ь потекла туманом сквозь кроны деревьев, и  Джордж,
в волю  наигравшись в домике Сатьи, ощутил потребность сходить  по  ягоды за
ближайшие  кусты. Он  вернулся в  шалаш  с кадкой решетчатых груш  и корнями
никогдашки, которые  ему  удалось  нащупать в темноте. Сатья сварила  их  на
ужин.
     Иногда  в  облаках  рокотало,  и  начинался  дождь  -- влажный и  сырой
тропический ливень,  который впивался в  нервные узлы костного мозга  своими
крошечными иглами  и кремниевыми скребками. Порой  от всех этих чудес Джордж
умолкал на минуту или две, но в остальное время  он говорил,  хотя уже и без
прежней  охоты. А вокруг  царила  темнота папоротникового леса  и колдовство
противоречивых  мнений. И время бежало вперед с каким-то чрезмерным рвением.
Чуть  позже  появился  путь  через  лес,  возникший перед  мысленным  взором
Джорджа, а затем еще один путь  -- на маленькой карте, которую Сатья вырвала
из журнала и повесила на стену.
     Звуки и запахи  джунглей поражали  своим достоинством и  величием, как,
впрочем, и положено тем джунглям, которые  располагаются в наиболее  влажных
областях человеческого сердца. Здесь тоже  проходил путь,  но о нем  не знал
никто, кроме Джорджа. Как жаль, что поток этих мыслей постоянно истощался, и
рядом не было океана, который мог бы баюкать его своими мелодиями.
     Джордж полагал, что жизнь на дереве в неисследованных джунглях вместе с
женщиной   по   имени  Сатья  будет   омрачена   отсутствием  цивилизованных
развлечений. Но, как  оказалось,  он ошибался. С наступлением второго вечера
Сатья повела Джорджа на маленькую лесную поляну. Он не поверил своим глазам,
увидев  там  симфонический  оркестр  в  черных  костюмах  и белых  бабочках.
Музыканты  располагались  на  пирамидальном   подиуме  перед  многочисленной
публикой, которая,  вероятно,  состояла  из  тысячи  с лишним человек. Когда
оркестр под  управлением  талантливого  кондуктора, сэра Филиппа Почтенного,
завелся и выехал на веселую кадриль, Джордж склонился к Сатье и спросил:
     -- Откуда здесь столько людей?
     -- Они живут в ближайших городах, -- ответила она.
     -- Но я не видел никаких городов.
     -- Конечно,  не видел. Джунгли слишком густые.  Вот  я  и подумала, что
пора познакомить тебя с нашими соседями.
     -- Так они действительно живут рядом с нами?
     -- Конечно. Некоторые из них обитают в сотне ярдов от нас.
     Эта весть произвела на Джорджа неизгладимое впечатление. До сей поры он
считал  себя  затерявшимся в  странном утропическом мире, но теперь до  него
начинало доходить, что рядом жили люди, которым этот  лес  вообще не казался
странным.
     После сольного концерта публику пригласили на прием, который проходил в
большом каменном зале. Это место  находилось за пределами видимости Джорджа,
и доступ  к  нему  ограничивали не  только джунгли,  но и река,  которая  по
причинам абсолютной необходимости была затемнена полосой тумана.
     Заскучав на приеме, Джордж решил пройтись по берегу реки. Вода казалась
настоящей, и это навевало  на мысль о чем-то тихом и уютном. Он наслаждался,
рассматривая небольшую рябь,  которая тянулась к берегу  серебристой  гибкой
лианой. Луна на третьей четверти сияла над головой, и огни селения кружились
хороводом на водной глади. Композиция получилась неплохой -- особенно ветхие
хижины у  самого  берега. Их  почтенная древность смягчала  дикий  ландшафт,
внося какие-то доверительные и сентиментальные нотки.
     Еще большую реальность  этому месту придавал полицейский отряд, который
приближался к реке под надзором сердитого офицера. В такой темноте Джордж не
мог рассмотреть его знаков отличия, но полицейских было не  меньше двадцати.
Они старались  двигаться бесшумно, и их выдавал лишь  скрип кожаных поясов и
топот ног, обутых в ботинки.
     Внезапно  Джорджу  подумалось,  что  его могут  по  ошибке  принять  за
дезертира.  В последнее время  его  дурные  предчувствия сбывались  одно  за
другим,  и  поэтому он  решил на всякий случай побеспокоиться  о собственной
безопасности.  К  тому же, Джорджу  не раз  казалось,  что он с  давних  пор
виновен  в  каком-то  тяжком  преступлении,  за  которое  полагалось суровое
наказание. Возможно, полиция выследила его  и теперь пыталась поймать, чтобы
предать суду или даже трибуналу? И он будет полным идиотом, если позволит им
это сделать.
