СЛОВА, СЛОВА...

   Почему в этом радостном мире встречаются еще ябеды?
   Да  потому,  что  ябеде  кажется: он говорит важную для всех
правду. А на самом деле его "всемирное открытие" касается сущих
пустяков и только портит многим настроение.
   На перемене все ходят парами, взявшись за руки.  А  двое  --
немного  иначе. И обязательно найдется человек, который обратит
на это внимание:
   -- Тамара Константиновна,  а  Одноух  и  Дыркорыл  цепляются
хвостами!
   Что  тут особенного, если у друзей руки заняты: они отчаянно
жестикулируют в споре. А  для  соблюдения  парности  и  порядка
держатся друг за друга хвостами.
   И так -- на каждом шагу.
   -- Тамарконстантина, Дыркорыл поставил мне подножку!
   Но   ведь  это  не  настоящая  подножка,  если  копыто  само
скользнуло по паркету!
   -- Тамарконстантина, Одноух закрывает мне ушами доску...
   -- Ой, Тамарконстантина, он отгрыз мой ластик...
   Когда жалуются девчонки --  еще  понятно.  Мальчишкам  можно
беззлобно поддать пятачком и получить в ответ тычок. Но когда в
дело  вступают  взрослые,  мир  сжимается  до предела маленькой
площадки, откуда,  кажется,  нет  выхода,  тогда  и  становится
особенно обидно.
   В  буфете  дежурная  бабушка  обратила внимание на Дыркорыла
после очередного сообщения.
   -- Это ты, -- сказала она,  --  постоянно  с®едаешь  булочки
моей Наташи?
   --  Только  один  раз,  -- признался покрасневший Дыркорыл и
взмахнул своей надкусанной булкой. -- Возьмите, пожалуйста!
   -- Ты мне угрожаешь,  разбойник!  --  возмутилась  почему-то
бабушка.
   Дыркорыл  стал пунцовым. Сердце его стучало на всю столовую.
Никто на свете, тем более чужая бабушка, не знали,  как  больно
ранят его некоторые слова. Разбойник -- словно удар из-за угла!
   Он встал и гордо удалился.
   -- Наконец-то понял! -- примирительно заключила бабушка.
   Дыркорыл  чуть  не  вышиб  пятачком дверь. Он ничего пока не
понял, он только начал осознавать несправедливость.
   А Наташка вдруг  разревелась.  Девочка  догадалась,  что  ее
давнишняя  пропавшая  булочка -- это сущая ерунда, она не стоит
обидных разговоров. Дыркорыл примирительно махнул  ей  копытцем
за стеклом двери...
   На  родительском  собрании одна родительница припомнила, как
Одноух летал в лес с Картиной.
   -- Что же получается? -- задала вопрос родительница учителю.
-- Вместо того чтобы заниматься, ваш ученик прогуливает урок  и
отвлекает птицу от полезных занятий?
   Тамара Константиновна вспомнила этот случай.
   --  Мы  договорились,  --  пояснила она, -- что Одноух будет
входить в дверь, а не в окно.
   Родители переглянулись, а Тамара Константиновна, смутившись,
сказала:
   -- Ваша критика, я надеюсь, будет услышана и  учтена.  --  И
она  кивком  указала  в  окно,  где виднелась сидевшая на ветке
Картина...
   В жизни наших героев  наступила  хмурая,  дождливая  осенняя
пора.  Нехлебов  заметил, что его воспитанники чем-то угнетены,
но они на все его расспросы отвечали: ни-че-го...  Более  того.
Одноух и Дыркорыл стали без причины раздражаться, а иногда даже
грубить.
   Как-то  вечером бухгалтер обнаружил на брюках Дыркорыла дыру
и  заметил,  что  она  потребует  солидной  заплаты.   Дыркорыл
недовольно  прохрюкал, что не будет носить такую дряхлую рвань,
и потребовал широченные клеши.
