Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
ки желудка. И пить только
из горлышка, не признаю стаканов. Может, это недостаток воспитания, но
нравится мне, ничего поделать с собой не могу.
-- Это идея. Сейчас, один черт, раненых пока будут сгружать, минут
двадцать у нас есть. Вот только будет ли там пиво и хватит ли денег? --
сказал он, выгребая из карманов почти не нужные здесь деньги и пересчитывая
их.
-- У меня тоже есть, -- сказал я, вытаскивая из карманов свои мятые
бумажки, -- и сигарет обязательно надо взять, желательно что-нибудь
классное.
-- Что, на красивую жизнь потянуло? -- Рыжов усмехнулся.
-- Потянет тут, когда видишь, как в пятнадцати километрах от тебя люди
живут, -- я со вздохом обвел глазами расположение "придворного" полка.
-- Подожди, сейчас в госпиталь приедем, там что говорить будешь, когда
на женщин посмотришь, -- Юрка уже откровенно издевался.
Я решил поддержать разговор:
-- Или десяток изнасилую, или застрелюсь.
Стали подъезжать к госпиталю, он разместился слева от аэропорта в
здании бывшего большого ресторана, по слухам, принадлежавшего ранее кому-то
из родственников Дудаева. Стали попадаться медсестры и врачи, в том числе и
женщины. Любая женщина на фронте -- это богиня. И дело не только в
сексуальном голодании. Просто, глядя на женщину, общаясь с ней, не так
быстро грубеешь, ниточка, связывающая тебя с нормальным миром, не так быстро
рвется, а у нас в бригаде нет женщин. И поэтому, может, так и тянуло всех к
женщинам. Первое желание, естественно, это чисто сексуальное влечение, и
почему с нами не ездят передвижные бордели? Вот раньше были войны!
Позиционные, неторопливые. Уважали противника. Чудесная кухня, передвижные
бардаки, шампанское, белые рубашки. Времена изменились и, на мой взгляд, не
в лучшую сторону. Зато сейчас медицина на высоте. Пока никто из доставленных
сюда раненых не умер.
-- Приехали! -- комбриг первым спрыгнул с БМП.
Следом последовали все, разминая затекшие ноги и растирая озябшие
задницы. Подскочили врачи и санитары, началась выгрузка раненых и убитых.
Последних здесь или в Моздоке положат в деревянные гробы, затем гробы в
цинковые ящики, ящики запаяют, сделают обрешетку, чтобы было удобней
переносить и не перепутать, где верх, а где низ, и отправят "Груз-200"
родителям с уведомлением и благодарностями за прекрасное воспитание сына.
Вот так-то и все. Прогремит над его могилой залп из автоматов холостыми
патронами. Стрелять будут либо молодые курсанты, либо молодые солдаты. И те
и другие -- потенциальные кандидаты на такие же "пышные" похороны в
ближайшее время. Бог войны требует новых жертв, и противоборствующие стороны
их в достатке поставляют.
Затем родителям или жене погибшего солдата выдадут деньги за погибшего
-- десятилетнее денежное довольствие, аж пять миллионов рублей, в течение
полугода будут их навещать, а потом, как водится, забудут. И когда мать или
жена придут за помощью к властям (не имеет значения, в военкомат или
районную администрацию), вначале от нее вежливо отделаются отговорками, а
затем сообщат, что ни средств, ни возможностей помочь ей нет. А если она
будет настойчивой, скажут -- вашего сына (мужа) мы не посылали на войну.
Идите просите и разбирайтесь с теми, кто его послал, а к нам можете не
приходить, потому что те, кто посылал на смерть, забыл выделить деньги вам
на пенсию за потерю кормильца, а также на ремонт крыши, проведение телефона
и т.д. И можешь, читатель, жаловаться, толку, поверь, не будет. Власть
имущие про тебя будут говорить: "А, это та, у которой(-го) погиб сын (муж)".
И будет это сказано с таким чувством пренебрежения, что независимо от
возраста и состояния здоровья зарыдаешь ты, читатель, и бросишься на выход,
и уже никогда не придешь сюда, даже когда в Новый год или к 23 февраля
выделят смехотворную сумму на подарок. Вот и подумай, стоит ли отправлять
сына на кровавую бойню ради какого-то больного Верховного
Главнокомандующего. Крепко подумай. На момент войны в Чечне у него внук был
призывного возраста, но почему-то я даже на экскурсии его там не наблюдал.
