зам  и коррупции",  заставило молодоженов Иоэла и
Иегудит Айзексонов покинуть Израиль.  Поселились они  в  иерусалимском
пригороде Мевассерете, где купили полуразрушенный двухкомнатный домик,
вернее,  как пишет  Ирвин  Айзексон,  "лачугу  с  самыми  примитивными
удобствами".  И  после  того как домик был отремонтирован и приведен в
сравнительно  годное  для  жилья  состояние,  на  новоселов  обрушился
влиятельный  сосед  - шеф местной шайки молодых гангстеров Эли Сибони.
Это  имя  наводит  страх  на  всех  жителей  мрачного   иерусалимского
пригорода.
     Известные далеко за пределами Мевассерета своими вымогательствами
и  ограблениями,  братья Сибони решили выжить неугодных им соседей.  В
ход были пущены все средства -  от  разграбления  дома  и  уничтожения
фруктовых  деревьев  до отравления собаки и нападения на...  крохотную
Михель, дочурку Айзексонов.
     Молодые Айзексоны вынуждены были бежать.
     Единственное, но весьма слабое утешение для них то,  что  они  не
первые и,  очевидно,  не последние жертвы молодых гангстеров. Подчинив
себе группу безработных парней,  братья Сибони вот уже  несколько  лет
тиранят  весь  пригород.  Это  я  утверждаю уже не только на основании
письма Айзексона и скупых,  но довольно частых  сообщений  израильской
печати.  Я слышал,  с какой дрожью в голосе Иосиф Друзес,  проживший в
Мевассерете два с половиной месяца, говорил мне в Остии:
     - Там, где правят братья Сибони, там люди жить не могут. Впрочем,
у молодых парней есть  единственный  выход  -  пойти  на  поклон  и  в
услужение к гангстерам.
     Тойва Ценнерман,  правда,  в Мевассерете не проживала. Но "слава"
братьев-гангстеров  докатилась  и  до  Тель-Авива.  И  когда чиновники
министерства абсорбции,  куда в  поисках  жилья  пришла  потерявшая  в
Израиле   мужа   женщина,  направили  ее  с  детьми  на  жительство  в
Мевассерет, она бежала из страны.
     Двадцать шесть    дней    сумел    выдержать   в   этом   городке
девятнадцатилетний Борис Фудман.  Двадцать пять дней он искал  работу.
Один  день  он работал...  подручным подпольного торговца наркотиками.
Шайка братьев Сибони решила его "испытать" на этой  простейшей,  с  их
точки зрения, работенке.
     - Стать преступником не хотел,  - рассказывает Борис.  -  Остался
один выход:  бежать! Бежать, пока преступная среда не засосала меня со
всеми потрохами!
     Таков моральный  климат  в  городке,  от которого рукой подать до
"исторической столицы" государства Израиль.
     "Духовное гетто - его выдержать нельзя".
     "Догмы иудаизма имеют силу государственных законов - это душит".
     "Люди, совсем   далекие   от  религии,  должны  заискивать  перед
приверженцами иудаизма  -  это  воспитывало  в  нас  пресмыкательство,
потерю собственного достоинства".
     Я привел  на  выборку  несколько  фраз  из  моих  блокнотов,  где
записаны   неприукрашенные   повествования  бежавших  из  сионистского
государства молодых  людей.  Об  удушающей  атмосфере  распоясавшегося
иудаистского  догматизма  написал  мне  из  Афин  Григорий  Экстер.  И
проиллюстрировал  свое  письмо  двумя   десятками   любительских,   но
достаточно выразительных фото.
     Семнадцатилетним парнем уехал он  в  Израиль  из  Кишинева.  Отец
мотивировал необходимость отъезда тем,  что его ждет не дождется мать.
Однако она  встретила  сына  более  чем  прохладно.  Трепещущая  перед
клерикальными  властями старуха была уверена,  что ее сын Ефим оставит
свою жену русской национальности в Кишиневе.  Мать  мечтала  обвенчать
сына  с "настоящей женой".  Это в Советском Союзе,  отмечает Григорий,
никого не трогает любой  смешанный  брак,  а  в  Израиле  клерикалы  и
сионисты не очень-то жалуют "иноверных" жен.  А отец Григория, глупец,
привез с собой Валентину Васильевну.  Помимо нее, не очень-то пришелся
по вкусу старой бабушке и внук;  в его характере и, главное, внешности
ее ужаснуло многое, унаследованное от "чужеродной" матери.
