енберга, никого не было, мы
информировали  его  о  якобы  тяжелом положении населения в Советском Союзе,
особенно  евреев, и обратились к  нему с  просьбой оказать  нам материальную
помощь. На эту просьбу Розенберг ответил: "Вы только просите, а толку от вас
никакого!  Вспомните,  в связи  с  созданием  еврейских  колоний  в Крыму мы
ухлопали  свыше 30 миллионов долларов, а что  толку? Крым не ваш, вас оттуда
выгнали. Сейчас  вы  опять просите. Американцы  богаты, но имейте в  виду  -
денег  на  ветер  мы не бросаем  и можем помочь вам лишь  на соответствующих
условиях.
   В о п р о с. Какие условия предъявил вам Розенберг?
   О т в е  т. Американские еврейские круги, которые  он  в данном  случае
представляет, могут оказать  нам помощь только в том случае, если мы отвоюем
у  советского  правительства Крым и  создадим там  самостоятельную еврейскую
республику. Розенберг  нам прямо сказал, что  Крым  -  это  Черное море, это
Турция,  это  Балканы. Мы заверили  Розенберга, что примем  все меры к тому,
чтобы Крым был наш, еврейский..."

   Сталин перелистнул несколько страниц.

   "...Я должен признать, что  после того,  как мы в  1943 году побывали в
Америке и  установили  там  преступную связь  с  представителями реакционной
еврейской  буржуазии,  ЕАК  полностью  подпал   под   американское  влияние,
превратившись  фактически  в  подведомственную им организацию...  Мы  и наши
сообщники повели подрывную  работу, направленную на  превращение  Еврейского
антифашистского  комитета  в  националистический  и  шпионский центр. Считаю
необходимым отметить, что  эта  работа  велась  с первых  дней существования
ЕАК..."

   Сталин отложил в сторону папку  с надписью "ФЕФЕР", даже не долистав ее
до конца.  Там не  могло быть ничего интересного. А  то, что было,  он и так
знал. Вытащил наугад из стопы другую папку. На обложке стояло: "ШИМЕЛИОВИЧ".

   "ШИМЕЛИОВИЧ Борис Абрамович. Член ВКП(б) с 1920 г. Занимаемая должность
до ареста - главный врач больницы им. Боткина..."

   "П  р  е д с  е д а т е л ь с  у д а. Признаете ли  вы себя  виновным в
совершенных вами преступлениях?
   Ш и м е л и о в и ч. Нет.
   П  р е д с е д а  т  е л ь с т  в  у ю щ  и й. Подтверждаете ли вы свои
показания, данные на предварительном следствии?
   Ш и м е л и о в и ч. Нет.
   П  р е  д  с е д  а т е л ь  с т в у ю щ и й.  Зачем же вы  подписывали
протоколы допросов, в которых признавали свои преступления?
   Ш и  м  е  л  и о в и  ч. Я был вынужден это сделать. Я хотел дожить до
суда,  чтобы сказать правду...  Вас, гражданин  председатель,  и  тем  самым
партию я обязан поставить в известность на суде о следующем.
   В первую ночь моего ареста в присутствии секретаря-полковника (он был в
гражданском, но сотрудники называли его полковником) министр госбезопасности
задал мне вопросы:
   а) Расскажите о высокопоставленных ваших шефах. Ответ мой был: не знаю.
   б) Кто главный еврей в СССР? Ответ  мой: не  знаю. И действительно,  за
все годы существования Советской власти никогда на этот вопрос я бы ответить
не смог.
   в) Ну, а кто из евреев занимает самое видное место в  партии, даже член
Политбюро?
   Я  ответил: Лазарь  Моисеевич  Каганович. Министр  сказал, обращаясь ко
мне: а говорите, что не знаете, кто главный еврей в стране.
   г)  Расскажите  об  этом высокопоставленном вашем  шефе. Я ответил, что
Михоэлс и Фефер посещали Кагановича один раз.
   д) Расскажите о втором вашем шефе, о Жемчужиной.
   Я сказал, что познакомился с ней на  сессии Московского Совета, что она
посещала ГОСЕТ, что Михоэлс о ней тепло отзывался как о человеке...
   е) Расскажите о Погурском.
   Погурского, брата Жемчужиной, я не знал, тогда не знал и фамилии такой,
и ничего не ответил, как не мог ничего добавить и о Жемчужиной.
   Министр сказал: побить его! (т. е. меня...)"