   -- А что? -- подтвердил Одноух, возлежа  на  диване,  задрав
лапы к потолку. -- Клеши -- это модно.
   Бухгалтер  попросил  сыновей  нарисовать на бумаге фасон так
называемых клеш. Затем вручил им ножницы и снятую с окна  штору
в желтых ромашках, сказал:
   -- Пожалуйста, кроите и шейте сами.
   --  Что  ж  мы  будем ходить в цветочках? -- жалобно спросил
Дырк.
   --  В  цветочках,  --  подтвердил  бухгалтер.  --  Клеши   в
цветочках -- очень модно.
   -- Да нас засмеют! -- обиделся Одноух.
   -- Другого материала у меня нет! -- сурово заявил Нехлебов.
   Клеши   отпали.  Штаны  увенчала  заплата.  Ее  целый  вечер
старательно пришивал Дыркорыл.
   Но несмотря на  небольшие  жизненные  неурядицы,  осень  для
первоклашек  оставалась  осенью.  Воздух  был  насыщен ароматом
спелых яблок, свежестью арбузных корок, дымком сжигаемой ботвы;
небо пронизано дождями, градом и снегом,  рожденными  где-то  в
далекой   Арктике;   дни   наполнены   рокотом  моторов  машин,
работавших в поле, и прощальными  вскриками  тянувшихся  к  югу
птичьих стай.
   Они  любили  осень со всеми ее дождями и непролазной грязью,
но  особенно  --  короткие   солнечные   минуты,   какой-нибудь
необитаемый островок высохшего бурьяна, на котором можно залечь
и наслаждаться одиночеством.
   На  бурьянном  островке  увидела  их корреспондент районного
радио Ирина Силкина, спросила на ходу:
   -- Что спрятались, братцы? Может, на кого-то обиделись?
   -- На ябед! -- дружно ответили братцы.
   Девушка  остановилась  Машинально  сняла  с  плеча   тяжелый
звукозаписывающий аппарат "Репортер". И неожиданно улыбнулась:
   -- Это замечательно!
   Корреспондентские  сапоги, весь день месившие осеннюю грязь,
легко перепрыгнули канаву и ступили на остров.  То,  что  Ирина
искала  в  школе,  на  улице,  во дворах, она нашла здесь -- на
тихих задворках, в бурьяне.

        ФЕЛЬЕТОНИСТЫ

   Как  всегда,  в  среду  вечером  из  репродукторов  раздался
знакомый голос радиокорреспондента:
   --  Говорят  Ерши!  Говорят  Ерши! Начинаем очередной выпуск
районной радиогазеты...
   Наши герои уткнулись носами в репродуктор.
   Они  повизгивали  и  похрюкивали  от  волнения:  представить
только  --  сейчас  их  услышит  весь  район,  все  ребята и их
родители, собственный отец, задержавшийся  в  конторе,  и  даже
директор совхоза!
   Великое  изобретение нашего века -- радио -- работало на всю
мощь!
   Передача посвящалась детям района.
   Сначала  радио   рассказало,   как   школьники   заканчивают
четверть:  в  основном  это  трудовые  победы  над  неизвестным
прежде, четверки и пятерки в подавляющем большинстве  на  полях
тетрадей   и   дневников.  Вывод  ясен:  на  отличников  должны
равняться отдельные отстающие ученики.
   Вторая страничка радиогазеты посвящена  юному  изобретателю.
Мальчик Саша, четырех лет от роду, изобрел лекарство, известное
в  аптекарской  науке  как средство от истощения. Произошло это
случайно: за ужином Саша смешал печеночный  паштет  с  сахарным
песком, а бабушка, страдавшая отсутствием аппетита, механически
с®ела  новое  блюдо.  Головные боли у бабушки мгновенно прошли,
настроение поднялось, и она, узнав причину чудесного исцеления,
от души расцеловала внука. Открытием  заинтересовался  районный
врач Самохвалова.
