Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
еялся? Улыбнулся?
- Нет. У меня создалось впечатление, что в этот день ему было не до
смеха. А может, не весь день, а только во время нашего разговора. Потом он
спросил: не возникала ли у московской еврейской интеллигенции мысль
обратиться в правительство с просьбой о создании Крымской еврейской
республики. Я поинтересовался: а она должна возникнуть? Он ответил, что
спросил только то, что спросил. Я сказал, что не могу говорить за всю
еврейскую интеллигенцию, но у меня самого эта мысль возникла. Он спросил:
когда? Я ответил: только что.
- Еще раз, - попросил Лозовский. - Значит, он спросил, не возникала ли
у московской еврейской интеллигенции мысль...
- Да. Обратиться в правительство с просьбой о Крыме.
- И ты ответил, что у тебя эта мысль возникла. Что он на это сказал?
Михоэлс пожал плечами:
- Ты будешь смеяться, но ничего. Сидел и молчал. И смотрел на меня.
Просто смотрел. Молча. Спокойно. С интересом. Ну, вот как ты сейчас на меня
смотришь.
- Выжидающе?
- Пожалуй. Да, выжидающе.
- И чего он дождался?
- Я спросил: если мысль, которая возникла у меня, возникнет и у других,
кто должен обратиться в правительство?
- Что он ответил?
- Он сказал, что, насколько ему известно, в СССР есть только одна
общественная организация, представляющая интересы советских евреев.
Еврейский антифашистский комитет. Я спросил, кому правильнее будет
адресовать обращение. Он ответил, что является официальным лицом и не имеет
права давать никаких указаний общественным организациям.
- Что было дальше?
- Практически ничего. Он еще раз поблагодарил за поездку и пожелал
творческих успехов.
- Значит, Молотов не сам сказал об обращении, а заставил это сделать
тебя?
- Получается так. Но я не понимаю смысла этой дипломатии. Перед
поездкой в Америку он сам заговорил о Крыме. И дал понять, чтобы я не делал
из этого секрета.
- Тогда была неофициальная встреча. И импульс был адресован
американцам. Сейчас он хочет создать впечатление, что вся инициатива идет от
самих евреев. Зачем-то ему это надо. Не знаю зачем. Логика у него очень
извилистая. Как русло Куры.
- Куры? - удивился Михоэлс. - Молотов, насколько я знаю, из Вятки.
Лозовский только рукой махнул:
- Какая Вятка? Какой Молотов? Мы все время говорим не о Молотове, а о
Сталине!.. Как возник в этом деле Шимелиович?
- По чистой случайности. Он привез статью для "Эйникайта" о Боткинской
больнице. Мы как раз сидели у Эпштейна, обсуждали, как лучше составить
обращение. Я решил, что его совет не помешает. Он человек опытный. И свой -
член президиума комитета. Это было ошибкой?
- Кто может заранее сказать, что ошибка, а что не ошибка!
- Все равно нам не удастся держать обращение в секрете. Его нужно
обсудить и одобрить на президиуме ЕАК. А это значит, что на следующий день
об этом будет говорить вся Москва.
- Налей-ка мне кофе, - попросил Лозовский. Взял из рук Михоэлса
фаянсовую чашку с отбитой ручкой, сделал глоток. - Желудевый?
- Пополам с цикорием. Где сейчас в Москве найдешь настоящий кофе!
Лозовский поставил чашку на стол и решительно произнес:
- Вы не будете обсуждать обращение на президиуме.
- Но позволь...
- Есть подписи: председатель президиума, заместитель председателя,
ответственный секретарь. Этого достаточно. Пока. А там видно будет.
- Объяснишь?
- Попробую. Кто входит в президиум?
- Ты всех их прекрасно знаешь.
- А ты повтори. Начни с себя.
- Ну, Михоэлс.
- Соломон Михайлович. Народный артист СССР, кавалер ордена Ленина. Рост
- низкий. Телосложение - крепкое. Плечи - опущенные. Шея - короткая. Лоб -
высокий. Брови - дугообразные, широкие.
- Что это за поэма в прозе? - удивился Михоэлс.
- Словесный портрет.
- По такому портрету в жизни никого не поймаешь.
- По такому портрету никого и не ловят. Его составляют, когда
арестованного привозят в тюрьму.
