слова не  говоря, поднялся,
вытащил из ранца  какую-то веревочку и пошел  вглубь леса,  глядя под  ноги,
изредка нагибаясь за приглянувшейся ему веткой. Зби с командиром направились
вслед, волоча офицерика. Больше не вызвался никто.
     Не было их минут  двадцать. Вернулись втроем. Командир по установленным
правилам отозвал Руслана, своего первого "замка", в сторону и кратко изложил
ему все,  что рассказал офицер -- на случай своей  гибели. А рассказал, тот,
как выяснилось, много. Все рассказал. Пока они там обсуждали, Хайнц вернулся
на свое место,  а  Збигнев долго  смотрел  на него каким-то  очень  странным
взглядом, после чего промолвил со свойственной ему лаконичностью: "Гестапо".
Еще один говорун, да.
     Хайнц,  кстати,  потом  неделю  после  того  рейда  ходил,  как  в воду
опущеный. И все вокруг гадали -- с чего бы это. А он не кололся. Как всегда.

3.

     -- Хайнц, Donnerwetter твою мать, какого ж хрена... Ну какого  же хрена
ты полез к этой цистерне...
     Рептилия  бежал рядом  с импровизированными  носилками,  которые  несли
четверо его диверсантов,  и тихо ругался,  держа  правую  ладонь  на коротко
стриженых  волосах Хайнца. Автомат, болтавшийся  на ремне, молотил по левому
бедру, временами ударяясь с едва слышным звоном о рукоять "Вальтера".
     --  Какого ж ляда ты работал  эту херову емкость, не проверив, а? Какой
мудак  учил тебя минировать  пустые цистерны, а?  -- Рептил  глядел  в  лицо
Гестапо,  покрытое проступившей через камуфляжный грим и  копоть  испариной,
стараясь  не смотреть на  кровавый ливер  в развороченном животе,  прикрытом
тонким медицинским полиэтиленом.
     Хайнц открыл затуманенные болью глаза и едва слышно промолвил:
     -- Zu  wenige Zeit  hatte... Entschuldig, mein Freund...  Слишком  мало
было времени. Извини, дружище.
     --  Да,  да,  мало  времени,  я знаю,  Хайнц. --  Бормотал  Рептил,  не
задумываясь о том, что понять его  Гестапо  не мог. -- Мало времени...  Шеф,
время!
     Тихий  окрик  Рептила,  уже  доставшего  из   кармана  последнюю  тубу,
отозвался повелительным жестом ладони командира, двигавшего чуть  впереди, и
группа прекратила бег. Бережно опустив носилки с  Хайнцем на землю,  четверо
"санитаров" обессиленно привалились к  деревьям. Они бежали  уже два часа, а
весу в немце было поболе центнера. Плюс свое оружие. На предложение сменить,
поступившее от "огневиков", парни ответили категорическим отказом.
     Рептилия тем временем вколол последний оставшийся у него туб  промедола
в оголенную левую руку Хайнца и замер,  снова вглядываясь в его лицо. Группа
расположилась  кругом,  присев у  редких  деревьев, выставив во  все стороны
стволы автоматов. В центре  остался лежащий  поверх плащ-палатки на  таявшем
снегу Хайнц, Рептил, сидящий на корточках возле и подошедшие Шеф с Русланом.
Минуту стояли молча, вместе с Рептилом глядя на Гестапо.
     Збигнев,  побежавший после короткой  передышки  в обратном направлении,
туда,  откуда они  только что пришли, задержался на секунду возле товарищей,
молчаливым  вопросом  взглянув  на  командира.  Тот  мрачно пожал плечами, и
Збигнев скрылся в редколесье.
     -- Что там у вас случилось, сержант? -- Коротко спросил Шеф.
     -- Вон что случилось. -- Неконкретно  ответил  Рептил, кивнув  на снова
впавшего  в забытье  Хайнца.  Затем опомнился,  перевел дух и начал излагать
рассказанное ему двумя  рядовыми, что  приволокли Гестапыча  к  точке сбора.
Сам-то  он работал на том  же объекте,  только с другой стороны,  на  складе
вооружений.
     Выходило, по  всему,  так.  Хайнц  вместе  с этой  парой проник  внутрь
охраняемого периметра и, краем глаза контролируя  работу своих менее опытных
коллег, занялся  резервуарами с  топливом,  обкладывая их  тротилом  по всем
правилам, маскируя и заряжая химическими взрывателями. Времени было в обрез,
поскольку ампулы  были раздавлены на детонаторах одновременно --  чтобы  все
"подарки"  проснулись  разом. Когда  все  было  сделано  и  они приступили к
отходу,  Гестапо вдруг  заметил  еще  одну емкость,  которую  не "оформили".
Будучи мужиком дотошным --  немец все-таки --  он прикинул время, оставшееся
до взрыва  и, в  общем,  справедливо  решил,  что  вполне успевает закончить
работу. Дал понять своим, что догонит и вернулся.
     Он бы действительно успел, если бы...  Если бы та цистерна была полной.
Но на беду,  горючки в ней плескалось  на самом донышке,  а  остальной объем
занимали пары бензина и воздух. Воздушно-топливная  смесь. Надо сказать, что
