днимается  неописуемая тревога. Артиллеристы
быстро  готовятся к обороне.  Завязывается  ожесточенная борьба  в  темноте.
Дерутся, борются, душат друг друга.
     Но  осаждающие рвутся  не  к людям,  а к  пушкам.  Некоторые из русских
вооружены тяжелыми молотками и длинными гвоздями. Они ощупывают запал пушек,
вводят туда гвоздь и вбивают его ударами молотка. Четыре пушки и три мортиры
заклепаны и совершенно непригодны к делу!
     Капитан  видит  перед  собой  гиганта  с  обнаженной  саблей.  Шампобер
инстинктивно опускается на колено и втыкает свою саблю в живот врага.
     -- Это в отместку за мой шрам! -- говорит он холодно, вставая на ноги.
     Помощь спешит со всех сторон, но слишком поздно. Достигнув своей  цели,
русские перелезают через траншею, толкают  часовых  и убегают, оставив своих
раненых  в  батарее.  Зажигают  фонарь.  Капитан  освещает  им  лицо  своего
противника и видит молодого человека своих лет в чине морского лейтенанта.
     Он поднимает голову раненого и говорит ему:
     -- Скажите, что я могу сделать для вас?
     -- Ничего, -- отвечает раненый, -- я погиб... все бесполезно!
     -- Сейчас я позову хирурга!
     -- Спасибо вам, спасибо...  я умираю  и  прощаю  вам свою  смерть... Вы
исполнили долг так же, как и я! Война!
     Раненый приподнимается и кричит:
     -- Да  здравствует русский царь! Да здравствует Россия! -- Потом падает
мертвый.
     В  это время, по странной случайности,  Сорви-голова проделывает  то же
самое в русской батарее -- с таким же успехом,  но с большими затруднениями,
потому что не знает  русского языка. Ему  удалось  заклепать шесть  пушек  и
четыре  мортиры.  Адский  патруль  возвращался  уже  домой,  оставив четырех
человек убитыми в  схватке, как  вдруг  до слуха зуавов донесся  топот  ног.
Трубач, очень наблюдательный, тихо заметил:
     -- Это стук русских сапог... слышно по звуку!
     -- Верно!
     -- Значит, это русские бегут к нам...
     --  Мы  хорошо  встретим их! -- добавляет  сержант Буффарик, в качестве
волонтера присоединившийся к патрулю.
     Образцовые  солдаты вытягиваются в линию и скрещивают штыки. Русские  в
беспорядке   сослепу   бросаются  на   них.  Отчаянная  схватка,   несколько
пронзительных воплей,  потом  команда  на незнакомом языке. На  земле  лежит
около пятидесяти человек раненых и убитых, которых зуавы словно проглотили.
     Остатки   русского  отряда   смыкаются  в   линию  и  отступают   вдоль
кладбищенской  стены.  Монументальная решетка,  служащая входом в некрополь,
открыта. Беглецы, очевидно. знают это, пробегают и запирают ее за собой.
     -- Смелей! -- кричит Сорви-голова. -- Смелей! Они у нас в руках!
     С  ружьем на перевязи, он пытается перелезть  через решетку, но гвозди,
которыми она утыкана, останавливают его.
     --  Берегись,  -- говорит трубач,  --  разорвешь  платье, и  это  будет
скверно!
     -- Влезем на стену, -- говорит Сорви-голова. спускаясь на землю, -- они
заперты, как в клетке!
     Наиболее сильные из зуавов  прислоняются  к стене и устраивают лестницу
для  товарищей.   Эти  упражнения   проделываются   без  всякого  шума,  без
разговоров.  Индейцы, выслеживая врага, наверное, не  могли бы  сделать  это
лучше.
     - Ложись! -- командует Сорви-голова.
     Зуавы вытягиваются на стене и остаются неподвижными.
     Странная вещь! Не слышно ни малейшего шума. Вероятно, русские прячутся,
готовясь к битве.
     Обеспокоенный этой тишиной.  Сорви -- голова  скользит вниз,  исследует
почву, ощупывает  ее и убеждается,  что нет ничего  похожего  на засаду  или
западню.
     -- Тихо спускаться! -- командует он.
     Зуавы    спускаются   со   стены   и   собираются   около   начальника,
заинтригованные,   почуяв  тайну.   Кладбище   представляет  собой   широкий
прямоугольник в четыреста метров длиной и в сто метров шириной. Сорви-голова
решает, что им не трудно будет обшарить все кладбище, несмотря на темноту.