   "...Тут  я впервые услыхал  многократно:  "Все  евреи  -  антисоветские
люди".  И  наконец:  "Все  евреи  -  шпионы!"  Впоследствии  на  допросах  у
подполковника Шишкова  я  неоднократно слышал  от  него, что  "евреи  все до
единого,  без  исключения шпионы". За что  я  и расплачивался большей частью
резиновой  палкой  немецкого образца,  ударами  по  лицу кожаной  перчаткой,
постоянными ударами носком сапога  по  бедренным  костям.  Все это  делается
методически, с перерывами по часам. В перерывах следователь Шишков изучал по
первоисточникам Ленина и Сталина для сдачи зачетов..."

   "...Показания  других  обвиняемых   я   объявляю   ложными.   Показания
свидетелей также считаю ложью и клеветой. Даже если  мне  подсунут бумаги, в
которых   будут  изложены  мои  выступления   антисоветского   характера   и
содержания,  то я  заранее заявляю,  что правильность этих документов я буду
оспаривать. Преступной деятельностью я никогда не занимался и не считаю ни в
чем себя виновным..."

   "...Среди чудовищной  лжи и фантасмагорических обвинений, обрушенных на
меня,  есть  одно,  которое  я  намерен  документально   опровергнуть.  Хотя
обвинение   это  такого  рода,  опровергать   какое   нормальному   человеку
унизительно. Меня  обвинили  в  том,  что  в  Боткинской больнице  почти нет
русских  сотрудников.  Я  могу  представить  суду  поименный список, но пока
приведу только цифры.  Из 47 заведующими  отделениями 36 - русские. Из более
чем  40 старших медицинских сестер, а это истинные  хозяйки  отделений, лишь
две сестры - еврейки. Из 8 заслуженных врачей республики 6 - русские...
   Я двадцать пять лет руководил Боткинской больницей. Я  очень люблю свою
больницу, и вряд ли кто другой будет ее так любить..."

   "МАРКИШ Перец Давыдович. Беспартийный. Занимаемая должность до ареста -
поэт, член Союза писателей СССР..."

   "П р е д с е д а т е л ь с у д а. Признаете ли вы себя виновным?
   М  а р к  и  ш. Нет. Я  подписывал  протоколы,  чтобы дожить до  суда и
сказать правду..."

   "...Некоторые из обвиняемых, желая, очевидно,  избежать быть уличенными
в  национализме, ставят  себе  в заслугу  отчуждение  от  еврейского  языка,
хвастаются незнанием языка их детьми, опускаются до национального нигилизма,
называют идиш языком  второго сорта. Мне стыдно слышать подобные вещи. Можно
подумать, что у нас в Советском Союзе еврейский язык находится под запретом.
Вопрос не в  том,  можно  ли писать  на еврейском языке, можно  ли писать  о
местечковых  евреях.  Вопрос  в  том,   как  писать.  Наш  язык,  идиш,  как
чернорабочий, поработал  на массы, дал им песни, плач. Дал народу все  в его
тяжкие годы, когда он жил в оторванной от России черте оседлости..."

   Сталин встал, прошел по кабинету, разминаясь,  и вернулся за письменный
стол. Раскрыл папку с надписью "ШТЕРН".

   "ШТЕРН Лина Соломоновна. Член ВКП(б) с 1938 г. Занимаемая должность  до
ареста - директор Института физиологии АН СССР..."

   П р е д с е д а т е л ь с у д а. Признаете ли вы себя виновной?
   Ш т е р н. Нет, господин председатель..."

