Ирина ВОЛКОВА 
   РАИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
 
   Бог не посылает на нас второй всемирный потоп  лишь  потому,  что  первый
оказался бесполезным.
   Никола Шаяфор
 
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 
 
   Во избежание возможных недоразумений хотелось бы  сразу  предупредить  не
только читателей, но и представителей компетентных  органов,  информационные
отделы которых тщательно анализируют  художественную  литературу  в  попытке
обнаружить среди писательских измышлений факты и  данные,  свидетельствующие
об утечке секретной информации или о подозрительной осведомленности  авторов
в делах, о которых им знать по штату не положено, о том,  что  изложенная  в
данной книге предыстория террористических актов в  Манхэттене  и  Пентагоне,
потрясших своей бессмысленной жестокостью весь цивилизованный мир,  выдумана
мною от начала и до конца.
   Любое  совпадение  имен  или  схожесть  событий,  изложенных   в   данном
произведении, с реальными именами и событиями являются чисто  случайными,  и
автор за это ответственности никоим образом не несет.
 
Майами-Би, президентский "люкс" отеля "Хилтон". 
 
   - Сволочи! - рявкнул Ирвин Келлер,  яростно  отшвыривая  от  себя  свежий
выпуск "Санди таймс".
   - Опять? - поморщился Крис Деннен, высокий сорокалетний шатен с  приятным
открытым лицом. - Твой психоаналитик не зря говорил,  что  не  стоит  читать
газеты по утрам.
   - А по вечерам? - вызверился на него Ирвин. - По вечерам стоит читать эти
гребаные листки, которые кропают гребаные гомики из желтой прессы?
   - Для чтения газет ты нанял Макинтайра, - напомнил Крис.  -  Он  вырезает
для тебя все статьи, достойные внимания.
   - Эту он для меня почему-то не вырезал, - желчно произнес Келлер.
   Деннен обреченно вздохнул, понимая, что слова  бесполезны.  По  опыту  он
знал, что бурю не остановить. Ее можно было только переждать.
   - Знаешь, что настрочили эти гады? - накручивая себя, прошипел Ирвин.
   Крис вопросительно посмотрел на него.
   -  "Его  маленькое  "я"  постоянно  находится  в  состоянии  эрекции",  -
возмущенно процитировал тот. - Обрати внимание  на  прилагательное,  которое
использовали эти подонки. Маленькое. Ты слышал? МАЛЕНЬКОЕ !!! Это у  меня  -
великого Ирвина Келлера - целителя Ирвина - маленькое?  Разве  не  про  меня
писали: колоссальный Ирвин Келлер, феноменальный Ирвин Келлер,  несравненный
Ирвин Келлер? Сейчас я тебе покажу, какое у меня маленькое...
   - Не надо, - взмолился Деннен, когда Келлер яростно дернул вниз  "молнию"
на джинсах. - Я видел. Это многие видели, включая чикагскую полицию.  Говоря
о "я", находящемся в состоянии вечной эрекции, журналисты имели в виду нечто
другое.
   - Другое? Интересно, что еще они могли иметь в виду?
   "Ублюдок, - подумал Крис.  -  Этот  парень  -  полный  ублюдок.  Ублюдок,
приносящий мне миллионы долларов.  Вопрос  лишь  в  том,  стоит  ли  овчинка
выделки. Я полагал, что за такие  деньги  можно  вытерпеть  все.  Похоже,  я
ошибался".
   Встав с кресла, Деннен подошел к валяющейся под окном газете, поднял ее и
развернул, отыскивая заметку, так взбесившую его собеседника.
   - Это ты виноват! - тем временем продолжал Келлер. - Ты мой  менеджер,  и
ты обязан следить за тем, чтобы все было в порядке. Когда я требую, чтобы  в
клозете моего номера висела розовая туалетная бумага,  эта  гребаная  бумага
должна   быть   именно   розовой,   а    не    голубой,    фиолетовой    или
серо-буро-малиновой. Бумага другого цвета приносит мне  несчастье.  Если  бы
гребаная горничная этого  гребаного  "Хилтона"  вовремя  повесила  на  место
розовый рулон, эта гребаная статья не появилась бы. Ты, и только ты в ответе
за то, что меня публично унизили.
   - Бумага была розовой, - флегматично заметил погруженный в чтение  статьи
Крис. - Бледно-розовой.
   - Бледно-розовой? С каких это пор ты стал дальтоником? Она была кремовой.
Кремовой, понимаешь?
   - Все признаки мегаломании налицо, - задумчиво произнес Деннен.
   -  Что?  -  сбитый  с   мысли,   Ирвин   отвлекся   от   темы   туалетных
принадлежностей. - Что ты несешь? Какая еще, к черту, мегаломания?
   - Ты не дочитал статью до конца, - объяснил Деннен. - Мегаломания  -  это
параноидальная  форма   самовозвеличивания,   проявляющаяся   в   предельном
эгоцентризме, упертости и  неадекватном  восприятии  действительности.  Дети
проходят стадию мегаломании примерно в четырехлетнем  возрасте,  но  к  семи
годам,  когда  у  них  начинает  формироваться   самосознание,   большинство
нормальных  детей  перестает  считать   себя   "пупами   земли",   а   также
"единственными и неповторимыми".
   - К чему это ты? - нахмурился Ирвин.
   - К тому, что в  этой  статье  журналист  называет  мегаломаном  тебя,  -
злорадно ухмыльнулся Крис. -  Он  утверждает,  что  ты  навсегда  застрял  в
четырехлетнем возрасте. Эдакий  волосатый  татуированный  карапуз  с  манией
величия, сдвинутый на собственном члене. И, знаешь, - я с ним согласен.
   Онемевший от столь неслыханной  наглости  Келлер  некоторое  время,  сжав
кулаки, судорожно хватал ртом воздух, не в силах подобрать в скудноватом  на
эпитеты английском языке адекватные ситуации выражения.
   Промучившись несколько секунд, но так ничего и не придумав, Ирвин рявкнул
"Вон!!!" во всю мощь своих могучих голосовых связок.
   - Ты уволен! - добавил он, швыряя в менеджера некстати подвернувшуюся под
руку колонку музыкального центра.
   - Чао, ублюдок.
   Ловко увернувшись от летящего в него предмета,  Деннен  нырнул  в  кабину
проведенного в "люкс" Келлера персонального лифта.
   Прислушиваясь к доносящемуся сверху грохоту  и  нечленораздельно-яростным
крикам, Крис блаженно улыбался. Он обрел, наконец, долгожданную свободу.
 
