теорий
присутствует  некая  истина; ибо  все заблуждения  человеческого разума суть
ложные представления, неправильные построения, внешне убедительные  неверные
воссоздания истины или одного аспекта или части истины. Получение  пользы  -
это  фундаментальный принцип существования, а  все  фундаментальные принципы
существования в конечном  счете сводятся к  одному; поэтому  истинно то, что
высочайшее благо является также и высочайшей пользой. Истинно и то,  что  не
только величайшее благо наибольшего числа людей,  но просто благо ближних и,
если взять шире, благо  всего  мира есть единственная  идеальная  цель нашей
обращенной на внешний мир этической  деятель-ности; именно эту цель хотел бы
реализовать этический  человек, если бы он  только  мог найти  путь  к ней и
всегда твердо знать, в чем заключается  истинное благо всего мира. Но это не
помогает  нам  управлять  нашим   этическим  поведением,  а  равно  не  дает
внутренниего  принципа  нашему  существованию  или  деятельности,   но  лишь
порождает одно  из многих соображений, помогающих нам не сбиться с  пути, по
которому так  трудно  идти.  Добро,  а  не практическая выгода, должно  быть
принципом и мерилом добра;  в противном случае  мы попадаем в зависимость от
этой   опасной   посягательницы,   практической   целесообразности,  которая
подчиняет всю свою  деятельность далеко не  этическим  правилам. Кроме того,
критерий   практической   целесообразности,   точка    зрения   практической
целесообразности, ее дух, форма, ее исполь-зование меняются в зависимости от
природы, склада ума и взгляда на мир того или иного индивида. Здесь не может
быть ни общего основополагающего  закона, который все могли бы соблюдать, ни
свода всеобъемлющих основных принципов, которые истинная этика могла бы дать
в качестве  правил  нашего  поведения.  Да и  не  может этика быть предметом
исчисления. Для этического человека существует только одно надежное правило:
твердо придерживаться собственных принципов добра, положиться на собственное
инстинктивное  представление  о  добре,  на  свое  видение  добра,  на  свое
интуитивное  понимание  добра и руководствоваться ими в  своих действиях. Он
может  заблуждаться, но, несмотря на  все преткновения,  останется на верном
пути, поскольку  будет верен закону своей природы. Во все века истинны слова
из  Гиты:  лучше  следовать  закону  собственной природы,  пусть  и  неверно
исполняемому; опасен  чуждый закон,  сколь бы превосходным с виду ни казался
он нашему  разуму1. Но  закон природы этического существа есть стремление  к
добру; он никогда не может быть стремлением к практической выгоде.
     Равным образом этот закон не может  быть стремлением  ни к наслаждению,
высокому  или  низменному,  ни к любого рода  самоудов-летворению, сколь  бы
уточенным  или  даже духовным оно  ни было. И  здесь  также  истинно то, что
высочайшее добро как по природе своей, так и по внутреннему воздействию есть
высочайшее   блаженство.  Ананда  -  радость,  присущая  бытию,  -  является
источником всего существования и целью, к  которой оно  устремлено и которую
ищет явно или тайно в процессе  деятельности всех  своих сил. Истинно и  то,
что   в  возрастающей  добродетели,  в  совершенном  добре  кроется  великое
наслаждение   и   что   стремление  к   наслаждению  вполне   может  служить
подсознательным мотивом стремления к добродетели. Но  с  практической  точки
зрения это обстоятельство является второстепенным; оно не делает наслаждение
критерием  или  мерилом  добродетели.   Наоборот,   добродетель  приходит  к
естественному человеку через борьбу  с  его  природой, ищущей наслаждения, и
зачастую сознательно принимает боль и воспитывает силу  через страдание.  Мы
принимаем эту боль и борьбу не ради наслаждения болью и упоения борьбой; ибо
тот  высочайший напряженный восторг (хотя  сокровенный  дух в нас  и ощущает
его) поначалу обычно не воспринимается сознательной  частью нашего существа,
которая является ареной борьбы. Деятельность этического человека обусловлена
даже  не  жаждой  внутреннего  наслаждения,  но потребностью  его  существа,
необходимостью,   диктуемой   идеалом,    абсолютным   критерием,    законом
Божественного.