     Мысли  о преступлении казались  немного странными, но  Джордж  не  стал
отмахиваться от них -- особенно в  такой ситуации, когда  он  без труда  мог
подстраховаться,  отступить  в  тень и подождать,  пока  полицейские,  с  их
неясными намерениями, не пройдут мимо него.
     Затаив дыхание, Джордж ждал  в  кустах. Его контроль над  собой  достиг
столь небывалой  степени, что  он  даже не  дернулся и  не вскрикнул,  когда
почувствовал прикосновение к своей руке.
     -- Кто здесь? -- прошептал Джордж.
     Ответа не последовало, но  все  окрики  и приказы прошлого стремительно
пронеслись в  его воображении, и  он вздрогнул,  вспомнив о  них. Хотя какая
могла  быть  связь между тем и этим? И к  кому он  отсылал  свой вопрос? Тем
более, что  его  никто  не заставлял думать на такие темы. И более того, что
его не заботил результат. Пока Джордж тревожился лишь о следующем шаге.
     -- Вот это верно, -- сказал ребенок. -- Продолжай в том же духе.
     Джордж глубоко вздохнул и сделал выдох. Внезапно он с горечью подумал о
том, что большая  часть  его жизни  была наполнена только  этими  вдохами  и
выдохами, новыми вдохами и новыми  выдохами. А сделал ли он что-нибудь  еще?
Ребенок дернул его за рукав, и на Джорджа нахлынула волна беспомощности. Это
чувство он помнил еще по старым временам,  когда  все считали его  маленьким
пришельцем  со странно вытянутым черепом и глазами, которые сияли в темноте,
если  ему позволяли  оставаться одному.  Череда  воспоминаний влекла  его  к
проходу среди теней, но Джорджу не хотелось идти туда.
     -- Конечно, ты не хочешь.
     -- Ладно,  и без тебя разберусь, что к чему. Неужели я  должен говорить
даже о том, что мне не хочется делать?
     -- Ты большой, но тупой. Конечно, тебе придется  это говорить. А как же
еще ты выразишь то, что находится в глубинах твоего ума?  Хорошо, я  объясню
это другими словами. Допустим, ты начинаешь  откуда-то издалека и  говоришь,
говоришь  до тех  пор, пока не натыкаешься на тему, которая тебе нравится. И
раз уж тебе это действительно нравится, ты берешься за дело всерьез...
     Джордж  покорно следовал за ребенком. Темнота  вокруг  наполнилась  тем
бесконечным  мраком,  который можно встретить лишь  за  гранью привычной нам
тьмы. И Джорджу не хотелось ошибиться. Куда  они шли? Он не ведал цели  и не
знал пути.  Его  все  дальше  уносило  в  прошлое,  и за  этим  прошлым  уже
проглядывали времена, которые стояли за пределами любого мыслимого времени.
     -- Посиди тут немного, -- сказал ребенок. -- Я скоро вернусь.
     Джордж  находился на углу  двух улиц.  Осознав  огромную усталость,  он
опустился  на  бордюрный  камень.  Мимо  него   проносились  машины,  и  они
действительно были машинами -- он почти  не  сомневался в этом. Джордж знал,
что пока он сидел здесь, ему не угрожало никакой опасности, потому что рядом
проходили люди. Он больше не был одинок. Он только с виду казался  одиноким.
И поэтому Джордж  сидел на бордюрном  камне,  ожидая перемен. Хотя на  самом
деле ничего  не менялось. "Сколько мне здесь еще сидеть?  " --  спрашивал он
себя. И тут же отвечал: "Сколько потребуется! "
     И тогда, сидя на бордюрном камне, он вдруг увидел, как  что-то блеснуло
в  воздухе. Предмет упал, и Джордж  понял, что кто-то  бросил ему  на колени
монету.
     -- Спасибо вам, сэр.
     Неужели он  докатился до милостыни? Ему бросали деньги, но разве  он об
этом просил?  Джорджу не нравились  вопросы  такого  типа.  И  он  решил  не
нарушать  ими  покой  небольшого,  но  заслуженного  отдыха.  Пусть  события
проносятся  мимо  одно за  другим.  Пусть  они  подмигивают  ему  и  кивают,
приглашая  в  путь.  Он все равно будет сидеть на  своем бордюрном  камне. И
никакая сила не сдвинет его с места.
