и  одного?.. Нет,  неверно.  Ушей,  которыми  он  нас
слушает, у него безумно много, в два раза больше, чем вас! Так наша передача
и называется: "Уши!"
     Замерла у мерцающих экранов  целая страна,  да что там  страна --  весь
мир! Ловят каждое слово, задумываются...
     --  Ну как? -- улыбаясь,  опять обращалась, придумав  что-нибудь такое,
Вера Кирилловна к углу у холодильника.  -- Только честно. Если так тебе  все
растолковать, поверишь наконец?.. Перестанешь пакостить?.. Да ну тебя.
     И опять, задумавшись, она закуривала, наливала  чайку в любимую синюю с
белым медвежонком пандой китайскую чашку (правда, уже треснутую и  с отбитой
ручкой), щурясь, разглядывала в окно россыпи огоньков в далеких домах...
     Представьте себе: где-то в этом городе сейчас живет такая странная Вера
Кирилловна. Вот,  показав  опять на прощанье тому, кто в углу у холодильника
-- да и всюду, -- кулак (или язык -- в зависимости от настроения), она тихо,
ощупью идет по  темному коридорчику в свою  комнату.  Раздевается и, стоя --
просто так  -- у стены на голове, смотрит  себе тихо:  за окном  снизу вверх
падает мокрый снег. Медленно-медленно.
     Снизу -- вверх.


МАША В.

     Матвей  Иванович  запер входную  дверь  на  ключ и,  махнув  в  сторону
спальни, тихо сказал: -- Проходи! Она -- там.
     Мы тихо вошли в большую темную комнату, Матвей Иванович включил свет.
     --  Вот,  -- сказал он,  показывая на  странное  сооружение  в  углу, у
занавешенного окна.
     Это было  что-то вроде  узкой  длинной  металлической  лежанки,  обитой
сверху лиловым  дермантином,  только, почему-то, с  несколькими  отверстиями
странной  формы  в  верхней  плоскости и  огромным  количеством  проводов  и
каких-то приборов снизу, между ножками.
     -- Это и есть моя Маша, -- помолчав, сказал Матвей Иванович.
     -- Маша?
     -- Сокращенно, -- улыбнувшись, объяснил Матвей Иванович. -- Если хочешь
-- "Маша В." У-у-у, дорогая  ты моя! -- подойдя к лежанке, он нежно погладил
ее рукой, щелкнул  тумблером,  среди проводов загорелись  красные  лампочки,
что-то загудело.
     -- И что, хватает  напряжения от сети? --  спросил  я.  Матвей Иванович
кивнул, сосредоточенно вращая большую ручку у изголовья.
     -- Готово! -- сказал он. -- Что ты спросил? Конечно, от сети! Откуда же
еще?
     Осторожно  присев  на  Машу, он похлопал  по  обивке рукой,  улыбнулся,
посмотрел на меня:
     --  Я  теперь,  пожалуй,  еще  и  коллекционером стану,  --  сказал он,
взглянув на книжную полку. -- Наверное,  это просто  такая форма  проявления
бессознательного,   не    находящего   выхода   чувства   моей   собственной
сверхгениальности... --  Встав,  он  провел рукой по корешкам  книг.  -- Уже
восемнадцать самых разных описаний. И это  только первое, что на  ум пришло.
От  Герберта Уэллса  и до "Понедельника  начинается в субботу", помнишь, там
такой велосипед придурочный есть?..
     Я засмеялся, подошел к Маше, потрогал лиловую обивку.
     В  ногах лежанки  угадывался  трансформатор.  Сквозь  две  неправильной
овальной формы дыры на уровне коленей -- если бы лечь на лежанку на живот --
было  видно  что-то  немного  похожее на  шаговый  двигатель;  дальше, через
следующую  дырку,  --  что-то  совсем  уж  непонятное.  В  изголовье  лежала
подушечка в лиловой наволочке с вышитым на  ней голубым шелком, стебельчатым
швом, латинским изречением "Tempore mutantur, nos et mutamur in illis".