     Во внешней  истории  нашего  восхождения это  обстоятельство на  первых
порах  проявляется неотчетливо,  а, возможно, и вовсе  не проявляется; может
показаться, что этическая  эволюция  человека  обуслов-лена  его  социальной
эволюцией.  Ибо  этика  начинается  только  тогда,  когда  человек  вынужден
принимать  во  внимание  нечто,  отличное от его  собственных  предпочтений,
витального удовольствия или материальной  выгоды; и поначалу это  вызывается
необходимостью  поддерживать  отношения  с  окружающими,  потребностями  его
социального  существования.  Но  суть  дела  заключается  не в этом,  о  чем
свидетельствует тот факт,  что этические  требования не всегда согласуются с
социальными требованиями,  равно как  этические нормы  не всегда совпадают с
нормами  социальными.  Напротив, этический человек  зачастую находит  нужным
отвергать социальные требования и решительно выступать против них,  нарушать
социальные  нормы, пренебрегать  ими и полностью их  изменять. И отношения с
ближними,  и отношения  с  самим собой являются  для  него полем  этического
роста;  однако само  его  этическое  существо определяется его отношениями с
Богом, действием силы  Божественного, скрыто пребывающего в  его природе или
сознательно   действующего  в  его   высшем  "я"  или  внутреннем  духе.  Он
подчиняется  внутреннему  идеалу,   а  не  внешним   нормам;   он   отвечает
божественному  закону,   заключенному  в  его  существе,  а   не  социальным
требованиям или общественной необходимости.  Этический императив приходит не
извне, но изнутри человека и свыше.
     Исстари люди чувствовали и  говорили, что законы справедливости, законы
совершенного  поведения  суть  законы  богов,  вечного  потустороннего мира,
законы, которые человек осознает  и  которым призван следовать.  Век  разума
отверг это простое объяснение  как  суеверие или  плод поэтической фантазии,
которому  противоречат природа и история мира.  Но  все  же в  этом  древнем
суеверии или  поэтическом  вымысле  скрывается истина,  которую  упускает их
рациональное отрицание,  а  рациональные  утверждения  - будь  то кантовский
категорический императив  или  еще  что-либо  - не  восстанавливают во  всей
полноте. Даже если  совесть человека является творением его эволюционирующей
природы,  если его представления об  этическом законе подлежат изменениям  и
зависят  от  стадии  его  эволюции,  все  же в основе  этих видоизменяющихся
представлений есть  нечто постоянное,  что лежит в самой  основе собственной
природы человека и природы мира. И если Природа в человеке и в мире является
у истоков своих инфраэтиче-ской, равно как и инфрарациональной, а на вершине
своей  -  супраэтической,  равно как  и  супрарациональной,  все же  в  этом
инфраэтичном  содержится  что-то, что на  человеческом  плане  существования
становится этическим,  а  супраэтическое само  по  себе является завершением
этического и не может быть достигнуто  ни одним человеком, который не прошел
долгий путь  этического становления.  Внизу  скрыта та тайна  добра во  всех
вещах,  к  которой  приближается  человеческое существо и  которую  пытается
частично  выразить  через  этический  инстинкт  и  этическую  идею;  наверху
скрывается  вечное  Благо,  превосходящее   наши  неполные  и  фрагментарные
этические концепции.
     Наши этические  импульсы и  движения зарождаются, как и любые другие, в
инфрарациональном  и  берут  начало  в  подсознательном. Они появляются  как
инстинкт  справедливости,  инстинкт  подчинения непонятому закону,  инстинкт
самоотдачи  в  труде,  инстинкт жертвенности  и самопожертвования,  инстинкт
любви, добровольного подчинения и  солидарности  с ближними. Человек следует
этому закону, не задумываясь поначалу над разными "почему" и  "зачем"; он не
спрашивает согласия разума на это. На первых порах человек полагает, что это
закон, созданный силами, которые выше него и  всего человечества, и вместе с
древним  поэтом говорит,  что не знает, откуда  пришли эти законы, но  знает
лишь, что они есть  и  пребудут вовеки и преступать безнаказанно  их нельзя.
