ь  Марина, -
я не могу жить в "Альфонсо XIII".
     - У вас красивая улыбка, - внезапно  сказал он, -  и вы умеете слушать.
Кажется,  мы  с  вами  сработаемся.  Но  откуда  вы  знаете,  где  именно  я
остановился?
     - Это  было  нетрудно,  -  призналась  женщина,  -  нужно  было  только
позвонить  в  лучшие  отели  Севильи. И  почти  сразу  получить  необходимую
информацию.
     - Вы аналитик? - понял Кохан.
     - Да. Я в разведке уже почти двадцать лет.
     - Вы прекрасно выглядите, - он был младше ее всего на несколько лет. Но
если для мужчины около сорока - это настоящий  расцвет, то для женщины после
сорока - бабья осень. Последние годы  перед теми изменениями, после  которых
она  не  сможет  зачать.  И хотя  большинство  женщин  к этому времени и  не
помышляют о  родах, становясь даже бабушками  в этом  возрасте, тем не менее
ощущение потери бывает болезненным и тяжелым ударом.
     Казалось,   избавление  от   неудобства,   столько   лет   причинявшего
определенные  трудности раз  в  месяц  и  становившегося  так  что серьезной
проблемой  для  женщины,   решавшей  избегать  ненужных  осложнений,  должно
радовать  любую из них. Но  ощущение  утраты все равно  бывает оглушительным
ударом. И  даже не потому,  что с этим связаны определенные  физиологические
перемены. Женщина  словно  перестает быть готовой  выполнять  свою  главную,
самую основную функцию в этом мире. И, может быть, бесплодие молодой женщины
- самое ужасное и самое страшное  из наказаний, придуманных Сатаной. Ибо Бог
не может быть так немилосерден.
     Марина  благодарно  взглянула на  Кохана и улыбнулась. Кажется, они оба
подумали об одном  и  том же. Им  предстоит провести  вместе несколько дней,
возможно,  несколько  недель. И им  нужно  будет  узнать  друг друга  ближе.
Намного ближе. Чтобы в трудный момент отчетливо представлять себе - можно ли
положиться на своего напарника.
     - Мы будем действовать самостоятельно, или нам дадут помощников?
     -  В полном режиме  автономии, - улыбнулась женщина. - Они считают, что
лучше, если  мы  провалимся  вдвоем,  а не  потащим  за  собой  всю  цепочку
агентуры.
     - Может быть, они и правы, - сдержанно согласился он.
     - Операция разрабатывалась с учетом мнений Вольфа и Циннера, - пояснила
Марина.
     - Когда мы выезжаем в Германию? - спросил Кохан.
     - Завтра. Мы должны вылететь в Бельгию, где для нас заказаны билеты  на
корабль "Кантабрия", совершающий рейс в Гамбург. Каюта первого класса.
     - Две каюты, - по привычке уточнил Кохан.
     -  Одна,  - сухо сказала  Марина.  - Наши аналитики  решили, что  будет
лучше,  если мы поедем в одной  каюте. В таком случае все будут считать, что
некоторая замкнутость  пары вполне об®яснима темобстоятельством,  что  мы  с
вами скрываем  свои близкие отношения. Вы  мой  шеф,  а  я  отныне ваш новый
секретарь. Надеюсь, вы понимаете, что это только легенда?
     - Да,  - вдруг  впервые  широко улыбнулся за все время  беседы  Альфред
Кохан,  -  вы могли  бы начать прямо с  этого. Ваши  аналитики разрабатывают
очень  привлекательные   легенды.   Кажется,  я  готов   выполнять   все  их
рекомендации буквально.
     На  этот раз смеялись  оба  собеседника.  Они  словно  чувствовали, что
именно случится на корабле.


        ГЛАВА 6. ЗЕПП ГЕРЛИХ



     Провожая в первый  раз  Элоизу  Векверт,  он  ничего  не  сказал,  лишь
сдержанно  поклонился  на прощание, выслушивая благодарность  женщины. Затем
две недели он не появлялся в своем кельнском офисе.  Однако следил за домом,
где находился  его  офис  и  квартира матери фрейлин Векверт. Он видел,  как
старательно  она приезжала  к матери каждую субботу и  даже  задерживалась у
своего автомобиля, стараясь увидеть так понравившегося ей бизнесмена.