   "В о п р о с. Вы сознательно продвигали по службе врачей-евреев?
   О т в е т. Только в меру того, чего они заслуживали как ученые...
   В  о  п  р  о  с.  Вы обвиняетесь  в  том,  что  проповедовали в  науке
космополитизм.
   О т в е т.  Не вижу в  этом никакого преступления. Да, я  действительно
проповедовала в науке космополитизм. Точнее,  я считала и  считаю, что наука
должна стоять вне  политики. В своем окружении я говорила даже так: наука не
должна  знать  родины.  Достижения  науки не должны  оставаться в  тайне  от
человечества. Особенно широкие связи у меня были с сотрудниками английского,
австралийского, датского, бельгийского и румынского посольств...
   В о п р о с.  А  помните,  в ГОСЕТе при  посещении  театра Голдой  Меир
вывесили голубое полотнище с изображенным на нем сионистским знаком? Вы были
при этом и не выразили своего протеста.
   О т в  е т.  О каком протесте речь? Звезда Давида. Это  - символ, герб,
как у нас серп и молот.  Не встречать же посла государства Израиль двуглавым
орлом...
   В  о  п р  о  с. На заседании президиума  ЕАК 2  августа  1947 года  вы
отказались подписать протест против погромов в Англии и заявили, что сначала
нужно  выразить  протест  против  антисемитизма  в  СССР.  Это антисоветское
клеветническое утверждение.
   О т в е т. Да? А что, по-вашему, доказывает сам факт этого суда?
   В о п р о с. Свои показания, данные на следствии, вы подтверждаете?
   О т в е т. Нет. Ни одного.
   В о п р о с. Почему?
   О  т  в е т.  Потому  что  там нет  ни  одного моего  слова... Все  мои
показания,  которые  предъявляются  мне  на  суде,  я   отметаю,  я  от  них
отказываюсь. У  меня была единственная  возможность  - дожить до  суда, а  я
только этого  и хотела. Я  не боюсь смерти,  но не хотела бы уйти из жизни с
этим позорным  пятном - обман доверия, измена. Я чувствовала, что дело плохо
и я могу сойти с ума, а  сумасшедшие ни за что не  отвечают.  Для меня важна
работа.  А  для хорошей  работы  мне  нужно  возвращение  доверия  и  полная
реабилитация.  Моим арестом Советскому Союзу нанесен гораздо  больший ущерб,
чем  всей деятельностью  ЕАК, даже если  она  действительно была преступной,
чему  никаких  доказательств  я  не  услышала.  Мой  арест  дал  возможность
дискредитировать  мою работу и  уничтожить  все  достигнутое.  Я считаю  эту
работу новой страницей в медицине и не считаю себя вправе  уносить с собой в
могилу все, что я знаю..."

   Сталин  закрыл  папку с  надписью "ШТЕРН".  Посидел,  посасывая  пустую
трубку. Вызвал Поскребышева:
   -  Академик  Штерн.  Директор  Института  физиологии.  Узнай,  чем  она
занималась.
   - Слушаюсь.

   "КВИТКО Лев Моисеевич. Беспартийный. Занимаемая должность  до ареста  -
поэт, член Союза писателей СССР..."
   "П р е д с  е  д а т  е л ь  с у  д а. Вы подтверждаете свои показания,
данные на предварительном следствии?
   К в и т к о. Нет..."

   "БЕРГЕЛЬСОН Давид Рафаилович.  Беспартийный.  Занимаемая  должность  до
ареста - прозаик, драматург, член Союза писателей СССР..."

   "П р е д с е д а т е л ь с у д а. Признаете ли вы себя виновным?
   Б е  р г е л ь с о  н.  Нет, ни по одному из предъявленных мне  пунктов
обвинения..."

   "ГОФШТЕЙН Давид Наумович. Член ВКП(б) с 1940 г. Занимаемая должность до
ареста - поэт, член Союза писателей СССР..."

   "П р е д с е д а т е л ь с у д а. Вы признаете себя виновным?
   Г о ф ш т е й н. Не признаю ни в чем..."

   Вошел  Поскребышев.  Молча  положил   перед  Сталиным  листок.   Сталин
прочитал:
   "Л. С.  Штерн. Специализация: автор  учения о барьерных  функциях  и их
значении для  сохранения постоянства внутренней  среды организма. Гомеостаз.
За  работу о значении неспецифических продуктов обмена веществ (метаболитов)
в   жизнедеятельности   организма   нагр.  Сталинской   премией  в  1943  г.
Разрабатывала проблемы гуморальной регуляции функций".
   - Что это значит? - спросил Сталин.
   - Понятия не имею.
   - Ладно. Оставь. Спасибо. Можешь идти.
   Поскребышев исчез. Сталин раскрыл папку с надписью "ЛОЗОВСКИЙ".

   "ЛОЗОВСКИЙ  Соломон  Абрамович.  Член  ВКП(б)  с   1901  г.  Занимаемая
должность до ареста - начальник Совинформбюро, зам. министра иностранных дел
СССР..."

   "П р е д с е д а т е л ь с у д а. Обвиняемый Лозовский, признаете ли вы
себя  виновным в совершении преступлений, доказанных в ходе предварительного
следствия?
   Л  о з  о  в  с к и  й. В  ходе следствия  не было  доказано  ни одного
преступления. Ни моего, ни других обвиняемых. Я не признаю себя  виновным ни
в чем..."

