м ссоры, женский горький плач и - после
всего этого - хоровую песню.
     Устав прислушиваться, я сел и погрузился в раздумье. Гез сказал правду:
трудно было ждать впереди чего-нибудь хорошего при этих условиях.  Я  решил,
что если ближайший день не переменит всей этой злобной нечистоты в  хотя  бы
подобие спокойной жизни, - самое лучшее для меня  будет высадиться на первой
же  остановке. Я был  сильно  обеспокоен  поведением  Геза. Хотя я не  видел
прямых причин его ненависти ко мне, все же сознавал, что так должно быть. Он
был естествен в своей ненависти. Он не понимал меня, я - его. Поэтому, с его
характером,  образовалось  военное положение, и с гневом, с тяжелым чувством
безобразия минувшей сцены, я лег, но лег не раздеваясь, так как не знал, что
еще может произойти.
     Улегшись,  я  закрыл  глаза, скоро  опять  открыв  их.  При  моем  этом
состоянии сон был прекрасной,  но наивной выдумкой. Я  лежал так долго,  еще
раз  обдумывая события  вечера, а  также  объяснение  с Гезом завтра  утром,
которое считал неизбежным. Я стал наконец надеяться, что когда Гез очнется -
если только  он  сможет очнуться, - я  сумею  заставить его  искупить  дикую
выходку, в которой он едва  ли не раскаивается уже теперь. Увы,  я мало знал
этого человека!




Глава XVI

     Прошло  минут пятнадцать, как,  несколько  успокоясь, я  представил эту
возможность. Вдруг шум, слышный на расстоянии коридора, словно бы за стеной,
перешел в коридор. Все или почти все вышли оттуда, возясь около моей двери с
угрожающими и беспокойными криками. Было слышно каждое слово.
     - Оставьте ее! - закричала женщина. Вторая злобно твердила:
     - Дура ты, дура! Зачем  тебя черт понес с нами? Послышался плач, возня;
затем ужасный, истерический крик:
     - Я не могу, не могу! Уйдите, уйдите к черту, оставьте меня!
     - Замолчи!  - крикнул  Гез, По-видимому, он зажимал ей рот. - Иди сюда.
Берите ее, Синкрайт!
     Возня, молчание  и  трение  о  стену  ногами,  перемешиваясь  с  частым
дыханием, показали, что упрямство или другой род сопротивления хотят сломить
силой.  Затем долгий, неистовый  визг оборвался криком  Геза: "Она кусается,
дьявол!" - и позорный звук тяжелой пощечины прозвучал среди громких рыданий.
Они перешли в вопль, и я открыл дверь.
     Мое внезапное появление  придало гнусной картине краткую неподвижность.
На заднем плане,  в  дверях салона,  стоял сумрачный Бутлер, держа за  талию
раскрасневшуюся блондинку и наблюдая происходящее с невозмутимостью уличного
прохожего. Гез тащил в салон темноволосую  девушку; тянул ее за руку. Ее лиф
был  расстегнут,  платье сползло с  плеч,  и,  совершенно ошалев, пьяная,  с
закрытыми глазами,  она  судорожно рыдала; пытаясь  вырваться,  она едва  не
падала  на  Синкрайта,  который,  увидев меня, выпустил другую руку  жертвы.
Рыжая  женщина, презрительно подбоченясь, смотрела свысока на темноволосую и
курила, отбрасывая руку от рта резким движением хмельной твари.
     -  Пора  прекратить  скандал,  - сказал  я  твердо.  -  Довольно  этого
безобразия. Вы, Гез, ударили эту женщину.
     - Прочь! - крикнул он, наклонив голову.
     Одновременно с тем он опустил руку так, что  не ожидавшая этого женщина
повернулась  вокруг  себя  и  хлопнулась  спиной  о  стену.  Ее  глаза  дико
открылись. Она была жалка и мутно, синевато бледна.