     -- Сам вышивал? -- спросил я.
     --  "Времена меняются  и мы меняемся вместе с  ними", --  с  выражением
прочел Матвей Иванович и засмеялся. -- Я, между прочим, не  только подушечку
сам вышивал, но и все остальное -- тоже сам делал, -- скромно уточнил он.
     Я  присел рядом с ним.  Сидеть было  очень мягко  и удобно. Мы посидели
минуту молча.
     --  Все  равно  не  верится,  --  сказал,  наконец,  я.  --  Понимаешь,
наверное...
     -- Мне и самому иногда не верится, -- кивнул Матвей Иванович. -- Значит
так, сначала я сам лягу. Покажу, что ничего опасного здесь нет. Потом -- ты.
И потом уже -- поговорим. У меня в холодильнике пиво есть.
     --  Так  уж  и  ничего  опасного...  Полетит  какая-нибудь хреновина на
полпути... Сам, наверное, боишься.
     Матвей Иванович странно взглянул на меня, вздохнул и сказал: -- Об этом
--  тоже  обязательно  поговорим.  Можно  сказать,  что  только  об  этом  и
поговорим... И давай поскорее! -- добавил он. -- Поехали!
     Я пересел на стоящую рядом широкую двуспальную кровать. Матвей Иванович
пощелкал какими-то тумблерами, покрутил  пару ручек, разделся догола, лег на
живот,  подмигнул  мне  и  вдруг на  три  секунды  стал  каким-то  размытым,
полупрозрачным. А  потом -- появился опять. Только  с трехдневной щетиной  и
грязными по колено ногами.
     -- Вот и все! -- сказал он. -- Теперь ты. И пойдем скорее пить пиво!..
     -- А мне... тоже раздеваться? Это обязательно?..
     Матвей Иванович улыбнулся.
     --  Стоит!  -- кивнул  он  и  рассмеялся.  -- Мне кажется, стоит  сразу
раздеться.
     Я  пожал плечами,  разделся и,  поерзав, лег на  Машу.  Матвей Иванович
присел рядом, пощелкал тумблерами, покрутил ручки, подмигнул мне и исчез.
     -- Ха-ха-ха! Не обманул Матвей! Ну здорово, добрый молодец! -- раздался
низкий голос, и лежащая подо мной женщина обняла меня, нежно провела ладонью
по спине и чмокнула в губы.
     Она тоже была голой.
     -- Катериной меня зовут, -- объяснила  она и засмеялась. -- Матвей  мне
все объяснил. Проказник! Представляю, каково тебе сейчас!.. Ну да  не бойся!
Брось! Здесь бояться тебе нечего.
     И она опять поцеловала меня.
     Через  три  дня я  вдруг, совершенно неожиданно для  себя, увидел перед
собой Матвея  Ивановича. Он все  так  же  сидел  на  корточках  и  осторожно
улыбался, почесывая щетину.
     -- Ну как? -- тихонько спросил он.
     Я сел и осмотрел спальню. Похоже, что за эти  три дня ничего  здесь  не
изменилось.  Моя одежда  все  так же  лежала на кровати,  Матвей Иванович не
успел даже вымыть ноги.
     Я провел  рукой  по подбородку  и  ничуть не удивился  --  побриться  я
собирался еще позавчера, но так и не успел -- не было времени.
     -- А почему у тебя ноги грязные? -- спросил я.
     -- Да так, сам виноват. Вляпался, -- он улыбался!  -- Пойдем пить пиво!
-- Матвей Иванович выключил Машу. -- Только я ноги, пожалуй, все-таки вымою.
     Кухня у Матвея Ивановича была тесная, маленькая. Мы, так почему-то и не
одевшись, сели  рядом  на узкий  диванчик,  нарезали  докторской колбаски  и
открыли по бутылочке пива.
     -- За научный прогресс! -- сказал Матвей Иванович. Мы выпили.
     --  Ну, давай!  Вижу:  куча  вопросов!  Только  сначала  честно:  ты не
обиделся?
