жного! - произнес Сакр аль-Бар.
   В его голосе звучала уверенность, словно он полагал,  будто  в  мире  нет
ничего, что могло бы укрыться от проницательности Марзака.
   Юноша признательно поклонился.
   - Скажи мне, о могущественный Сакр аль-Бар, - вкрадчиво проговорил он,  -
как случилось, что, добравшись до тех далеких берегов,  ты  удовольствовался
всего двумя ничтожными пленниками,  если  со  своими  людьми  и  по  милости
Всевидящего мог взять в пятьдесят раз больше?
   И Марзак  наивно  посмотрел  на  смуглое  лицо  корсара.  Асад  задумчиво
нахмурился - ему эта мысль уже приходила в голову. Сакр аль-Бар  понял,  что
здесь не обойтись высокопарной фразой об истинной вере. Он не  мог  избежать
объяснения,  хоть  и  сознавал,  что   не   сумеет   предложить   достаточно
убедительного оправдания своим поступкам.
   - Мы взяли этих пленников в первом же доме, и их захват прошел не  совсем
тихо. Кроме того, на берег мы высадились  ночью,  и  я  не  хотел  рисковать
людьми, уводя их далеко от корабля ради нападения на деревню, жители которой
могли подняться и отрезать нам путь к отступлению.
   Марзак не без злорадства заметил, что на  челе  Асада  по-прежнему  лежит
глубокая складка.
   - Но ведь Османи, - сказал  он,  -  уговаривал  тебя  напасть  на  спящую
деревню, не подозревавшую о твоем присутствии, а ты отказался.
   При этих словах сын Асада метнул на Сакр аль-Бара быстрый взгляд,  и  тот
понял, что против него затеяна интрига.
   - Это так? - повелительно спросил Асад.
   Сакр аль-Бар не отвел взгляда, и в его светлых глазах зажегся вызов.
   - А если и так, господин мой? - высокомерно спросил он.
   - Я тебя спрашиваю.
   - Я слышал, но, зная твою мудрость, не поверил своим ушам.  Мало  ли  что
мог сказать Османи? Разве я подчиняюсь Османи и он  волен  приказывать  мне?
Если так, то поставь его на мое место и передай ему ответственность за жизнь
правоверных, которые сражаются рядом с ним!
   Голос Сакр аль-Бара дрожал от негодования.
   - Ты слишком быстро поддаешься гневу, - упрекнул  его  Асад,  по-прежнему
хмурясь.
   - А кто, клянусь головой Аллаха, может запретить мне это? Не  думаешь  ли
ты, что я возглавил поход, из которого вернулся с добычей, какую не принесут
набеги твоих корсаров и за целый год, только для того, чтобы безбородый юнец
спрашивал меня, почему я не послушал Османи?!
   В порыве мастерски разыгранного гнева Сакр  аль-Бар  выпрямился  во  весь
рост. Он понимал, что должен пустить в  ход  все  свое  красноречие  и  даже
бахвальство и отмести подозрение витиеватыми фразами и  широкими  страстными
жестами.
   - Чего бы я достиг, выполняя волю Османи? Разве его указания  помогли  бы
мне добыть более того, что я сегодня положил к твоим ногам?  Его  совет  мог
привести к беде. Разве вина за нее пала бы на Османи? Клянусь Аллахом,  нет!
Она пала бы на меня, и только на меня! А раз так, то и  заслуга  принадлежит
мне. Я никому  не  позволю  оспаривать  ее,  не  имея  на  то  более  веских
оснований, чем те, что я здесь услышал.
   Да, то была дерзкая речь, но еще более дерзкими были тон  Сакр  аль-Бара,
его пылающий взор  и  презрительные  жесты.  Однако  корсар,  без  сомнения,
одержал верх над пашой, подтверждение чего не заставило себя долго ждать.
   Асад опешил. Он перестал хмуриться, и на лице его  появилось  растерянное
выражение.
   - Ну, ну, Сакр аль-Бар, что за тон? - воскликнул он.  Сакр  аль-Бар,  как
будто захлопнувший дверь для примирения, вновь открыл ее.
   - Прости мне  мою  горячность,  -  покорно  произнес  он.  -  Тому  виной
преданность твоего раба, который служит  тебе  и  Вере,  не  щадя  жизни.  В
последнем походе я получил тяжкую рану. Шрам от нее - немой свидетель  моего
рвения. А где твои шрамы, Марзак?
   Марзак,  не  ожидавший  такого  вопроса,   оторопел,   и   Сакр   аль-Бар
презрительно усмехнулся.
   - Сядь, - попросил корсара Асад. - Я был несправедлив к тебе.