   "...Я считаю, что показания Фефера, с которых начинается все это  дело,
-  сплошная  фантазия.  Из  показаний  Фефера  вытекает,  что   они  обещали
американцам бороться за Крым. Кто? Эти  два  мушкетера - Фефер  и Михоэлс  -
будут бороться за Крым против Советской  власти? Это  просто  клеветническая
беллетристика. А кто  ее сочинил? Сам же  Фефер. И это легло в  основу всего
процесса, это  же явилось исходным пунктом всех обвинений, в том  числе  и в
измене".

   "...Откуда  взялись  в  обвинении  по  нашему  делу  реакционные  круги
Америки? Они ведь из сегодняшних газет, а не из 1943  года,  когда Михоэлс и
Фефер были в США. Тогда в Америке было правительство Рузвельта, с которым мы
были в военном, антифашистском союзе. Все началось,  как объяснил нам  здесь
Фефер, с "крымского  ландшафта", а кончилось тем,  что я, Соломон Лозовский,
захотел продать  Крым  американцам как  плацдарм  против  Советского  Союза.
Началось  с показаний  Фефера о том, что Розенберг  предложил  свою "формулу
Крыма". Крым - это Черное море,  Балканы  и Турция. Потом Фефер  заявил, что
Розенберг не  говорил этого и  что это формулировка следователя. Но в памяти
подследственных  уже засела  эта удобная формулировка:  Черное море, Турция,
Балканы.  По  мере  того  как   допрашивались  другие  арестованные,  каждый
следователь прибавлял  кое-что от себя, в  конце концов Крым оброс  шерстью,
которая превратила его в  чудовище.  Так получился плацдарм, и  хотя  уже не
докопаешься,  кто первый произнес это слово,  военно-стратегический плацдарм
налицо. Кто-то уже додумался, что и  американское правительство причастно  к
этому  делу. Это значит - Рузвельт. Осенью  1943 года Рузвельт встретился со
Сталиным  в  Тегеране. Смею уверить вас, что мне известно больше,  чем  всем
следователям, вместе взятым, о  чем шла речь  в Тегеране. И должен  сказать,
что там о Крыме ничего не говорилось. В 1945 году Рузвельт прилетел в Крым с
большой группой разведчиков, на очень многих самолетах.  Он не прилетел ни к
Феферу, ни к Михоэлсу  и не  по делу о заселении евреями  Крыма, а по  более
серьезным делам. Зачем же  нужно  было  изобретать формулировку  "плацдарм",
которая пахнет кровью?.."

   "...Что могут  сообщить  о Крымском плацдарме  Гофштейн  или  Зускин, а
также целый ряд  других почтенных  людей?  Ну,  что  могла сказать  по этому
поводу Штерн? Она ничего не  понимает в этом,  а  между  прочим, все они - и
Маркиш,  и   Зускин,  решительно  все  стали  в  ходе   следствия   большими
специалистами-международниками..."

   "...Это  -  мое  последнее  слово.  Может   быть,  последнее  в  жизни!
Мифотворчество о  Крыме представляет собой нечто совершенно  фантастическое,
тут  применимо   выражение   Помяловского,  что   "это  фикция   в  мозговой
субстракции".  Президиум ЕАК признан шпионским  центром. Это - вздор. Внутри
президиума  могли быть  члены,  которые  занимались  шпионажем.  Если  Фефер
утверждает,  что  он  занимался шпионажем,  то это его  дело. Но  чтобы этим
занимался  весь  президиум - это  политический  нонсенс  и  это противоречит
здравому  смыслу. Как же все-таки получились эти 42 тома следственного дела,
как получилось, что  все 25 следователей шли  по  одной дорожке? Дело в том,
что руководитель следствия, заместитель  начальника следственного отдела  по
особо важным  делам  полковник  Комаров  имел очень  странную  установку,  о
которой я уже говорил и хочу повторить. Он мне упрямо втолковывал, что евреи
- это подлая нация, что евреи - жулики, негодяи и сволочи, что вся оппозиция
состояла из евреев,  что евреи хотят истребить всех русских. Вот что говорил
мне полковник  Комаров. И естественно, имея  такую установку, можно написать
что хочешь. Вот из чего развилось древо в 42  тома, которые лежат перед вами
и в которых нет ни слова правды обо мне..."