     Я не  знал, обиделся я или нет.  Я вообще  ничего теперь  не зная. И мы
опять выпили.
     После третьей я смог наконец сформулировать первый вопрос.
     --  Ты отправляешься в  некий момент  далекого  прошлого,  назовем  его
"момент X".  И вдруг  встречаешь там меня. Удивляешься, думаешь:  "Как он-то
сюда  попал? Либо: я,  вернувшись обратно, сам запущу его в этот "момент X";
либо второе: он сам сделал машину времени и, подлец, держит это в тайне! Вот
так встреча! Тут-то мы твою тайну и  рассекретили!" Понимаешь вопрос?..  Как
бы попонятнее сформулировать...
     -- И не пытайся!  --  махнул рукой Матвей Иванович. -- Можно, например,
так: "Иду я как-то по улице, и вдруг вижу самого себя, идущего навстречу..."
Или  еще  круче:  "Отправляешься  в  прошлое  и  встречаешь  в  какой-нибудь
забегаловке еще троих себя. Кто из них настоящий?" Или...
     Я жестом остановил его. Мы выпили еще по кружечке пива.
     -- Хороша Катька-то? -- спросил он, помолчав.
     -- Я все боялся, что какой-нибудь князь Потемкин-Таврический завалится.
Или граф Орлов...
     -- Ага. Я тоже вначале боялся...
     Мы  закурили. Матвей Иванович  включил радио, передавали прогноз погоды
на завтра. Матвей Иванович выключил радио.
     -- А... -- начал я.
     -- Много! --  ответил Матвей Иванович. -- И  в Африке был,  в джунглях,
и... --  он  опять  махнул рукой.  --  Не  считаю  уже.  К  некоторым  часто
наведываюсь.  Одна,  представляешь... Впрочем, нехорошо об  этом... Не хочу.
Ничего?
     -- Ничего. Я так спросил.
     Я вдруг сообразил!
     -- Послушай! Это  же  страшная  штука! Это  же...  --  Матвей  Иванович
улыбнулся. -- Ты трехлетнего Гитлера придушить не пытался?
     Матвей Иванович вздрогнул, посмотрел на меня, удивленно вскинул брови.
     -- Ванюша! -- помолчав, сказал он. -- Ванюша!.. -- и склонил голову мне
на плечо. -- Я, все-таки,  не зря тебя так люблю! Ты  же...  Я, не поверишь,
вот именно об этом сразу и подумал, когда понял, что она работает. И именно,
почему-то,  про  трехлетнего!  Какие мы с тобой одинаковые... Давай за нас с
тобой!
     -- Ну и? -- выпив, напомнил я.
     -- Что? -- удивился Матвей Иванович.
     -- Гитлер... -- осторожно сказал я.
     Матвей  Иванович  вдруг  заплакал.  Выпили  мы немного.  Всего  по  три
бутылочки.
     -- Я боюсь, -- выдавил он, наконец, и заплакал сильнее прежнего.
     -- Но ведь он же... Из-за него миллионы погибли! И Сталина! И Пол-Пота!
И...
     -- Да я  не о  том! --  закричал  Матвей  Иванович. -- А вдруг они  мои
дедушки?  Куда я  вернусь,  а?.. Я  и так  каждый  раз,  когда  возвращаюсь,
удивляюсь, что стены в комнате не другого цвета!..
     -- А все-таки -- снова отправляешься?..
     -- Хочется, -- помолчав, признался Матвей Иванович и совсем смутился.
     -- Слушай, -- подумав, сказал  я. -- Ты мне своей фантастикой голову не
морочь.  Можно  ведь  сделать  простой эксперимент --  влияет  то,  что  ты,
отправившись в прошлое, сделаешь, на настоящее, или не влияет? Пошли!
     Я  уложил его на  Машу  В.  и  сказал:  -- Отправляешься  куда-нибудь в
недавно, в позавчера, скажем. И вот здесь,  на  стенке,  ставишь крестик.  И
сразу обратно! Если останется, когда вернешься, значит...