   "Закончим нашу передачу радиофельетоном "О ябедах", -- бодро
об®явило  радио.  --  У  микрофона  ученики  первого класса "А"
Одномах и Вертохвост".
   Авторы со столь таинственными именами  так  бурно  засопели,
что Картина громыхнула из своего гнезда на балконе: "Крише!" --
не слышно, мол, членораздельных звуков, тише!
   "Дело  было  так, -- прозвучал приятный голос Вертохвоста, и
Дыркорыл очень удивился: что значит техника -- ты сидишь дома с
закрытым ртом и слушаешь сам себя! -- Итак,  все  было  обычно:
ярко светило солнце за окном, пели птички, а я сидел в классе и
решал трудную задачку. Как вдруг кто-то дерг меня сзади..."
   -- За хвост, -- подсказал Дыркорыл. Но эти слова, записанные
на магнитную ленту, в передаче не прозвучали.
   "Я оборачиваюсь, -- продолжал репродуктор голосом Дыркорыла,
-- и  вижу:  это  мой товарищ Яша П. Я махнул ему: привет, Яша,
как у  тебя  с  задачей?!  А  он  сразу  жалуется  учительнице:
"Дыркорыл  поставил  мне  на  рубашку  кляксу!"  И тут начались
неприятности..."
   Дыркорыл вспомнил с неудовольствием все  события  того  дня:
как  он  языком  слизнул  кляксу  с  Яшиной  рубашки,  как Яшка
нажаловался потом своим старшим братьям и те трогать малыша  не
стали,  а  обозвали  свининой, а он их -- ябедой-говядиной, как
потом Нехлебов с  неудовольствием  заметил,  что  Дыркорыл  зря
отвечал на грубость...
   Эти  подробности  не  были  упомянуты  в фельетоне. Но и так
каждый слушатель догадался, что история не  закончилась  мирным
рукопожатием.
   Зазвучал мягкий бархатный голос Одномаха.
   Одноух ни на кого не жаловался, но давал понять, что каждый,
даже  незначительный жалобщик, вовлекает в круг своих интересов
множество занятых людей. Только три случая затронул выступавший
--  с  надоевшей  всем   зачерствелой   булочкой,   со   своими
неподатливыми  ушами  и с изгрызанным мягким ластиком, но вывод
его оказался точен: в эти истории были  втянуты  пять  бабушек,
трое  дедушек,  две мамы, один папа, трижды учительница в одном
лице -- итого двенадцать взрослых.
   "Кар, кар, кар-р-р!" -- возмутилась со своего места Картина.
А я, мол, в свои двести с лишним лет -- не в счет? Я  разве  не
участвовала?!
   -- Ты -- своя, -- махнул лапкой Одноух.
   "Подведем  итоги,  товарищи,  --  об®явил  репродуктор, -- и
задумаемся,  так  ли  мы  тратим  свое   общественно   полезное
время?.."
   --  Так ли?! -- подхватили в один голос Вертохвост и Одномах
в своей квартире.
   Репродуктор ответил и на этот вопрос:
   "Вывод ясен: ябедизм нетерпим в рядах школьников!"
   И умолк.
   В ту же  секунду  зазвенел  телефон  и  пронзительно-веселый
голос спросил:
   -- Кто говорит со мной? Одномах или Вртохвост?
   Дыркорыл, взявший трубку, струсил, пролепетал:
   -- Я еще не говорю... Это вы говорите...
   --  Ты  кто?  Не  бойся  назвать себя! -- язвила трубка, и в
задорной интонации Дыркорыл уловил голос отца.
   -- Я, -- вздохнул он, -- Дырк...
   -- Вы что? -- взревел неожиданно Нехлебов.  --  Наябедничали
на весь район и -- довольны?
   --  Кто -- мы?! -- обиделся Дыркорыл. -- Ты разве не слышал?
-- И об®яснил словами корреспондента Силкиной: -- Это фельетон,
а критика -- острое оружие... Понимать надо, -- добавил  он  от
себя.