   - Ты - истинный фонтан и источник мудрости, о господин мой, и твои  слова
- подтверждение тому, - возразил Сакр аль-Бар. Он снова сел, скрестив  ноги.
- Признаюсь тебе, что, оказавшись во время  этого  плавания  вблизи  берегов
Англии, я решил высадиться и схватить одного негодяя, который несколько  лет
назад жестоко оскорбил меня. Я хотел расквитаться с ним. Но я сделал больше,
нежели намеревался, и  увел  с  собой  не  одного,  а  двух  пленников.  Эти
пленники... - продолжал он, полагая,  что  теперешнее  настроение  паши  как
нельзя более благоприятствует тому, чтобы  высказать  свою  просьбу.  -  Эти
пленники не были отправлены в баньо с остальными невольниками. Они находятся
на борту захваченной мною каракки.
   - И почему же? - спросил Асад, на сей раз без всякой подозрительности.
   - Потому, господин мой, что в награду за службу я  хочу  просить  у  тебя
одной милости.
   - Проси, сын мой.
   - Позволь мне оставить этих пленников себе.
   Асад слегка нахмурился. Он любил корсара и хотел ублажить его, но, помимо
его воли, жгучий яд, влитый Фензиле в его душу, вновь напомнил о себе.
   - Считай, что мое разрешение ты получил. Но не разрешение закона, ибо  он
гласит, что ни один корсар не возьмет из добычи даже самую малость  ценой  в
аспер до того, как добычу поделят, - прозвучал суровый ответ.
   - Закон? - удивился Сакр аль-Бар. - Но закон  -  это  ты,  о  благородный
господин мой!
   - Это не так, сын мой. Закон выше паши, и паша должен  повиноваться  ему,
дабы быть достойным своего высокого положения. И закон  распространяется  на
самого пашу, даже если он лично участвовал в набеге. Твоих пленников следует
немедленно отправить в баньо к остальным невольникам и завтра утром  продать
на базаре. Проследи за этим, Сакр аль-Бар.
   Корсар непременно возобновил бы свои просьбы, не заметь он выжидательного
взгляда  Марзака,  горящего  нетерпением  увидеть  погибель  противника.  Он
сдержался и с притворным равнодушием склонил голову.
   - В таком случае назначь за них цену, и я сейчас же заплачу в  казну.  Но
Асад покачал головой:
   - Не мне назначать им цену, а покупателям, - возразил  он.  -  Я  мог  бы
оценить их слишком высоко, что было бы несправедливо по  отношению  к  тебе,
или слишком низко, что было бы несправедливо по отношению к тем, кто пожелал
бы купить их. Отправь пленников в баньо.
   -  Будет  исполнено,  -  скрывая  досаду,  сказал  Сакр  аль-Бар;  он  не
осмеливался далее упорствовать в своих притязаниях.
   Вскоре корсар отправился выполнять распоряжение паши. Однако он  приказал
поместить Розамунду и  Лайонела  отдельно  от  других  пленников  до  начала
утренних торгов, когда им поневоле придется занять место рядом с остальными.
   После ухода Оливера Марзак остался с отцом во дворе крепости, и тотчас  к
ним  присоединилась  фензиле  -  женщина,  которая,  как   говорили   многие
правоверные, привезла в Алжир франкские повадки шайтана.

Глава 8

МАТЬ И СЫН

   Рано утром, едва смолкло чтение Шелада, к паше явился Бискайн  аль-Борак.
Его галера,  только  что  бросившая  якорь  в  гавани,  повстречала  в  море
испанскую рыбачью лодку, в которой оказался молодой мориск <Мориск - мориски
- мусульманское  население,  оставшееся  на  Пиренейском  полуострове  после
нападения  Гранадского  эмирата  (1492)  и   насильственного   обращения   в
христианство. Мориски, большей частью тайно  исповедовавшие  ислам,  жестоко
преследовались инквизицией. В 1609 - 1610 гг,  были  изгнаны  из  Испании.>,
направлявшийся в Алжир.  Известие,  побудившее  юношу  пуститься  в  далекое
плавание, было необычайно важным, и  целые  сутки  рабы  ни  на  секунду  не
отрывались от весел, чтобы судно Бискайна - флагман его флотилии - как можно
скорее добралось до дому.