То,  чего  ищут  инстинкты  и  импульсы,  разум  силится  довести до  нашего
понимания, чтобы  воля смогла сознательно использовать этические импульсы, а
инстинкты превратились  в  этиче-ские идеи. Разум  исправляет  примитивные и
нередко  ошибочные заблуждения  этического инстинкта,  разделяет  и  очищает
запутанные связи идей и понятий,  выявляет по  мере  возможностей отношения,
существующие между зачастую  несовместимыми нравственными идеалами человека,
пытается  выступать  судьей  между  ними и удовлетворять  их  противоречивые
притязания путем компромисса, создает систему и многогранный закон этической
деятельности. Все это прекрасно,  это необходимая стадия нашего развития; но
в конечном счете этические идеи и сознательная этическая воля, которые разум
пытался  приучить к своей власти, освобождаются от его влияния и выходят  за
пределы  сферы  его  деятельности.  Всегда,  даже  в период полной власти  и
контроля разума, они имеют эту изначально присущую им тенденцию.
     Ибо этическое существо, как и все части человеческой природы, находится
в развитии и несет в себе стремление к абсолютному, божес-твенному, которого
с уверенностью достичь  можно  лишь  в супрарациональном. Этическое существо
стремится  к  абсолютной   чистоте,  абсолютной  справедливости,  абсолютной
истине, абсолютной силе, абсолютной любви и самоотдаче и получает наибольшее
удовлетворение,  когда  может  достичь  всего этого  в абсолютной  мере, без
всяких ограничений, принуждения или компромиссов,  божественным  образом, во
всей   бесконечной  полноте,  в  преобразовании   этического   су-щества  по
божественному подобию. Разум главным образом занимается тем, что лучше всего
понимает,  т.  е.  видимым  процессом,  структурой,  внешним  действием, его
результатом  и  следствием,  условиями,   определяющими  его  характер,  его
причиной и  мотивом; на основании  всего  этого он  судит  о  нравственности
поступка  и  нравственности  совершившего  поступок. Но  развитое  этическое
существо   инстинктивно  сознает,  что  оно  стремится  к  некой  внутренней
реальности,   и  внешнее  действие   есть  только  средство  выражения  этой
внутренней абсолютной и вечной сущности, которая обнаруживается в нас в виде
психической деятельности. Ценность  наших действий  заключается не столько в
видимой их природе и внешнем результате, сколько в том, что они способствуют
росту Божественного в нас. На основании внешнего  трудно, и даже невозможно,
судить  об  абсолютной  справедливо-сти,   абсолютной   правоте,  абсолютной
чистоте, любви или бескорыстности поступка или линии поведения; ибо действие
всегда   относительно,   следствия   его   противоречивы  и   неопределенны,
обстоятельства  не однозначны. Но возможно настроить внутреннее существо  на
вечное  и  абсолютное  благо,  исполнить  им  наше  чувство  и  волю,  чтобы
действовать,   руководствуясь   побуждениями,   интуицией  и   вдохновением,
порожденными благом. Именно к этому настойчиво стремится этиче-ское существо
и  именно к этому неуклонно  приближается высший  этический человек  в своих
внутренних усилиях.