   --  Понятно:  поросенки вы! Сейчас разберемся! -- И Нехлебов
бросил трубку.
   На разведку была послана Картина.
   Она вернулась и доложила, что Нехлебов выбежал из конторы  в
каком-то  странном  виде:  одна  половина  лица  белая,  другая
красная. А у под®езда, что  самое  главное,  собрались  деды  с
палками. В том числе и те самые -- задетые фельетоном...
   Но  и без доклада Картины было ясно, что квартира на осадном
положении. Авторы фельетона своими  ушами  слышали  в  открытом
окне голоса:
   -- Бандитизм, говорят, наблюдается в рядах школьников...
   -- Нехлебовы это, точно.
   -- Пальнуть в них солью!
   -- Из чего? Из палки?
   --  Да  хотя  бы из палки!.. Мне однажды влепили, так до сих
пор помню...
   Серый Одномах  запер  все  замки,  припер  дверь  щеткой,  а
Картину шепотом пригласил с балкона в комнату.
   Бледный  Вертохвост  вооружился  молотком,  об®явил,  что не
откажется ни от одного своего слова.
   Картина устроилась на книжной полке.
   Они сидели и переживали короткую сцену, разыгравшуюся под их
окном. К под®езду подошел совхозный бухгалтер Нехлебов.
   -- Михаил Михайлович, это твои выступали?
   -- Да, мои! -- запальчиво об®явил бухгалтер. -- А что?
   -- Зачем же так...  обижать...  Сто  лет,  говорят  старики,
такого не было...
   --  Сто  дет  назад,  --  спокойно  отвечал бухгалтер, -- не
существовало радио.
   -- Было, Миша, было. Устное,  деревенское  радио.  А  тут...
свои все ж таки, соседи...
   --  Вы  против  критики?  --  вскрикнул бухгалтер, и Одноух,
изумившись тону его голоса, сжал молоток.
   -- Почему против? Критику читаем, слышали, понимаем...
   -- А вы знаете, -- спокойно сказал Нехлебов, --  кто  больше
всех обижен во всей этой истории?..
   И ответил, глядя в лицо соседям сквозь толстые линзы очков:
   -- Я!
   И об®яснил:
   -- Потому что я многое не знал о своих сыновьях!
   И спокойно, как полководец, вошел в под®езд.
   Дверь  была  распахнута.  Фельетонисты  прилипли  спинами  к
обоям.
   -- Слышали? -- блеснул очками Нехлебов.
   -- Слышали! -- радостно подтвердили Нехлебовы.
   -- Молодцы! Ничего  не  бойтесь,  --  сказал  отец  и  вдруг
прислонился  лбом  к  холодному  стеклу.  --  Обалдеть  от  вас
можно...
   -- Что значит обалдеть? -- спросил Дырк.
   -- Ладно, я этого не говорил! А вы все уроки сделали?..
   -- Осталось одно пение...
   -- Тогда готовьтесь, --  твердо  сказал  Нехлебов.  --  А  я
возьмусь за ужин.
   До позднего вечера в разных квартирах звучали голоса: "Пусть
всегда  будет  солнце,  пусть  всегда будет небо..." Первый "А"
готовился к пению.

        ЯШИНА ЯМА

   Больше всех обиделся на авторов  фельетона  их  одноклассник
Яша Прищемихвост.
   Яшка  задира  и  забияка  особенный:  действует исподтишка и
ухитряется  обвинить  во  всех  грехах  пострадавшего.   Многие
взрослые считали его горячим, но справедливым человеком.
   Никогда еще не попадало Яшке на людях, хотя за свою короткую
жизнь   он  совершил  массу  мелких  проступков.  А  тут  вдруг
"прославился"  на  весь  район!..   "Яша   П."...   Да   каждый
догадается, кто такой П...
   Яшка строил хитрые планы мести, долго ворочаясь в постели, а
потом забылся коротким сном.