     -- Вставай.
     Это был голос ребенка.
     -- Спасибо, но мне и тут хорошо.
     -- Конечно,  тебе хорошо. В том-то все и дело. Но ты  должен перебороть
это чувство. Вставай, Джордж! Нам надо кое-куда сходить.
     Джордж неохотно поднялся  на  ноги.  Он даже  не  знал,  стоило  ли ему
вставать? Наверное, стоило.  Иначе он навсегда остался бы здесь -- одиноким,
несчастным и униженным нищим. Джордж отряхнул штаны и пошел за ребенком.
     Странно,  но  улица куда-то  исчезла. Где же  они  тогда  находились? В
каком-то  транспортном  средстве,  которое быстро мчалось по рельсам почти у
самых  крыш городских небоскребов.  Таких домов он прежде не  видел. Неужели
ему придется проехать  по  всем  остановкам,  выполняя какие-то  необходимые
требования? Подобная перспектива его не  прельщала, но, по  крайней мере, он
снова твердо стоял на своих ногах и мог двигаться куда-то вперед.
     Но  что его ожидало  впереди,  помимо усталости  в ногах  и истрепанной
психики? Что это там маячило смутной полутенью? Неужели его словесный мешок?
     -- Нет, я не ваш, -- ответил словесный мешок  и  с  небольшой улыбкой в
уголках своих складок повернулся к кому-то еще.
     Эта  наглая  авоська даже  не позаботилась  описать  того,  к кому  она
повернулась,  и поэтому  Джордж остался  в  еще  большем  неведении,  чем до
встречи с  мешком.  И  тут он ничего  не  мог  поделать.  Нет, поправил себя
Джордж, кое-что он все-таки мог -- например, пойти дальше.
     А ландшафт менялся прямо на глазах. Джордж слышал голоса.
     -- Демотическая фраза.
     -- Беспридаточное склонение.
     -- Потерялся в других широтах.
     -- Слова за пределами знания.
     Джордж с грустью думал  о том, что такие же слова иногда произносил его
словесный  мешок, когда он бывал в  хорошем настроении.  Ему вспоминались те
далекие годы,  когда  словесные  мешки считались  еще  большой  редкостью, и
каждый,  кто   имел  хотя  бы  небольшой  запас  слов,  относился  к  ним  с
враждебностью и презрением. Хотя слова остались, в принципе, теми же. Однако
в те времена Джордж их понимал, и они  не казались  ему  такими странными. В
них чувствовался вкус и какая-то специфичность. А теперь  она,  к сожалению,
исчезла.
     И  что  тут такого,  сказал он себе. Исчезла -- так  исчезла. Неужели в
этом есть что-то  новое? Но налет  искусственной бравады  слетал с него, как
пыль  со словесного мешка, который переживал нелучшие  дни. На какой-то  миг
ему показалось, что он  сейчас зачахнет, рассыплется на куски и развеется по
ветру.  Но  был ли тут ветер? Что-то продолжало с ним происходить  -- иногда
медленно, а порой  и  с возраставшей  энергией в ответ на неясно  осознанные
законы  естества.  Хотя это никуда не  вело. И  все же он  шел. Он  двигался
вперед  --  вернее,  продолжал идти.  А  что  ему  еще  оставалось,  как  не
продолжать?
     Задом назад, кругами на окнах -- туда, где собаки могут скакать верхом.
Теперь он даже не понимал того, о чем говорил.
     -- А о чем он говорил?
     Да,  все начиналось опять  -- вечные вопросы, поиски без ответа,  слова
без  конца  и  без  смысла.  Он  попытался  взять  над  ними  контроль.  Это
превращалось в довольно хитрое блуждание вокруг.
     Бессознательная  словесная  мельница продолжала  вертеться  даже  после
того, как они собрали урожай всех хороших  слов и, наполнив словесные мешки,
отправили  их   в   мир.   Дело  принимало  плохой  оборот,   и  требовалось
незамедлительное хирургическое вмешательство.
     -- Просто лежи, Джордж, лежи, -- сказал хирург. -- У нас нет времени на
соблюдение всех правил.
     Джордж попытался вскочить на ноги, но его удержали на месте ремни.
     --  Послушайте,  Док.  Я  передумал. На  самом  деле мне не  нужна  эта
операция.
     -- Теперь слишком поздно, -- ответил хирург.