     - Скотина! - Она говорила, задыхаясь и хрипя, указывая на Геза пальцем.
- Это он! Негодяй ты! Послушайте, что было, - обратилась она ко мне. -  Было
пари. Я проиграла. Проигравший должен выпить бутылку. Я больше пить не могу.
Мне  худо.  Я  выпила столько, что и не угнаться этим соплякам. Насильно  со
мной ничего не сделаешь. Я больна.
     - Идешь ты? - сказал Гез, хватая  ее за шею. Она вскрикнула  и  плюнула
ему  в лицо.  Я успел  поймать занесенную руку  капитана, так как его  кулак
мелькнул мимо меня.
     -  Ступайте, ступайте!  - испуганно  закричал Синкрайт. - Это  не  ваше
дело!
     Я  боролся с  Гезом.  Видя,  что я заступился,  женщина  вывернулась  и
отбежала  за мою спину.  Изогнувшись, Гез отчаянным усилием  вырвал от  меня
свою  руку. Он был в слепом  бешенстве. Дрожали его плечи, руки;  тряслось и
кривилось лицо. Он  размахнулся; удар  пришелся  мне по  локтю  левой  руки,
которой  я  прикрыл  голову.  Тогда, с  искренним сожалением о невозможности
сохранять далее мирную позицию, я измерил расстояние и нанес ему прямой удар
в рот, после чего Гез грохнулся во весь рост, стукнув затылком.
     -  Довольно! Довольно! - закричал  Бутлер. Женщины, взвизгнув, исчезли,
Бутлер встал  между мной и  поверженным капитаном, которого,  приподняв  под
мышки, Синкрайт  пытался  прислонить к стенке. Наконец  Гез  открыл  глаза и
подобрал ногу; видя, что он жив, я вошел в каюту и повернул ключ.
     Все трое  говорили за дверью промеж  себя, и я время  от времени слышал
отчетливые ругательства.  Разговор  перешел  в  подозрительный шепот;  потом
кто-то из них выразил удивление коротким восклицанием и ушел наверх довольно
поспешно.  Мне  показалось, что это Синкрайт. В  то  же  время  я приготовил
револьвер, так как следовало ожидать продолжения. Хотя нельзя было допустить
избиения  женщины  - безотносительно к  ее  репутации,  -  в  чувствах  моих
образовалась скверная муть, подобная оскомине.
     Послышались шаги возвратившегося Синкрайта. Это был он, так как, придя,
он громко сказал:
     - Однако наш пассажир молодец! И то правду сказать, вы первый начали!
     - Да, я погорячился, - ответил, вздохнув Гез. - Ну, что же, я наказан -
и за  дело; мне  нельзя  так распускаться. Да, я вел себя безобразно. Как вы
думаете, что теперь сделать?
     - Странный вопрос. На вашем месте я немедленно уладил бы всю историю.
     - Смотрите, Гез! - сказал Бутлер; понизив голос, он прибавил: - Мне все
равно, но - знайте, что я сказал. И не забудьте.
     Гез медленно рассмеялся.
     - В самом деле! - сказал он. - Я сделаю это немедленно.
     Капитан  подошел к моей двери  и постучал кулаком с решимостью нервной,
прямой натуры.
     - Кто стучит? - спросил я, поддерживая нелепую игру.
     - Это я, Гез. Не бойтесь открыть. Я жалею о том, что произошло.
     -  Если вы  действительно  раскаиваетесь, - возразил я,  мало веря  его
заявлению, - то скажете мне то же самое, что теперь, но только утром.
     Раздался странный скрип, напоминающий скрежет.
     -  Вы  слушаете?  - сказал Гез сумрачно, подавленным тоном. - Я клянусь
вам. Вы  можете мне  поверить. Я стыжусь себя.  Я готов сделать что  угодно,
только чтобы иметь возможность немедленно пожать вашу РУКУ.