     Матвей Иванович  пощелкал тумблерами, помутнел, встал с Маши. На  стене
появилось отчетливое слово ХУЙ.
     -- Ты что, совсем! -- разозлился я. -- Ты написал?
     -- Моя стена, что хочу,  то  и пишу! -- он, сердитый, не выключив Машу,
ушел на  кухню. Я выдернул,  на всякий случай, вилку  из розетки и пошел  за
ним.
     -- То есть,  как следует  из того,  что  надпись  осталась,  -- грустно
сказал Матвей  Иванович, -- вполне  можно стать  собственным прадедушкой. И,
может быть, я всегда был собственным правнуком, только раньше не знал...
     -- Ты то хоть знаешь, кто твоя прабабка была? -- попытался пошутить я.
     -- В  том-то  и дело,  что  нет, --  хмуро ответил Матвей  Иванович. Мы
открыли еще по бутылочке. -- Твою мать... -- добавил  Матвей Иванович и дико
заржал.
     -- Скотина! -- сказал я и схватил его за горло. -- Ты так не шути...
     -- Представляешь теперь, Ваня, что я наделал? -- опять став  серьезным,
сказал  он.  Я отпустил его влажную  шею. Голова Матвея Ивановича  бессильно
свесилась на грудь, он молчал. -- И как мне страшно...
     -- Спокойно! -- сказал я. -- Давай попробуем рассуждать логически...
     Матвей Иванович захохотал.
     -- Я сказал -- спокойно! -- я открыл еще бутылку пива. -- Значит так...
Отправляюсь я во вчера. Там себя убиваю. Да. Потом...
     Матвей Иванович улыбался.
     -- Ты же ее сделал!  -- разозлился я. -- Должен, значит, знать, как она
работает! Ты о чем думал, когда ее придумывал?!
     Матвей Иванович как-то неопределенно пожал плечами.
     --  И  как  с законом  сохранения  энергии?  Ведь можно же  аккумулятор
регулярно подзаряжать от него же свеженького...
     --  Знаю. Все  руки  не  доходят  к Маше  такой  приделать.  Чтобы  без
розетки...
     Я в это  время  вдруг  сообразил: -- Послушай! А если  ты позавчера эту
похабщину на стене написал, то почему мы сегодня раньше ее не заметили?
     Матвей  Иванович опять  засмеялся.  -- Ты думай, думай! --  похлопал он
меня по плечу. И открыл еще одну бутылочку.
     В туалете я придумал.
     -- Делаем так! -- сказал  я. -- Раз надписи до  того, как  ты ее делать
поехал,  на стене  не  было,  значит  можно  поступить  хитро:  отправляемся
куда-нибудь в следующий век; оттуда -- изничтожаем всех злодеев. И пока этот
следующий век не наступит -- будем спокойно  жить, не боясь, что изничтожили
своих  дедушек: надписи ведь  до того, как ты отправился ее делать, не было?
Не было. И мы до этого самого следующего  века, откуда  злодеев изничтожали,
можем ничего не бояться, как будто ничего и не наделали...
     -- Ну и на  кой тогда всех этих детишек-Гитлеров душить, если ничего не
изменится?
     --  Для  будущих  поколений,  --  как-то  неуверенно  пробормотал  я  и
замолчал.
     --  Я оптимист, -- сказал  Матвей Иванович.  -- У них и без моей помощи
все будет хорошо.
     Он встал и пошел в туалет.
     -- А ты в будущем был? -- крикнул я ему.
     -- Был! -- глухо донеслось из-за двери.
     -- Ну? Что? -- спросил я, когда он вышел. Матвей Иванович закурил.
     Помолчав, он покосился на меня  и  зловеще спросил: --  Сказать, как ты
умрешь?..
     -- Нет, -- испуганно ответил я.
     --  Вот так,  -- Матвей Иванович  вздохнул. --  Так  что...  Впрочем, я
пошутил...
     Я тоже нервно закурил.
     -- А про себя ты... узнавал?.. -- спросил я.
