не сундук. Не знаю, кому верить,
да и разница невелика. С тех самых по Лероя стало не узнать.  Работать  он
бросил, бригаду распустил, жену с детишками  к  родственникам  за  Провост
отослал. Года два он только пил; не знаю, где деньги добывал, верно,  клад
его тот самый  золотом  обеспечил.  Только  в  таверне  его  и  встречали.
Мало-помалу поползли слухи: будто прознал Лерой что-то  нечистое  о  своих
предках. И никаких подробностей. Сам Лерой молчал, как проклятый, а  потом
вдруг исчез месяца на три. Ни слова никому не сказал - ушел  ночью,  чтобы
меньше кто видел. Вернулся только к осени, как сейчас помню:  у  меня  все
лоси подурели, гон как-раз начинался. Иду я к пристани,  а  он  навстречу.
"Здравствуй, говорю, сосед. Где пропадал?" А он в ответ:  "Слыхали,  Эбир,
что люди о прадеде моем болтают? Так вот, это все правда."  И  пошел  себе
дальше. Я тогда только плечами пожал, забот по горло, не до него. А  Лерой
еще с полгода пропьянствовал, а потом как  отрезало  -  ни  капли.  Прежде
бочки из таверны не успевал таскать, а то  вдруг  прекратил,  и  все  тут.
Бригаду свою снова созвал, но сам не стал почему-то работать  как  раньше,
только договаривался о заказах и советами помогал, если что  не  ладилось.
Сидит до сих пор дома у себя, редко когда выходит. Почти тридцать лет уже.
Чем он занят - ума не приложу. В доме все тихо и чинно. Да, собаки у  него
появились. Еще давно - здоровущие, черные все как  одна,  и  злые,  словно
черти. Только Лероя и признают. Боится он кого-то, не иначе. Да кого здесь
бояться? Не знаю даже. Вот и все, что я знаю.
     Эб умолк, разведя руками. На первый взгляд в истории,  приключившейся
с Лероем, не было ничего странного. Но  Мирон  нутром  чуял:  не  все  так
просто, как кажется. Что мог каменщик узнать о своем прадеде?  Что  тот  в
свое время разбойничал? Но разве это повод так круто менять  жизнь?  Да  и
бояться кого через столько-то лет? Может, потомков его  дружков?  Нет,  не
похоже. Слишком много темных мест.
     - Скажите, Эбир... - начал было Демид, но  Долгопол  властным  жестом
оборвал его.
     - Воины зовут меня просто Эб.
     - Хорошо... Эб. Я хотел спросить, не творится ли  чего  необычного  в
окрестностях Тороши? Особенно на болотах. Звери,  там,  странные  или  еще
что?
     Эб пожал плечами:
     - Время от времени хуторяне плетут всякий вздор  о  болотах,  но  так
было всегда, сколько себя помню. Хотя,  должен  признать:  последние  годы
плести стали заметно чаще. Правда, я никогда не обращал внимания на разные
байки. Торгую я нынче в основном морем и на болота уже  лет  пять  как  не
попадал.
     Демид полез за пазуху и извлек сложенный вчетверо лист бумаги.
     - А на это что скажешь?
     На  стол  перед   Долгополом   лег   рисунок   Демида,   изображающий
встреченного в топях Скуомиша зверя со всадником. Эб поглядел на рисунок и
так, и эдак, поворачивая его пухлыми пальцами.
     -  А  что  говорить?  Если  мухоморов  нажраться,  еще  и  не   такое
привидится... Но рисунок вообще-то хороший.
     Гари протянул иссеченную шрамами руку, но рисунок взять не успел:  на
улице послышался громкий шум, потом  истошные  крики,  проникшие  даже  за
толстые стены Долгополова дома-цитадели. Топот шагов на лестнице,  стук  в
дверь. Вз®ерошенный привратник на пороге вопит:
     - Пожар, хозяин! Дом Лероя горит!
     Все мигом вскочили на ноги. Пожары в вечно сыром Шандаларе  случались
крайне редко. Когда выбегали за ворота Демид негромко шепнул Мирону:
     - Началось, кажется...
     Пылающий дом Лероя отделяло от жилища Эба два двора. По улице сновали
люди, а за каменным забором заходились лаем собаки.
     Пламя было тусклое, трескучее. Непрекращающийся дождь не позволял ему
как следует  разгореться;  но  оно  и  не  гасло.  Кое-как  одетые  зеваки
сгрудились перед воротами.
     За высоким каменным забором происходило  нечто  странное:  в  пламени
метались неясные тени, что-то с грохотом  обрушилось,  подняв  сноп  рыжих
искр, зазвенело стекло, жутко завыла собака...