     Я знал, что  битые часто проникаются уважением и - как это ни странно -
иногда даже  симпатией  к  тем, кто их физически  образумил.  Судя по тону и
смыслу  настойчивых  заявлений  Геза,  я  решил,  что  сопротивляться  будет
напрасной жестокостью. Я открыл дверь  и,  не выпуская револьвера, стоял  на
пороге.
     Взгляд Геза объяснял все, но было уже  поздно. Синкрайт захватил дверь.
Пять или шесть  матросов,  по-видимому сошедших вниз  крадучись,  так как  я
шагов  не  слышал, стояли наготове,  ожидая приказания. Гез  вытирал платком
распухшую губу.
     - Кажется, я имел глупость вам поверить, - сказал я.
     - Держите его, - обратился Гез к матросам. - Отнимите револьвер!
     Прежде  чем  несколько  рук успели  поймать  мою  руку,  я увернулся  и
выстрелил два раза, но  Гез отделался  только тем,  что согнулся, отскочив в
сторону. Прицелу помешали толчки. После этого я был обезоружен и притиснут к
стене. Меня держали так крепко, что я мог только поворачивать голову.
     -  Вы меня ударили, - сказал  Гез.  - Вы все время  оскорбляли меня. Вы
дали мне понять, что  я вас ограбил.  Вы держали себя так, как  будто  я ваш
слуга. Вы сели мне на шею, а теперь пытались убить. Я вас не трону. Я мог бы
заковать  вас и бросить в трюм, но не  сделаю этого.  Вы немедленно покинете
судно.  Не головой вниз,  -  я  не так жесток, как  болтают  обо  мне разные
дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
     Этого я  не  ожидал, и хотя был сильно встревожен,  мой  гнев  дошел до
предела, за  которым я предпочитал все  опасности  моря  и  суши  дальнейшим
издевательствам Геза.
     - Вы затеваете убийство, - сказал я.  - Но помните, что до Дагона никак
не более ста миль, и, если я попаду на берег, вы дадите ответ суду.
     -  Сколько угодно, - ответил  Гез. -  За такое  редкое  удовольствие  я
согласен  заплатить головой. Вспомните, однако, при каких странных  условиях
вы  появились на корабле!  Этому  {есть}  свидетели.  Покинуть  "Бегущую  по
волнам" {тайно} - в вашем духе. Этому {будут} свидетели.
     Он декламировал, наслаждаясь  грозной ролью и закусив удила.  Я оглядел
матросов. То был подвыпивший, мрачный сброд, ничего не терявший, если бы ему
даже  приказали  меня  повесить.  Лишь  молчавший  до  сего  Бутлер  решился
возразить:
     -  Не будет  ли немного много,  капитан? Гез так посмотрел на него, что
тот плюнул и ушел.  Капитан был совершенно невменяем. Как ни странно, именно
эти слова Бутлера подстегнули мою решимость  спокойно сойти в шлюпку. Теперь
я  не остался бы ни  при каких  просьбах.  Мое негодование  было безмерно  и
перешагнуло всякий расчет.
     - Давай шлюпку, подлец! - сказал я.
     Все мы быстро поднялись  наверх. Стоял мрак, но скоро принесли  фонарь.
"Бегущая" легла в дрейф. Все это совершалось безмолвно,  - так казалось мне,
потому что я был в состоянии напряженной,  болезненной отрешенности. Матросы
принесли  мои вещи.  Я не считал  их и не проверял. Значение  совершающегося
смутно маячило в  далеком углу сознания.  Были приспущены тали, и я вошел  в
шлюпку,  повисшую  над  водой.  Со  мной  вошел  матрос,  испуганно  твердя:
"Смотрите, вот весла". Затем неизвестные руки перебросили мои вещи. Фигур на
борту  я  не различал. "К дьяволу!"  -  сказал Гез. Матрос, двигая  фонарем,
яркое  пятно  которого создавало на шлюпке странный уют, держался  за  борт,
ожидая, когда меня  спустят вниз. Наконец шлюпка двинулась и встряхнулась на
поддавшей  ровной  волне.  Стало  качать.  Матрос  отцепил  тали  и   исчез,
карабкаясь по ним вверх.