     В такой обстановке жить,  естественно, было нельзя. Изведав ужасы
прозябания в трущобе, Экстеры бежали из Израиля.
     Только ли  потому,  что,  как  пишет  мне  Гриша,  "в сионистском
Израиле людей без капитала за людей не считают"?
     Нет, семья  Экстер,  и  прежде  всего  самый  молодой  из  них  -
Григорий,  -  не   могла   смириться   с   фанатическим   догматизмом,
составляющим  вкупе с антикоммунизмом и расизмом существо современного
сионистского  движения.  Сколько   пришлось   за   несколько   месяцев
пребывания  в  стране  юноше  выстрадать  из-за  родной  матери "чужой
крови"! Недаром он сравнивает свое положение в Израиле с беспросветным
существованием  калек,  которые "стоят на автобусных станциях и просто
на улицах с консервной банкой в руках и просят на кусок хлеба".
     Не привожу цифр,  иллюстрирующих динамику  роста  реэмиграции  из
Израиля,  -  за  самый  короткий  срок  эти цифры безнадежно устареют.
Воспользуюсь только наблюдением Бори Глейзера,  с которым встретился в
Остии.  Увезенный  родителями  из Белоруссии за четыре месяца до того,
как мог получить советский паспорт,  Боря, изведавший полуторагодичные
тяготы   израильской   жизни,   подметил  весьма  характерную  примету
массового бегства:
     - Родители привезли меня в Израиль в конце семьдесят  четвертого.
Витрины  и  окна дверей комиссионных и скупочных магазинов были сплошь
размалеваны  разноцветными  надписями:  "Вниманию   приехавших   олим!
Покупаем  и  платим  хорошие деньги!.." И дальше перечислялись пуховые
подушки и узбекские ковры,  рижские транзисторы и янтарные  изделия  и
еще  много прочего.  У магазинов суетились зазывалы.  А в конце нашего
пребывания можно  было  уже  увидеть  скромные  объявления:  "Вниманию
уезжающих олим!.." Перечислений нужных вещей уже не было,  но у дверей
толпились люди с тюками. Как раз в очереди я и познакомился с парнем и
девушкой  из Аргентины.  Они меня предупредили,  что за купленные вещи
дают чуть ли не полцены.  Девушка объяснила:  "Они пользуются тем, что
мы  торопимся  и  стараемся  поскорей  выбраться отсюда - вдруг власти
найдут какой-нибудь предлог,  чтобы аннулировать  выездные  документы.
Они же прекрасно понимают,  что такие "туристы",  как мы, никогда сюда
не  вернутся".  А  парень  добавил:  "Ничего  не  поделаешь,  придется
продавать  вещи  за любую цену,  только бы поскорее уехать.  Ты же сам
знаешь, остаться здесь - это значит загубить жизнь".

                      Вот так научное открытие!

     Если приведенные мною  рассказы  молодых  беженцев  попадутся  на
глаза  израильским  сионистам,  знаю,  они  злобно  повторят  модную в
Израиле   фразу:   "Так    говорят    люди,    зараженные    еврейским
антисемитизмом".  Затем  обязательно последуют издевательские насмешки
над    "запутавшимися    в    сети    сентиментальных     воспоминаний
антипатриотичными слюнтяями". Одни тоскуют, другие делают на этом свой
бизнес:  доносят на  тоскующих.  Вот  типичная  формулировка  доносов:
"Вчера вечером наши соседи с грустью пели, сначала поодиночке, а затем
все вместе,  песню Дунаевского о советской Одессе,  и еще  вспоминали,
что эту мелодию каждый час играют одесские куранты".
     Обвинение против  одного  из  "нестойких",  проживающего в Холоне
бывшего   ленинградца,   подхватило   множество   израильских   газет.
"Виновный"  осмелился  при  детях  воскликнуть:  "Ах,  пройтись  бы по
ленинградским мостам,  увидеть бы Неву!  За час такой  прогулки  готов
отдать   год   жизни!"  Органы  сионистской  пропаганды,  изощряясь  в
остроумии,   осыпали   "антипатриотичного   слюнтяя"   издевательскими
насмешками  вроде такой:  "Антипатриота,  который так тоскует по чужой
Неве, стоило бы окунуть головой вниз в наше родное Мертвое море - если
выплывет, больше никогда не будет тосковать по Неве!"