взрыв полной цистерны и цистерны пустой -- это две большие разницы. В первом
случае взрывается  только то,  на  что  рассчитывал  подрывник  --  то бишь,
тротиловая  шашка,  причем  практически  без  осколков. Содержимое  же бака,
бензин, соляр или масло, пусть страшно и шумно, но горит. А вот во втором...
Во втором варианте вся цистерна превращается в огромное взрывное устройство,
а из толстых стенок резервуара образуется множество смертоносных осколков. И
лучше будет, если ты окажешься подальше от этого фейерверка.
     Забыл  Хайнц второпях  стукнуть  по  емкости, чтобы по гулу  определить
заполнение. Или демаскироваться не захотел -- кто теперь скажет. В общем, он
почти добежал до укрытия. Почти добежал. И, как делал это всегда, обернулся,
дабы поглядеть на результат работы. Излетный осколок разворотил ему живот.
     -- Что  теперь?  --  Спросил командир, не глядя на заместителей,  когда
Рептил закончил.
     Никто не  ответил. Как будто он  сам не  знает --  "что теперь"! Двести
километров пути Хайнц не выдержит. С таким ранением -- не выдержит. Промедол
закончится через двое суток -- это если вколоть ему весь имеющийся. А ведь в
группе  еще  четырнадцать  человек  и  в пути  всякое  может случиться.  Без
промедола Хайнц  будет кричать, потому что в живот -- это очень больно. Даже
если не будет --  скорость движения группы замедлится. Четырнадцать человек.
И один тяжелораненый.
     Рептилия пытался поймать взглядом глаза Зарана. Они лучше других знали,
"что теперь",  потому  как подготовку получили фундаментальную, в кабинетах,
где  лекции  читали  умные полковники,  защищавшие  в  свое время  секретные
диссертации по тактике спецопераций. Но ведь полковники те не были знакомы с
Хайнцем. И  в  учебных  рейдах  по рязанским и сибирским  лесам, отрабатывая
такую  вот  учебную  ситуацию,   и  инструкторы,  и   курсанты   знали,  что
"нетранспортабельный боец, сдерживающий продвижение группы" после применения
к нему  канонического способа решения проблемы -- назавтра  снова окажется в
той же аудитории, снова будет  внимательно  записывать лекции, или прыгать с
парашютом, или срываться в самоход по бабам...
     -- Понесли?  -- Полувопросительно-полуутвердительно  произнес  Рептил и
глаза их,  наконец, встретились.  Мгновение Заран смотрел на сержанта, потом
тряхнул головой:
     -- Понесли.
     Развернулся в ту  сторону, куда  усвистел Зби, приложив ладони  ко рту,
собираясь  ухнуть,  но  не  пришлось. Збигнев  показался из-за  деревьев  на
секунду  раньше. Быстро шел, почти бежал. Подойдя к  поручику, снова мельком
глянул на Гестапо, сказал:
     -- Стволов пятьдесят. В километре. Идут осторожно. По нас.
     Заран скрипнул зубами, оглянулся неожиданно беспомощно. Рептилия сидел,
не  поднимая головы, держа  руку на  ежике  волос  Гестапо, слегка перебирая
тонкими пальцами. Через полминуты, когда  поручик  открыл  было  рот,  чтобы
сказать то,  что  поняли,  наконец, все, сержант чужим, севшим голосом почти
прошептал:
     -- Я догоню.
     Не  издав более  ни звука, вся группа,  уже  стоявшая  на ногах, быстро
пошла в прежнем направлении.
     Рептил догнал  их  минут через десять, молча  взял  у шедшего последним
рядового  свой  изрядно  полегчавший  после  мероприятия  рюкзак  и  вопреки
правилам пошел замыкающим.
     На него никто не обернулся. А чего глядеть-то?

Эпилог

     К своим  они вышли почти через  три недели. Еще через два дня  Рептилия
ушел с  этой войны.  Не  из-за истории с Хайнцем,  нет -- за те восемнадцать
дней многое еще случилось.
     Но в последний вечер,  сидя вместе с Зараном, Русланом, Збигневым и еще
шестью дошедшими бойцами, которых ему почему-то  больше не хотелось называть
"чучмеками",  сидя  за деревянным, отполированным  тысячами  локтей  столом,
Рептил  глядел  в   стакан,   наполненный   вместо  осточертевшей  сливовицы
прозрачной как слеза шведской  водкой и слушал тихий голос Хайнца,  словно в
день возвращения из  рейда,  где тот обрел кличку "Гестапо"  -- тихий  голос
Хайнца, не подозревавшего тогда о его присутствии.

     Uber allen Gipfeln ist Ruh;
     In allen Wipfeln spurest du
     kaum einen Hauch;
     Die Voglein schweigen im Walde...
     Warte nur: balde
     ruhest du auch. -- "Подожди: скоро ты тоже отдохнешь".

     Вранье это, что лучшие солдаты уходят последними. Вранье.



 Текст взят с личной страницы  Константина "MG42" Попова, c его разрешения.

 О Дубровнике подробнее