Нью-Йорк, дешевые апартаменты в районе "Квинз" 
 
   - Сволочь! - хрипло крикнул Дагоберто Савалас, прицельно  всаживая  остро
отточенный охотничий нож в левый глаз Келлера.
   Благоухающая свежей типографской  краской  мелованная  бумага  пропустила
сквозь себя стальное острие, глубоко вонзившееся в  толстый  обрезок  доски,
подложенный под постер с изображением Ирвина.
   - Сволочь, сволочь,  сволочь!  -  исступленно  рычал  Савалас,  продолжая
наносить удары по ненавистному самодовольному лицу.
   Пятнадцать минут спустя, изрядно вспотев, Даг  закончил  свою  ежедневную
тренировку и отправился в душ. Горячей воды в  арендованной  им  трущобе  не
было, а вместо холодной из  уродливого,  облупившегося  крана  лениво  текла
ржавая, дурно пахнущая жидкость.
   Трубы утробно гудели, похрюкивали  и,  как  казалось  Саваласу,  злорадно
глумились  над  ним.  Иногда  в  их  раздражающем  гуле  Дагоберто  слышался
пронзительно-тошнотворный голос Ирвина  Келлера,  наглого  и  омерзительного
Келлера, человека, разрушившего его жизнь и публично надругавшегося над  его
гордостью и достоинством.
   Покончив с утренним омовением, Савалас достал из шкафчика  помазок  и,  с
отвращением  взирая  на  отражающуюся   в   зеркале   физиономию,   принялся
раздраженно намыливать щеки.
   Пять лет назад, встречаясь взглядом с собственным  отражением,  Дагоберто
отвращения не испытывал. Напротив, он имел все  основания,  чтобы  гордиться
как собой, так и своей внешностью - типичного  латинского  мачо  с  сильным,
тренированным телом и мужественным, смуглым лицом.
   Его  молодая  жена,  аппетитная  темпераментная  кошечка  пуэрториканских
кровей, называла Дага "мой тигр" и была без ума от него. Они жили  в  уютном
домике с аккуратно  подстриженной  лужайкой  перед  ним,  представляя  собой
образцовую семейную  пару,  воплотившую  в  жизнь  пресловутую  американскую
мечту.
   Молодые супруги уже подумывали о ребенке - первом  ребенке,  -  вообще-то
они собирались обзавестись по  меньшей  мере  тремя  маленькими  Саваласами,
когда судьба подставила Дагу ножку, столкнув его с Ирвином Келлером, поганым
ублюдком, разрушившим его жизнь, отнявшим у  него  и  домик  с  лужайкой,  и
работу, и любящую жену, и еще не родившихся детей.
   Вспомнив о Келлере, Савалас болезненно сморщился и вздрогнул, порезавшись
лезвием опасной бритвы. Кровь окрасила мыльную пену  в  приятный  клубничный
цвет.
   "Когда-то жена готовила мне клубнику со взбитыми сливками, - погрузился в
ностальгические воспоминания Дагоберто. - Теперь у  меня  нет  ни  жены,  ни
взбитых сливок, ни работы, ни гордости, ни денег. Когда-нибудь  он  заплатит
за это. Клянусь, этот подонок за все мне заплатит!"
   Голливуд, вилла "Мессалина".
   - Сволочь! -  в  сердцах  выругалась  Кейси  Ньеппер,  яростно  звезданув
кулаком по собственному обнаженному и весьма соблазнительному животу.
   Удар пришелся точно в нос Ирвину Келлеру,  лицо  которого  в  натуральную
величину было вытатуировано на вышеупомянутой части ее тела.
   - Мамочка, объясни, как твою дочь, такую умную, обаятельную и утонченную,
угораздило влюбиться в подобного ублюдка? - драматически осведомилась Кейси.
   Ответа она не ждала. Прах Матильды Малкович, матери  Ньеппер,  уже  шесть
лет как хранился в отлитой из чистого золота вазе, на которой не  страдающая