     Все было кончено. Волны уже отнесли шлюпку от корабля так, что я видел,
как бы через мостовую, ряд круглых освещенных окон низкого дома.




Глава XVII

     Я вставил весла, но продолжал неподвижно сидеть, с невольным бесцельным
ожиданием.  Вдруг  на палубе  раздались возгласы, крики, спор и  шум  -  так
внезапно  и  громко,  что  я не  разобрал, в  чем  дело. Наконец  послышался
требовательный женский голос, проговоривший резко и холодно:
     - Это мое дело, капитан Гез. Довольно,  что я так хочу! Все дальнейшее,
что я услышал, звучало изумлением и яростью. Гез крикнул:
     - Эй вы, на шлюпке! Забирайте ее! - Он прибавил, обращаясь неизвестно к
кому: - Не знаю, где он ее прятал!
     Второе его обращение ко мне было, как и первое, без имени:
     - Эй вы, на шлюпке!
     Я не удостоил его ответом.
     - Скажите ему сами, черт побери! - крикнул Гез.
     - Гарвей! -  раздался свежий, как будто бы знакомый голос неизвестной и
невидимой женщины. - Подайте шлюпку к трапу, он будет спущен сейчас. Я еду с
вами.
     Ничего не  понимая, я между тем сообразил, что, судя по голосу,  это не
могла быть кто-нибудь из компании Геза. Я не колебался, так как  предпочесть
шлюпку  безопасному  кораблю  возможно   лишь  в  невыносимых,  может  быть,
угрожающих для жизни условиях. Трап  стукнул; отвалясь и наискось упав вниз,
он коснулся воды. Я подвинул шлюпку и ухватился за трап, всматриваясь наверх
до боли в глазах, но не различая фигур.
     - Забирайте вашу подругу! - сказал Гез. - Вы, я вижу, ловкач.
     - Черт  его разорви, если я пойму, как он  ухитрился  это проделать!  -
воскликнул Синкрайт.
     Шагов  я  не  слышал. Внизу трапа появилась стройная закутанная фигура,
махнула рукой  и перескочила  в шлюпку точным движением. Внизу было светлее,
чем смотреть вверх, на палубу. Пристально  взглянув на меня,  женщина нервно
двинула  руками под  скрывавшим ее  плащом и села на  скамейку  рядом с той,
которую занимал я. Ее лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я
не видел, лишь поймал блеск черных глаз. Она отвернулась, смотря на корабль.
Я все еще удерживался за трап.
     - Как это произошло? - спросил я, теряясь от изумления.
     -  Какова наглость! - сказал Гез  сверху. - Плывите, куда хотите, и  от
души желаю вам накормить акул!
     - Убийца! - закричал я. - Ты  еще  ответишь за эту двойную гнусность! Я
желаю тебе как можно скорее получить пулю в лоб!
     -  Он  получит  пулю, -  спокойно,  почти рассеянно сказала неизвестная
женщина,  и я  вздрогнул.  Ее появление начинало меня мучить, - особенно эти
беспечные, твердые глаза.
     -  Прочь  от  корабля! - сказала  она  вдруг и  повернулась  ко мне.  -
Оттолкните его веслом.
     Я  оттолкнулся, и нас  отнесло волной. Град насмешек полетел с  палубы.
Они были слишком гнусны, чтобы их повторять здесь. Голоса и корабельные огни
отдалились.  Я  машинально греб, смотря, как  судно, установив паруса, взяло
ход. Скоро его огни уменьшились, напоминая ряд искр.
