ды придурки.
     Из  штаба  показался  порученец,  который  позвал  нашу группу  штабных
офицеров к командующему.
     -- Саша, мы минут сорок будем у командующего, ты гуманитарную помощь не
забудь,  а то будем по ночам  являться.  А своему нукеру  передай,  что если
будет хамить,  или звиздеть  в наш адрес что-нибудь, то  легким  испугом  не
отделается. Жди,  и мы вернемся. Только очень жди, -- перефразировал я слова
известного стихотворения на прощание. -- И пива, родной, еще пива не забудь,
а остальное -- это уже обязательно.
     Юрка, дурачась, послал Сашке воздушный поцелуй.
     -- До встречи, дорогой! Жди в гости!
     Сашка   плюнул   в   сторону,  показывая   свое   отношение   к  нашему
дуракавалянию. Проходящие мимо солдаты с удивлением смотрели на сцену нашего
прощания.
     Мы  пошли  вслед за  своими  офицерами  в  задние  аэропорта,  на  ходу
торопливо докуривая сигареты и  выбрасывая  окурки. На войне обычно  курили,
пряча  сигарету  в кулак, чтобы  в темноте снайпер  не заметил. Эта привычка
работала  и днем. Так легче. А то днем одни  повадки, а ночью -- другие, так
легко запутаться и сделать роковую ошибку.
     Всей  группой  вошли  в зал,  где сидели  уже командующий  группировкой
генерал-майор Ролин  и  наш генерал  Захарин. В прошлом он  носил  армянскую
фамилию,  но после  распада Союза ему порекомендовали  ее сменить, и вот  из
Авакяна он стал Захариным -- взял фамилию жены.
     Окна в зале  для совещаний были заложены мешками  с песком. Горел свет,
который  не  освещал  углов,  где  сидели  люди-тени:  связисты,  ординарцы,
порученцы и еще много всякого народа из тех, кто помогал генералу или просто
подхалимничал.
     --  Прошу  садиться,  товарищи  офицеры,  --  Ролин  встал  и  за  руку
поздоровался с Бахелем, остальным просто кивнул.
     -- Я только что говорил с министром обороны Грачиным. На высшем уровне,
-- Ролин подчеркнул этот "высший  уровень",  --  принято решение  штурмовать
комплекс  зданий,  расположенный  на  площади   Минутка.  Операцию  поручено
возглавить  мне,  а  выполнять  эту сложную  и  ответственную  миссию  вашей
бригаде.
     В конце его выступления голос стал торжественный. Интересно, с Карповым
они  не у  одного ли учителя  учились?  Хотя  этот  вроде не  москвич.  Хрен
разберет в этой ставке, ху из ху.
     --   Нашей  оперативной  группой   разработан  план,  согласованный   с
Генеральным штабом и утвержденный министром обороны.  Генерал Захарин только
что  закончил ознакомление с  ним. Прошу и  вас также  внимательно  слушать.
Правильное его  выполнение позволит  в кратчайшие  сроки  ликвидировать силы
боевиков во главе с Дудаевым,  дислоцированных  в Госбанке и  так называемом
Дворце Дудаева, -- он начал водить пальцем по карте,  расстеленной  на столе
(судя по выражению лица Захарина, тот  был не в восторге от этого плана), --
остальные  здания  малозначительные  и   не  представляют  для  нас  особого
интереса.
     Удивительно,  что  военный человек,  тем более при  планировании такого
кровопролитного сражения, так пренебрежительно относится к соседним зданиям,
где также расположены боевики, ни слова не говорит  о двух мостах, выходящих
на площадь. Они-то хорошо охраняются и как пить дать заминированы.
     В армии есть ближайшая задача, последующая и главная. Всегда начинают с
ближайшей задачи, а затем,  развивая тему,  доходят до главной.  Ну  а  если
начинают с главной задачи,  тем более не упоминая о промежуточных, да  и еще
называя такие  персоналии, как Дудаев,  то это голая политика.  Политика для
военного -- это смерть, верная гибель, потому что эти  придурки не  думают о
загубленных жизнях и  последствиях, им важен результат,  и как можно скорее.
Цель оправдывает средства. Иезуитская аксиома.