     Зуавы продвигаются  вперед,  держа  штык перед  собой,  строго соблюдая
приказ: не стрелять ни в каком случае. Они ощупывают землю, задевая кресты и
памятники на могилах, сомкнувшись в одну линию, прислушиваются, поджидают...
     Ничего! Ни шуму, ни шороху. Через  четверть  часа они подходят к другой
стене и останавливаются.
     -- Ровно ничего! -- кричит трубач.
     Сорви-голова размышляет с минуту и говорит товарищам:
     --  Пятьдесят человек не могут  затеряться, как  орехи...  Тут какая-то
тайна! Здесь нам нечего делать. Пора домой!

ГЛАВА IV


     В кармане мертвеца. --  Доказанная измена. -- Один! --  На кладбище. --
Опять дама в черном. --  Сорви-голова в ожидании. -- Что  он слышит.  -- Под
алтарем русской часовни.

     Едва успел Сорви-голова вернуться, как  капитан Шампобер сообщает ему о
происшедшем. Он внимательно слушает и говорит:
     -- Русские ответили часовому по-французски?
     -- Да!
     -- Назвали себя зуавами и сказали пароль?
     -- Да.
     -- Следовательно, они  знают о существовании адского патруля и  знали о
нашей экспедиции! Господин  капитан, дозвольте мне взглянуть на труп убитого
вами русского офицера.
     Шампобер указывает  ему  в  угол,  где на носилках  лежит темная масса.
Сорви-голова берет фонарь, просит артиллериста посветить, подходит к трупу и
расстегивает запачканный кровью мундир.
     --  Сорви-голова! Что ты делаешь? -- кричит капитан укоризненным тоном.
-- Мертвый неприятель! Ты такой великодушный!
     -- Капитан! Я начальник разведчиков, и чувствительность не входит в мои
обязанности! Этот человек ворвался сюда благодаря предательству. Мы потеряли
людей и  пушки. Мне кажется, что эта  позорная  тайна -- в  его кармане. Мой
долг -- обыскать его, и я обыщу со спокойной совестью!
     Болтая, Сорви-голова обшаривает карманы мертвеца, находит сначала пакет
с письмами на имя графа Соинова и записную книжку.
     --  Не  то!  -- решает зуав,  засовывая книжку  обратно  в  карман.  Во
внутреннем  кармане  его  пальцы  нащупывают бумагу.  Сорви-голова  вынимает
большой конверт с  подвижной печатью,  обыкновенно употребляемый французским
главным штабом, на лицевой стороне которого написано: "Экспедиционный корпус
Крыма. Главный штаб".
     -- Разве я не прав? -- говорит Сорви-голова, вскрывая конверт.
     -- Я-то совершенный  дурак!  --  восклицает капитан.  Зуав  вынимает из
конверта оттиски плана размещения первой, третьей, пятой и седьмой батарей с
подробным указанием количества орудий и орудийной прислуги.
     -- Я думаю, вас это  заинтересует!  -- говорит Сорви-голова, протягивая
капитану бумагу. Он находит еще рисунки, чертежи и кричит:
     -- Вот и обо мне есть... Почитаем!
     "Адский  патруль,   состоящий   из  лучших  солдат,  работает  отлично.
Невозможно  что-либо  предусмотреть  в  данном случае.  Командующий патрулем
зуав,  Жан  Бургейль,  по  прозвищу  Сорви-голова,  интеллигентный,  смелый,
выносливый солдат"...
     -- Очень благодарен! -- вставляет Сорви-голова.
     "Его нельзя купить"...
     -- Да, я не продаюсь ни за какие деньги!
     "Необходимо  уничтожить  его!"  --  продолжает  читать  Сорви-голова  и
добавляет:
     --  Это  мы еще увидим,  потому  что Сорви-голова  присутствует  здесь,
смотрит во все  глаза  и готов защищаться. Что  вы скажете об этом, господин
капитан?
     -- Я поражен!
     -- Я  -- тоже! Ночь сюрпризов! В  огороженном  кладбище исчезли, словно
провалились, пятьдесят человек!
     -- Все это очень странно!
     -- Я думаю, что при некотором уме и смелости можно раскрыть эту тайну!
     -- Это будет важной услугой французской армии!
     -- Завтра же я попытаюсь, пойду один ночью и узнаю!
     -- Могу я помочь чем-нибудь?
     -- Будьте добры, господин капитан, достаньте мне список всех атташе при
главном  штабе...  Эта  измена  --  дело  рук человека очень  осведомленного
благодаря роду его службы!
     -- А сейчас?
     -- Сейчас... я попрошу вас дать мне уголок, где бы я мог выспаться!