     Ветер дул  в  спину.  По  моему  расчету,  через два  часа  должен  был
наступить рассвет. Взглянув на свои часы с светящимся циферблатом, я увидел,
именно, без пяти минут четыре. Ровное волнение  не представляло опасности. Я
надеялся,  что  приключение  окончится  все  же  благополучно,  так  как  из
разговоров на  "Бегущей" можно  было  понять,  что эта  часть  океана  между
Гарибой и полуостровом весьма судоходна. Но больше всего меня занимал теперь
вопрос, кто и почему сел со мной в дикую ночь.
     Между тем стало если не  светлеть,  то  яснее  видно. Волны отсвечивали
темным стеклом. Уже я хотел обратиться с целым рядом естественных и законных
вопросов, как женщина спросила:
     - Что вы теперь чувствуете, Гарвей?
     - Вы меня знаете?
     - Я знаю, как вас зовут; скажу вам и свое имя: Фрези Грант.
     - Скорее мне следовало бы  спросить вас, - сказал  я, снова  удивясь ее
спокойному  тону, -  да, именно  спросить, как  чувствуете себя вы  -  после
своего  отчаянного поступка, бросившего нас  лицом к  лицу в  этой проклятой
шлюпке посреди океана? Я был потрясен; теперь я, к этому, еще оглушен. Я вас
не  видел на корабле.  Позволительно  ли  мне  думать,  что  вас  удерживали
насильно?
     -  Насильно?! - сказала она, тихо и лукаво смеясь. -  О нет, нет! Никто
никогда  не  мог удержать меня насильно,  где бы то  ни  было.  Разве  вы не
слышали, что кричали вам с палубы? Они считают вас хитрецом, который спрятал
меня в  трюме  или еще  где-нибудь, и поняли так, что я не  хочу бросить вас
одного.
     - Я не могу знать что-нибудь о вас против вашей воли. Если вы захотите,
вы мне расскажете.
     - О, это неизбежно, Гарвей. Но только подождем. Хорошо?
     Предполагая, что  она взволнована,  хотя удивительно владеет  собой,  я
спросил,  не  выпьет  ли она  немного  вина, которое у меня было в баулах. -
чтобы укрепить нервы.
     - Нет, - сказала она. - Я не нуждаюсь в этом. Но вы, конечно, хотели бы
увидеть, кто эта, непрошеная, сидит с вами. Здесь есть фонарь.
     Она перегнулась назад и вынула из кормового камбуза фонарь,  в  котором
была свеча. Редко я так волновался, как в ту минуту, когда, подав ей спички,
ждал света.
     Пока она это  делала,  я видел тонкую  руку и железный переплет фонаря,
оживающий  внутри ярким  огнем. Тени, колеблясь, перебежали в  лодке.  Тогда
Фрези  Грант захлопнула  крышку фонаря, поставила его между нами и  сбросила
покрывало. Я никогда не забуду ее - такой, как видел теперь.
     Вокруг неб  стоял отсвет,  теряясь  среди  перекатов волн.  Правильное,
почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой было полно прелестной, нервной
игры, выражавшей  в данный  момент,  что  она забавляется  моим возрастающим
изумлением.  Но  в ее черных глазах  стояла неподвижная  точка;  глаза, если
присмотреться к  ним, вносили впечатление  грозного и томительного упорства;
необъяснимую  сжатость,  молчание, -  большее,  чем молчание  сжатых  губ. В
черных еЈ волосах  блестел жемчуг гребней. Кружевное платье оттенка слоновой
кости, с открытыми  гибкими  плечами,  так же  безупречно белыми,  как лицо,
легло  вокруг стана широким опрокинутым веером, из пены  которого выступила,
покачиваясь,  маленькая  нога  в  золотой  туфельке.  Она  сидела,  опираясь
отставленными руками о палубу кормы, нагнувшись ко мне слегка, словно хотела
дать лучше рассмотреть свою внезапную красоту. Казалось, не среди опасностей
морской ночи, а в дальнем углу дворца присела, устав от музыки и  толпы, эта
удивительная фигура.