- А ты откуда знаешь?
- Сиживал-с.
- У нас?
- Бог миловал. Еще в царской тюрьме. Но эта практика сохранилась и в
наших тюрьмах. В том числе и во внутренней тюрьме Лубянки.
- К чему ты мне это рассказал?
- Не понял? - спросил Лозовский. - Тогда продолжай список президиума.
- Борис Абрамович Шимелиович.
- Профессор, главный врач Боткинской больницы, крупнейшей и лучшей в
стране.
- Вениамин Зускин.
- Народный артист РСФСР. Лучший актер ГОСЕТа. Не считая тебя.
- Считая.
- Еще?
- Лина Соломоновна Штерн.
- Академик, директор Института физиологии Академии наук СССР, лауреат
Сталинской премии.
- Перец Маркиш. Самуил Галкин. Лев Квитко. Давид Гофштейн.
- Лучшие еврейские поэты.
- Давид Бергельсон.
- Лучший еврейский прозаик... Продолжать? Или сам все понял?
- Что я должен понять? - спросил Михоэлс. - Что в президиуме комитета
весь цвет еврейской интеллигенции? Я давно это знаю.
- И я это знаю. Так вот давай их побережем.
Михоэлс нахмурился.
- Что ты этим хочешь сказать?
Лозовский оглядел просторную, заставленную книжными шкафами и кроватями
комнату. На одной из стен висела карта СССР. По западной границе теснились
красные бумажные флажки на булавочных иголках. Лозовский тяжело поднялся,
подошел к карте. Кивнул Михоэлсу:
- Иди сюда... Кстати, эти флажки можешь переставить. Этот и этот.
- Да ну? - обрадовался Михоэлс. - Еще чуть, значит, и будет Брест и
Одесса! А Крым?
- Дойдет очередь и до Крыма, совсем недолго осталось. Посмотри-ка
внимательно на Крым. Что ты видишь?
- А что я должен видеть? Черное море. Крым. Всесоюзная здравница.
- Крым не только всесоюзная здравница. Это еще и плацдарм. Турция.
Ближний Восток. Балканы. Босфор. Выход в Адриатику. Севастополь, база
Черноморского флота. И все это отдать евреям?
Михоэлс напряженно всмотрелся в хмурое лицо Лозовского.
- Соломон Абрамович... ты понимаешь, что ты сказал?
Лозовский не ответил.
- Нет. Этого не может быть.
- Может.
- Значит, по-твоему, Крым - ловушка? Вся эта история с еврейской
республикой - западня?.. Соломон Абрамович, ты просто сошел с ума. Хотя по
твоему виду не скажешь. Но ведь на сумасшедших не обязательно написано, что
они сумасшедшие?
Лозовский вернулся за стол, наполнил стопки, чокнулся с Михоэлсом и
поставил нетронутую стопку на клеенку.
- Как ты думаешь, Соломон Михайлович, зачем я сегодня к тебе пришел?
- Выпить водки.
- Нет.
- Поделиться тревогой.
- Нет.
- Тогда не знаю. Зачем?
- Чтобы ты меня разубедил. Чтобы ты доказал, что я не прав. Что я сошел
с ума. Ну? Разубеди меня! Или хотя бы попробуй!
- Крым - западня. Допустим. Какая?
- Мы об этом можем только гадать.
- Это может быть картой в его игре с Западом.
- Может, - согласился Лозовский.
- Почему мы должны обязательно предполагать самое худшее?
- Потому что мы евреи.
- Нас пять миллионов в Советском Союзе. И еще двадцать по всему миру.
- Сколько у нас дивизий?
- Каких дивизий? - не понял Михоэлс.
- Папа римский однажды выразил ему протест. По поводу разрушения
костелов в Западной Украине. Он спросил: "Папа римский? А сколько у него
дивизий?"
- Мы не должны лезть в эту ловушку. Мы просто не пошлем никакого
обращения. Давай экземпляры. Сожжем их в ванне вместе с копиркой. И забудем
об этом. Ничего не было!
Лозовский покачал головой:
- Пошлем. В шахматах есть термин: цугцванг. Вынужденный ход. Ему нужно
это обращение. Он его получит. У нас нет выбора.
- Что же делать?