   И  тут  ему опять пригрезились Одноух и Дыркорыл, но в каком
виде! Катит по Луне знаменитая коляска-луноход, а в луноходе  в
космических  скафандрах  развалились знаменитые фельетонисты. И
радио  уже  передает:  тинь-тинь-тинь,  новое   достижение   --
космическим аппаратом управляют школьники.
   На  рассвете  бледный,  как  лунный  камень, Яшка помчался с
портфелем к школе. Он накажет обидчиков!
   Захватив из сарая лом и  лопату,  Яша  яростно  принялся  за
дело. Он копал яму перед самым крыльцом школы.
   Ничто так не удесятеряет силы некоторых щуплых с виду людей,
как  жажда  мести.  Яшка  кидал  большие комья земли и рычал от
удовольствия, представляя коварную сцену.
   Идут  два  отличившихся  человека  --  Одноух  и   Дыркорыл,
легонько  помахивая  портфелями.  Известно, что в школу первыми
торопятся  отличники!  Наступают  они  на  ветви  и  с  треском
проваливаются...  Что  такое?  Что  за  дикие  крики, рыдания и
мольбы о помощи несутся из-под земли?  Это  дрожат  от  страха,
каются в грехах грозные фельетонисты!..
   Яшина   яма   получилась  на  славу  --  глубокая,  узкая  и
аккуратная,  как  раз  на  двоих.  Окончив   работу,   землекоп
почувствовал   себя  очень  усталым,  прилег  в  раздевалке  на
лавочку,  портфель  под  голову  положил.  Сопит  себе   носом,
приоткрыв один глаз, ждет развязки событий.
   А  первой  в школу обычно являлась заведующая учебной частью
младших классов. Ничего не подозревая, шла завуч по  дорожке  и
вдруг  рухнула  кудато к центру Земли. Завуч испугалась за свой
портфель,  набитый  школьными   тетрадями,   но   портфель   не
пострадал,   и  завуч  призвала  на  помощь  спокойным  строгим
голосом.
   Яшка вскочил с лавочки, подкрался к окну и похолодел: к  яме
приближался еще один человек с портфелем.
   Вслед за завучем в яму провалилась директор школы Викторова.
   Директора  Прищемихвост  никогда не видел, но грозный голос,
летевший иногда из кабинета, узнал  мгновенно.  И  заметался  в
отчаянье...
   Вокруг  ямы  уже  толпятся  ребята.  Протягивают  руки, дают
советы.   Викторова    ругает    каких-то    ремонтников,    не
предупредивших  о раскопках, говорит: "Хорошо, что мы попали. А
то кто-нибудь из вас непременно сломал бы ногу..."
   Тут на глаза Тамаре  Константиновне  попался  ее  ученик  --
бледный  как  полотно  Яша  Прищемихвост  с  длинной лестницей.
Учительница обрадовалась: все шумят, а  он  сообразил  дело.  И
скомандовала: "Давай, Яша, лестницу!"
   Пленники были освобождены.
   У  ямы  поставили  табличку:  "Осторожно!  Земляные работы",
чтобы никто больше не падал. Но ребята не обращали на  табличку
внимания,  прыгали  через  яму на крыльцо. Тогда кто-то написал
так: "Стой прямо, здесь яма". Эти слова заставляли остановиться
и задуматься.
   Тамара   Константиновна   на   уроке   похвалила   Яшу    за
находчивость, поставила ему пятерку за прилежание.
   Яша  почему-то  опустил  голову,  покраснел  так, что каждая
веснушка  засветилась  янтарным  блеском,  и  просидел  в  этой
неловкой позе до конца урока.
   Громко   прозвучали   за   окном   торжественные   позывные,
репродуктор на столбе передал важное сообщение: о полете нового
космического корабля.
   Яша вспомнил свой сон, оглянулся на пустую парту, где обычно
сидели Одноух и Дыркорыл, с тревогой спросил:
   -- Это они полетели? Дыркорыл и Одноух?