     В  действительности  суть этики  не в том,  чтобы выяснять  соотношение
добра   и  зла  в  действиях  человека   или  пытаться  безупречно  отвечать
общественным нормам -  все это лишь  примитивные  внешние проявления;  этика
есть попытка развиваться и восходить к божественной природе. В части чистоты
этика  есть  страстное  стремление  к  имманентной   чистоте   Божественного
существования;  в  части  истины  и  справедливости  она  есть стремление  к
сознательному  единению  с  законом  божественного  знания и воли;  в  части
сострадания и  милосердия - это движение  к  бесконечности и универсальности
божествен-ной  любви; в части силы и мужества - воспитание божественной силы
и мощи. Вот глубинный смысл этики. Она получает высочайшее завершение, когда
существо человека претерпевает такое изменение; и тогда не действия человека
определяют качество его природы, но его  природа придает ценность действиям;
тогда он перестает быть вымученно добродетельным, искусственно нравственным,
но становится естественно божественным. Так и человек активно реализует себя
и   получает  свое   высочайшее   завершение  не  тогда,  когда   им  движут
инфрарациональные импульсы или  рациональные интеллект и  воля, но когда  он
вдохновляется  и  направляется  божественными  знанием  и   волей,  ставшими
сознательными  силами его  природы.  А  достичь  этого можно  (на  начальных
стадиях)  постижением истины, которая передается человеку интуитивным  умом,
постепенно освобождающимся от посягательств эгоизма,  своекорыстия, желания,
страсти  и  всех   видов   своеволия,  и  (на  завершающих   стадиях)  через
супрарациональные свет и силу, которые уже не приходят  извне,  но постоянно
присутствуют  и  владеют всем существом  человека.  Такой была  высшая  цель
древних  мудрецов,  обладавших  мудростью, которую  рациональный  человек  и
рациональное общество отвергли,  поскольку  она представляла  собой  истину,
слишком  высокую для понимания  разума, и требовала усилий  слишком смелых и
огромных, слишком запредельных для обычной ограниченной человеческой воли.
     Поэтому  с  культом  Добра  происходит  то  же  самое, что и  с культом
Прекрасного  и культом духовного. Даже  на уровне первичных своих инстинктов
этическое существо уже неосознанно стремится к божественному и  абсолютному;
оно стремится  к абсолютному удовлетворению, оно  находит свой высший свет и
средства  своего  проявления в  чем-то, превосходящем  разум,  оно  обретает
полноту  своего осущест-вление  только  тогда,  когда  находит  Бога,  когда
сотворяет в  человеке  некий образ божественной  Реальности.  Восходящее  от
своих инфрарациональных начал через  промежуточную зависимость  от разума  к
своему  супрарациональному  завершению,  этическое  существо  человека  (как
эстетическое и религиозное) неизменно устремлено к Вечному.

Глава XVI. Супрарациональная цель жизни

     Во всех этих высших сферах своей жизни человек, можно сказать, довольно
неосознанно ищет Бога. Постижение Божественного и Вечного  в себе и в мире и
установление  гармонии  между  собой и миром,  приведение своего существа  и
своей жизни  в согласие с Бесконечным предстает в высших частях человеческой
природы как сокровенная цель и предназначение человека. Он пускается в путь,
чтобы прийти  к  своему высочайшему, широчайшему  и  наисовершеннейшему  "я"
(self), и при  первом  же  прикосновении  к этому "я",  заключенному в  нем,
обнаруживает, что оно едино  с некой  великой Душой  и Сутью (Self)  Истины,
Добра  и  Красоты, заключенной  в мире,  которую  мы  называем именем  Бога.
Постичь Бога как  духовное присутствие  - цель религии;  прийти к гармонии с
Его  вечной природой, явленной как справедливость, любовь, сила и чистота, -
цель  этики; получать наслаждение и формировать себя по законам гармонии Его
вечной красоты  и  блаженства  - цель  и  осуществление  нашей  эстетической
потребности  и  природы;  познать  Его  вечные  принципы  истины  и  жить  в
соответствии  с  ними -  цель  науки  и  философии, а  равно  и  всей  нашей
настойчивой тяги к знанию.
