вокруг Новоселова... Пятнадцать тысяч на брата. По "жигулям" третьей модели.
Смотри, как нас ценят! - ухмыльнулся я.
- Могли бы и поторговаться. - Пашка вытащил из кармана японский диктофон,
сделал звук поменьше, щелкнул клавишей и прислонил его к уху. - Отлично
записалось.
- А, все равно звукозапись не доказательство.
- Ничего, так спокойнее. А то потом наплетет, что мы явились в ресторан и
вымогали у него деньги.
Пашка привык все скользкие разговоры записывать на японский диктофон,
который его дядя привез ему из Финляндии. Он уже собрал приличную фонотеку с
голосами преступников.
Пообедав, мы отправились в прокуратуру. Там меня ждал Сережа Шапкин -
оперуполномоченный из ОВД, прикрепленный к нашей бригаде.
- Нашли мы этого лесовика, - сказал он.
- Изложи доходчиво, - предложил я, усаживаясь за свой стол.
- Все сходится. И отчество. И "ремингтон". И описание внешности.
- Как зовут? - осведомился Пашка.
- Зовут, - оперативник потянулся за записной книжкой. - Оя... Ою...
Оюшминальд Егорович Ельцов.
- Ою... Как, говоришь? - прищурился Пашка.
- Оюшминальд.
- Скандинав какой-нибудь? - спросил я.
- Или негр, - улыбнулся Пашка.
- Он не узнал, что вы им интересуетесь?
- Нет, вряд ли.
- Адрес?
Шапкин продиктовал адрес. Поселок Кенарево Заозерного района.
- Поехали к нему, - сказал я. - Ищи, Паш, машину.
Пашка стал накручивать телефон. Это заняло мину: сорок. Во втором отделе
на машине укатил шеф. В РОВД угрозыск вообще остался без транспорта - их
"жигуль" встал на прикол. Нашей прокуратурской машины тоже не было На ней
уехал заместитель прокурора.
- Все, пешком пойдем.
- Туда еще добраться надо, - сказал Пашка. - Такс дыра.
- Чертова система! - ударил я кулаком по столу. - на хрен такое
государство нужно, если для задержания преступника машину не найдешь!
- Давай у Григоряна по "жигулю" попросим, - хмыкнул Пашка. - Или по
"волге".
Представить себе американского полицейского, дожидающегося рейсового
автобуса, когда дорога каждая минута и нужно проводить срочные мероприятия
по розыску убийцы, я, как ни старался, не мог. Чертова нищета! Никакой
помощи. Паши, следователь, раскрывай, расследуй, не жалей времени и сил. А
тебе кукиш с маслом. Меньше двух сотен зарплата и лимит бумаги, не дай Бог
его исчерпаешь - будешь вести уголовные дела на обрывках газет. Какая
сволочь установила такие порядки? Хорошо оснащенные правоохранительные
органы никому не нужны. Голодный сотрудник - оно надежнее. Того и гляди
начнет хапать, и тогда легко будет им управлять и помыкать. Такого нетрудно
усадить на крючок и крепко держать на нем. Нищие милиция и прокуратура не
так опасны. Нет квартир, нормальных помещений - куда прокурору или
начальнику ОВД податься? В исполком, райком, обком. Если захотят, то дадут
кое-что на их усмотрение. Они хозяева, а ты, шестерка, делай что говорят,
глядишь, перепадут крохи с барского стола. И знай, прокурор, хоть ты по
закону и подчиняешься только Москве, но секретарю обкома выкинуть тебя с
работы - что муху раздавить. Не зазнавайся, следак, все равно ничего не
изменишь.
- Сейчас попробую достать машину, - сказал Пашка. - Подожди.
Пашка куда-то исчез. Через полчаса появился и гордо сообщил:
- Лимузин подан.
- Где взял?
- Достал.
Выйдя из здания прокуратуры, я огляделся, пытаясь высмотреть машину,
которую достал Пашка. Между тем он уверенной походкой направился к стоянке.
- Норгулин, это что?
- А ничего, надежный аппарат.
- Помесь примуса с самокатом, - вздохнул я.
- Еврейский броневик, - поддакнул Шапкин.
Я не представлял себе, как амбал Пашка заберется в горбатый,
неопределенного цвета ржавый "запорожец". А влезть в него втроем - все равно
что втиснуть баранью ногу в банку из-под килек. И уж совершеннейшей
нелепицей казалось, что эта машина способна тронуться с места.
- Ну, чего смотришь? - осведомился Пашка. - Отличный экземпляр.
Коллекционный. Таких в мире больше не выпускают.
- На какой свалке нашел?
- У братана взял. Не ной, залезай - и от винта.
К моему удивлению, нам удалось упаковаться. Внутри машина оказалась
просторнее, чем выглядела снаружи. Сергей сжался на втором сиденье,
перебравшись через откинутое кресло. Я устроился впереди. Пашкины колени
упирались ему почти что в подбородок, поэтому он отодвинул сиденье в крайнее
положение.