     И лишь  когда  она  приехала  к  матери  в третью  субботу,  он наконец
позволил  себе появиться в своей  машине, выехав из-за угла,  и даже сделать
вид,  что  обрадован этой  неожиданной встречей.  Элоиза  не скрывала  своей
радости. В этот день  он впервые  при гласил  ее в  маленький ресторанчик. И
снова главным девизом  его встречи с женщиной была сдержанность.  Он не имел
права торопиться. Элоиза должна была убедиться в его абсолютной надежности.
     Они мило беседовали о ничего не значащих мелочах, он мягко шутил, помня
предостережение психологов не казаться слишком назойливым и вульгарным. Зепп
Герлих и до этого имел немало встреч с женщинами. Под конец вечера он уже не
сомневался, что  западня  захлопнулась. Женщина попалась в ловушку во многом
благодаря прогнозируемому собственному характеру и собственной судьбе.
     Герлиху было интересно наблюдать за женщиной, сверяя  свои  собственные
наблюдения  с  предполагаемым  мнением  психологов,  подготовивших буквально
каждый  его  шаг.  Продуманность  плана, точная последовательность действий,
знание ее психологии давали ему неоспоримое преимущество в этой дуэли. Легко
побеждать  на  дуэли,  когда  твой  противник  убежден,  что  ты  всего лишь
репетируешь  свою  роль  и   вместо  пистолета   у  тебя  деревянный   макет
театрального реквизита.
     В этот вечер он снова проводил Элоизу, даже не попытавшись прикоснуться
к ее руке. Но когда он приглашал ее на танец и дотрагивался до нее кончиками
пальцев, он  чувствовал, как она вздрагивала. И  это лучше всего  остального
говорило о подлинном состоянии ее чувств.
     Последующие  три свидания шли по нарастающей.  Пока наконец сама Элоиза
не пригласила его к себе домой. В этот вечер у нее играла тихая музыка и был
приглушенный  свет.   Герлих  понимал,  что  именно  должно   произойти,  но
чувствовал себя словно дебютант, впервые осмелившийся вызвать на матч  более
сильного соперника.  Ему  и раньше приходилось встречаться с женщинами. Но в
подобной ситуации он был впервые. Он не хотел признаваться даже самому себе,
что непривычно робел, столкнувшись с этой  сильной женщиной, которой сегодня
ночью он должен был продемонстрировать все свои лучшие мужские качества.
     Проблема была лишь в том, что опытный Герлих,  имевший немало различных
связей  на  стороне,  никогда  раньше  не имел  дело  с девственницами.  Так
получилось в его жизни, что все девушки, с которыми он встречался. Имели уже
необходимый опыт, он никогда и ни для одной из них не был первым мужчиной. И
сегодня  ему  предстояло  пережить  этот  сложный  момент,  о  котором он не
рассказывал, психологам.
     Все получилось не так, как они предусмотрели. Он не сумел быть нежным и
любящим мужчиной в постели во время  их первого  свидания. Скорее, наоборот,
это  она пыталась овладеть инициативой, несмотря на  очевидный  стыд. Элоиза
впервые в своей жизни в этот вечер разделась перед посторонним  мужчиной.  И
впервые  испытала непривычную  боль, когда неловким  движением  Зепп  Герлих
лишил  ее  девственности.  Но именно  его  неловкость и скованность  сыграли
положительную роль. Такого психологи просто не могли придумать.
     Зепп и Элоиза  промучились несколько минут, прежде чем удалось  обрести
необходимое равновесие и найти  оптимальную позу,  но именно эта неопытность
уже  зрелого  мужчины поразила  более всего суровую душу Элоизы Векверт. И с
этого дня она окончательно поверила в любовь Зеппа Герлиха.
     Через два месяца они поженились. На этом настоял сам Герлих, и Элоиза с
этого  дня стала фрау Герлих, о чем нисколько  не сожалела. Она не  думала о
рождении ребенка:  ее карьера  была слишком  важной,  чтобы  можно  было  ее
прервать  даже  на  некоторое  время.  К  тому  же  врачи вынесли  абсолютно
однозначный  приговор,  что  она  никогда не сможет  иметь  детей. И поэтому
Элоиза  Герлих отдалась  одинаково страстно двум  вещам: своей любви и своей
работе. Именно  в  таком  порядке семья становилась отныне для нее не  менее
важной, чем ее профессиональные успехи.
     Иногда в постели, принимая ту или иную позу, она страстно шептала мужу:
"За все. За все", - словно признавалась себе, что глупо потеряла столько лет
и теперь пыталась наверстать  упущенное. Герлих был  по-прежнему тактичным и
внимательным  мужем, пока  хорошо  шли его дела.  Но вскоре пришлось закрыть
основной офис компании в Кайзерслаутерне. Дальше дела пошли еще хуже.