     Насмешки насмешками,  но  израильские  власти  всерьез  стараются
оградить новоприбывших от всего,  что напоминает им о покинутой родной
земле.  Скажем,  когда цензура приметила в  декорациях  антисоветского
ревю "От Крещатика до Дизенгофа" силуэты молодых березок,  театру было
приказано убрать "деревья,  по которым льют слезы нестойкие олим". Их,
испытывающих  неизбывную  тоску  по  советской  земле,  по  утраченным
радостям   свободного   труда  и  созидания,  по  загубленным  светлым
перспективам,  озлобленные  сионистские   пропагандисты   осмеливаются
именовать "людьми, зараженными еврейским антисемитизмом".
     Нашлись даже    ученые    деятели,   готовые   подкрепить   такое
клеветническое  утверждение  псевдонаучной  белибердой.  Доктор   Арье
Левитин   из   Иерусалима,   например,   осмеливается  утверждать:  "Я
столкнулся в Израиле с новым  психопатологическим  симптомом,  еще  не
описанным   в   науке,   который   можно  было  бы  назвать  симптомом
генерализованной ненависти к земле своих отцов. Да, я не оговорился, -
подчеркивает   доктор,   -   это   особое   эмоциональное   состояние,
проявляющееся в ненависти к солнцу,  к  камням,  языку  и  людям  этой
страны".
     Неужели яростному буржуазному националисту Левитину невдомек, что
"генерализованная"   ненависть   так   и   прет   из  его  собственных
разглагольствований?    Нечего,    господин    доктор,    прикрываться
высокопарными рассуждениями о солнце и камнях,  о языке и людях! Очень
многие бывшие молодые граждане социалистических стран  не  приемлют  в
Израиле драконовских жестоких порядков,  установленных сионистами.  Не
приемлют сионистские мертвые догмы и постулаты,  убивающие в людях то,
без  чего  человек  жить  не может,  - надежду.  Не приемлют оголтелое
отречение сионистов  от  всего,  что  не служит их классовым и расовым
интересам.  Задыхаются в  удушливой  атмосфере  лжи  и  лицемерия.  Не
выносят  унижающего  их социального неравенства.  Возмущены разгульной
жизнью роскошествующей буржуазии и высокомерием  наезжающих  в  страну
заокеанских  благодетелей.  Подавлены непрерывной,  ни на один день не
затухающей военной истерией.
     А сионисты  приклеивают   им   ярлычок   "не   подготовленных   к
современному  европеизму  провинциалов"  и  дают презрительные,  по их
понятиям, клички "еврей из Бобруйска" и "местечковый аристократ".
     И можно  только  горько  сожалеть,  что  бежавшим из сионистского
государства  парням  и  девушкам   потребовалось   столь   мучительное
"испытание   Израилем",  чтобы  осознать,  сколько  высокой  правды  в
искренних строках советского  поэта  Хаима  Бейдера,  переведенных  на
русский язык его ленинградским другом - поэтом Виктором Андреевым:

                    Без этой вишни за моим окном,
                    Сейчас одетой в нежную листву,
                    Без вишни, первым пахнущей дождем,
                    Я разве проживу?
                    И без лазурной крыши над землей,
                    Без небосклона, без его глубин,
                    Я разве смог бы воспарить душой
                    Хотя б на миг один?
                    Без Родины, без матери-земли,
                    Без ежедневных дел страны родной,
                    Которые вошли в дела мои,
                    Что стало бы со мной?
                    И без друзей, без искренних друзей,
                    С кем радости и горести делить,
                    С кем жизнь моя богаче и честней,
                    Сумел бы я прожить?

     Да, не сумеют прожить  на  чужбине  многие  покинувшие  советскую
землю  парни  и  девушки  без знакомой с колыбели родной природы,  без
ежедневных привычных дел строящего  коммунизм  народа,  без  искренних
друзей.  Осознав это, бегут они с земли, где правит сионизм. И, слушая
их высказывания,  читая их письма,  вспоминаешь полемичные, острые, но
исполненные  высокого  чувства  патриотизма строки Павла Когана:  "Я б
сдох, как пес, от ностальгии в любом кокосовом раю".

                    "Не в сладком ропоте хвалы..."