Тем временем раненых сгружали и относили внутрь госпиталя. Мы прошли
следом, на нас ровным счетом никто не обращал внимания. Мы с Рыжовым
пялились и даже не пытались заигрывать с женщинами-медиками, они и без нас
были давным-давно поделены и распределены. Да и внешний вид наш не внушал
доверия. Мы искали полуподпольную точку Военторга или хотя бы местного
жулика, который втихаря торговал спиртным и сигаретами. История мировых войн
показывает, что всегда найдутся мелкие жулики, которые заработают копейку,
перепродавая мелкий дефицит. Ничего особенно противозаконного, и, с другой
стороны, они делают благо, поставляя на фронт мелкие радости из нормальной
жизни, которых лишены люди. Были бы только деньги. Для кого война, а для
кого мать родна. Может, так и надо? Нет, не смогу, воспитание и мой
небогатый жизненный опыт не позволят сделать это.
И поэтому, шатаясь по госпиталю, мы спрашивали солдат, где есть пиво и
сигареты. Но так как здесь был эвакуационный госпиталь и солдаты больше
суток, как правило, тут не задерживались, то никто толком не знал. Тут мы
увидели солдата, но с харей больше, чем у нас с Юркой вместе взятых. Тот был
в новом камуфляже и, стоя у открытой форточки, с наслаждением курил, пуская
дым вверх. Рожа его выражала самодовольство и сытость, казалось,
происходящее вокруг его не касалось. На раненого он никак не был похож.
Я толкнул Юрку в бок, когда он откровенно разглядывал какую-то
медсестру, спешащую по своим делам и имевшую несчастье пройти мимо. Судя по
выражению Юркиной голодной морды, он ее уже минимум раз десять изнасиловал и
собирался это дело продолжить.
-- Хватит насиловать женщин, мы здесь с тобой с миротворческой миссией.
Глянь лучше на эту картинку, -- я показал воина-богатыря, -- по-моему, его
телом можно десяток амбразур закрыть сразу. Кажется, что он олицетворяет всю
мощь вооруженных сил России. Как ты считаешь, Юра?
Говорил я нарочно громко, чтобы боец нас услышал. Юрка понял мой
замысел и подхватил игру.
-- Да, мужик, ты прав. Нам бы его в разведку, вместо живого щита, а еще
лучше -- в штурмовую группу, или раненых на себе вытаскивать.
Боец лениво скосил на нас глаза и даже не повернулся. На нас, как на
многих офицерах, не было погон и звездочек, указывающих звание, а то у
снайперов есть дурная привычка выбивать в первую очередь офицеров. Прямо
какая-то тотальная ненависть у них к нам. Что ж, у каждого свои комплексы, а
тут комплекс профессиональный, к тому же неплохо оплачиваемый.
-- Сынок, -- вежливо-вкрадчиво начал Юрка, -- как ты думаешь, если мы
тебя пригласим к себе в бригаду на экскурсию, чтобы ты, сучонок, посмотрел
на войну, а то ведь, пидор, приедешь с войны с железкой, а войны толком и не
видел.
Все это Юрка говорил тихим голосом, так что проходящие мимо врачи не
обращали на нас никакого внимания. Стоят вояки, беседуют тихо-мирно, без
шума и крика.
-- Да пошел ты на хрен, -- пробормотал боец лениво, не поворачивая
головы, и столько в его голосе было презрения, что не по себе стало.
Мгновенно проснулась злость. По себе знаю, что в такие моменты я плохо
контролирую себя, много могу глупостей наделать, но осмысление приходит
потом.
-- Ну-ка, повернись, гнида, когда к тебе боевой офицер обращается, и
немедленно попроси прощения, -- я тоже старался говорить спокойным голосом,
но слова клокотали в горле. Меня никогда никто из солдат не смел оскорблять,
в каком бы состоянии они не находились. Будучи сопливым лейтенантом,
приходилось успокаивать пьяный караул. А тут тыловая вошь смеет двух
офицеров оскорблять.