     Отдел Циннера уже торопил Герлиха,  приказывая  ему  усилить  нажим  на
женщину. Был разработан комплекс  мер: от  внезапно сгоревшего дома, который
не успели застраховать, до банкротства фирмы-компаньона Герлиха в Голландии.
Все  удары  судьбы Элоиза принимала  мужественно, пытаясь подбодрить  своего
мужа.  Она даже отдала ему часть собственных денег, видя как ухудшаются дела
его компании. Но спасти  компанию  от  краха  уже ничто не  могло.  Это было
предусмотрено первоначальным планом, разработанным в  отделе Циннера, и было
осуществлено,  как  задумано. Фирма  об®явила о  своем  банкротстве. А  Зепп
Герлих дважды появлялся дома  пьяным, вызвав в первый  раз своим  появлением
шок   у  любящей  супруги.  К  этому  моменту  с  начала  переезда  Зеппа  в
Кайзерслутерн, то есть с момента начала операции, прошло ровно полтора года.
     Именно в  этот  момент  он знакомит  ее  с Питером  Далглишем, потомком
шотландцев, приехавшим из  штата  Коннектикут. В этой роли выступает связной
"папаши  Циннера" -  Генрих Клейстер, которому  также  уготована специальная
роль в намечающемся спектакле.
     Элоиза  с отчаянием  наблюдает за  поведением мужа. Она  видит, как  из
красивого, холеного, уверенного в  себе мужчины он  превращается  в  нытика,
неудачника и  все чаще находит забвение в спиртном. Элоиза готова была  даже
обратиться  к  консультации опытных  врачей-психологов. Но  ей  не  пришлось
воспользоваться столь нетрадиционным способом сохранения семьи.
     Однажды Герлих  пришел совсем другим. Он  был  чисто выбрит, непривычно
оживлен. И лишь поздно вечером, когда  по  телевизору начали демонстрировать
его  любимый футбол, Элоиза  обратила внимание,  что  муж  не сидит в  своем
обычном кресле. Встревоженная супруга  нашла мужа на веранде,  где он сидел,
задумчиво глядя на собственные носки.
     - В чем дело, Зепп? - спросила Элоиза, выходя на веранду.
     -  Ни в  чем, - равнодушным  голосом ответил он,  не поворачивая  к ней
головы.
     Она прошла к его креслу, уселась напротив.
     -  Ты не  хочешь  мне  ничего  сказать? -  спросила  встревоженная  его
непонятными перепадами в настроении Элоиза.
     - Пока ничего, - угрюмо буркнул Зепп.
     -  Что  значит  "пока"?  -  уточнила  Элоиза,  нахмурив  брови.  Особых
изменений в своей прическе и внешности она  не выносила и не  стала особенно
меняться   даже  после  замужества.  Поэтому,  когда  она  нахмурила  брови,
превратилась   в   типичного   западногерманского   чиновника,  озабоченного
состоянием работы своего отдела.
     - Это значит, что пока я не намерен говорить на  эту тему, - огрызнулся
Зепп.
     Они  никогда  не конфликтовали до этого  разговора, и его  манера вести
беседу не могла понравиться Элоизе.
     -  Я могу  все-таки  узнать,  почему ты  в таком настроении? - холодным
тоном спросила  она. - Или ты действительно считаешь, что мне не обязательно
знать,  почему ты  сидишь  здесь  в  полном одиночестве  и даже не  смотришь
сегодняшний важный матч по футболу? Ты ведь всегда так любил футбол.
     - Мне стало  неинтересно,  -  пожал  плечами  ее супруг,  -  я могу  не
смотреть футбол. Или ты читаешь это моей обязательностью по дому?
     Элоиза закусила губу.  С ним явно что-то происходило. Она хотела встать
и уйти, но что-то удерживало  ее. Может,  она вспомнила все последние месяцы
их "счастливой жизни".
     - Что происходит, Зепп? - тихо спросила она. - Я хочу тебе помочь.
     Он  молчал  довольно  долго. Словно  тянул  театральную паузу,  заранее
наигранную в отделе Циннера.  И наконец выдавил, словно само решение об этом
давалось ему нелегко:
     - Я собираюсь уехать.