Лозовский усмехнулся:
- Это ты у меня спрашиваешь?
- А у кого мне спросить? Ты - старший товарищ. Очень большой начальник.
Член ЦК. Я не спрашиваю у тебя, кто виноват. Я спрашиваю всего лишь: что
делать?
- А как сам бы ответил?
На лице Михоэлса появилась растерянная улыбка.
- Не знаю... Жить. Делать, что в наших силах. Верить, что если
Всевышний решит послать нам испытание, то даст и силы его выдержать. И
надеяться на лучшее.
- Не разубедил ты меня, Соломон Михайлович. Но слегка успокоил. Может,
все действительно не так плохо? Будем надеяться. Вот за эту надежду давай и
выпьем!..
В длинном коридоре, глядя, как Лозовский влезает в свое бронебойное
пальто, Михоэлс спросил:
- По Москве слух. Про Довженко. Это правда?
- Да.
- Взяли?
- Вроде нет.
- Он в Москве?
- Да, у родственников. Хочешь позвонить?
- Что значит хочу или не хочу?
Заперев за гостем дверь, Михоэлс прохромал в комнату, отыскал пухлую
телефонную книжку. Вернувшись в коридор, при свете тусклой лампочки на
четырехметровой высоте потолка нашел нужную страницу и набрал номер. Ответил
женский голос:
- Алло!
- Могу я поговорить с Александром Петровичем Довженко?
Замер, вжав в ухо черный эбонит телефонной трубки. Услышал мужской
голос:
- Да. Кто это?
Сказал:
- Здравствуйте, Саша. Это Михоэлс...
Когда Анастасия Павловна вернулась со службы, она застала мужа с
безучастным видом сидящего на табуретке возле телефонного аппарата.
- Что-то случилось?
Он покачал головой:
- Нет.
- Кому ты звонил?
- Довженко.
- Он... ответил?
- Да.
- Слава тебе, Господи. Что ты ему сказал?
- Что я мог ему сказать? Сказал, что просто подаю голос.
- Слава тебе, Господи, - повторила Анастасия Павловна. - Ты голодный? Я
сейчас разогрею макароны.
- Не нужно. Приходил в гости Лозовский, принес кучу еды.
- Приходил - в гости - Лозовский?
- Чего тут удивительного?
- Он не был у нас с тридцать девятого года. С того дня, когда мы
обмывали твой орден Ленина.
- Вот и объяснение. Соскучился и заехал. Сказал, что сегодня будет
салют.
- И это все, что он сказал?
- Ну, он много чего говорил. Но это - главное. Самое главное. Салют -
праздник. А даже маленький праздник сегодня главней всех завтрашних бед.
Даже больших. Разве это не так?
Вечером они стояли у окна и смотрели, как низкое февральское небо
расцвечивается огнями салюта.
Анастасия Михоэлс-Потоцкая. Последняя из древнего рода польских князей.
Русая. Курносая. Некрасивая. Прекрасная.
И маленький местечковый еврей с огромной лысиной и задумчиво
оттопыренной нижней губой.
Они смотрели на салют и думали о будущем.
Будущее было ярким, как огни салюта.
И тревожным, как ночь.
5. ВЕСНА В КРЫМУ
I
"Совершенно секретно
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ
ОБОРОНЫ СССР
товарищу СТАЛИНУ И. В.
Во исполнение Вашего указа в период с середины февраля по начало апреля
1944 года силами НКВД СССР были проведены следующие спецмероприятия:
В рамках операции по выселению чеченцев и ингушей на 25.02.44 в
железнодорожные эшелоны было погружено и вывезено 478 479 человек, из них 91
250 ингушей и 387 229 чеченцев.
Операция прошла организованно, без серьезных случаев сопротивления и
других инцидентов. Все случаи попыток к бегству носили единичный характер.
11.03.44 завершена операция по выселению балкарцев. Погружено в
железнодорожные эшелоны и отправлено к местам нового поселения в Казахскую и
Киргизскую ССР 37 103 балкарца.
Заслуживающих внимание происшествий во время операции не было.
В ходе операции по переселению лиц калмыцкой национальности в восточные
районы (Алтайский край, Красноярский край, Амурская, Новосибирская, Омская
области) было вывезено 93 139 человек.
Во время проведения операции эксцессов не было.