     Мы все уперли  взгляды в  карту, выходило, что мы должны на полном ходу
проскочить  мосты. А если не  удастся, или проскочит только  часть войск,  а
затем  духи взорвут мост? То тогда тех,  кто проскочил, самых  резвых, самых
первых  вырежут  на  наших  глазах,  как  баранов.  Никому  эта авантюра  не
нравилась. Мы профессиональные военные, и рисковать жизнями, как своими, так
и чужими, мы учились с первого курса военного училища, но вот  так  абсурдно
гибнуть,  ну  нет  -- увольте.  У  всех присутствующих помрачнели  лица, все
поняли, что  если  сейчас  не  отстоим свою позицию,  то  смерть  Майкопской
бригады покажется  детским лепетом  на  лужайке. Тем более  что  это даже не
железнодорожный вокзал,  а резиденция  их  президента,  символ  национальной
гордости. Тут надо или атомную бомбу кидать,  чтобы разом со всем покончить,
либо авиации и артиллерии долго и упорно трудиться.
     Из тени выдвинулся так называемый начальник штаба группировки полковник
Седов. О нем мало  кто знал,  но война часто выносит и великих полководцев и
великих бездарей  на вершину  военного Олимпа. Про  Седова  я ничего  не мог
сказать, но если это он разработал план, лежащий перед нами на  столе, то он
не бездарь, а военный преступник или, вернее, -- преступник в погонах. Седов
начал  говорить. Голос у него был  хорошо поставлен. Чувствовалось,  что  не
тушуется  перед  Ролиным  и выступать ему уже  приходилось не  раз.  Судя по
выправке и обветренному лицу,  не из  Генерального штаба, а строевой офицер.
Послушаем.
     --  Товарищ  генерал, товарищи  офицеры,  --  начал Седов, -- противник
сосредоточил основные силы в районе площади Минутка.
     "Тоже мне новость" -- подумал я.
     --  Поэтому  для   того,   чтобы   окончательно  сломить  сопротивление
противника,   деморализовать  его  и  выбить  из  города,  вам  предлагается
осуществить  план, утвержденный  министром обороны  и  одобренный  Верховным
Главнокомандующим, -- теперь  уже казалось,  что Седов  любовался сам собой.
Его прямо распирала гордость от  самомнения и от того, что  его план  -- а в
авторстве уже не было никаких сомнений -- утвердил Сам.
     --  Вам необходимо форсированным маршем  захватить  мосты через Сунжу и
стремительно  ворваться  на  площадь  Минутка, затем  осуществить  захват  и
уничтожение  живой  силы  противника  в  здании   государственного  банка  и
резиденции  правительства  Дудаева,  так  называемом   Дворце   Дудаева,  --
продолжал петь Седов.
     "Здравствуй, жопа, Новый год" -- пронеслось у меня в голове.
     -- Для захвата комплекса зданий  вам придаются части воздушно-десантных
войск, морской пехоты и  ленинградский  полк.  Вас также будет  поддерживать
авиация и артиллерия.
     Самое интересное, что практически не  указывались наименования частей и
количество  авиации  и артиллерии, которые собирались нас поддерживать.  Что
это, одна эскадрилья и один  артдивизион? Короче,  вопрос  не проработанный,
сырой, и в случае провала по их сценарию всю ответственность взвалят на нас.
Веселая перспектива!
     --  Штурм  назначен  через  два  дня. За  эти  два  дня вам  необходимо
форсированно  овладеть гостиницей  "Кавказ",  затем  передать  ее  (кому?) и
двинуться на площадь Минутка, -- казалось, что все предельно ясно Седову, и,
естественно,  нам  и  поэтому,  воодушевленные, мы должны будем прямо отсюда
рвануть и на черном коне взять Минутку. Маразм! Маразм! Маразм!
     -- Товарищ генерал, товарищи офицеры, я закончил. У кого будут вопросы?
-- судя по тону, которым он спросил, похоже, он полагал,  что вопросы  будут
задавать дегенераты и дебилы -- что можно от этой сибирской махры ждать?
     --  Какими  вы располагаете данными о численности  гарнизона на площади
Минутка,  об  их  вооружении, заминированы ли мосты?  -- негромко, но жестко
спросил комбриг, выдвигаясь из тени.
     --  Численность  живой силы боевиков  не  превышает  трех-четырех тысяч
человек  (веселенький  разброс,  подумаешь  -- одной тысячей  больше,  одной
меньше), вооружение -- обычное стрелковое, плюс подствольники, РПГ-7, легкие
пехотные минометы (слабо бегать под минометным огнем по площади?)
     -- А мосты?
     --  Мы  не располагаем  точной  информацией  о  минировании мостов.  На
подступах  ведется   плотный  огонь,  повсюду  находятся  засады  и  секреты
противника, поэтому не представилось возможным уточнить данный вопрос. Но мы
постоянно работаем  в  данном направлении.  И товарищи из местной  оппозиции
постоянно помогают нам.