     - Помоги! - крикнул Мирон кому-то  из  глазеющих  на  пожар  горожан,
бросаясь с разбегу к стене. Заспанный мужичонка послушно подставил спину и
Воин мигом  оказался  наверху.  Левую  перчатку  распорол  острый  осколок
стекла, один из многих, вмурованных в кромку забора. Рука, к  счастью,  не
пострадала. Мирон тихо изумился: стекло на заборе?  Специально,  чтобы  не
лазили, что ли?
     Рядом возник  Демид,  придерживая  ножны  с  мечом,  словно  меч  мог
понадобиться на пожаре.
     - Вниз? - крикнул он, скорее утверждая, чем спрашивая.
     Мирон кивнул.
     - Откроешь ворота, а я в дом! - добавил Шелех уже в прыжке.
     Земля упруго толкнулась в подошвы  сапог,  грязь  брызнула  в  разные
стороны крохотными фонтанчиками. Мятущееся пламя выхватывало  из  ночи  то
угол какого-то сарайчика, то чахлые  кустики  боярышника,  растущие  вдоль
забора, то высокое крыльцо дома. Мирон шагнул вперед и едва не наступил на
труп огромной черной собаки, валяющийся в жирно поблескивающей луже крови.
Бок собаки был рассечен не то мечом, не то когтями.
     Острое чувство близкой опасности захлестнуло Мирона и  он  больше  не
расслаблялся.  Слева,  где  приземлился  Демид  сгустилась  на   мгновение
шевелящаяся тьма, послышалось неприятное шипение и резко зазвенела  сталь.
Больше Мирон ничего разобрать не успел:  ему  навстречу  рванулось  что-то
темное, бесформенное; разглядеть удалось только пасть,  полную  зубов,  да
несущийся  навстречу  клинок.  Мирон  едва  успел  выхватить  свой  меч  и
заслониться.
     Дальше запомнились только разрозненные куски: бешеная рубка непонятно
с кем, кровь, крики  за  забором  и  нетерпеливый  стук  в  ворота,  вдруг
возникший из густой тени у забора черный  пес,  двойник  убитого,  яростно
рвущий чью-то плоть, неистовый клич Демида: "Й-э-э-э!!", отражение пламени
на  его  клинке,  красноватые  отблески  на  мокрой   земле,   гул   огня,
предсмертный хрип собаки, перешедший в жалобное поскуливание...
     Неожиданно  и  сразу  противник  пропал.  Отступил  и  растворился  в
слепящем жерле пожара. Мирон его,  кажется,  только  слегка  ранил.  Демид
пятью шагами левее возился с запорами на воротах; на утоптанной грязи  под
ногами умирал второй пес, разрубленный чуть ли не пополам. По  ту  сторону
забора все перекрыл зычный голос Гари: "Лестницы! Лестницы, чтоб вам..." В
доме, об®ятом алым цветком огня, с треском и грохотом рушились перекрытия.
     Ворота, наконец, отворились, во двор  хлынули  люди.  Мирон  к  этому
времени пытался обойти дом по кругу, но страшный  жар  и  удушливые  клубы
дыма не пускали.
     Потом его догнали Демид и Лот Кидси, и последнее, что отпечаталось  в
памяти перед тем, как напряжение схватки сошло окончательно, это несколько
неясных силуэтов с перепончатыми крыльями, взмывших в ночное небо с резкой
грацией летучих мышей.
     Эб Долгопол вовсю руководил тушением пожара; люд с ведрами и  кадками
сновал от колодца к дому, пошли в ход  багры.  Пламя  медленно,  но  верно
стало уступать. Помогал и равнодушный дождь. Скоро пламя  и  вовсе  сбили,
только клочья дыма неспешно ползли  ввысь,  да  чернели  везде  головешки.
Стало вдруг темно, пришлось зажигать факелы.
     Мирон угрюмо вычистил меч и отправил его в ножны. В душе пульсировала
гулкая пустота.
     - Кто это был? - негромко спросил Кидси, перемахнувший через забор  в
тот самый момент,  когда  открылись  ворота,  и  потому  почти  ничего  не
увидевший.
     Мирон, после долгой паузы, с неохотой ответил:
     - Не знаю... не разглядел. Быстро все так...
     Рыжий Лот успокаивающе положил ему на плечо тяжелую руку.
     - Не бери в голову, Шелех. Мы сделали все, что сумели.
     Демид, недвижимо стоящий поодаль, вздохнул:
     - Я - не я, если это не те, кто раз®езжает по нашим болотам на всяких
чудовищах.