     -- У  меня две охапки соломы и покрывало. Предлагаю  вам это от чистого
сердца.
     -- Принимаю с благодарностью!
     День  проходит спокойно.  Вечером  большое разочарование для  стрелков.
Адский патруль  свободен. Начальник его  отправился один неизвестно куда. Он
выкрасил в черный цвет ствол карабина и  штык, заботливо собрал свой меток и
молчит, отказываясь сказать, куда идет,  даже своим лучшим друзьям. В восемь
часов вечера он смело идет в  темноту, к русским,  через двадцать пять минут
достигает кладбища, находит дверь незапертой и входит.
     -- Значит, сюда кто-то входил, --  решает Сорви-голова, -- мне остается
только открыть глаза и уши!
     Он  находит  защищенное  от  ветра  место, снимает мешок, кладет его на
землю,  накидывает на  себя  плащ  с  капюшоном,  берет  в  руку  карабин  и
вооружается терпением.
     Уединение кладбища, шум ветра в решетках и памятниках, шорох кипарисов,
угрожающая опасность,  таинственность -- все  это,  наверное,  произвело  бы
тяжелое  впечатление  на  самого  спокойного человека.  Но  Сорви-голова  --
образцовый  солдат,  один из  тех, у  кого  чувство  долга  берет  верх  над
слабостью, осторожностью и страхом. Он выжидает спокойно и уверенно.
     Проходит час.  Он  развлекается, считая удары  городских часов и  следя
издали за полетом бомб.
     Вдруг над Севастополем взлетает  ракета, оставляет  за собой светящийся
след и лопается, разбрасывая во все стороны искры голубого цвета.
     -- Это -- сигнал! -- заключает Сорви-голова.
     Через  тридцать  секунд появляется  новая ракета,  разбрасывающая искры
белого цвета.
     Наконец, спустя тридцать  секунд  -- третья ракета, прорезающая темноту
ночи. Она лопается, оставляя после себя снопы искр красного цвета.
     -- Странно,  --  думает зуав, -- голубой, белый  и красный. Французские
цвета.  Для  кого  же  этот  сигнал?  Не  назначается ли  он для  изменника,
продающего  кровь  своих братьев, славу  Франции?  Надо узнать, выследить  и
наказать его за бесчестие!
     Сорви-голова, скорчившись  на своем  мешке, терпеливо ждет. Время идет.
Десять часов, одиннадцать... никого и ничего.
     Вдруг  тонкий  слух зуава  ловит тихий  шорох,  заглушенные шаги...  Он
задерживает  дыхание  и  ждет. Глаза  его,  привыкшие  к темноте,  различают
какую-то  тень, которая входит, останавливается, прислушивается и  тихо идет
по аллее кладбища. Незнакомец закутан в широкую русскую шинель. Сорви-голова
оставляет свой мешок и карабин и, надеясь на свою атлетическую силу, следует
по пятам  за  таинственным посетителем. Шаг  за шагом, с ловкостью кошки, он
двигается вперед. Они проходят около двухсот  метров и приближаются к белому
строению, окруженному кипарисами. Это русская часовня.
     Слышится легкий свист, и незнакомец останавливается перед часовней, где
его ждут.
     Я не напрасно потеряю время, -- говорит про себя Сорви-голова, -- узнаю
что-нибудь интересное!
     Начинается быстрый разговор по-французски.
     Зуав прячется за кипарисы, закрывается их ветвями и слушает.
     Он узнает голос женщины, звонкий, металлического тембра, и вздрагивает.
     -- Дама в черном! -- бормочет он. Ее слова явственно доносятся до него,
и Жан холодеет от ярости.
     -- Да, мой милый, ваши  сведения превосходны... --  говорит княгиня, --
они были  очень полезны для  нас... К несчастью,  бумага осталась в  кармане
убитого графа Соинова!
     Незнакомец глухо вскрикивает.
     --  Но тогда... это будет  официально доказано... и я рискую, что  меня
расстреляют!
     --  Ну,  полно,  ободритесь...  никто  и  не подозревает  вас,  никакой
опасности! Продолжайте работать ради спасения святой Руси...
     -- Что же вам угодно еще?
     -- Прежде  всего вознаградить  вас  за  ваши  услуги...  вот  золото...
прекрасное французское золото! Тут двести луидоров... маленькое состояние.
     Звон золота доказал зуаву, что деньги перешли в руки изменника.
     -- Негодяй! -- шепчет Сорви-голова, сжимая кулаки.
