онимаете, что ничего, ничего, ничего нельзя поправить! Я...
думал... она свободная, как я!.. А она оказалась такая  же шлюха,  как вы!..
Как все!.. Она...
     На этом месте рыжий мистер Маккавити побагровел, из ушей и  носа у него
хлынула кровь, и он повалился наземь,  как сноп.  Его  поспешно утащили,  по
дороге громко призывая доктора.

     -  Взрываем  Бакановица  вместе с  банком,  Серпинского  вместе  с  его
конторой, - сказал начальник, брезгливо глядя на всю эту истерику. - Лефевр,
вы,  я  надеюсь, справитесь. Туда, к  русскому, посланы  люди, передайте им,
чтоб окружили дом... В эту Франческу много напихано аппаратуры?
     -  Тысяч на пятьсот, - вздохнул  Лефевр.  - Техники  клялись,  что  она
абсолютно надежна, но вот, видите...
     Лефевр развел руками.
     -  Ничего, -  сказал начальник каким-то  странным голосом, -  денег  не
жалко. С этим надо покончить.
     - С чем? - переспросил Лефевр.
     - Со всем.

26
     Затянулась петля вокруг заброшенного завода, гаркнул в громкоговоритель
тот, кому было поручено отрядом командовать:
     - Дом окружен! Выходите по одному! Сдавайтесь добровольно, чтобы нам не
пришлось извлекать вас оттуда силой! Русскому физику предлагается  захватить
с  собой  образцы  своего   топлива  для  передачи  правительству  округа  в
безвозмездное пользование!
     Но все тихо  было в здании, среди  сумрака предгрозового чернели пустые
окна обоих этажей.  Гром  бабахнул опять,  а вслед за этим наступила мертвая
тишина.
     -  Эй!   -  разорялся   командир.  -   Выходите,  последнее   китайское
предупреждение!
     Он косился в  кусты, и поправлял автомат на брюхе,  и неспокойно было у
него  на  душе. Шли минуты, ничего не  происходило, только гуще  становилась
тьма, да ближе грохотала буря, находившая со стороны океана.

     - Приготовиться к штурму, - сказал командир в замешательстве.
     Ему  было страшно, как  бывает  страшно  во  сне.  Под  кустами  что-то
шевелится. Ноги  не  слушаются. Голова клонится долу,  тяжкая.  Душно стало.
Изумруды пылали в небе.
     - Готовсь! - в ужасе прокричал командир.
     Но  он  не  услышал  собственного  голоса.  Вместо  речи из горла лезли
какие-то  черные  мухи.  Деревья склонились над  ним и впились корнями в его
ноги, так что командир не мог сделать ни шагу. Кусты заглядывали ему в лицо.
Начался порывами ужасный  ветер, налетел дождь, и командир увидел, что те, с
кем он пришел,  снимают  с плеч автоматы с очевидной и жуткой, невообразимой
целью.

     Страшным визгом завизжал командир,  вскинул автомат и успел еще прошить
очередью  несколько солдат, а потом умер стоя, и, оцепенев, ткнулся в песок.
Он  не  видел,  что  те,   с  кем  он  пришел,  стреляют  друг  в  друга,  с
остервенением, тараща  друг в друга свои три глаза, черные, бешеные.  Ужасом
наполнился  лес.  Пробежать  три  шага  по  черному  песку  и  повалиться  в
собственный  скрипучий след.  Не опомниться,  так  била  волна соленая,  без
разбегу,  без промаху,  без  такту  и  удержу, сносила  автоматные  очереди,
которые  все,  кто  был  там, пускали друг  другу  в горло, прошивали  ноги,
перешибали  прикладами  спины. Молния шарахнула по зыбкому строению, и вслед
за этим,  вместо  грома, кто-то выбежал, кто-то  закричал. Со стороны завода
несся  нечеловеческий рев.  В  наступившем  сумраке  было  видно,  как  лучи
прочеркивали  застывший  лес. Нет,  не  жить вам больше, не  помогли заборы,
расползлась отрава ненависти. Ибо мир един, как  ни строй высокие стены, как
ни накручивай на них колючую проволоку, какой ток ни пропускай по  ней. Всех
уморить, самим умереть,  с дрожью и воем нетерпения,  кинуться,  перегрызть,
захлебнуться. Не замечая смерти - ни своей, ни чужой.  И стало так; и  дождь
лупил  отвесно  вниз. Дрожали  поляны, крошились батоны,  рушились  башни от
грохоту того неуемного, от пустоты той невыносимой.

27
     И  над  тем  над  миром  летела  со  скоростью  света  моторная  лодка,
заправленная  водяным топливом. В лодке сидели  трое. Внизу, под ними, кипел
кромешный суп бури и войны. Оттуда несло гнилью и смрадом. По временам снизу
долетал  какой-нибудь  предмет: то  гигантская и жирная  консервная  банка с
ужасными  зазубренными  краями, то чудовищный,  перезрелый арбуз, то опасная
острая вилка с человека ростом.

     Но там,  наверху, только  чистое  солнце  стояло в  зените,  окруженное
радужной сияющей дымкой, похожей на мокрый полиэтиленовый пакет.