     Кидси, задрав голову, глядел в небо.
     - Значит, они способны летать... Это плохо. Очень плохо.
     Мирон глухо сказал в пустоту:
     - А ведь могли сразу с корабля сюда придти... И все было бы совсем не
так.
     - Ну-ну, - Кидси вновь похлопал его по плечу. - Мы не провидцы. Знать
будущее никому не дано.
     Мирон поднял на него упрямо-колючий взгляд.
     - Но мы обязаны предвидеть будущее, Лот, ибо мы - Воины. И  никто  не
простит нам ошибок.
     Лот промолчал.
     Подошел Гари, кутаясь в незастегнутую куртку. Лицо его  застыло,  как
угрюмая маска.
     - Нашли Лероя...
     Три пары глаз обратились к нему с неясной надеждой, хотя кто смог  бы
уцелеть в полусгоревшем доме?
     - Он был уже  мертв,  когда  начался  пожар.  Его  закололи  прямо  в
постели...
     Первый бой они безнадежно проиграли. С этим спорить не приходилось.
     - Пошли отсюда, - сказал Лот отрывисто. - Нечего здесь больше делать.
     Трое  Воинов  медленно  зашагали  к  воротам;   суетящиеся   горожане
предупредительно расступались перед ними.
     Гари крикнул вслед, что  они  с  Эбом  вернутся,  когда  управятся  с
первоочередными заботами и дождутся мэра.
     Воины уже вышли на улицу, когда от густой тени напротив  двора  Лероя
отделилась тень поменьше и заскользила навстречу.
     - Вы - Воины?
     Лот,  Мирон  и  Демид,  остановившись,  с  удивлением   рассматривали
мальчишку лет восьми с недетски серьезным лицом. Одет  он  был  в  слишком
просторную куртку с капюшоном, то и дело  сползающим  на  глаза,  замшевые
брючки с нашивками и ладные яловые сапожки.
     - Да, мы Воины, - ответил за всех Лот. Спокойно, как  взрослому,  ибо
мальчишка явно поджидал их неспроста.
     - Покажите Знак. Хотя бы один.
     Ничего не спрашивая Лот опустился на одно колено  и  распахнул  ворот
куртки.
     Мальчишка внимательно поглядел на медальон и удовлетворенно кивнул.
     - Хорошо. Я должен передать вам всего два слова. Лерой велел мне  это
сделать только если с ним что-нибудь случится. Но  обязательно  Воинам,  и
никому кроме них.
     Лот бережно взял его  за  худенькие  плечи,  скрытые  под  необ®ятной
курткой.
     - Говори, сынок. Перед тобой все Воины Шандалара.  Может  быть,  твои
слова спасут Озерный Край.
     Мальчишка снова кивнул:
     - Да, Воин. Лерой велел передать вот что...
     Он на секунду умолк, а потом внятно и негромко произнес:
     - Шаксурат. Дервиш.
     Мирону  показалось,  что  в  непроглядной   тени,   откуда   вынырнул
мальчонка, кто-то пошевелился. Рука сама потянулась к мечу в ножнах.
     Мальчишка перехватил его взгляд и негромко щелкнул пальцами - из тени
пружинисто вышел огромный черный пес.
     Часы на площади невозмутимо отбили десять.  С  момента,  когда  Воины
прибыли в Торошу, прошло чуть больше четырех часов.


     Через четверть века лишь один из ста шандаларцев остался в Краю Озер.
Страна словно вымерла: ушли не только люди, но и практически все животные,
не  вынесшие  существования  впроголодь  и  по  колено   в   воде.   Снег,
задержавшийся с последней зимы, стаял и впитался  в  землю  лишь  к  этому
времени. Перестали по ночам замерзать ручьи, зато дождь теперь  лил  чаще,
почти не переставая. Понемногу ожили уцелевшие ивы, зазеленела хилая ольха
на островках. Новые болота зарастали мхом; впервые люди обратили  внимание
на  опоку,   распространившуюся   особенно   бурно.   Упрямые   шандаларцы
приспосабливались к непривычной жизни, не  желая  уступать  слепому  року.
Вышли из обихода некогда знаменитые шандаларские кони - кому-то  пришло  в
голову приручить пару лосей, которые как ни чем не бывало  разгуливали  на
своих широченных раздвоенных  копытах  по  самой  жуткой  грязище.  Ловкий
хуторянин откуда-то из-за Вудчоппера догадался строить  оранжереи-теплицы,
натягивая на каркас из прутьев знаменитую  тэльскую  прозрачную  парусину.