     Славный боец   ленинградской   большевистской   гвардии   Емельян
Михайлович  Ярославский  в  воспоминаниях  о Ленине рассказывает,  как
Владимир Ильич по поводу клеветнических  измышлений  врагов  частенько
повторял некрасовские строки:

                     Он ловит звуки одобренья
                     Не в сладком ропоте хвалы,
                     А в диких криках озлобленья.

     Сейчас мне припомнилось это в связи с тем,  что, клевеща на своих
идейных  противников,  израильские  сионисты  с   особенно   крикливой
озлобленностью    говорят    о    комсомольцах.   Немало   исступленно
клеветнических эпитетов расточают они по адресу комсомольцев  Израиля,
где  сионизму  хотелось  бы  ощутить  себя  полновластным,  не знающим
противников монополистом в деле идейного воспитания молодежи.
     Кого бы из сионистов - знатных или рядовых, пожилых или молодых -
ни  приходилось  мне  слышать,  ядовитые  измышления  о   комсомольцах
сыпались как из рога изобилия.
     Дора Баркай,  о  чьих  откровениях  я  уже   не   раз   упоминал,
раздраженно говорила мне в Гааге:
     - Враги  израильского  общества  -  только  так  я  могу  назвать
комсомольцев!  -  пытаются  сорвать  чуть  ли  не  каждое  мероприятие
правительства.  До всего у них доходят руки, до всего у них дело. И до
помощи забастовщикам,  и до высокой платы за учение в университетах, и
до того,  почему в закрытые спортивные клубы не  принимают  каждого  и
всякого.  А  кто  ходит  в  обнимку  с  арабами и сбивает этим с толку
еврейскую   молодежь?   Конечно,    комсомольцы.    А    кто    читает
старшеклассникам  антисемитское решение ООН о том,  что сионизм - это,
видите ли,  расизм?  А кто...  - Чуть не задохнувшись  от  злобы,  моя
собеседница безнадежно махнула рукой.
     Такого же рода "аттестации" израильским комсомольцам мне довелось
слышать  в  Роттердаме  на  собрании  бнейакибовцев  и в Антверпене на
собеседовании  в  молодежной  организации  "Защита  еврейского  духа".
Попасть на эти сборища молодых сионистов помогли мне местные "вроде бы
сионисты" - из  тех,  кто  исправно  платит  сионистам  все  взносы  и
аккуратно вносит пожертвования из-под палки, но еще не решил, стоит ли
его  детям  становиться  "оформленными"  сионистами  или  лучше  любым
способом "тянуть резину".  Потом один из моих провожатых, причастный к
медицине антверпенец, поделился со мной:
     - Вам  покажется  странным,  но эти молодые "защитники еврейского
духа" мне гораздо менее симпатичны,  чем комсомольцы.  Потому хотя бы,
что  комсомольцы  насильно  не  заставляют  мою  дочь  вступить  в  их
организацию,  а молодые сионисты заставляют. Ой, еще как заставляют! -
И  добавил  со  вздохом:  -  Не  хотят  знать,  что девушка родилась в
Бельгии,  воспитывалась в Бельгии,  становится  человеком  в  Бельгии.
Спросите ее,  на каком языке она думает и рассуждает?  На фламандском.
Какое же ей дело до того,  что бог избрал евреев для "особой  миссии"!
Об этом твердят и твердят кипы книг и брошюр,  которыми, не считаясь с
деньгами,  засыпают ее здешние сионисты.  А что  касается  израильских
комсомольцев,   то   по   сегодняшнему   собеседованию  нетрудно  было
догадаться,  что для  израильских  сионистов  они  кость  в  горле.  И
большущая!
     По рассказам многих  бежавших  из  страны  людей,  на  первых  же
собраниях  иммигрантов  представители Сохнута и министерства абсорбции
строго напоминают:
     - Тем,  у  кого  в семье есть подростки,  надо остерегаться наших
комсомольцев. Они очень въедливы, настойчивы, особенно когда речь идет
об  отношении  к  арабам.  Не  разрешайте вашим детям контактировать с
комсомольцами,  учтите,  такие контакты могут начаться  уже  в  школе.
Предупредите детей:  комсомольцы - наши антагонисты,  они вам помешают
стать достойными израильтянами!