   У мориска был двоюродный брат - новообращенный христианин, как и он  сам,
и, по всей видимости, такой же мусульманин в душе, - служивший  в  испанском
казначействе в Малаге. Он узнал, что в Неаполь снаряжается галера  с  грузом
золота,  предназначенного  для   выплаты   содержания   войскам   испанского
гарнизона. Из-за  скупости  властей  галера  казначейства  отправлялась  без
конвоя, но со строгим приказом не удаляться  от  европейского  побережья  во
избежание неожиданного нападения пиратов. Полагали,  что  через  неделю  она
сможет выйти в море, и мориск, не  медля,  решил  известить  об  этом  своих
алжирских братьев, дабы те успели перехватить ее.
   Асад поблагодарил молодого человека и,  пообещав  ему  в  случае  захвата
галеры солидную долю добычи, приказал приближенным позаботиться о нем. Затем
он послал за Сакр аль-Баром. Тем временем Марзак, присутствовавший при  этом
разговоре, отправился пересказать его матери.  Когда  в  конце  рассказа  он
добавил, что паша послал за Сакр аль-Баром, собираясь  именно  ему  поручить
важную экспедицию, Фензиле охватил приступ безудержного гнева:  значит,  все
ее намеки и предостережения ни к чему не привели.
   Как фурия, бросилась Фензиле в  полутемную  комнату,  где  отдыхал  Асад.
Марзак, не отставая ни на шаг, последовал за ней.
   - Что я слышу, о господин  мой?  -  воскликнула  она,  походя  скорее  на
строптивую дочь Европы, нежели на  покорную  восточную  невольницу.  -  Сакр
аль-Бар отправляется в поход против испанской золотой галеры?
   Полулежа на диване, паша смерил ее ленивым взглядом.
   - Ты знаешь кого-нибудь, кто более него преуспеет в таком деле? - спросил
он.
   - Я знаю того, о господин мой,  кого  долг  обязывает  предпочесть  этому
чужеземному проходимцу! Того, кто всецело предан тебе и заслуживает  полного
доверия. Того, кто не стремится удержать для себя часть добычи,  захваченной
во имя ислама.
   -  Ха!  -  произнес  паша.  -  Неужели  ты  вечно  будешь  поминать   ему
невольников? Ну и кто же он, твой образец добродетели?
   - Марзак, - злобно ответила Фензиле и указала на сына. -  Или  он  так  и
будет попусту растрачивать юность в неге и лености? Еще вчера  этот  грубиян
насмехался над тем, что у твоего сына нет ни одного шрама. Уж не в  саду  ли
Касбы он их приобретет? Что  суждено  ему:  довольствоваться  царапинами  от
колючек ежевики или учиться искусству воина и предводителя сынов веры, чтобы
ступить на путь, которым шел его отец?
   - Ступит он на него или нет, - возразил Асад, -  решит  султан  Стамбула,
Врата Совершенства. Мы здесь не более чем его наместники.
   - Но как султан утвердит Марзака твоим наследником, когда ты не  преподал
своему сыну науки правителя? Позор на твою голову, о отец Марзака, -  ты  не
гордишься сыном, что подобает последнему правоверному!
   - Да пошлет мне Аллах терпение! Разве я не сказал тебе,  что  Марзак  еще
слишком молод?
   - В его возрасте ты уже бороздил моря под началом великого Окьяни!
   - В его возрасте я по милости Аллаха был выше и сильнее  твоего  сына.  Я
слишком дорожу  им,  чтобы  позволить  ему  выйти  в  море,  прежде  чем  он
достаточно окрепнет. Я не хочу потерять его.
   - Посмотри на него, - настаивала Фензиле. - Он - мужчина,  Асад,  и  сын,
каким мог бы гордиться  любой  правоверный.  Не  самое  ли  для  него  время
препоясаться саблей и ступить на корму одной из твоих галер?
   - Она права, о отец мой! - взмолился Марзак.
   - Что? - рявкнул старый мавр. - Уж не хочешь ли ты участвовать в  схватке
с "испанцем"? Что знаешь ты о морских сражениях?
   - А что он может знать, когда родной отец не  удосужился  ничему  научить
его? - парировала Фензиле. - Уж не насмехаешься ли ты, о Асад, над изъянами,
которые есть не что иное, как естественный плод твоих собственных упущений?
   - Тебе не вывести меня из терпения, - проворчал Асад, явно теряя таковое.
- Я задам тебе только один вопрос: как, по-твоему, может ли Марзак  принести
победу исламу? Отвечай!
   - И отвечу: нет, не может. А пора бы. Твой долг -  отпустить  его  в  это
плавание, дабы он мог обучиться ремеслу, которое ждет его в будущем.
   Асад на минуту задумался.
   - Пусть будет по-твоему, - медленно проговорил он.  -  Ты  отправишься  с
Сакр аль-Баром, сын мой.
   - С Сакр аль-Баром? - в ужасе воскликнула Фензиле.