Крестьяне из  окрестностей  Тороши  уговорили  одного  заморского  купчину
привезти  саженцы  северного  риса,  который  потом  почитал  за   счастье
произрастать в стоячих  лужах  приморских  полей.  Рисовые  лепешки  скоро
сделались обычной пищей по всему побережью,  от  Адванса  и  Корондаля  до
самой  Сулны.  Не  стало  в  Шандаларе  дров,  трое  бродяг-старателей   в
предгорьях  между  Орхоном  и  Кит-Карналом  отыскали  богатейшие   залежи
огненного камня и разнесли добрую весть повсюду, где  проходили,  а  молва
завершила дело. Там, где пытались культивировать что-нибудь помимо риса  и
опоки, научились осушать поля, прокапывая целые системы дренажных канавок.
Размокшие дороги перестали быть сколько-нибудь надежными связующими нитями
между поселениями (хотя верховые лоси без труда проходили по ним), тут  же
смекнули, что озера и  реки  позволят  теперь  добраться  куда  угодно  на
лодках. В жизнь прочно вошли челнок и весло, вытеснив запряженную лошадьми
или  волами  повозку.  Городки-порты  Зельга,  Тороша   и   Эксмут   стали
единственными воротами и лицом Шандалара, потому что тащиться через болота
никто не желал и все гости и торговцы прибывали морем.
     Приблизительно в  то  же  время  на  острове  Сата  появились  первые
монахи-поселенцы из Турана, основавшие монастырь. Понемногу они  заняли  и
другие острова Ближнего Архипелага. Первым делом пришлые монахи  отправили
миссии в приходы Зельги, Тороши и Эксмута, после чего между  Шандаларом  и
монастырем завязались вполне мирные, а главное - выгодные  обеим  сторонам
отношения.
     Но вовсе не была легка и радостно жизнь шандаларцев.  Дождь,  тучи  и
холод не отпускали  страну;  притупилась  тоска  по  полузабытому  Солнцу,
пришлось перетерпеть голодные годы, когда день похож на день, словно капли
дождя друг на друга, и точно известно, что завтра  будет  так  же  сыро  и
холодно, как и вчера, и сегодня.
     Новая напасть свалилась на наши головы: враги-кочевники.
     Никак не могли они понять: что держит  людей  в  столь  неприветливом
краю? Не слякоть же.
     И поползли слухи о несметных россыпях золота, намытых сотнями  рек  и
ручьев, о грудах драгоценных камней, валяющихся, будто бы, повсюду, и этот
призрачный блеск  чужого  богатства  манил  разбойников  со  всего  света,
любителей легкой наживы и просто  непосед-оторвиголов,  манил,  как  манит
стаю голодных волков опьяняющий запах новорожденного  ягненка,  приносимый
ветром от людского жилья.
     Каждому крестьянину приходилось с мечом в руках защищать свой  дом  и
свои поля. Каждый житель Шандалара стал солдатом. Чуть  не  ежедневно  нас
вынуждали прерывать все дела и отстаивать право на жизнь.
     Не думайте, что это было легко.
                          Силай Нещерет, настоятель.
                          Приход Тороши, летопись Вечной Реки, год 6772-й.


     Привычно  оттягивала  плечи  походная  сумка,  под  сапоги  стелилась
размокшая  тропа.  Тепло  Долгополова  дома  теперь  казалось  нереальным.
Хорошо, хоть второй день нет дождя, не нужно то и дело выглядывать из недр
капюшона, как улитке из раковины.
     Мирон шага впереди, прокладывая путь в  нетронутой  грязи.  Несколько
раз он проваливался в ямы с полужидкой массой, где что-то противно квакало
и булькало. Едва не  утопил  правый  сапог,  спасибо  Лот  помог  вовремя.
Босиком по болотам не очень-то походишь.
     В Тороше задержались совсем недолго. Если Лерой  чувствовал,  что  за
ним по пятам ходит смерть и просил передать Воинам всего два слова, значит
он вкладывал в эти слова самое простое и очевидное: отправиться в Шаксурат
и отыскать там человека по имени Дервиш. Возможно, этот Дервиш и есть  тот
самый старик-ворожей. В Шаксурате  жили  в  основном  потомки  выходцев  с
жаркого востока, сохранившие и свой язык, и кое-какие обычаи. В той  части
Шандалара многие  реки  и  озера  носили  имена,  данные  переселенцами  с
востока: Шургез, Баш, Муктур,  Шакра,  Таштакурум...  Обитателя  тех  мест
вполне могли звать Дервишем, тем более, что слово это означало примерно то
же, что соотечественники Мирона и Демида вкладывали в понятие "колдун".