     Его  маска  на лице  собиралась  в складки,  когда он загребал  слова в
совочек языка и выбрасывал их наружу.
     --  Тебе надо было подумать об этом  заранее. У  нас  больше нет дороги
назад. Мы  должны ослабить давление в твоем  мозговом  мешке, потому что  он
переполнен  до предела. По всей вероятности, после потери словесного мешочка
ты  так  и  не  нашел  способа  эвакабуляции.  Вот  почему  некоторые  слова
затвердели,  спрессовались и начали давить  на  стенки  кишечника.  Их  надо
немедленно вывести  наружу. Но не беспокойся, Джордж.  Мы  объясним тебе всю
процедуру задолго до заблаговременного времени.
     Он знал,  что спорить  было бессмысленно.  Такие  вещи, как эта, обычно
делались во что бы то ни стало. Джордж молча  наблюдал за анестезиологом, на
голове которого  белела  светлая  коробочка  из-под  пилюль.  Тот,  злорадно
ухмыляясь, приближался к нему с тампоном, пропитанным  снотворной  эссенцией
-- почти магическим  веществом, которое извлекали из одурманенных наркотиком
коз.
     -- Расслабься,  приятель. Положись на нас, а  мы посмотрим,  куда  тебя
отнести.
     --  У  меня  нет времени для  объяснений, --  зашептал  ему в ухо голос
маленькой  девочки.  --  Но  я послана, чтобы вывести вас отсюда. Вставайте!
Вставайте быстрее!
     --  Эй,  минуточку,  --  возмутился  он,  и  шепот  Джорджа стал  более
настойчивым,  когда эта невоспитанная  девчонка  вцепилась  ему  в  рукав  и
потащила его туда, откуда пришла. -- Я давно здесь не был, и  мне не хочется
никуда уходить.
     -- Не надо валять дурака, --  ответила девочка. --  Это слишком опасно.
Вас и так тут избаловали сверх меры.  Теперь же попрошу подчиняться приказам
того, кто лучше вас знает  о происходящих событиях. На  все вопросы я отвечу
вам позже.
     В каком-то фигуральном смысле Джордж действительно валял дурака. Но что
ему еще  оставалось делать? Даже  зная,  что он  сейчас занимается  не очень
правильным  делом, Джордж не  мог  остановить этот  процесс.  Потому что нет
ничего более дурацкого,  чем дурак, который  по  дурости  пытается не валять
дурака.
     Вступив в глухой  и  дремучий лес, Джордж  увидел  далеко  впереди себя
что-то   блестевшее  среди   тысячи  оттенков   зеленого  цвета.  Он   начал
приближаться  к этому предмету  --  сначала медленно и осторожно, шагая  как
тот, кому не  дали никаких инструкций;  а  потом быстро  и  решительно,  как
подобало  тому,  кто  заново обрел свою потерянную  отвагу. Блестевшая  вещь
оставалась на своем  первоначальном  месте, тем самым убеждая Джорджа в том,
что ему  не придется исследовать блуждающие огоньки. По поводу последних  он
знал,  что,  пользуясь  манящим  и  привлекательным  видом, они  бессовестно
завлекали  в  лесную  глушь все  тех,  кто  начинал ухаживать  за  ними.  Но
встреченная  им  блестящая  штучка вела себя  совершенно  иначе. И  хотя она
помигивала  в стиле блуждающих огоньков, ее положение в  окружающей среде от
этого не менялось.
     -- Тады лады, -- сказал Джордж. -- Щас мы позырим, чо тута таке.
     Он  и  сам  не  понял  такого резкого  перехода  на  псевдо-итальянскую
диалектику --  что, впрочем, было  самой старой и жалкой отговоркой из всех,
поскольку она возникла у него первой. К тому времени он находился неподалеку
от  объекта.  Его  шаги,  сообразуясь  с  визуальным  откликом,  замедлились
настолько,   что  он  без  труда   замечал   каждую  новую  деталь,  которая
раскрывалась  по  мере  приближения.  Джордж  не  любил  спешить при  первом
знакомстве,  и  на этот  раз  он  тоже не  стал нарушать  своих  правил.  Он
подступался не  спеша, бочком  и  как бы  нехотя.  Джордж  решил  не  только
обезопасить себя, но и чутко воспринять всю полноту мастерства нашего творца
и спасителя, дабы, составив верное мнение, не вызвать в дальнейшем упреков и
оскорблений.