   - Лучшего наставника для него я не мог бы найти.
   - Твой сын отправится в плавание как чей-то слуга?
   - Как ученик, - поправил Асад, - А как же иначе?
   - Будь я мужчиной, о фонтан души моей, - проговорила Фензиле, - и имей  я
сына, никто, кроме меня, не был бы его наставником. Я бы  вылепила  из  него
свое второе я. Таков, о возлюбленный господин мой, твой долг перед Марзаком.
Не поручай его обучение постороннему, особенно тому, кому, несмотря на  твою
любовь к нему, я не могу доверять. Возглавь этот поход, а Марзак пусть будет
твоим кайей.
   Асад нахмурился.
   - Я слишком стар, - возразил он. - Два года я  не  выходил  в  море.  Как
знать, возможно, я уже утратил искусство побеждать. Нет, нет. -  Он  покачал
головой, и облачко грусти тронуло его суровое лицо, - Командир  теперь  Сакр
аль-Бар, и если Марзак пойдет в плавание, то только с ним.
   - Господин мой... - начала  было  Фензиле,  но  тут  же  остановилась.  В
комнату вошел невольник-нубиец и доложил паше, что  Сакр  аль-Бар  прибыл  в
крепость и ожидает приказаний своего господина во дворе. Асад сразу встал и,
как ни пыталась Фензиле удержать его, нетерпеливо отмахнулся от нее и вышел.
   Она смотрела ему вслед, и в ее прекрасных глазах  закипали  слезы  гнева.
Асад вышел на залитый  солнцем  двор,  и  в  полутемной  комнате  воцарилась
тишина, нарушаемая только отдаленными переливами серебристого смеха  младших
жен паши. Эти звуки раздражали и без  того  натянутые  нервы  старшей  жены.
Фензиле с проклятиями поднялась с дивана и хлопнула  в  ладоши.  На  ее  зов
явилась обнаженная по пояс негритянка с массивным  золотым  кольцом  в  ухе,
гибкая и мускулистая, как борец.
   - Вели им прекратить этот визг, - резко приказала Фензиле, - и скажи, что
если они еще раз потревожат меня, я велю их высечь.
   Вскоре  после  ухода  негритянки  смех  смолк:  младшие  жены  с  большей
покорностью подчинялись распоряжениям Фензиле, нежели  распоряжениям  самого
паши.
   Немного успокоившись, она подвела сына к резной решетке,  сквозь  которую
был виден весь двор. Стоя рядом с Сакр аль-Баром,  паша  рассказывал  ему  о
вести, привезенной мориском, и давал соответствующие указания.
   - Как скоро сможешь ты выйти в море? - закончил он.
   - Как только того потребует служба  Аллаху  и  тебе,  -  не  задумываясь,
ответил Сакр аль-Бар.
   - Хорошо сказано, сын мой. - Асад, окончательно  побежденный  готовностью
корсара, ласково положил руку на его плечо. -  В  таком  случае  отправляйся
завтра на восходе солнца. Времени на сборы тебе вполне хватит.
   - Тогда, с твоего позволения, я сейчас же пойду распорядиться, - заспешил
Сакр аль-Бар, хотя  необходимость  выйти  в  море  именно  сейчас  несколько
встревожила его.
   - Какие галеры ты возьмешь?
   - Против одной испанской? Мой галеас прекрасно справится с ней.  С  одним
судном мне будет легче укрыться в засаде, чем с целой флотилией.
   - О, ты столь же мудр, сколь отважен, - одобрил Асад. -  Да  пошлет  тебе
Аллах удачу!
   - Мне можно удалиться?
   - Подожди немного.  Дело  касается  моего  сына  Марзака.  Он  уже  почти
мужчина, и ему пора начать служить Аллаху и государству. Я  хочу,  чтобы  ты
взял его в плавание своим лейтенантом и так же наставлял его, как я когда-то
наставлял тебя.
   Сакр аль-Бару желание паши доставило так  же  мало  удовольствия,  как  и
Марзаку. Зная,  как  ненавидит  его  сын  Фензиле,  он  имел  все  основания
опасаться осложнений, если план Асада осуществится.
   - Как ты когда-то наставлял меня? - произнес он с притворной  грустью.  -
Не отправиться ли тебе вместе с нами, о Асад? В исламском мире  нет  равного
тебе. С какой радостью встал бы я вновь рядом с тобой на носу галеры, как  в
тот день, когда мы брали на абордаж "испанца".
   Асад внимательно посмотрел на корсара.
   - Ты тоже просишь меня выйти в море? - спросил он.