     Странным было еще и то, что отыскать наутро мальчишку с  черным  псом
Воинам не удалось. Ни Эб, ни Гари, ни  остальные  горожане,  кого  удалось
расспросить, никогда прежде не видели его и никогда о нем не слышали.  Лот
поначалу решил, что это чей-то соседский сынишка, тем более, что  одет  он
был не как бедняк или бродяга (хоть куртка и казалась чересчур большой), а
рядом с Долгополом жили наиболее состоятельные люди Тороши.
     К грузу тайн и загадок, окутывающих лже-Знаки, добавилась еще одна.
     Следующим утром выступили на запад. Конечно, лучше всего  было  морем
добраться до Зельги или даже  до  Эксмута,  а  затем  по  рекам  подняться
севернее Корондаля, по Тромлену, Он-Арану и Крусу. Оттуда  до  места,  где
сливаются Сурат и Шаксурат-река всего полдня ходу,  а  до  селения  -  еще
полдня. Но, к сожалению, в Тороше у пристани стоял всего  один  корабль  -
"Фея", а она направлялась на восток, в Цимар.  И  Воины  решили  дойти  до
любого из селений у озера Провост, купить там челнок и дальше  подниматься
по Эстании, переплыть Хорикон с  его  неисчислимыми  островками,  по  реке
Батангаро, а там снова пешком, севернее Муктура и как раз  выйти  к  озеру
Шакра, на берегу которого и приютилось нужное селение.
     Они знали,  что  болота  Шандалара  подверглись  нашествию  неведомых
существ  и  их  странных  животных.  Что  пришельцы   как-то   связаны   с
лже-Знаками, и что они выступают отнюдь не на стороне Воинов.  От  их  рук
пал Лерой, единственный кто  мог  дать  хоть  какую-то  ниточку,  возможно
ведущую к разгадке. Ниточка эта все же попала к Воинам, но Лерой-то погиб,
а он наверняка мог рассказать гораздо больше.
     А пока - в Шаксурат, на встречу с Дервишем, ибо ничего  более  просто
не оставалось.
     Рыжая шевелюра Лота, наверное, была  видна  издалека.  Ноги  вязли  в
грязи, сапоги отяжелели, хотелось проклинать  все  на  свете,  а  Мирон  в
который раз ловил себя на мысли, что любит Шандалар с его вечной  слякотью
несмотря ни на что.
     Вскоре достигли реки Алис, неторопливо катящей темные воды на юг  как
раз посредине между Провостом и Торошей.
     Демид, позевывая, осматривался. На юге он бывал  редко,  знал  только
окрестности Зельги, да дорогу на север. Алис казался ему глубоким.
     Как перебираться-то будем? -  спросил  наконец  он.  -  Лодку  купить
негде, а плот связать не из чего.
     - Вплавь, - буркнул Лот. - Раздевайся.
     Бернага поежился, поглядев во мглистый кисель за рекой. По спине  бил
озноб от одного взгляда на воду.
     Мирон не выдержал и засмеялся. Он-то понял, что  Лот  шутит,  хотя  и
вышла шутка не в меру прохладной.
     - Да не дрожи ты! Смотреть  на  тебя  жутко.  Плотина  есть  выше  по
течению, по ней и перейдем.
     Демид вздохнул с видимым облегчением. Холода он побаивался. Он  видел
не раз, как купались в озере жители Таштакурума, называющие себя  моржами,
и не раз перед купанием им случалось проламывать  тонкий  ледок  на  воде.
Демид моржей не понимал: чего ради лезть в стылые воды озера, когда  можно
истопить баньку? Сейчас, конечно, он полез бы в  реку  вслед  за  Лотом  и
Мироном, если бы пришлось, но радости при этом не испытал бы, уж точно.
     - Шуточки у тебя, - поежился Демид.
     Лот криво усмехнулся. Он и сам не мог придумать причину,  по  которой
погрузился бы в эти студеные неприветливые волны.
     Лот свернул направо, вдоль реки. Здесь росла низкая  чахлая  трава  и
грязи почти не было. У  берега  шумели  на  легком  ветру  длинные  стебли
камыша, юркими тенями шныряли в зарослях  выдры,  беззаботные  и  шустрые.
Часто бросалась на реке рыба.
     Тем временем Алис заметно мелел: стали попадаться  островки,  и  даже
коряги. Толстые, черные,  склизкие.  Демид  присвистнул:  деревьев  такого
размера  в  Шандаларе  практически  не  осталось.  Только  на   приморских
возвышенностях кое-где сохранились одинокие старые великаны, ведь с холмов
вода стекала, но все равно в холодном и влажном климате они гнили