     Матвей Иванович отрицательно покачал головой. -- Боюсь,  -- объяснил он
и надолго замолчал. --  Я на минутку, -- сказал он нервно, вскочил и ушел  в
спальню.  Вернувшись через полминуты,  он уже улыбался. Я почувствовал запах
дорогих духов.
     -- Нервы, --  смущенно объяснил Матвей Иванович. -- Извини.  Ты... э...
не хочешь?..
     Я  отказался. На душе  было  как-то  гадко.  Я  выпил  еще пива,  опять
закурил.
     --  Пиво кончается, -- сказал Матвей Иванович. -- Взяв  сумку, он опять
ушел в спальню и вернулся с дюжиной бутылок.
     -- Вчерашнее. Ничего? -- пошутил он.
     -- Мы  же  его уже  выпили... --  прислушиваясь  к ощущениям в  животе,
пробормотал  я. Честно попытался еще  раз понять,  но  как-то не получалось.
Вдруг в комнату вошел еще один, очень пьяный, Матвей Иванович, тоже голый, с
наглым выражением лица.
     -- Я за пивом, -- сказал он, взял четыре бутылки и ушел в спальню.
     -- Ох,  видно нажремся мы с  тобой сегодня, Ваня, -- тихо сказал Матвей
Иванович. -- Я себе таких выходок раньше, все-таки, не позволял...
     Мы замолчали.
     --  А давай перестанем пить! -- предложил я. -- Или нет, пить будем, --
сказал я,  опять наливая, --  но того, что  мы  сейчас видели,  ты делать не
будешь! Специально! Назло!
     Матвей Иванович усмехнулся.
     -- И  вообще -- что ты еще про  себя будущего узнал? Ты  теперь обдумай
это хорошенько, и...
     -- Что я опять женюсь, -- тихо ответил Матвей Иванович.
     --  Вот возьмешь, и не женишься!  -- хлопнул  я рукой по столу, и вдруг
понял, что он сказал: -- Что?! Ты -- женишься?!
     Матвей Иванович смущенно кивнул.
     -- А... А почему? В смысле -- потому, что ты об этом заранее узнал, или
наоборот,   потому,  что  ты  узнал,  что  не  женишься,  и  специально,  из
противоречия, женился?..
     -- А тебе какое дело?
     -- Это  же  еще один  эксперимент!  Что-то  в твоем будущем  произойдет
несмотря на  то, что ты об этом  узнал, или благодаря  этому... Например  --
узнаем  мы,  какой  номер  выиграет  завтра  в  лотерею, заполняем  билетик.
Выиграет он?
     --  Проще свою  вчерашнюю сторублевку  взять,  --  пожал плечами Матвей
Иванович.
     -- Ага! -- рассердился я. --  Как  сейчас  у нас пиво увели! Где четыре
бутылки, а? Вот так же  ты  и сторублевку мог бы забрать. Ее только один раз
потратить можно будет.
     --  А почему тогда стенка чистой была, пока я на ней писать не поехал?!
-- рассердился Матвей Иванович. -- И то пиво,  которое он унес, мы уже  один
раз выпили!
     -- Но  ведь... Унес  же он  его, или  не  унес. Было же  двенадцать,  а
осталось... И его, пива, теперь нет.
     --  Вот,  еще есть,  --  показал Матвей  Иванович. Мы молча  выпили  по
бутылке пива и я, немного подумав, резюмировал:
     --  Я  все  понял.  Это  никакая  не  машина  времени.  Это машина  для
путешествия по параллельным мирам.
     Матвей  Иванович подумал  и сказал: -- Не-а... Хрен тебе.  Так тоже  не
получается.
     Я согласился  -- и сам тем временем понял, что, действительно, так тоже
ничего не получатся. -- Верно, -- сказал я. -- Не пойдет...
     -- Почему? -- как-то вяло удивился Матвей Иванович.
     --  Какая  разница?  --  я  хлопнул  его  по  плечу. -- Все  потому же.
Противоречия получаются. Поверь на слово...
     -- Да я и сам знаю... -- тихо согласился Матвей Иванович.