излишней скромностью дочь велела выгравировать лаконичную, но в то же  время
емкую надпись: "Ангелу небесному от ангела земного".
   Кейси  Ньеппер,  известная  своей   эксцентричностью,   нетерпимостью   и
истеричностью  суперзвезда  Голливуда,  в  трагической  позе  возлежала   на
кровати, по размерам сравнимой  с  небольшим  космодромом.  Золотая  урна  с
прахом матери, как всегда, покоилась на подушке  справа  от  нее.  Слева  на
шелковой  простыне,  украшенной  вензелями,  представляющими  собой  вышитые
золотом переплетенные буквы "И" и "К", лежал удивительно похожий на оригинал
муляж Келлера, изготовленный по специальному заказу в мастерских Голливуда.
   Выполняя пожелания Кейси, мастера  спецэффектов  наделили  искусственного
Ирвина способностью  повторять  излюбленные  выражения  подлинного  Келлера.
Слово "гребаный" в произносимых куклой фразах встречалось  по  меньшей  мере
двадцать восемь раз.
   Стены спальни Кейси  были  увешаны  всевозможными  изображениями  Ирвина,
помещенными в рамки под стекло трусами Ирвина,  рубашками  Ирвина,  локонами
Ирвина, обрезками ногтей все того же  Ирвина  и  прочими  не  менее  ценными
реликвиями.
   В овальной  золотой  рамочке  рядом  с  высохшей  розой,  которую  Келлер
когда-то по пьяни вытащил из вазы в  ресторане  и  подарил  Кейси,  хранился
засушенный  плевок  Ирвина,  представляющий  собой  еле  различимые  белесые
разводы на светло-сером фоне.
   - Сволочь, - повторила Ньеппер и, обняв урну с прахом Матильды  Малкович,
разрыдалась.
   Она плакала красиво и  вдохновенно,  в  лучших  голливудских  стандартах,
утонченно страдая и одновременно восхищаясь своим артистическим даром.
   Рыдания прекратились так же внезапно, как и начались. Жалость к себе  без
видимого  перехода  неожиданно  трансформировалась   в   решительную   жажду
действий.
   Ухватив  искусственного  Ирвина  за  эрегированный   силиконовый   пенис,
призывно   торчащий   из   расстегнутой   ширинки   бархатных   джинсов   от
декадентствующего Умберто Биланчиони, звезда резко  повернула  кисть,  четко
отработанным движением лишив бедолагу основного предмета его гордости.
   Этот фокус Кейси проделывала регулярно,  считая  символическую  кастрацию
Келлера  лучшей  формой  снятия  стресса.  Член  без  труда   вставлялся   в
соответствующее  отверстие  и  вынимался  из  него,   как   руки   разборной
пластиковой куклы.
   - Мне надоело изображать из себя идиотку, ожидая, когда ты  вернешься  ко
мне, лживый сукин сын, - объяснила Ньеппер оторванному органу. - Все мужское
население планеты, за исключением разве что голубых, мечтает меня  трахнуть.
Все - за исключением любимого мужа, предпочитающего напиваться до блевотины,
тоннами жрать наркотики, скандалить и маниакально гоняться за юбками на всех
континентах. Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет  идет  к  горе.
Наши судьбы соединены на небесах. Дажe мертвому  тебе  не  удастся  уйти  от
меня.
   Водворив силиконовый пенис на место, Кейси, порывшись в ворохе наваленных
на кровать декоративных подушек, извлекла из-под них телефон.
   - Справочная? - вкрадчиво промурлыкала она. - Мне  нужно  узнать  телефон
отеля "Хилтон" на Майами-Бич, Флорида.  Записываю.  Да.  Да.  Так.  Отлично.
Большое спасибо.
 