     Особенно ненавистны   члены   Коммунистического   союза  молодежи
Израиля работникам "Алият-Аноара" -  специального  отдела  Сохнута  по
абсорбции   молодежи.   Вот   рассказ  журналиста,  часто  выезжающего
корреспондентом одной из лондонских газет в Израиль:
     - В   Тель-Авиве  меня  как-то  пригласили  к  себе  руководители
Сохнута.  Решили познакомить со своей работой,  дабы я освободился  от
предубеждений, имеющихся у нашего брата журналиста к этому учреждению.
В ходе разговора я узнал,  что ассигнования на "Алият-Аноар" из года в
год  растут  и  штаты  именно  этого отдела все расширяются.  "Но ведь
численность иммигрантской молодежи в Израиле уменьшается",  -  вежливо
заметил  я.  Хозяин  кабинета  побагровел,  глянул  на  меня какими-то
трагическими глазами и воздел руки кверху:  "А комсомол?  Это же  кара
небесная!"
     О некрасовских строках  в  устах  Владимира  Ильича  я  рассказал
Ахмеду Сааду из города Акко,  члену Центрального комитета израильского
комсомола. Он старательно записал эти строки в блокнот и воскликнул:
     - Расскажу своим товарищам!  Обязательно! Пусть еще раз убедятся:
если сионисты ругают и поносят нас,  значит,  мы действительно  делаем
что-то полезное для мира и прогресса. Значит, мы действительно следуем
примеру героев наших любимых книг...
     - Каких?
     - Они вам знакомы.  "Как закалялась сталь"  Николая  Островского,
"Молодая  гвардия" Александра Фадеева,  "Повесть о настоящем человеке"
Бориса Полевого... А за последнее время очень полюбилась нам "Джамиля"
Чингиза Айтматова.
     Наш разговор с Ахмедом происходил в самом  преддверии  XI  съезда
израильского комсомола.
     Приближение этого события обострило нападки израильской буржуазии
на комсомол,  а покорные ей полицейские изощренней стали придираться к
комсомольцам.  Полиция,  за чьей спиной стояла политическая  разведка,
начала вызывать комсомольцев по любому поводу и без всякого повода.  В
Кфар-Насифе им сделали строгое внушение за разучивание революционных и
советских  песен  на совместных собраниях еврейских и арабских молодых
трудящихся.  Предприниматели договорились не давать  работы  парням  и
девушкам,  уличенным  в распространении комсомольских журналов "Иньан"
("Дело") на иврите и "Ал-рад" ("Будущее") на арабском языке.
     Пытается, скажем,  комсомолец  устроиться  на должность школьного
учителя  или  спортивного  инструктора,  хотя  бы  даже  с  пониженной
заработной  платой,  а  его  встречают так,  словно в стране действует
пресловутый закон ФРГ о запрете на профессии. Директора школ в Хайфе и
владельцы  спортивных  сооружений  в  Тель-Авиве  стали  требовать  от
желающих поступить на  работу  даже  письменное  подтверждение  своего
отрицательного отношения к комсомолу.
     Словом, сионизм и его прислужники пошли на  все,  чтобы  накануне
съезда  комсомола  всячески погасить активность комсомольских групп на
предприятиях, в деревнях, в школах.
     - И в эти нелегкие дни, - рассказывает Ахмед Саад, - нам все чаще
вспоминалось теплое приветствие Центрального Комитета ВЛКСМ и Комитета
молодежных  организаций  Советского  Союза  к  пятидесятилетию  нашего
комсомола.  В приветствии было сказано,  что советская молодежь хорошо
знает, в каких трудных условиях комсомольцы Израиля ведут свою упорную
борьбу.  Да,  борьба неимоверно  упорная.  Нетрудно  представить,  как
ополчился против нас сионизм,  если знает,  что в основе работы нашего
союза лежит   идея  еврейско-арабского  братства  и  что  мы  признаем
Организацию освобождения Палестины в  качестве  единственно  законного
представителя  палестинского  народа.  Накануне  съезда,  -  говорит в
заключение Ахмед Саад,  -  некоторым  комсомольским  группам  пришлось
работать в обстановке непрерывных преследований.
     И все  же израильский комсомол,  встречая свой XI съезд,  заметно
усилил работу среди  учащихся  старших  классов.  Это  очень  напугало
сионистов  -  ведь  выпускники  идут  на  три года в армию.  Несколько
учащихся последнего, двенадцатого, класса были даже исключены из школ.
О росте влияния комсомольцев на старшеклассников говорит такой факт: в
одной   из   школ   Рамат-Ганы   выпустили   однодневную   г