     - Уехать? - в  ее голосе были одновременно тревога, протест, изумление,
страх, непонимание. Но более всего  было тревоги, и он это тонко чувствовал.
От этой  сцены  зависела  вся  его  дальнейшая  жизнь  с  Элоизой,  зависело
выполнение  задания,  ради  которого  он  столько  месяцев  жил  в  Западной
Германии.
     - Да, -  кивнул он. - Я не могу более здесь оставаться. Моя фирма будет
признана окончательным банкротом, офис компании закроются повсюду. У меня не
идут дела, Элоиза, и я собираюсь уехать.
     - Куда уехать? - спросила  женщина, не понявшая  еще, как  он  может об
этом говорить.
     - В Южную Америку. Возможно, там я добьюсь большего. Я вчера встречался
с шотландцем. Помнишь, я тебя с ним познакомил. Питер Далглиш. Он предлагает
довольно интересную работу в Парагвае.
     - Он  не шотландец, он американец, - улыбнулась  женщина.  Важно  было,
чтобы это замечание сделала  именно она. Элоиза, сама того не замечая, лезла
напролом прямо в уготовленную для нее нишу.
     - Какая разница?
     - Просто уточняю. Так что он тебе предложил?
     -  Работать  на их компанию в  Парагвае.  И  обещал  заплатить довольно
неплохие деньги. Хотя я  честно предупредил его, что мне будет трудно отсюда
уехать. Мы говорили с ним и сегодня. Его интересы довольно специфичны, но, я
думаю, с ним можно работать.
     - И ты хочешь уехать? - голос Элоизы предательски дрогнул.
     -  Я  пока  обдумываю  это предложение. Но, честно говоря, Элоиза,  это
единственное,  что мне  остается. Я  все-таки хочу  снова  встать на ноги  и
постараться вернуть то, что уже потерял. Мне  трудно оставаться без дела,  я
просто не так устроен.
     -  Я  знаю,  - улыбнулась  супруга,  -  но  с  от®ездом  ты мог бы пока
повременить.
     - Во  всяком  случае, я пока ничего не решил, - признался  он. И только
затем, поднявшись с кресла, поманил ее пальцем в комнату.  А уже там схватил
за плечи. Его поцелуи всегда  возбуждали ее до крайности. Не нужно было даже
прибегать к  разного рода ухищрениям. От его  поцелуев  она млела,  а от его
об®ятий просто теряла голову.
     Иногда он задавал себе вопрос,  как именно он относится к этой женщине.
В первое время любые интимные встречи проходили с определенным усилием с его
стороны. Но  постепенно он привык, находя иногда ее страсть даже забавной, а
ее маленькие груди, никогда не  знавшие мужской ласки, несколько пикантными.
Но в  целом  она не  особенно  волновала  его  физически,  и  после  первого
свидания, где  он оказался не на  высоте, в дальнейшем подобных проколов уже
не случалось,  и  он  выполнял  свои  супружеские обязанности по возможности
страстно и регулярно.
     На  сегодняшнее задание  он  обязан был  постараться  несколько  больше
обычного.  И это ему удалось.  Следующий акт этого постыдного  спектакля  он
провел в  постели.  Уже после того, как  она.  Расслабленная  и  счастливая,
лежала рядом с ним, он осторожно спросил:
     - Ты не могла бы оказать мне одну услугу?
     - Конечно, дорогой, - улыбнулась Элоиза.
     -  Далглиш просил узнать о  нашей  позиции по югославскому  вопросу. Он
собирается вложить туда деньги  и хотел  бы знать  более  конкретную позицию
Германии.
     - Это можно прочитать в газетах, - она водила  указательным  пальцем по
его груди.
     -  Его  не интересует то,  что  пишут газеты. Его интересует конкретная
позиция Германии. Позиция Германии. Позиция нашего канцлера. Твой отдел ведь
как раз занимается этим вопросом. Ты могла бы дать об®ективную справку.
     Она продолжала водить пальцем по его груди.
     - Ты сошел  с ума,  - услышал  он ее легкий смех, - это государственная
тайна.
     - Ну и что? - спросил он мягко. - Далглиш  не агент КГБ. Он американец,
и это ему нужно для работы.
     Ее палец замер.
     -  По-моему,  здесь  нет ничего предосудительного,  -  торопливо сказал
Зепп.
     Она убрала руку.
     Он понял, что несколько поспешил.  Повернувшись  на бок, он увидел, как
она замерла, глядя в потолок.
     - Этого нельзя делать, Зепп, - тихо сказала Элоиза.