     -- Вы спрашиваете, что  мне  угодно? Слушайте! Я  хочу, чтобы вы отдали
мне  связанным по рукам и ногам этого демона,  который стоит один всех ваших
полков! Я хочу завладеть этим разбойником -- Сорви-головой!
     Зуаву  очень  хочется  прыгнуть к ним и крикнуть,  что он здесь, но  он
сдерживается изо всех сил, остается неподвижным, заинтригованный разговором,
желая знать, что будет дальше.
     -- То, чего вы требуете, -- невозможно! -- отвечает незнакомец.
     -- Даже если я заплачу очень дорого?
     -- Не все можно купить золотом!
     -- Я хочу этого, хотя бы мне пришлось истратить миллион!
     Сорви-голова,  единственный зритель  драмы, разыгравшейся  на кладбище,
слушает.
     -- Мне знаком этот мужской голос, -- шепчет он, -- где я его слышал?
     --  Ненависть может совершить даже  невозможное, -- продолжает негодяй,
-- надо попытаться!
     -- Вы ненавидите его?
     --  Да,  всей  душой,  и  месть,  которую  я  готовлю  ему,  будет  для
Сорви-головы хуже смерти... слышите, сударыня, хуже смерти!
     -- Например?
     --  Бесчестие...  разжалование...  стыд  и  потом  казнь,   заслуженная
изменником!
     -- Отлично! Когда вы рассчитываете выполнить этот план?
     --  Я уже  начал...  посеял  клевету,  она  растет  быстро, как  дурная
трава... и буду продолжать в том же духе!
     -- Я не понимаю!
     -- Будьте добры войти в часовню... я покажу вам... мою находку!
     Зуав слышит, что дверь часовни заперлась за ними.
     --  Откуда появилась эта проклятая  дама? -- раздумывает  он. -- Словно
призрак из могилы! Нужно все это выяснить. Не останутся же они целый  век  в
часовне. Подождем!
     Зуав  продолжает  лежать под  кипарисами  и  ждет. Никого! Ни малейшего
шума, ни  луча света в часовне, которая холодна и безмолвна, как  окружающие
ее могилы.
     Время  проходит, и  Сорви-голова  начинает тревожиться, но не  решается
покинуть свой пост и ждет, не спуская глаз с двери.
     Тишина и молчание!  Медленно тянутся бесконечные мучительные  для зуава
часы ожидания.
     Наконец брезжит заря, а часовня по-прежнему заперта и молчалива.
     --   Гром  и  молния!  --   кричит  Сорви-голова,  охваченный   гневом,
оглядывается,  замечает  обломок  креста  на могиле,  хватает  его,  сует  в
скважину двери и слегка нажимает. Дверь отворяется. Сорви-голова бросается в
часовню. Она пуста. У него вырывается крик гнева и удивления.
     -- Черт возьми! Я одурачен!
     Четыре метра в  длину и  ширину, выложенный  мозаикой  пол, два  стула,
алтарь со святыми иконами -- вот весь небогатый инвентарь часовни.
     -- Тут и крысе негде спрятаться, -- бормочет  Сорви-голова, -- но я сам
видел двух людей, вошедших сюда! Стены крепки, другого выхода нет, и никого!
Ну, исследуем все не торопясь и приготовимся к сюрпризам!
     Он  выходит из  часовни,  находит свой мешок,  достает  оттуда лепешки,
кусок свиного сала, щепотку соли и поедает все это с жадностью волка.
     Запив свой завтрак хорошей порцией крымского вина, он бодро кричит:
     -- За работу теперь!
     Он стучит прикладом карабина по всем стенам и по мозаичному полу. Всюду
полный звук, исключающий всякую мысль о потайном входе.
     -- Теперь алтарь! Тут что-то новое... увидим! --  Алтарь -- деревянный,
с тяжелыми дубовыми панелями, разрисованными  под мрамор. Нигде ни малейшего
украшении  только  на  верхней   части  его   большой   позолоченный  крест.
Сорви-голова  наклоняется,  внимательно  разглядывает крест, ощупывает  его,
стучит кулаком по его подножью.
     -- Я чувствую тут тайну, -- бормочет он, -- я уверен в этом!
     Зуав  сильно  нажимает большие гвозди у креста. Второй гвоздь подается,
углубляется,  "крак!" -- стена медленно опускается вниз. Под ней, в глубине,
видны ступеньки лестницы.
     Сорви-голова потирает руки от радости и выделывает отчаянные прыжки.
     -- Конечно! Я узнал все фокусы! Ловко! Славно!
     Он  роется  в  мешке,  вытаскивает  спички  и  свечку,  зажигает  ее  и
задумывается.