     И он действительно их не вызвал -- то есть ни один творец не выбежал из
кустов и не обругал его последними словами. Сделав еще парочку шагов, Джордж
оказался на расстоянии вытянутой руки от того, что блестело.
     Он  мягко и нежно  раздвинул  лианы,  за  которыми, дразня несбыточными
надеждами, скрывался загадочный предмет. А потом Джордж около минуты смотрел
на бронзовую пластину, пяти дюймов длиной и двух с половиной дюймов шириной,
на поверхности которой, среди  множества  причудливых завитушек и росчерков,
виднелось слово "ВХОД".
     --  Ага! -- сказал  Джордж, ни к  кому не  обращаясь,  поскольку в  тот
момент он был один. -- Все, как я и думал!
     И хотя Джордж вовсе так не думал, эти слова немного успокоили  его. Они
давали  ему  ощущение  контроля над тем неизвестным, с  которым сплелась его
жизнь после того... Впрочем, он уже и не помнил после чего именно. Но раз уж
так происходило  все последнее время,  то можно  было ожидать  подобного и в
будущем, которое, кстати, выглядело не менее странным и необъяснимым.
     --  Куда  же ведет этот вход? -- спросил у себя Джордж (он все еще имел
полный карман цитат и  поэтому находился в несколько безрассудном настроении
-- хотя и с оттенками осторожности).
     Джордж  еще  раз взглянул на табличку или, вернее, перенастроил  фокус,
так как его взгляд, сорвавшись с выгравированных  букв, непроизвольно кружил
по  их периферии. Под бронзовой пластиной в дюймах четырех-пяти, а то и всех
шести, он увидел другой металлический объект,  который  из-за недостаточного
блеска не привлек к себе его внимания при первоначальном осмотре.
     Присмотревшись  и  вновь  подстроив  фокус,  а  затем  отодвинув  одной
(вероятно, правой)  рукой очередную лиану и сопутствующую ей лозу, он увидел
бронзовую дверную ручку.
     И это,  как он сразу понял, было неспроста. Дверная ручка под бронзовой
пластиной! Дверная ручка... Но что же она открывала?
     --  Это  вовлекает  дальнейшее  изучение  вопроса, -- пробормотал  он и
раздвинул в  сторону еще несколько лиан и ветвей,  используя теперь  уже обе
руки.
     И тут он увидел, что  ручка и пластина были закреплены на прямоугольном
деревянном предмете, который, до известной степени, напоминал дубовую дверь.
     -- Это вовлекает дальнейшее изучение вопроса! -- воскликнул Джордж.
     А  затем, не  желая, чтобы его  приняли за непросвещенного человека, он
добавил:
     -- Мы вытащим эту тайну на свет летнего дня.
     Его голосовые  связки приятно резонировали. Предчувствуя что-то хорошее
(хотя  прежде  он  предчувствовал что-то плохое), Джордж  осмотрел  дверь --
сначала напрямую; потом с других точек зрения, то есть с боков.
     Стороны  двери  ни к  чему  не примыкали, и  там не  было ни  стен,  ни
каких-то  иных  технологических  конструкций,   которые   обычно  назывались
косяками. Джордж видел  перед собой  только  дверь,  и ее  окружали деревья,
заросли  лозы и  длинные  лианы,  по которым  ползали  различные  насекомые,
рептилии и мелкие животные. Между ветвей порхали две маленькие птички. Хотя,
возможно, там порхало их не две и даже не три.
     Двигаясь слева направо, он обошел вокруг двери, потом развернулся и еще
раз  обошел  вокруг  нее,  но уже справа налево. Каждый  раз, завершая круг,
Джордж возвращался на  то место, с которого начинал обход. По  крайней мере,
он считал, что это -- то  самое место. Впрочем, здесь трудно было говорить о
чем-то  наверняка,  потому  что  заросли  с  обоих  сторон  двери  выглядели
абсолютно так же, как и остальная часть джунглей -- беспорядочным сплетением
биологических организмов без точных и прямых углов.
     Задняя  сторона двери  почти ничем не отличалась от передней. На ней не
было  бронзовых  пластин и дверных  ручек,  но зато  имелся  листок  бумаги,
приколотый  к  древесине большой  кнопкой из  какого-то  пурпурно-бронзового
металла. На  бумаге  виднелась  надпись, но Джорджу не  хотелось  читать  ее
сразу.
     Слишком уж все казалось нарочитым и тенденциозными.  Джордж подозревал,
что эта надпись на задней стороне двери являлась приманкой в какую-то хитрую
западню.  Он  не знал