     Мы все широко улыбнулись. Чечен чечену глаз не выклюет, а вот неверного
гяура сдать -- первое дело.
     -- Вы зря смеетесь, -- Седов занервничал,  -- сейчас в  Москве с подачи
оппозиции рассматривается вопрос о том,  что  наше вторжение и  бессмысленно
жестокие действия нанесли экономике республики  непоправимый ущерб, озлобили
людей.   Партизанское   движение   приобретает   все   большую  популярность
(прозрели). И в связи с этим есть мнение, чтобы боевиков ни в коем случае не
убивать,  а разоружать и отпускать по домам,  потому что в большинстве своем
они скромные, запуганные  крестьяне, а  скоро весна, сев.  Иначе -- голод  в
республике.
     -- Ну и хрен с ними! -- в гробовой тишине вырвалось у  меня. Все тут же
прыснули от смеха, а на меня обратили внимание и Ролин и Седов. Юрка толкнул
меня в бок, но было уже поздно.
     --  Вы,  видимо не понимаете, товарищ...  -- тут Седов посмотрел на мои
погоны  и, не  увидев звездочек,  продолжил, --  а,  кстати, почему  вы  без
звездочек?
     -- Снайпера боюсь,  товарищ полковник, -- ответил я как можно скромнее,
хотя меня так и подмывало на скандал.
     -- Ерунда все это, вы думаете, что снайпер смотрит на звездочки? Нет. А
как вы личным составом руководите, если знаки различия отсутствуют?
     Я уже приготовился к длинной нелестной тираде  по поводу  звездочек,  и
того, что  думаю по  поводу  его гнусного  плана.  Я не герой,  но  на войне
понимаешь, что  хуже тебе уже вряд ли будет, разве только если  ранят. А так
-- пошли все эти умники на хрен. Хотите уволить -- пожалуйста!
     Но меня опередил Бахель, он, видимо, понял, что сейчас из-за меня может
произойти скандал, и поэтому начал:
     -- Товарищ генерал, мы позже разберемся, почему отсутствуют звездочки у
капитана Миронова. Это я  разрешил офицерам  не носить  знаки различия. Меня
сейчас больше волнует предстоящая операция. Такие сжатые  сроки  не позволят
моей  бригаде,  которая  не  выходит  из  тяжелых  боев,  форсированно,  без
соответствующей подготовки приступить к реализации вашего  плана (на "вашем"
Бахель сделал упор), также я предлагаю немедленно отдать  приказ о нанесении
массированного бомбового и артиллерийского ударов по комплексу зданий. Удары
наносить непрерывно до начала операции по захвату площади. За  два  часа  до
начала   операции  силами   диверсионно-разведывательных   групп  из  частей
воздушно-десантных войск захватить  мосты и не допустить их подрыва. Кстати,
что это за части, с которыми нам  предстоит  взаимодействовать?  Брать в лоб
площадь  Минутка  считаю неразумным и самоубийственным. Я не  буду выполнять
приказ, который по своей значимости равносилен расстрелу людей.
     -- Да ты понимаешь,  полковник, что говоришь!  -- начал бушевать Ролин.
-- Да я сейчас позвоню Грачину, и тебя под трибунал! Да я просто тебя сейчас
возьму  и арестую,  и ближайшим самолетом отправлю в  Москву!  На твое место
знаешь сколько желающих?!
     -- Если  это поможет остановить расстрел моих людей, я готов немедленно
написать рапорт о моем увольнении! -- начал кричать и Бахель.  -- Вы боитесь
разнести с помощью авиации эту  долбанную  площадь,  но не боитесь несколько
тысяч положить, чтобы те захлебнулись в крови?! Вы  об этом лучше подумайте,
а то вам имидж крутых парней дороже солдатских жизней...
     -- Замолчи, предатель! --  заорал Ролин. -- Ты, полковник, сошел с ума,
ты струсил. Я тебе, идиоту, звание  Героя России сделаю  в пять секунд. А вы
что уставились, а ну, марш отсюда!
     Ну,  вот  уж хрен тебе,  генерал, мы за командира  глотки порвем, пусть
только скажет "фас", перервем здесь всех.
     --  Мы  поддерживаем  нашего  командира,   это  самоубийство  идти  без
предварительной  авиа- и артподготовки, --  подал кто-то из  наших голос  из
темноты.
     -- Что, все  так считают? --  Ролин прищурился, тяжелым  взглядом обвел
всю нашу группу.  --  Во-о-он! Караул! Вывести, разоружить, и на  гауптвахту
этих предателей!