Жирный хорек повернулся и опять насмешливо уставился на нас, не говоря
ни слова и всем своим видом издеваясь над нами. Я и Юрка поняли, что
убеждать словами это животное бесполезно, надо действовать. Рядом находился
закуток, где хранился хозяйственный инвентарь. Мы, не сговариваясь, быстро
взяли юношу под ручки и впихнули его в темную, душную каморку. Я мгновенно
схватил его за горло, чтобы тот не заорал, а Юрка упер ствол своего автомата
ему в пах и надавил. Даже при недостаточном освещении было видно, как тот
побледнел. Глаза готовы были вывалиться из орбит и крик рвался из горла, но
я сдерживал его, сжимая сильнее горло, позволяя ему только дышать. Я
наклонился к уху и прошептал:
-- Сейчас я отпущу немного горло, если ты, подонок, обещаешь спокойно,
тихо принести нам извинения. И еще пива и сигарет, уверен, что есть. Если
согласен -- моргни, если отказываешься, то я тебя душу, а мой приятель
отстреливает тебе яйца. Разбираться никто не будет, спишут на боевые потери.
Если вздумаешь выкинуть какой-нибудь другой фокус, то история повторится.
Смятое горло и отстреленные яйца, а также мы можем тебя погрузить в машину и
обменять у духов на ящик пива и блок сигарет. Кстати, урод, мы тебе самому
предлагаем сделать такой обмен. Понял, уребище? -- я чуть посильней сдавил
горло, а Юрка нажал на автомат.
Солдат заморгал глазами, как мотылек крылышками у лампочки:
-- Извините меня, пожалуйста, товарищи офицеры, я обознался, я больше
не буду, честное слово, не буду, -- из глаз его покатились слезы, но жирное
горлышко его я не отпускал.
-- А вторая часть выступления? -- спросил Юрка, намекая на пиво и
сигареты.
-- Да-да, сейчас, -- боец засуетился, начал шарить у себя за головой в
каких-то ведрах и вытащил на свет божий упаковку пива "Holsten" и блок "LM".
По-нашему -- "любовь мента".
Мы отпустили поганца, я снисходительно похлопал его по щеке, вытащил из
кармана смятые пять тысяч рублей и сунул в карман хныкающему бойцу:
-- Никогда не хами, юноша, и, может, тогда останешься жить, а это
деньги тебе за товар, чтобы не говорил, что мы бандиты. Кстати, одолжи нам
пару сумочек, чтобы спокойно вынести наши покупки.
Боец отвернулся и опять в полутьме зашарил по ведрам. Хороший у него
тут тайничок, в ведрах звякнуло что-то металлическое, по звуку похоже на
пистолет. Неужели будет дурить пацан? Я поднял свой автомат и упер ствол в
основание черепа, там, где он стыкуется с позвоночником, и нажал -- есть там
болевая точка. Если быстро и сильно туда ударить, то человек падает без
сознания. Юрка мгновенно упер ствол своего автомата в позвоночник в районе
почек.
-- Сынок, не дури, -- я опять сделал елейный голос, -- или ты, ублюдок,
решил помереть героем, тогда валяй.
Левой рукой я вытащил из ножен узкий трофейный стилет и приложил к его
горлу, слегка нажал, холодная сталь у горла подействовала почему-то лучше
автомата. Интересно, почему? Снова звякнуло металлическое, видимо, он бросил
пистолет обратно в ведро. Убрав стилет от горла, я рывком развернул бойца к
себе и опять упер автомат ему под подбородок. Боец поднял руки вверх, в
левой руке он зажал чехол от спецаппаратуры. Я левой рукой пошарил у него за
головой и наткнулся на пистолет. Вытащил его. Ё-мое! Пистолет Макарова с
глушителем -- ПБС (прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы). Здорово.
Упер у какого-нибудь раненого разведчика или спецназовца. Я ударил рукояткой
пистолета в переносицу бойца, туда, где нос соединяется со лбом. Тот
беззвучно начал опускаться вниз. Мы опустили его на пол и, забрав сумки,
погрузив в них пиво и сигареты, вышли.
На улице уже заканчивалась выгрузка, и комбриг собирал офицеров своего
штаба, чтобы идти на совещание к руководству группировкой. Мы кинули сумки в
свою БМПшку, наказав механику, что если уведут сумки, то мы его кастрируем и
оставим здесь, в госпитале. Боец понятливо кивнул головой, продолжая
раздевать глазами проходящих мимо женщин. Идя за командиром, мы неторопливо
затягивались хорошими сигаретами и обсуждали аргументы, которые будем
выдвигать против штурма в лоб долбанной Минутки.