Начаты подготовительные работы к очистке Крыма от антисоветских
элементов. Работы ведутся в обстановке строжайшей секретности.
В осуществлении вышеуказанных спецмероприятий приняло участие в общей
сложности 51 тыс. бойцов и офицеров НКВД.
НКВД ходатайствует о награждении отличившихся боевыми орденами и
медалями.
Народный комиссар
внутренних дел Союза ССР
Л. БЕРИЯ".
II
"ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ПРЕЗИДИУМА
ЕВРЕЙСКОГО АНТИФАШИСТСКОГО
КОМИТЕТА СССР тов. МИХОЭЛСУ С. М.
от члена Союза писателей СССР КВИТКО Л. М.
В период с 18 марта до 21 апреля 1944 г. я находился по командировке
ЕАК СССР в освобожденных от фашистских оккупантов районах Крыма с задачей
ознакомиться на месте с положением дел и информировать об этом президиум
ЕАК.
Что я и попытаюсь сделать в настоящем отчете. Если что будет не так,
заранее извиняюсь. Потому что моя профессия - всего лишь поэт.
В Симферополь я прибыл 20 марта. Цвела сирень. Много тюльпанов. Весна в
Крыму - божья улыбка миру.
В горисполкоме мне показали документ из архива гитлеровской
комендатуры, который немцы при отступлении не успели уничтожить: "В
результате действий айнзатцгрупп Симферополь, Евпатория, Алушта,
Карасубазар, Керчь, Феодосия, а также остальные населенные пункты Западного
Крыма полностью очищены от евреев. С 16 ноября по 15 декабря 1941 г.
расстреляны 17 746 евреев, 2604 крымчака, 842 цыгана и 212 коммунистов и
партизан". "Крымчаки" - имеются в виду крымские татары.
До войны в Крыму жили около 40 тысяч евреев, из них в Симферополе - 10
тысяч. Многим удалось эвакуироваться в Среднюю Азию, оккупацию пережили
считанные единицы благодаря помощи местных жителей, русских, татар,
украинцев.
После захвата Крыма немцы переселили сюда тысячи кубанских казаков и
членов их семей из Краснодарского края. Поэтому реэвакуация евреев в Крым
сталкивается с двумя трудностями: часть их жилищ сожжена, а в других живут
кубанские казаки-переселенцы.
Кубанские казаки рвутся домой, но разрешения на выезд им почему-то не
дают. Это тормозит и возвращение евреев из Средней Азии в Крым.
Я специально выезжал в Евпаторийский, Джанкойский и Калайский районы,
где до войны размещались еврейские колонии. Я обошел все деревни и из бесед
с жителями установил, что и здесь кубанские казаки не намерены
задерживаться. Многие еврейские семьи успели возвратиться в эти районы и
оказались в крайне тяжелом положении. Они вернулись на пепелища.
Несладок хлеб на чужбине. Горек дым разоренного очага.
В колхозе "Фрилинг" Калайского района 20 семейств еврейских колхозников
погибло от рук немецких палачей. 20 семей находятся еще в эвакуации и не
могут дождаться вызова. 12 семейств вернулось. Они оказались в отчаянном
положении. Все они раздеты и разуты. Питаться им нечем, нет ни хлеба, ни
овощей. Им негде жить. Если им не оказать помощи сейчас, немедленно, они
погибнут. Не в переносном смысле, а в самом буквальном.
Таких много, очень много в благословенном Богом Крыму. Их не коснулось
это благословение.
Местные власти не оказывают им содействия и помощи, а часто и
препятствуют в деле возвращения их домов и устройства в колхозах.
В Джанкойском районе запретили восстановление прежней еврейской
колонии, приравняв ее к поселениям немецких колонистов, оставивших Крым
вместе с гитлеровскими войсками. Нередки случаи, когда вернувшимся из
эвакуации евреям не возвращают их жилища, сельскохозяйственный инвентарь,
домашнюю утварь.
Взрослые голодают. Детей подкармливают в домах татар и кубанских
казаков, дают сухари и кашу из полевых кухонь бойцы размещенных в разных
районах частей НКВД.
На почве общей народной беды и разрухи прорастают ядовитые ростки
антисемитизма. Мне объяснял учитель-татарин под Бахчисараем, что гитлеровцы
не просто расстреливали евреев, но и вели широкую пропаганду среди местного
населения. Они говорили, что коммунисты и евреи являются причиной всех бед.