     В ответ  мы только плотнее  стали  плечом  к плечу. Молчание.  Гробовое
молчание. Открывается входная дверь, и вбегают два солдата и офицер, готовые
выполнить любой приказ командира. Все приготовились к самой худшей развязке.
И тут молчание нарушил генерал Захарьин -- молодец армянин.
     -- Давайте не будем пороть горячку. Мы сейчас отпустим офицеров и  сами
здесь  решим, как  нам выйти  из ситуации. Спокойно,  без горячки. Для  всех
очевидно, что штурмовать в лоб  опасно,  но  вместе  мы  найдем  оптимальный
вариант,  --  и,  уже обращаясь  к нам, -- идите,  товарищи  офицеры, ждите,
ничего не произойдет, я вам обещаю.
     -- Идите. Ждите, -- приказал комбриг. Голос его был сух.
     Мы вышли.  Всех колотила нервная дрожь. Следом вышел  караул. В темноте
кто-то схватил начальника караула за ворот и зашептал:
     -- Если  ты, блядь, вздумаешь арестовать  нашего командира --  убью, ты
понял?
     --  А как  же  приказ?  --  испуганно спросил тот. Бойцы его жались  по
стенкам.
     -- Жить хочешь?
     -- Да!
     --  Если  будешь командира  арестовывать,  мы  нападаем на вас,  и  без
лишнего шума ты передаешь его нам. Понял? За это ты и твои солдаты останутся
в живых. Ты все понял?
     -- Да!
     -- Сейчас мы подгоним технику поближе, а  ты панику не поднимай. Выйдет
командир  с нашим  генералом, мы спокойно сядем и уедем.  Запомни,  мы твоей
крови не хотим, но если встанешь поперек дороги, -- убьем. Ты понял? Знаешь,
кто мы?
     -- Знаю. Вы -- "собаки". Я все понял.
     -- Ни хрена  ты  не  понял,  мы не  собаки,  мы -- махра, и  за  своего
командира разорвем. Все, иди. И если ты или твои бойцы вякнут  что-нибудь --
будем воевать. Ты хочешь этого?
     -- Нет, не хочу.
     -- Правильно, нам с тобой с чеченом воевать надо, а не между собой. Нас
хотят послать брать Минутку в  лоб. Посылают на смерть.  А  мы не хотим. Вот
поэтому Ролин и разорался. Не поднимай лишнего шума.
     -- Я понял.  Я  слышал, что вы настоящие отморозки,  но чтобы на Ролина
прыгать, этого никто не ждал даже от вас. Ну, ребята, вы даете! -- начальник
караула  отошел  от  первого  шока  и шел  на  выход вместе с нами. Лицо его
выражало и восхищение, и недоверие одновременно.
     Вышли на улицу, от всех валил пар, закурили. Дымили, жадно  переваривая
полученную  информацию.  Исполняющего обязанности  начальника  разведки  как
самого молодого послали перегнать технику  поближе  к аэропорту.  Начальнику
караула  сказали,  чтобы  тот  дал команду на постановку  техники  поближе к
зданию аэропорта.
     -- Вы что, мужики, меня ж посадят! Это же саботаж!
     -- Нам что, вязать тебя, что ли?
     -- Вяжите, убивайте, а такой команды дать не могу.
     --  Ладно,  парень, остынь.  Перегоним до  твоих постов и там  оставим.
Доволен?
     -- Хорошо. Только пусть там и стоят, иначе я буду стрелять.
     -- Уговорил.
     Мы все прекрасно  отдавали себе  отчет в своих действиях  и  в том, что
невыполнение  приказа, особенно в боевых условиях, влечет  за  собой все что
угодно, вплоть  до  расстрела на месте без суда  и следствия. Устав -- закон
армии -- гласит "Приказ должен быть выполнен беспрекословно точно и  в срок.
После  выполнения приказ  может  быть  обжалован". А кому  потом  обжаловать
приказ, после того,  как вся бригада ляжет костьми  на этой  сраной площади?
Кто останется в живых -- это вечные клиенты психушки.
     М-да, вооруженный мятеж,  а именно  так и только так можно  расценивать
открытый отказ от выполнения приказа.
     -- Слава, а может, как броненосец "Потемкин", уйдем куда-нибудь, а?  --
спросил Юрка, жадно затягиваясь. -- В Турцию или еще куда.
     -- На БМП по дну Черного моря, неплохой вариант.  Не  дури и не психуй.