     Но  все  это, похоже, лежит за  пределами нашего обычного и  привычного
существования;  это  уровень, до которого  мы силимся  развиться, но  он как
будто не имеет ничего общего с  обычным характером, естественным  поведением
или внешними обcтоятельствами индивида и общества в их обычном  самосознании
и повседневной  жизни.  То  жизнь  практическая,  а  не  идеалистическая; ее
занимают не  благо, красота,  духовный  опыт, высшая  истина, но утилитарные
интересы,  физические  нужды,  желания, жизненные  потребности. Это  для нее
реально, все прочее представляется слегка туманным; этому посвящает она свои
обычные труды,  всем  же прочим занимается на досуге;  это составляет  самое
вещество, из которого  она создана, а  все прочее служит  для ее украшения и
необязательного внешнего  убранства.  Всему этому  прочему общество  отводит
определенное  место  в  жизни, но не  отдает душу.  Оно принимает этику  как
сдерживающую силу,  оказывающую влияние  на жизнь общества, но не живет ради
этического  блага;   подлинные   его  божества   -   витальная  потребность,
утилитарная польза и плотские желания. Если в своей жизни общество отчасти и
руководствуется этическими законами, то  только  потому, что иначе витальная
потребность,  желание   и   утилитарные   интересы,  требующие  собственного
удовлетворения через эгоизмы многочисленных индивидов, стали бы сталкиваться
между собой и разрушать свои собственные  цели; оно не видит необходимости в
том,  чтобы сделать свою  жизнь полностью  этической.  Еще  меньше  общество
интересуется  прекрасным; даже если  оно  и признает красоту вещей, служащих
для украшения и развлечения, для увеселения и услады взора, слуха и ума, оно
не испытывает настоятельной потребности  сделать  прекрасной всю свою жизнь.
Религии общество отводит  определенное место и  право  участия в  жизни - по
церковным  праздникам,  в церкви  или  храме,  на  закате дней,  когда ввиду
старости и близости смерти мысли человека неудержимо влекутся прочь от  мира
земного к потустороннему, в установленные дни недели или часы дня, когда оно
находит уместным на мгновение отвлечься от мирских дел и подумать о Боге; но
сделать всю жизнь религией, постоянной мыслью о Боге и поисками Бога - такая
попытка по-настоящему не осуществлена даже в тех обществах, которые, подобно
индийскому, провозглашают духовность своей целью и  принципом существования.
Философию общество принимает еще более отстраненно; и если  в наше время оно
и увлекается страстно наукой, то только потому, что последняя в значительной
мере способствует  удовлетворению  его  витальных  желаний,  потребностей  и
интересов; однако к поискам жизни, всецело подчиненной науке, оно обращается
не  больше, чем к  поискам жизни всецело этической. Более серьезную  попытку
продвинуться в  любом из этих  направлений общество предоставляет  совершить
индивиду,  немногим  избранным  личностям  и индивидам определенного типа  -
святому, этическому человеку, художнику,  мыслителю,  религиозному человеку;
оно  отводит  им  место в жизни,  выражает свое некоторое почтение, выделяет
пространство для их деятельности, но само довольствуется тем, что в основном
следует   изначально  присущему  ему  принципу   витального  удовлетворения,
витальной потребности и пользы, витальной действенности.
     Причина этого  состоит  в том,  что здесь мы сталкиваемся  с иной силой
нашего   существа,   которая   отличается   от   этической,   эстетиче-ской,
рациональной  и  религиозной  - с силой, которая, даже  если  мы признаем ее
низшей в сравнении  с остальными,  все равно настаивает на собственной своей
реальности   и  имеет  не  только  право  на  существование,  но   и   право
удовлетворять  свои  потребности  и  реализовываться.  На  самом  деле   это
первичная сила,  основа нашего существования  на  земле -  именно она служит
источником  и  основой для всех прочих сил нашего существа.  Это - жизненная
сила в нас, витальная, динамичная  природа  человека. Весь ее  принцип и вся
цель  заключаются в  том,  чтобы быть, утверждать свое существование, расти,
расширяться, обладать  и наслаждаться; присущие  ей признаки  - это развитие
существа,  наслаждение  и  сила.  Здесь сама  жизнь  есть  Существо, которое
трудится  в Материи, чтобы выразить себя как сознательную силу; человеческая
жизнь   есть  человек,   который  работает,  стремясь   запечатлеть  себ