   "П р е д с е д а  т е  л ь с т в у ю щ и й.  Вам предъявлено конкретное
обвинение. В  формулировке обвинения  сказано:  "Занимался  шпионажем и  был
руководителем еврейского националистического подполья в СССР".
   Л  о з  о в  с  к и й.  Как можно  в обвинительном заключении  писать о
материалах  шпионского  характера  и не  включить эти  материалы  в 42  тома
следствия?! Что это - особый, советский метод следствия: обвинить человека в
шпионаже,  а потом  скрыть от  него и  от суда материал, за который его надо
казнить?.."
   ..."...Я  не  прошу никаких скидок.  Мне нужна полная реабилитация  или
смерть. Если суд признает меня хоть  в чем-то виновным,  то  прошу  войти  с
ходатайством  в  правительство о  замене  мне наказания  расстрелом. Но если
когда-нибудь выяснится, что я был невиновен, то прошу посмертно восстановить
меня  в   рядах   партии   и  опубликовать  в  газетах   сообщение   о  моей
реабилитации!.."

   Сталин закрыл папку с делом Лозовского.

   Не  получалось. И дело было не в том, что  все обвиняемые отказались от
показаний, данных на предварительном следствии. Этого можно было ожидать. Не
признались. Враги никогда сразу не  признаются.  Признаются.  Вызубрят  свои
роли,  как "отченаш", и будут исполнять их, как комсомольцы на физкультурном
параде.  Следователи  грубо  сработали.  Понадеялись только на  острые формы
допросов.   Это  была  ошибка.  Но  эту  ошибку  нетрудно  будет  исправить.
Физические формы давления должны сочетаться  с  психологической  обработкой.
Обвиняемых нужно подвести к мысли о том, что хотя субъективно каждый из  них
не имел преступных  намерений,  но объективно  - став  послушной  игрушкой в
умелых руках  агентов "Джойнта"  и американских  спецслужб  -  они оказались
вовлеченными  в  крупномасштабный  заговор  против  СССР.  В  заговор,  нити
которого  проникли  во все  слои еврейского населения  Советского  Союза. От
низов до верхов. До самых верхов. Объективно.
   Это  реально. Даже Лозовский разоружится.  С ним будет даже проще. Член
партии с 1901 года. Он сам сказал: "Если партия прикажет  мне изменить  свое
мнение, я изменю".
   Следователь Комаров дурак.  Не понял, с кем имеет дело.  И сам Абакумов
слишком  прямолинеен,  не  сумел  правильно   сориентировать  свой  аппарат.
Лозовскому не  дали понять, что  требования следствия  -  это требования  не
Комарова  и  Абакумова,  а  воля  партии.  Та  высшая  воля,  перед  которой
преклонились даже Каменев и  Бухарин. Поймет.  Преклонится. В этом  смысле с
идейными коммунистами было даже  легче  работать, чем с какой-нибудь розовой
идеалисткой Штерн.

   Гораздо  серьезнее  было другое.  Абакумов  прав:  в  этом процессе  не
хватало  главной фигуры. Михоэлса. Фефер  не мог его  заменить. Никто не мог
его заменить. Без главного героя трагедия превращалась в бездарный фарс. Так
этот процесс и будет воспринят во всем мире, как бы старательно ни исполняли
свои роли остальные артисты. Бездарный фарс.

   Да  почему же, черт  побери,  так получилось?  Как могло случиться, что
главную фигуру пришлось снять с доски в самый ответственный момент?

   Какая-то непонятность  в этом  была. Сталин не любил непонятностей.  Из
любого поражения можно извлечь  пользу. Но только  в том случае,  если будут
поняты причины этого поражения, осознаны допущенные ошибки. Тогда их никогда
больше не повторишь. Поражение  непонятое,  неосмысленное несет в себе зерна
новых ошибок.
   Сталин не рассчитывал, что он найдет ответ на раздражавший его вопрос в
материалах  дела   ЕАК,  но  все  же  продолжал  перебирать  папки.  Он  был
добросовестным человеком.

   "ЗУСКИН  Вениамин Львович. Беспартийный. Занимаемая должность до ареста
- и. о. художественного руководителя театра ГОСЕТ..."

   "П р е д с е д а т е л ь с у д а. Признаете ли вы себя виновным?
   З  у с к и н. Я  не признаю себя виновным ни в националистической, ни в
шпионской деятельности..."

   ..."В о п р о с. Когда вас арестовали?
   О т в е т. 24 декабря 1948 года.
   В  о п р  о  с. И в тот  же  день  вы  дали  показания,  признали  себя
националистом и  рассказали о националистической деятельности  комитета. Вот
протокол вашего допроса.
   О  т в  е  т. Мне подсказали все это.  Там, например, есть  показания о
Крыме,  но я только  здесь узнал о  крымском вопросе, о том, что он  стоял в
январе 1944 года. Почему я дал показания о  Крыме?  Меня привели на допрос в
совершенно одурманенном состоянии, в больничной пижаме, привезли из больницы
имени Боткина, где ко мне применили  двухнеде