     -- Я нашел вход... но как же закрыть его?
     Оказывается,  что  это дело  не трудное. Под  алтарем  находится другой
такой же крест с такими же гвоздями.
     Сорви-голова  нажимает их, и  стена закрывается. Снова открыв вход,  он
идет  по  лестнице,  держа  в  одной  руке ружье, а в другой свечу, проходит
восемнадцать ступеней и  спускался  в  сводчатый коридор,  ведущий в  город.
Несомненно, что русские проходят здесь, готовясь к ночной атаке.
     Зуав  проходит  еще  около  двухсот  метров  и  замечает,  что  коридор
суживается  до такой  степени,  что едва  дает возможность  пройти  человеку
плотного сложения.
     Сорви-голова бесстрашно  продвигается  дальше по узкому  лазу, где едва
помещаются  его  атлетические  плечи,  помогает  себе  пальцами,  ногами  и,
наконец, видит  перед собой обширную залу, уставленную  иконами  с  горящими
перед ними лампадами.
     Около  двухсот  пятидесяти  ружей  симметрично  стоят  у стены,  тут же
мортира и  разное оружие. Над своей  головой зуав слышит  глухие  удары,  от
которых трясется земля, и звенят клинки оружия.
     --  Я нахожусь  под укреплениями, --  шепчет  Сорви-голова, -- да,  под
бастионом.  Это  --  пушечные  выстрелы!  Он  осматривает  комнату  и  видит
герметически  закрытую  дверь,  утыканную гвоздями.  Пора  уходить! Вдруг он
замечает  большой деревянный  сундук, из любопытства поднимает  его крышку и
вскрикивает.
     Перед ним лежит  полная  солдатская форма зуава  второго  полка.  Тут и
куртка, и феска,  голубой пояс, широкие шальвары,  белые  гетры, башмаки  --
все, даже оружие: карабин, пороховница, сабля-штык.
     Но что  всего удивительнее --  на левой стороне куртки висит на красной
ленте крест Почетного Легиона.
     -- Можно с ума сойти! -- вскрикивает Сорви-голова. Что мне делать? Надо
уходить, пора! Я вернусь... я предупрежден!
     Он быстро складывает все на место, в сундук, как вдруг что-то со звоном
падает на пол.
     Зуав поднимает "крапод", кожаный кошель, который зуавы носят  на груди,
наполненный  золотом, громко смеется и  спокойно перекладывает деньги в свой
карман.
     -- Военная  добыча! --  смеется  Сорви-голова.  --  Взято у неприятеля!
Отлично! Адский  патруль славно выпьет сегодня... все до последнего сантима!
Теперь домой!

ГЛАВА V


     Бухта Камышовая. -- Патруль гуляет.  --  Русское  золото. -- Шпионы. --
Пир.  -- Тяжелая  действительность.  --  Клевета. -- Неосторожные слова.  --
Сержант Дюрэ. -- Оскорбление. -- Позорное обвинение.

     Бухта Камышовая  очень просторна,  защищена от ветра и  служит отличной
гаванью  для  французского  флота  в  продолжение  всей  Крымской  войны.  К
северо-западу   от  бухты  расположился   импровизированный  военный  город:
набережные,   сараи,   бараки,    продуктовые   лавки,    магазины   платья,
артиллерийский парк, походные лазареты, даже корпус пожарных, организованный
для тушения пожаров.
     В  глубине  бухты  преобладает  гражданское  население,   всюду  ютятся
торговцы, слетевшиеся сюда  со  всех сторон.  Греки,  левантийцы, англичане,
французы,  итальянцы, татары по-братски делят добычу, грабят солдат, продают
все что угодно, назначая на товары бешеные цены. Тут видны палатки, земляные
мазанки,  бараки, лавочки; все это пестрое население толпится  на  пыльных и
грязных  улицах. Телеги, коляски, кареты, арбы, возы,  запряженные лошадьми,
мулами, верблюдами, волами,  движутся непрестанно по улицам, подвозя оружие,
товары,  провизию.  Слышны крики,  брань,  проклятия  на всех  языках. Везде
выставка  товаров:  на бочках, на камнях,  на  досках. Плоды,  овощи, птица,
консервы, окорока, рыба  свежая и  сушеная... И целый ряд лавок -- булочные,
мясные, колбасные! Огромная толпа, продающая  разные напитки... Кафе-концерт
с рестораном, казино,  где развлекаются солдаты, отдыхая после  битвы. И все
эти торговцы, пришлые люди, обделывают  свои  дела,  получая за  свои  товар
золот