В Крыму, по его словам, никогда не было антисемитизма, здесь хватало земли и
воды для всех: для татар, для евреев, русских, украинцев, греков, армян и
всех, кого занесли сюда ветры истории. Антисемитизм в Крыму внедрили в
сознание некоторых людей фашисты. Они и казаков с Кубани насильственно
переселили сюда, так как среди казачества традиционно были распространены
антиеврейские настроения.
Не знаю, прав ли он. Возможно, во многом. Разруха и неустроенность
благоприятствуют антисемитизму. Кубанский казак, которого из родной станицы
переселили в принадлежавший еврею дом, обозлен на всех. На немцев, которые
его вырвали с родной Кубани. На начальство, которое не разрешает ему
вернуться, хотя сейчас самое время пахать и сеять. И наконец, на еврея,
который хочет получить обратно свой дом.
Он прав. И еврей прав. Все правы. Лучше бы все были неправы, но не
пухли бы от лебеды животы еврейских детей...
Не сомневаюсь, что меры примут. Но когда это будет? А помогать людям
нужно сейчас.
Как помогать? Я не знаю. Я только старый поэт. Но во мне видели не
поэта, а представителя Еврейского антифашистского комитета. Люди верят ЕАК.
Они ждут от комитета помощи и защиты.
Об этом я и довожу до сведения президиума ЕАК.
Я бы много дал, чтобы не знать того, что узнал в этой поездке по
весеннему Крыму. Но я узнал. А теперь узнали и вы.
Сладко неведение. Но мы обречены на это горькое знание.
Л. КВИТКО
24 апреля 1944 г.".
III
"Сугубо конфиденциально
Вашингтон, округ Колумбия
Советнику Президента США
м-ру Г. Гопкинсу
Дорогой Гарри!
Вы просили держать Вас в курсе всей новой информации о планах русских в
отношении устройства в Крыму еврейской республики. Посылаю Вам выдержки из
отчета нашего резидента в Анкаре и заключение экспертов аналитического
отдела. Там есть кое-что по интересующему Вас вопросу.
Ваш Д. Гувер".
"Ф о р м а ФД-302а
Директору ФБР м-ру Д. Гуверу
12 мая 1944 г. на контакт со 2-м секретарем нашего посольства в Турции
вышел недавно прибывший в Анкару из Москвы помощник военного атташе
посольства СССР г-н С., еврей по национальности. Он дал понять, что хотел бы
встретиться с ним в неофициальной обстановке и обсудить некоторые вопросы,
представляющие интерес для правительства США. Выйти на встречу с С. было
поручено мне.
Встреча состоялась во второй половине дня 16 мая в кофейне Маркидоса в
районе Алтындаг. С. сообщил, что является кадровым сотрудником НКВД в чине
подполковника и с начала войны работал заместителем начальника отдела в
центральном аппарате НКВД, ведающем вопросами внешней разведки. В
доказательство своей осведомленности он назвал мои настоящее имя и
должность, имена руководителей наших резидентур в Египте, Канаде и
Великобритании, а также имена некоторых руководителей отделов из Управления
стратегических служб США.
Я попросил его объяснить мотивы, по которым он решился на
сотрудничество с разведкой США. С. дал следующие объяснения. С начала 30-х
годов он был членом диверсионной группы Серебрянского, в задачу которой
входило физическое устранение противников СССР за рубежом. В 1937 году он
был арестован вместе с Серебрянским и рядом других руководящих работников
НКВД, евреев по национальности. В 1941 году следствие по его делу было
прекращено, он был восстановлен в партии, полностью реабилитирован и принят
на прежнюю работу в НКВД одновременно с Серебрянским и другими лицами.
Четыре месяца назад С. узнал, что Серебрянский и некоторые другие
руководящие работники НКВД еврейской национальности были вновь арестованы и
расстреляны. Это вызвало опасение, что та же участь может постичь и его. С.
сказал, что есть признаки, указывающие на новую чистку НКВД и всего
госаппарата, подобную чистке 30-х годов. В частности, как пример он назвал
предстоящую замену на посту посла СССР в США Литвинова на Громыко.
Оп