Москва, роскошный "дуплекс" на Ленинском проспекте. 
 
   -  Сволочь,  -  изрекла  Раечка   Лапина,   адресуясь   к   лежащему   на
кресле-качалке автоматическому пистолету системы Стечкина.
   Благоухающий свежей смазкой пистолет, как и следовало ожидать, промолчал.
   В отличие от предыдущих персонажей, столь  нелестный  эпитет  длинноногая
восемнадцатилетняя Рая адресовала не Ирвину Келлеру,  а  Ивану  Самарину,  в
данный момент отсутствующему хозяину оружия и самой Раечки Лапиной.
   Иван Самарин, тридцати двух лет, ранее судимый, известный в  криминальном
мире под кличкой Череп, возглавлял  боровскую  преступную  группировку.  Три
года назад вышеупомянутый боровский авторитет прямо-таки до  безобразия,  до
умопомрачения влюбился в роскошную, сумасбродную и взбалмошную Раю.  Вопреки
всем законам природы, с течением времени его страсть не утихла, а  наоборот,
разгоралась все сильней, обретая всесокрушающую силу лесного пожара.
   Лапина, в свою очередь, тоже была без  памяти  влюблена,  но,  как  часто
случается в жизни, не  в  обожающего  ее  Черепа,  а  в  совершенно  другого
мужчину, с которым она не только не была знакома, но даже в глаза его живьем
не видела.
   Впрочем, выражение "в глаза не видела" в данном случае не совсем уместно.
С  девятилетнего  возраста  Раечка   с   маниакальным   упорством   собирала
всевозможные изображения Ирвина Келлера, ее кумира, героя ее снов и голубого
(не в том смысле) принца ее мечты, супермена и самого крутого, по ее мнению,
рок-певца всех времен и народов. Короче,  от  Ирвина  Раечка,  выражаясь  ее
собственным языком, млела, балдела, тащилась и фанатела.
   Пока Лапиной было пятнадцать лет, Череп снисходительно относился к  этому
вроде бы невинному увлечению, считая его  типичным  подростковым  бзиком,  и
даже лично дарил ей маечки с  изображением  Келлера  и  видеокассеты  с  его
клипами.
   Скандал разразился полгода назад, когда Иван, пытаясь отыскать  засунутый
куда-то по пьяной лавочке гранатомет, залез в кладовку. Гранатомета  он  там
не  нашел,  но  зато  обнаружил  объемистый  чемодан,  под  завязку  набитый
сделанными под копирку копиями писем его драгоценной Раечки Ирвину  Келлеру.
Каждое  рукописное  письмо  сопровождалось   распечатанным   на   компьютере
переводом на английский язык.
   Прочитав первое вытянутое наугад послание, Череп побагровел и заскрежетал
зубами.
   За все годы совместного существования Раечка не сказала  ему  и  тысячной
доли тех ласковых слов, что она изливала на голову меньше всего нуждавшегося
в них янки, а уж в сексуальных фантазиях, опять-таки детально  изложенных  в
письме,  его  семнадцатилетняя  любовница   оставила   далеко   позади   как
многоопытную потаскушку Эммануэль, так и развратных авторов Камасутры.
   - Со мной, значит, у тебя постоянно голова болит, а ему ты готова...
   Произнести вслух то, что Раечка обещала сделать с  Ирвином  в  их  первую
брачную ночь. Череп не смог.
   Лапину спасло лишь то, что в тот день она навещала родителей и  вернулась
домой только к  полуночи.  Попадись  она  Самарину  под  горячую  руку  -  и
незавидная участь Дездемоны была бы девушке обеспечена.
   Всего Иван насчитал  более  двух  тысяч  писем.  Это  означало,  что  его
ветреная подружка иногда катала  треклятому  волосатому  америкашке  по  три
письма в день, причем за перевод платила его, Черепа, деньгами.
   Вернувшись домой, Раиса ступила  в  гостиную,  как  новогодним  конфетти,
запорошенную мелкими обрывками ее любовных  посланий.  Посреди  комнаты,  на
полу, с клочками бумаги  во  всклокоченных  волосах  спал  вдрабадан  пьяный
Череп. В руке он сжимал разорванное пополам последнее письмо.
   Хмурое утро следующего дня  ознаменовалось  мучительным  похмельем  и  не