     Я смотрел, дивясь, что не ищу объяснения. Все перелетело, изменилось во
мне,  и  хотя  чувства правильно  отвечали действию, их острота  превозмогла
всякую мысль. Я слышал стук своего сердца в груди, шее, висках; оно  стучало
все быстрее и  тише, быстрее и тише. Вдруг меня охватил страх;  он рванул  и
исчез.
     - Не бойтесь, - сказала  она. Голос ее изменился, он стал мне знаком, и
я вспомнил, {когда} слышал его.  - Я вас оставлю, а вы слушайте,  что скажу.
Как  станет светать,  держите на  юг  и гребите так скоро, как хватит сил. С
восходом солнца встретится вам  парусное  судно,  и оно возьмет вас на борт.
Судно идет в  Гель-Гью, и,  как вы туда прибудете, мы там увидимся. Никто не
должен знать, что я была  с вами,  - кроме одной,  которая пока  скрыта.  Вы
очень хотите увидеть Биче Сениэль, и вы  встретите ее,  но помните, {что  ей
нельзя сказать обо  мне}. Я была  с вами  потому, чтобы вам не было  жутко и
одиноко.
     - Ночь темна, - сказал  я, с трудом  поднимая  взгляд, так как утомился
смотреть - Волны, одна волны кругом!
     Она  встала и положила руку на мою голову. Как  мрамор в луче, сверкала
ее рука.
     - Для меня  там,  -  был  тихий ответ, -  одни волны, и среди них  есть
остров; он сияет все  дальше, все ярче. Я тороплюсь, я спешу; я увижу его  с
рассветом. Прощайте! Все ли еще  собираете свой венок? Блестят ли его цветы?
Не скучно ли на темной дороге?
     - Что мне сказать вам? - ответил я. -  Вы здесь, это  и есть мой ответ.
Где  остров,  о котором вы  говорите? Почему вы одна?  Что вам угрожает? Что
хранит вас?
     - О, - сказала она печально,  - не задумывайтесь о  мраке. Я  повинуясь
себе и знаю, чего хочу. Но об этом говорить нельзя.
     Пламя свечи сияло; так был резок его блеск, что я снова отвел глаза.  Я
видел  черные плавники, пересекающие волну, подобно буям; их хищные движения
вокруг шлюпки, их беспокойное снование взад и вперед отдавало угрозой.
     - Кто это? - сказал я. - Кто эти чудовища вокруг нас?
     - Не обращайте внимания и не бойтесь за меня, - ответила она.  - Кто бы
ни  были они  в своей жадной надежде, ни тронуть меня, ни  повредить мне они
больше не могут.
     В то время, как она говорила это, я поднял глаза.
     - Фрези Грант! - вскричал я с тоской, потому что жалость охватила меня.
- Назад!..
     Она была на воде, невдалеке, с правой стороны, и  ее медленно  относило
волной.   Она   отступала,  полуоборотясь   ко  мне,   и,   приподняв  руку,
всматривалась,  как если бы уходила от постели  уснувшего человека, опасаясь
разбудить  его  неосторожным движением. Видя, что  я смотрю,  она кивнула  и
улыбнулась.
     Уже не совсем ясно  видел  я, как  быстро и легко  она бежит  прочь,  -
совсем как девушка в темной, огромной зале.
     И тотчас дьявольские плавники акул или других мертвящих нервы созданий,
которые показывались, как прорыв снизу черным  резцом, повернули стремглав в
ту  сторону, куда  скрылась  Фрези  Грант, бегущая по  волнам,  и, скользнув
отрывисто, скачками, исчезли.
     Я был один;  покачивался  среди волн  и  смотрел  на  фонарь; свеча его
догорала.
     Хор мыслей пролетел и  утих. Прошло некоторое время, в течение которого
я