   - А тебя уже просили об этом?
   Природная проницательность не подвела  Сакр  аль-Бара,  и  он  сразу  все
понял.
   - Кто бы то ни был, он поступил хорошо, но никто не мог бы  желать  этого
более горячо, чем я. Ведь  никто  лучше  меня  не  познал  радость  битвы  с
неверными под твоим предводительством и сладость победы, одержанной  у  тебя
на глазах. Так отправляйся же, о господин мой, в славный поход  и  сам  будь
наставником своего сына - ведь это самая высокая честь, какой ты можешь  его
удостоить.
   Прищурив орлиные глаза, Асад задумчиво поглаживал седую бороду.
   - Клянусь Аллахом, ты искушаешь меня.
   - Дозволь мне сделать большее.
   - Нет, не надо! Я стар и слаб, кроме того - я нужен  здесь.  Не  пристало
старому льву охотиться за молодой газелью. Не растравляй  мне  душу.  Солнце
моих подвигов закатилось. Пускай мои питомцы,  воины,  которых  я  воспитал,
несут по морям мое имя и славу истинной веры.
   Взгляд паши затуманился. Он оперся о плечо Сакр аль-Бара и вздохнул.
   - Не скрою, твое предложение заманчиво. Но нет... Мое решение  неизменно.
Отправляйся без меня. Возьми с собой Марзака и привези его обратно  целым  и
невредимым.
   - Иначе я и сам не вернусь. Но я верю во Всеведущего.
   На этом Сакр аль-Бар удалился, постаравшись скрыть досаду, вызванную  как
самим плаванием, так и навязанной ему компанией. Он отправился  в  гавань  и
приказал Османи готовить к выходу в море большой галеас, доставить  на  борт
пушки, триста рабов на весла и столько же вооруженных корсаров.
   Асад вернулся в  комнату,  где  оставил  Фензиле  и  Марзака.  Он  пришел
сказать, что уступает их желанию, что  Марзак  пойдет  в  плавание  и  таким
образом будет иметь полную возможность показать, на что он способен.
   Однако вместо прежнего нетерпения его встретил плохо скрытый гнев.
   - О солнце, согревающее меня, - начала Фензиле.
   Паша по долгому опыту знал,  что  чем  ласковее  ее  слова,  тем  сильнее
злость, которую они скрывают.
   - Видно, мои советы значат для тебя не больше, чем шелест ветра, чем прах
на твоих подошвах!
   - И того меньше, - ответил  Асад,  забывая  привычную  снисходительность,
поскольку слова Фензиле вывели его из себя.
   - Значит, это правда! - почти закричала она.
   Марзак стоял за ее спиной, и его красивое лицо помрачнело.
   - Правда, - подтвердил Асад. - На рассвете, Марзак, ты взойдешь на галеру
Сакр аль-Бара и  под  его  началом  выйдешь  в  море  набраться  сноровки  и
доблести, благодаря которым он стал оплотом ислама, истинным копьем Аллаха.
   Но  желание  поддержать  мать  и  ненависть  к  авантюристу,   грозившему
узурпировать его законные права, толкнули Марзака на неслыханную дерзость.
   - Когда я выйду в море с этим назарейским псом, - хрипло сказал юноша,  -
он займет подобающее ему место на скамье для гребцов!
   - Что?! - словно разъяренный зверь взревел  Асад,  резко  повернувшись  к
сыну. Жесткое выражение его внезапно  побагровевшего  лица  привело  в  ужас
обоих заговорщиков. - Клянусь бородой Пророка! И ты говоришь это мне?
   Паша  почти  вплотную  приблизился  к  Марзаку,  однако  Фензиле  вовремя
бросилась между ними, как львица, грудью встающая на защиту своего детеныша.
Тогда паша, взбешенный неповиновением Марзака и готовый излить бешенство как
на сына, так и на жену, схватил ее своими жилистыми старческими руками и  со
злостью отшвырнул в  сторону.  Фензиле  споткнулась  и  рухнула  на  подушки
дивана.
   - Да проклянет тебя Аллах! - крикнул Асад попятившемуся от него  Марзаку.
- Так, значит, эта своевольная мигера не только выносила тебя в своем чреве,
но и научила заявлять мне прямо в лицо,  что  тебе  по  вкусу,  а  что  нет?
Клянусь Кораном, слишком долго  терпел  я  ее  лукавые  чужеземные  повадки!
Похоже, она  и  тебя  научила  противиться  воле  родного  отца!  Завтра  ты
отправишься в море с Сакр аль-Баром. Я так велю. Еще слово, и ты займешь  на
галере то самое место, которое прочил ему, - на