менее мучительным (для Самарина) объяснением.
   Визг разъяренной любовницы дрелью вонзался в раскалывающийся от  головной
боли череп криминального авторитета.  Кроваво-красные  наманикюренные  ногти
Лапиной, попытавшейся  выцарапать  ему  глаза,  оставили  на  лице  и  руках
Самарина глубокие кровоточащие следы.
   Посчитав себя  пострадавшей  стороной,  Иван,  как  выяснилось,  совершил
большую  ошибку.  Разбушевавшаяся  Раечка,  то  и  дело  поминая   Женевскую
конвенцию, вопила что-то о праве на  личную  жизнь,  на  самореализацию,  на
личные фантазии и эпистолярное творчество.
   - Или ты предпочитаешь, чтобы  я,  вместо  того  чтобы  самовыражаться  в
письмах,  наставляла  тебе  рога,  гуляя  на  стороне?  -  грозным   голосом
поинтересовалась девица.
   Терзаемый головной болью, Самарин ответить не решился,  опасаясь  вызвать
новую волну возмущения, и только с потерянным видом развел руками.  В  конце
своего пространного монолога Раиса заявила, что больше не собирается жить  с
таким тупоголовым козлом и в  ближайшем  будущем  намерена  выйти  замуж  за
мужчину своей мечты, а именно за великолепного Ирвина Келлера.
   Тут Череп не выдержал и, держась руками  за  разламывающуюся  от  мигрени
голову, расхохотался.
   - Что это тебя так развеселило? - агрессивно осведомилась девушка.
   - На хрен твоему Келлеру сдалась какая-то русская мочалка, когда под него
штабелями готовы лечь все красотки Голливуда!
   - Дерьмо эти твои красотки, -  уверенно  заявила  Лапина.  -  У  них  все
искусственное - что сиськи, что зубы, что волосы. Эти  американки  -  жирные
крашеные куклы, а внутри у них труха. Именно поэтому русские женщины ценятся
во всем мире. Видел, какая у  меня  грудь?  Своя,  между  прочим.  Четвертый
номер, и торчком стоит без всяких подтяжек.
   - Да, грудь у тебя - что надо, - сглотнув слюну, Череп протянул  дрожащую
с похмелья руку к предмету обсуждения и тут же по ней получил.
   - Не в магазине, не лапай, - огрызнулась Раиса. -  Ирвин  как  грудь  мою
увидит - сразу упадет на колени и попросит моей руки.
   - Ну уж нет, - оскалился Самарин. - И не надейся.  Едва  тебе  исполнится
восемнадцать, мы поженимся.  И  к  Келлеру  своему  ты  не  попадешь.  Уж  я
позабочусь о том, чтобы ты не получила американской визы. Мне такое  сделать
- раз плюнуть, сама знаешь.
   - А мне и не потребуется никакая виза, - хохотнула Лапина.  -  Через  два
месяца Ирвин сам приедет в Москву - с концертами. Не надейся,  что  я  упущу
такую возможность.
   - Через два месяца, говоришь? - задумчиво почесал в затылке  Череп.  -  С
концертами, значит, приедет. Ну что ж, посмотрим...
   Впоследствии Раиса  не  раз  кляла  себя  за  собственную  несдержанность
последними словами. За неделю до первого концерта гастроли Келлера в  Москве
были отменены, а деньги за  билеты  возвращены  возмущенным  фанатам  певца,
устроившим в знак протеста митинг перед американским посольством.
   Череп клялся и божился, что не имеет  к  отмене  гастролей  ни  малейшего
отношения, но слишком уж честно смотрел при этом в глаза, да и на губах  его
помимо воли нет-нет да и появлялась злорадная и похабная ухмылочка.
   Полученный урок пошел девушке впрок. Она научилась скрывать свои мысли  и
чувства и стала  вести  себя  покладисто,  как  восточная  наложница.  Раиса
притворилась, что забыла о своем кумире. Она даже не устроила скандал, после
того как Иван отобрал у нее и выбросил все портреты, записи  и  видеокассеты
певца, запретив ей приобретать новые. Впрочем, зачем  ей  все  это,  если  в
самом ближайшем будущем Келлер будет целиком принадлежать ей одной?
   То, что ее любимый рок-певец был женат, Раечку ничуть не волновало. О его
браке она знала буквально все.
   Двенадцать лет назад исключительно