- Ну, с Богом. - Пашка включил зажигание. Мотор недовольно зарычал и
заглох. - Давай, родимый. - Пашка снова крутанул ключом. Казалось, мотор
сонно матюкнулся и снова замолк. - Заведется, - неуверенно сказал Пашка, в
третий раз поворачивая ключ в замке зажигания. - Ну, зараза, работай, а то
сдам в утиль.
Эти слова подействовали. Мотор заурчал. "Запорожец" напрягся, а потом
довольно резво бросился вперед.
Как ни странно, бежал он по шоссе вполне бодро. Опасения, что он
развалится километра через два, не оправдались. Машина была сделана на
совесть, железо как в броневик.
До Кенарева мы добирались часа полтора. В "запорожце" даже оказалось
радио, которое отчаянно трещало, когда мы пересекали линии электропередачи,
но в остальном вел себя нормально. Размяв слух песнями в исполнении Аллы
Пугачевой, я смог узнать массу нового из выпуска послед них известий.
"Сегодня член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел Эдуард
Шеварднадзе встретился с прибывшим в Москву Генеральным секретарем ООН
Пересом де Куэльяром и имел с ним продолжительную беседу по широкому кругу
международных проблем. Эдуард Амбросиевич изложил позиции СССР по новому
подходу к вопросам построения безъядерного мира и создания системы
всеобъемлющей безопасности... На заседании Политбюро ЦК КПСС было указано на
необходимость повысить гласность и требовательность в деятельности народного
контроля... Полгода находится на орбитальном комплексе "Мир" экипаж Юрия
Романенко и Александра Лавейкина. По сообщениям ЦУПа, космонавты за
прошедшие сутки занимались биологическими экспериментами... Ускорение - это
слово должно стать знаменем преобразования производства, было отмечено на
собрании рабочих рижского завода ВЭФ..."
Ускоренье - важный фактор, Но не выдержал реактор. И теперь наш мирный
атом Вся Европа кроет матом.
Шапкин с удовольствием процитировал этот образец народного творчества и
перекрутил веньер радио. Зыкина пела "Гляжу в озера синие", а наш "броневик"
несся по российским полям навстречу нашей судьбе.
Я перебирал в голове факты и пытался выяснить для себя, к кому же мы едем
- к свидетелю или к убийце. Так и не выяснил.
Последние два километра до Кенарева пришлось ехать по ухабам. Здесь
начинались наши знаменитые леса. Чуть дальше - заповедник. Машина наша чуть
не застряла, но мы вытащили ее из грязи. И вот за поворотом открылся вид на
"ранчо" - добротный дом, штабеля досок, сараи, стойло для лошади. Мы
остановились неподалеку.
- Добрались. - Пашка вытер пот и выключил мотор, потом вынул из кобуры
пистолет, взвел его и поставил на предохранитель.
- Пошли, - скомандовал я.
Вылез из машины, лениво потянулся и... Увидел направленное на нас ружье.
Широкоплечий седой мужчина лет пятидесяти был похож на фермера с Дикого
Запада. Рубашка с закатанными рукавами, сапожищи сорок шестого размера в
грязи и навозе. Он стоял в дверях дома, широко расставив ноги, и держал в
руках ружье. Ствол пятизарядного "ремингтона" смотрел мне прямо в живот.
- Эй, шпана, стойте где стоите! - заорал "фермер". Шапкин потянулся к
кобуре под пиджаком, но Пашка прошептал:
- Стой тихо.
Ну, влипли. Положит он нас сейчас. С десяти метров только косорукий,
промахнется. Пяти зарядов на троих вполне хватит. Заорать, что мы из
правоохраны? Так, может, он к встрече с нами и подготовился. Ждал, когда
прилетим, чтобы в расход пустить. А что, ему терять нечего - вышка на носу.
- Мужик, ты чо, сдурел, мать твою? - Пашка развел руками и сделал шаг
навстречу "фермеру".
- Я говорю - стой! - заорал тот.
- Да чего стой-то? У нас бумага из исполкома - полтора гектара леса
вырубаем у тебя. Для мебельного комбината.
- Какой такой лес?
- Какой-какой? Сам предисполкома Рагозин утвердил.
- Прав он таких не имеет - на вырубку леса первой категории разрешение
давать! - ствол ружья чуть опустился.
- Как не имеет? Вот бумага. Смотри. В облисполкоме утверждена. Все печати
на месте.
Пашка вытащил из кармана бумаженцию и, разворачивая ее, пошел к
"фермеру". Тот на миг отвел ружье, но все еще был настороже.
- Стой, грю.
- Да чего стой. Ты в бумагу сначала загляни, а потом ружьем размахивай.
Пашка сделал еще шаг. Теперь он стоял напротив "фермера".
- Такая бумаженция - не фунт изюму! Пашка ткнул в сторону "фермера"
бумажкой. Тот на миг опустил ружье и протянул левую руку, чтобы взять ее.
Молниеносный бросок. Пашка отвел от нас ствол и, резким движением выбив
ружье из рук хозяина, отбросил его в сторону.
- У, гадюка! - "Фермер" бросился в атаку. Пашка отошел на шаг, саданул
ему носком по колену, сблизился... Удар локтем по почкам