-- Давай так: авиация, артиллерия, танки, реактивная артиллерия, а
потом уже, когда все раздолбят, заходит махра, а? -- спросил Юрка, с
наслаждением затягиваясь и осматривая почти мирную жизнь вокруг.
-- А еще лучше бомбы с напалмом, чтобы все горело вокруг, и включить
погромче веселую музыку, чтобы духи веселее Аллаху душу отдавали, -- я
испытывал умиротворение, а от сигареты и от спокойной обстановки почти
сексуальное удовлетворение. Как мало, черт побери, человеку надо. Хорошая
сигарета, мирная атмосфера, женщины вокруг.
Тут мы увидели знакомого офицера, вместе штурмовали "Северный", а потом
его полк оставили для охраны аэродрома, везет же людям.
-- Юра, Слава, живы, вот здорово! Наслышаны о ваших подвигах. И про
Карпова тоже наслышаны. Здесь сначала думали, что это вы его грохнули, но
потом все выяснили, сам дурак. Представили его к Ордену мужества.
-- Прямо так и думали, что мы Славкой и грохнули это московское
уребище?
-- Да нет, тут все знают, что он большой гнус.
Мы с Юркой заржали во весь голос:
-- Саша, мы видели его в первый раз и такую же кличку ему дали. Гнус --
он и есть гнус. Ты лучше расскажи, какие виды на Минутку и на нас.
-- Мужики, морпех и десантники попытались с ходу взять эту гребаную
Минутку, потеряли человек тридцать и откатились. И вот теперь хотят вас
кинуть.
-- Да пошли они на хрен!
-- Там еще этот сраный миротворец сидит. По радио выходит к нам с
обращениями. Слушайте анекдот про него. Сидит этот миротворец по правам
человека в бункере у Дудаева со своей делегацией, а про них и забыли, не
кормят, не поят. Думают, что делать дальше. Тут он и предлагает: "Давайте
примем ислам!". У него спрашивают: "А что, поможет?" "Нет. Но из обрезков
можно сварить суп!" -- Сашка довольно заржал.
Мы плюнули и от его сообщений и от анекдота и тоже улыбнулись.
-- Мужики, я здесь комендантом устроился, заходите. А сейчас, извините,
спешу, в госпитале кто-то бойцу голову проломил.
Присвистнув от удивления, что Сашка получил такую должность, мы пошли
догонять наших. За бойца мы не беспокоились. Башка у него целая, я за это
ручаюсь, а что из носа кровь идет, так это в темноте споткнулся. Разве у нас
в армии кто-нибудь посмеет ударить такого гарного хлопца? Нет, конечно, а
пока без сознания валялся, вот и привиделись ему офицеры. С его избыточным
весом и повышенным давлением еще не такая чепуха может показаться. На диету,
товарищи врачи, посадите его. А еще лучше, подарите на неделю его нам. Не
узнаете хлопчика.
Навстречу нам вышел какой-то офицер и сказал, что генерал Ролин сейчас
занят и освободится через десять-пятнадцать минут. Они-де разговаривают с
министром обороны. Ладно, пусть говорит. Один хрен, ничего толкового не
наговорит. Комбриг пошел звонить в бригаду, чтобы узнать последние новости.
Тут мы заметили, что Сашка возвращается, и окликнули его:
-- Саша, ну как боец?
-- Несет какую-то чушь, что два офицера его избили. У самого штаны
мокрые, обоссался, пока без сознания был. И приметы, -- тут он начал на нас
подозрительно посмотрел, -- ну, на вас похожи.
-- Сашок, неужели ты думаешь, что мы способны избить солдата? Я лично
сразу хватаю за горло, -- начал я.
-- А я отстреливаю яйца, ты же нас знаешь, -- подхватил Юрка.
Мы с обиженным выражением лица уставились на Сашку Холина, как бы
требуя, чтобы тот снял с нас всякие подозрения.
-- Вот вас-то я как раз и знаю, отморозки несчастные. Насмотрелся. Ни
себя, ни других не пожалеете. Так это вы бойца ухайдакали?