     Он едва не выругался. Придется все начинать начала. Но сперва все нужно
было обратить в шутку.
     - Можно, - скал он, - в постели все можно.
     И потянул ее к себе. "Господи, - подумал он с неприязнью, - как мне все
это надоело".
     Еще через десять минут, когда она, раскрасневшаяся и счастливая, тяжело
дышала, откинувшись на подушку, он тихо попросил:
     - Элоиза. Сделай  то, что  просил  Далглиш.  Это ведь не такая  большая
тайна.
     - Посмотрим, - вздохнула женщина. В конце концов, она сама сказала, что
Далглиш  -  американец.  А  какие  могут быть секреты  у  западных немцев от
американцев.
     - Ладно, - сказала  она через несколько минут, -  я подумаю,  что можно
сделать для твоего Далглиша. Только  пусть он не забирает тебя в Парагвай. Я
все еще люблю тебя, Зепп Герлих. И не собираюсь никуда отпускать.
     "Кажется, все в порядке", - холодно подумал Герлих. Ее рука по-прежнему
покоилась на его груди.


        ГЛАВА 7. МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА



     Они  встретились  в аэропорту.  На  этот раз женщина была в темно-синем
брючном костюме.  Бросался в  глаза ее ярко-красный шарф.  Он первым заметил
ее. Подойдя, он приветливо поздоровался.
     - Вы отлично сегодня выглядите, - искренне сказал Кохан.
     -  Спасибо,  -  кивнула  Марина.  В  поездках  за  рубежом  она  обычно
представлялась как Мария  Чавес. Так  было  гораздо удобнее.  Не нужно  было
придумывать себе легенду, меняя ее после каждой поездки.
     Она  знала,  что  Кохан - не настоящее имя  агента, который на этот раз
будет работать с ней в паре. Но по строгим правилам конспирации она не имела
права  знать  подлинное  имя  человека,  с  которым  должна  была  проверить
агентурную  сеть  и, возможно, рискнуть своей жизнью,  если один из  агентов
оказался уже раскрытым западногерманской контрразведкой.
     В самолете у них были билеты первого класса. Усевшись в первом ряду, он
сразу  заказал  себе красное  вино, а она  попросила  мартини.  Но  обратила
внимание на  его выбор. Видимо,  что-то  мелькнуло в ее глазах,  если  после
того, как принесли вино, он, не поворачивая головы, об®яснил:
     - Я живу в Аргентине и поэтому должен привыкать к местным традициям.  А
там больше любят вино, чем пиво.
     - Вы всегда так чувствуете настроение своего  партнера? - тихо спросила
она.
     -  Иногда, -  усмехнулся  он.  - Просто я подумал, что  вы  обязательно
обратите на это внимание.
     - Я действительно обратила  внимание, - призналась Марина, - но решила,
что вы просто больше любите вино. Среди западных немцев встречались и такие.
     - Но я ведь типичный восточный немец, - улыбнулся  он уголками губ, - а
у нас всегда предпочитали пиво. Или русскую водку.
     - Вы родились после войны? - спросила она.
     - Да. Мои родители жили тогда в Дрездене. Вернее, в  том месте, где еще
что-то  оставалось от  города.  Они  переехали туда  из Лейпцига.  Отец  был
партийным функционером, и его перевели  в Дрезден почти сразу после войны. Я
был четвертым ребенком в семье. Просто мы жили несколько лучше других.
     - Они живы?
     - Нет, - просто сказал он. - Они разбились, когда мне было четырнадцать
лет. Говорили,  что это было сделано  специально.  Шепотом  рассказывали про
"Штази".  Но  никто ничего  так и  не узнал. Уже позже  я попытался что-либо
выяснить, но никаких документов на этот  счет мне  найти не удалось. Или мне
их  просто  не  дали. Никто  ведь не знал,  как я поведу себя, вдруг узнаю о
причастности собственного ведомства к смерти моих родителей. А ваши родители
живы?
     - Мама жива, - кивнула она.
     - Вы могли бы не говорить  правды, -  посмотрел на нее Кохан. - Вы ведь
наверняка  располагаете  нашим бывшим  архивом  и могли узнать про  меня всю
правду. А я про вас могу ничего не знать.
     - Я привыкла доверять напарнику.
     - Он поднял свой бокал с вином.
     -  За  ваше здоровье,  мой очаровательный секретарь. - Он залпом  выпил
вино и подозвал к себе  стюардессу.