ать свидетелем его гибели. Даже нет, не гибели  - гибель это просто шаг за
край, в черноту.
     Я вдруг остро понял,  что такое рай. Не кущи и не пение  ангелов, вовсе
нет.  Рай  - это благо черноты,  это шанс не  превратиться в статую по имени
Боль и  Страдание, обреченную  на  вечность подле зла,  а возможность просто
исчезнуть во мраке.
     Ты  не дал этого шанса  студенту, Мануэль  Мартин  Веласкес.  И  покуда
существуют такие как ты - зло будет возвращаться.
     Осознание этой простой истины отозвалось во мне судорожным всхлипом.  И
одновременно пришло знание. Не обращая внимания на близость собаки, я сел, и
раскрыл книгу. Сразу на нужной странице.
     Ты не  можешь  прогнать зло.  Но отогнать,  отогнать на долгое  время -
можешь.
     За жизнь всегда платят жизнью, Мануэль  Мартин Веласкес. За страдание -
страданием.  За предательство  - искуплением.  Но  плата  никогда не  бывает
слишком высокой.
     Отгони зло своим именем  - отгони  как можно на более долгий срок.  Чем
тверже  останется твой  дух во время короткого  пути к монастырскому храму и
крутой  лестнице,  тем  дольше  книга будет дремать  на  полке какого-нибудь
книгочея.  Пусть  ноги  слабеют  и оскальзываются  на  мусоре,  зато  у тебя
достанет сил ни разу не оглянуться и не замедлить шаг.
     И пусть безмолвный собачий караул будет тому свидетелем - ты ни разу не
оглянешься на этом пути.

     *** *** ***

     Вскоре после  рассвета  через пустырь-свалку  проковыляли два человека.
Старый книгочей Ксавьер Унсуе и нищий, которого звали Аугустин  Муньос.  Они
направлялись к монастырю.
     -  Что-то собак  не видно, - озабоченно пробормотал книгочей. -  Ты  же
говорил, что тут пропасть собак!
     - Не видно,  и к лучшему,  клянусь девой Стефанией,  - беспечно ответил
Муньос, при каждом шаге вдавливая в мусор пятку отполированного сотнями  рук
посоха - обычной деревянной палки. - Никогда мне эти твари не нравились!
     Аугустин  Муньос  предавался  мечтам. О том, как он  сейчас  вынесет из
этого   странного,  но   ничуть   не  опасного   места   книгу,  отдаст   ее
простофиле-книгочею, получит  несколько  монеток... А  у  "Карменчиты",  где
очень дешевое пиво, уже с нетерпением поджидают приятели по Муэрта Фолла...
     Наконец виляющая тропинка привела их к обветшавшим воротам.
     - Никого! - с отчетливым удовлетворением об®явил  Аугустин Муньос.  - Я
быстро! Да не трясись ты, я тут много раз бывал.
     Книгочей  неуверенно  кивнул. Он  до последней минуты надеялся,  что по
дороге встретит Веласкеса и Эчеверью. Он и сейчас еще продолжал надеяться.
     Муньос  скользнул  в  щель  между  створками и,  постукивая  посохом  о
вымощенное камнями монастырское подворье,  поковылял ко  входу  в храм. Вход
почему-то напомнил Ксавьеру Унсуе  ненасытную пасть, Врата Ругиана из  книги
Айтора Вилларойя "Предел невозможного".
     Книгочей  вздрогнул  от   собственных  мыслей.   Слишком   уж  зловещим
получилось сравнение. А потом  он вдруг заметил: вид храма  как-то неуловимо
изменился. И старый  камень поднимающихся к небу голов будто бы посветлел. И
кресты вроде бы стали поблескивать на солнце.
     Да  и  покрытые  лишайником  стены вдруг  стали  казаться  чуть  ли  не
празднично-нарядными.
     Ксавьер  Унсуе  медленно-медленно,  по-стариковски  подволакивая  ноги,
вошел на  монастырское  подворье. К входу  в храм  он  не стал приближаться.
Почему-то его потянуло на зады, за храм, к дальней из скитских башен.
     Он шел  долго, недоверчиво  прислушиваясь к собственным ощущениям.  Под
ногами сухо похрустывала мелкая каменная крошка.
     За  храмом Ксавьер Унсуе  обернулся и  еще раз поглядел на изменившееся
сердце монастыря Эстебан Бланкес. На храм в центре подворья.
     И вдруг понял, что изменилось.
     Голов у храма теперь было не  семь, а восемь. Маленькая, всего по пояс,
башенка из кремового камня возносила на  уровень человеческой груди такой же
маленький купол,  увенчанный алонсовским крестом. Отчего-то  Ксавьеру  Унсуе
подумалось,  что она очень  похожа  на молодой древесный побег,  который  со
временем вырастет и потемнеет.
     Но эта мысль  мелькнула,  и исчезла, едва старый  книгочей  увидел  под
маленьким куполом ослепительно  белую  надпись - еще ослепительно  белую, не
успевшую потемнеть  от времени, как на  других, уже  выросших  головах храма
Эстебан Бланкес.
     Три слова. Имя.
     Мануэль Мартин Веласкес.
     - Эй, книгочей! - закричал  от входа в храм Аугустин Муньос. - Ты  где?
Получай свою книгу!
     Но  Ксавьер  Унсуе  не услышал этого зова.  Прижав руки  к  сердцу,  он
медленно осел на древние камни монастырского подворья, и мертвыми невидящими
глазами вперился в небо над окраиной Картахены.

     (с) март 1998
     Николаев - Москва.