-- Саша, -- вновь начал я задушевным голосом, полуобнимая его за плечи,
-- дорогой ты наш человек, объясни нам, по твоим словам -- двум отморозкам,
чего это ради ты помчался в госпиталь? Милосердия и сострадания мы в тебе
никогда не замечали. Даже когда привезли наших раненых, ты, видимо, был так
сильно занят, что забыл встретить своих друзей.
-- Которые, между прочим, пришли к тебе на выручку, когда духи загнали
тебя с бойцами на край летного поля, -- продолжил Юрка, -- и, неудобно
напоминать, клялся всеми святыми, что не забудешь своих спасителей.
-- А сейчас, отец родной, ты хочешь сдать своих благодетелей как
стеклотару, -- снова вступил я. -- Мы же никому не говорим, что твой
подручный по спекулятивным ценам сбывал спертое, пардон -- сэкономленное
тобой имущество, да еще, сука, пытался запугать нас пистолем. Так как,
Александр? Сдается мне, что твой боец просто ударился башкой обо что-то.
-- За что вы его?
-- Меня на хрен послал, причем так откровенно, и не извинился,
прикидываешь, Саша?
-- Ну, я ему задам, засранцу.
-- Саша, так как мы нашли общий язык, предлагаем тебе оказать нам
гуманитарную помощь.
-- Так вы и так уже набрали.
-- Ложь, поклеп и навет, -- с пафосом произнес Юрий, -- мы не украли, а
купили за пять долларов. Или пять тысяч рублей. Темно было, а доллары и
рубли лежат в одном кармане. Правда, Слава?
-- Истинная правда, сам расплачивался. Но сдается мне, что твой хренов
помощничек пытается утаить от тебя часть незаконно заработанной выручки. И
купили мы у него всего-то упаковочку пива, ма-а-а-ленькие такие баночки, и
блок "ментовской любви", а ты не хочешь нас снарядить в путь-дорожку по
полной программе.
-- Представляешь, -- Юра тоже вошел в раж, -- убьют нас,
тьфу-тьфу-тьфу, конечно, а ты будешь переживать, что не дал нам трех палок
хорошей колбасы, водки московского завода "Кристалл", пары бутылочек
хорошего коньячку, ну, сыра, конечно, и еще там по мелочи. И мы будем
являться тебе по ночам, и будем протягивать к тебе руки и говорить, -- тут
мы как вампиры стали протягивать к нему руки: -- "Зажал хавчик, гад!"
-- Да, Саша, -- вмешался я, -- без пары упаковок пива и хороших сигарет
я уже точно не сдохну, но к пиву неплохо бы добавить рыбки сушеной, а еще...
-- Хватит, придурки. Дайте, тетенька, воды напиться, а то так есть
хочется, и переночевать негде, -- передразнил нас Саша. -- Если бы вы мне
жизнь не спасли, то сидели бы уже в комендатуре на казенных харчах.
-- Так я тогда во время боя и говорю Славке: "Смотри, Слава, какой
хороший капитан погибает. Давай его спасем, а он, когда станет комендантом,
станет нас до окончания войны кормить". Слава, это правда?
-- Чтоб я сдох, правда. Юра, а было бы неплохо недельку-другую половить
вшей в комендатуре, а? Трехразовое питание, чистое белье, можно раздеваться,
баня! -- я мечтательно закрыл глаза и потянулся до хруста в суставах. --
Кайф! Саша, а может, ты сдашь нас, а твой пидор через две недели изменит
свои показания, мол, обознался, и нас выпустят, а там, глядишь, и война
закончится. Подумай, Саша? Я тебе коньяк поставлю.
-- Нет, вы точно идиоты. Недаром вашу бригаду духи называют "собаками",
загрызете, с ума сведете кого угодно.
-- Мы сейчас пойдем к командующему, послушаем, как он будет нас
агитировать идти на Минутку. Так вот, я, Слава, думаю предложить, чтобы он
этот свой полчок с охраны аэропорта снял и на Минутку кинул, а нас на его
место. А после Минутки, когда вы ее возьмете, и мы можем дальше воевать.
Как, Саш? Кстати, ты здесь всех девочек перепробовал?
-- Нет, они здесь все поделены, так что в чужой огород не суйся.
-- Так поделись на пару дней, мы ее потом привезем, не жадничай!
-- Придурки, чистой во