   Все засмеялись, а Тамара Константиновна ответила:
   -- Полетели наши космонавты. А Одноух и Дыркорыл дома. У них
разболелось горло.
   Ребята   выбежали   в   коридор   слушать   радио.    Тамара
Константиновна  поспешила  было  за  ними,  но  увидела странно
согнутую, чуть вздрагивающую фигурку за партой.
   Прищемихвост рыдал,  подняв  над  головой  руку,  уткнувшись
носом в тетрадь.
   -- Ты что? -- шепотом спросила учительница.
   --  Это  я,  --  едва  слышно  проговорил  Яшка, -- это я...
выкопал яму. -- И впервые в жизни честными заплаканными глазами
подтвердил правоту своих слов.
   Тамара Константиновна ахнула, оглянулась, приложила палец  к
губам:
   -- Тише! Никому ни слова! Расскажи мне, как все было...
   Прищемихвост  нечасто  видел человека, который не кричит, не
возмущается, не ябедничает другим, узнав страшную правду. Глаза
его  вспыхнули  от  счастья,  и  он   навсегда   полюбил   свою
учительницу.
   Выслушав его, учительница сказала:
   -- Яша, ты талантливый землекоп! Тебе деревья надо сажать --
яблони или липы. И выучиться... на экскаваторщика! Да, да! Если
дать  тебе  машину, -- волновалась Тамара Константиновна, -- ты
ведь гору свернешь!..
   Яшка сиял, ощущая в руках рычаги сильной машины,  подтвердил
кивком: точно, сверну!
   -- А яму закопай, -- добавила тихо учительница. И ушла.
   На другое утро яма исчезла. И все о ней забыли.
   Не  забыл один Яша. Что-то случилось в его жизни в тот день,
что-то очень-очень важное.
   Позже он прочтет в одной книге народную  мудрость:  "Не  рой
другому  яму,  сам попадешь" -- и все поймет. Но к тому времени
Яша посадит возле школы множество яблонь.

        СМЕХОТРОН

   Когда день за днем один урок сменяет другой, кабинет следует
за кабинетом, отметка за отметкой, лучший способ  отвлечься  от
умственного  труда,  сбросить  усталость и развеселиться -- это
устроить смехотрон.
   Смехотрон -- праздник смеха. Участвовать в нем может каждый,
кому присуще  чувство  юмора.  В  школе  всякий  раз  смехотрон
изобретается заново. Троном для смеха служит сцена, а на сцене,
как известно, творятся разные представления.
   Семиклассник  Игорь,  будущий  вожатый  первого "А", об®явил
первачкам: "Шалашня, жделайте што шотите -- вшех швоих шероев!"
Малышня догадалась: надо изображать любимых героев.  А  говорил
Игорь так странно потому, что готовился стать чемпионом мира по
боксу  и  у  него  не  хватало  передних зубов, но его понимали
всегда с полуслова. И Игорь тоже уловил все просьбы, когда  ему
рассказали,   какие   кому   нужны   технические   чудеса   для
производства смеха.
   Одноух и Дыркорыл кроили ножницами картон, мочили в крахмале
и клеили на картон вату, действовали кистью и иглой. Получились
прекрасные маски. Волка и лисы.
   Волком решил стать Одноух. А  лисой  --  Дырк.  Они  были  в
восторге от своей выдумки: "Вот удивим и повеселим мы всех!"
   В  день  смехотрона  волк  и лиса, держась за руки, пришли в
школу.  Внизу,  в  раздевалке,  все  было   обычно:   дежурный,
усмехнувшись,  указал  на  вешалку. Но сверху... сверху неслись
звуки бравой  музыки,  летел  смех  --  там,  в  большом  зале,
действовал   смехотрон,  и  наши  герои  улыбались  под  своими
масками.
   Войдя в зал, волк и лиса  опешили:  они  увидели  поросят  и
кроликов.  Много кроликов, много поросят, и среди них ни одного
иного существа! Одноух и Дыркорыл ничего не понимали...
   А