     --  Что ж  за дерьмо ты соорудил, а,  Матвей Иванович? Как  же это тебя
угораздило?
     --  Все  равно  не жалею -- тихо  сказал  он. -- Знаешь, в  Вавилоне...
Слышал о храмовой проституции?.. И СПИДа тогда не было. А-а-а... -- он опять
безнадежно махнул рукой. -- Что говорить...
     Закрыв  глаза и  покачиваясь,  продекламировал  невнятно  что-то вроде:
"Ценою!.. Жизни!.. Ночь мою!.."
     В кухню опять  вошел пьяный  Матвей Иванович и  унес последнюю  бутылку
пива.
     -- ...А она не вынесет двоих? -- спросил вдруг я.
     -- Сейчас попробуем! -- обрадовался Матвей Иванович. Опять вошел пьяный
Матвей Иванович, поискал пива, выругался,  попил воды  из-под крана, и ушел,
скорчив нам гадкую рожу.
     -- Скотина! -- выругал себя напоследок Матвей Иванович. -- Пошли, Ваня!
Отличная идея!
     -- Только чур я сзади! -- сказал я.
     --  Да хоть снизу! -- согласился Матвей Иванович. Держась за стены,  мы
быстро пошли в спальню. В коридоре у вешалки я заметил два длинных рожка для
обуви.
     -- Сабли! -- почти одновременно закричали мы с Матвеем Ивановичем.
     Схватив рожки, мы вбежали в спальню, уселись на Машку  и поскакали -- с
гиком, размахивая саблями. -- Только сабля казаку-у-у в степи  жона-а-а-а!..
-- затянул Матвей Иванович.
     -- И-их! -- подхватил я что есть мочи.
     Раздался оглушительный визг, розовые  толстушки, прикрываясь тазиками и
вениками, рванулись к дверям.
     А  мы с Матвеем Ивановичем  еще  немного попели,  а потом восхитительно
попарились.
     Всем рекомендую -- очень успокаивает нервы.


ПОСЛУШАЙТЕ, ВЕДЬ ЕСЛИ ПАРАНОЙА ЗАРАЗНА?..

     Я познакомился с волшебником  в  метро,  когда он  вызывал поезда.  Ему
никто  не верил, все смеялись,  но  поезда --  приходили, а  он  так грустно
улыбался  глупости недоверчивых  пассажиров, что я  подумал:  "А  вдруг он и
вправду их  вызывает?..".  Так, в шутку подумал. Было уже поздно, поездов  в
это  время  требовалось  немного и,  когда  очередной отошел  от  станции, я
набрался храбрости и заговорил с волшебником.
     --  Извините, -- сказал я,  -- вы  действительно вызываете поезда? Или,
все- таки, это простое совпадение? Как всем вокруг, и кажется?
     Мне интересно было, что он скажет.
     -- Действительно, -- кивнул волшебник.
     -- И если вы уйдете, то поезда приходить не будут? -- улыбнулся я.
     Волшебник грустно улыбнулся в ответ.
     --  Почему же, -- сказал он, -- конечно будут. Для того, чтобы вызывать
поезда,  совсем не обязательно находиться  на  станции.  Просто мне  сегодня
стало  как-то грустно, одиноко что ли, вот  я  и решил показать кому-нибудь,
что  это  я  поезда   вызываю.   Делаю  такие  дурацкие  движения...   Я  их
экспромтом...
     Он  опять  повторил  свои  размашистые  пассы  руками,  я  против  воли
оглянулся, но поезда не было.
     -- Что  вы! -- засмеялся  волшебник. -- Я ведь сейчас только показал. А
поезд придет через... сорок...  -- он оглянулся  на часы,  -- тридцать  семь
секунд. И для  этого совсем не нужны  пассы. Смотрите, вот  как я их  обычно
вызываю, каждый день.
     Он  просто  стоял  у края платформы,  улыбался  мне, но поезд все равно
пришел.  Когда люди схлынули и  поезд  опять двинулся, он  с доверием поднял
лицо, кивнул мне: "Ну, ка