Мы пока еще ничего противозаконного  не совершали.  Есть же в Уставе статья,
что  если  приказ  считаешь   противоречащим  Конституции  и  противоречащим
нормативным  актам,  то  вправе  его не  выполнять (после  окончания первого
"чеченского конфликта"  общевоинские Уставы заменили, в новой редакции такая
статья отсутствует). А вести людей на гибель -- это смерть. Вон Чехословакия
немногим больше Чечни, но к вводу войск готовились шесть месяцев, а здесь на
арапа. Потому что там -- заграница, а здесь можно  и миллион своих ухлопать,
как с одной, так и с другой стороны. Ублюдки,  -- я выбросил сигарету  и тут
же  вытащил  новую,  с непривычки, после "Примы", не  могли накуриться более
слабыми сигаретами. -- Смотри, Сашка нам помощь тащит!
     Рядом с шествовавшим с  важным видом  комендантом тащил две коробки наш
старый  знакомый  --  старшина  госпиталя   с  пластырем  на   переносице  и
наливающимися синяками-очками под обоими глазами.
     --  Мы  же тебе  говорили, что  не  надо  хамить, сынок!  --  Юрка и  я
улыбались во весь рот.  -- Не хотел  по-хорошему с  нами договориться, вот и
получил.
     --  Если  будешь  хамить незнакомцам,  то  до дембеля не  доживешь,  --
подхватил я. -- А ведь если чуть повыше ударил, то, может,  и череп раскроил
бы.  Везунчик  ты,  салабон,  могли же  подождать,  когда  ты  с  пистолетом
развернешься, и сделали бы вскрытие без наркоза.
     Сашка пришел  вовремя,  своим  появлением  с  незадачливым солдатом  он
отвлек нас от горьких мыслей. Не  хотелось  быть преступником,  когда в душе
патриот, и не хотелось класть своих людей  на  площади, а  затем стреляться.
Совесть, честь офицерская  не  позволят  дальше жить  с  таким грузом.  Было
бешеное  желание напиться  --  вот  в  этих коробках и сумках есть спиртное,
которое позволит на какое-то время уйти от страшного выбора. Но нельзя этого
делать здесь. Тогда уж точно обвинят в  пьянстве. Это понимали прекрасно все
присутствующие офицеры.
     -- Вы, что, мужики, мятеж объявили? -- Сашка был  встревожен. -- Все на
ушах, поговаривают о вашем захвате.
     --  Нет, мы  просто  сказали, что  комендант аэропорта изъявил  желание
повести  комендантскую  роту  впереди  нашей  бригады  на  пулеметы,  а  он,
понимаешь, не хочет тебя отпускать. Вот уперся, и все тут, не пущу, говорит,
своего любимого капитана на  верную гибель.  А вас,  засранцев, мне не жаль.
Гибните,  говорит,  хоть  всей  бригадой  во  главе  со своим  командиром  и
доблестным генералом,  я  вам, мол,  по Герою  в  гроб положу, -- меня опять
начинала  разбирать  злость. Я понимал, что Сашка и  этот боец здесь не  при
чем. Но хотелось сорвать злость на ком-то.
     --  Саша, а может,  подаришь  нам  этого  недоноска, мы  сейчас  рапорт
напишем от его имени на перевод, а под его же пушкой он что  хочет подпишет.
Выстрела никто не услышит, а тело подальше отвезем и в развалины бросим. Как
ты на это, подонок, смотришь?
     Я ждал ответной  реакции со стороны Сашки или бойца,  хотя бы жеста. Но
они молчали. Я был мрачен и свиреп, все чувства, мысли замерли, скрутились в
тугую  пружину,  готовую  сорваться,  выбрасывая  мгновенно  огромный  заряд
энергии. Сашка с бойцом безмолвствовали.
     -- Саша, ты все погрузил, что обещал? -- я уже успокоился и взял себя в
руки,  но  пружина скручивалась  все туже, обостряя  и  без  того отточенное
восприятие. -- Идем погрузим.
     Мы пошли к нашей  БМП.  Впереди  я,  затем  боец, замыкающим шел Сашка.
Повсюду была  непролазная  грязь,  солнце уже  начало клониться к закату.  Я
открыл  десантный  люк и боец  начал  складывать  вовнутрь Сашкины  подарки.
Подошел Сашка. Я пинком  отправил  бойца в  темное чрево машины  и захлопнул
люк. Схватил Сашку за воротник, припер  его к  БМП и  вытащил пистолет из-за
пазухи. Сашка побледнел, расширенными глазами он посмотрел на меня, затем на
ствол.
     --  Рассказывай,  кто  дал  команду н