24

   Водолазы  завалили   входы   в   пещеры   и   залили   их   специальной
быстротвердеющей массой. Для страховки  в  разных  местах  были  оставлены
контрольные автоматы. Затем подводная лодка направилась в обратный путь.
   В центральном отсеке несколько человек  собрались  вокруг  Валерия.  Он
рассказывал о том, что произошло в "колоколе".
   - Мне непонятно, почему воздействие на мозг становилось то сильнее,  то
слабее,  -  сказал  Валерий.  -  Я  думаю,  что  это  зависело  от   того,
сопротивляется ли человек и было ли его сопротивление  направленным,  знал
ли он, откуда грозит опасность. Но, может быть,  Слава  скажет  что-нибудь
поточнее, он ведь все-таки специалист.
   - Вот именно, "все-таки". Это ты в самую точку.  По  октопусу  сапиенсу
пока специалистов нет и неизвестно, будут ли, - сказал  Слава.  Он  быстро
глянул на друга и тотчас опустил глаза. Его лицо стало напряженным,  затем
он заставил себя расслабиться. Тревога  за  друга  не  оставляла  его.  Он
хорошо помнил, сколько пробыл Валерий в зоне высокой радиации.  Достаточно
ли надежной оказалась прокладка скафандра? Или документальная  повесть  об
осьминогах останется  последним  и  незаконченным  произведением  молодого
автора?
   - В общем, ты  прав,  -  ответил  Слава  Валерию.  -  Сила  воздействия
определялась настройкой человеческого  мозга.  Но,  по  всей  вероятности,
имели значение и другие  факторы:  состояние  передающего  мозга  и  всего
организма спрута, состояние  среды,  посторонние  шумы.  Особое  значение,
очевидно, имела индивидуальность  человека:  один  поддавался  воздействию
легче,  другой  -  труднее.  Мы  узнаем  больше,  когда  изучим  пленки  с
осциллографов и регистраторов биотоков...
   - А  могли  бы  изучить  осьминогов  досконально?  -  задумчиво  сказал
Валерий. - Что теперь с ними будет?
   В воображении людей появились замурованные пещеры, будто  спруты  снова
пустили в ход пси-волны.
   - Этого мы сами не решим, - проговорил Аркадии Филиппович. -  Соберется
Президиум академии, потом - сессия ООН...
   - А пока многие из них погибнут, - сказал Олег Жербицкий. - Может быть,
все. Ведь радиоактивность будет быстро понижаться...
   В голосе Аркадия Филипповича зазвенели льдинки:
   - Другого выхода нет.
   - Хотя они могли бы нам пригодиться... - продолжал свое Олег.
   - Если бы люди вступили с ними в союз, они бы совершили роковую ошибку,
- сказал Валерий. - Дело ведь не  только  в  том,  что  для  существования
спрутов  нужна  высокая  радиация.  Вспомните,  с  какой   скоростью   они
размножаются...
   На миг в его памяти возникли серые комочки, покрывшие  стены,  потолок,
пол пещеры.
   Слава поддержал его:
   - Мы забываем, что в природе интенсивность размножения всегда связана с
моральными нормами. Эти осьминоги неизбежно станут беспощадными хищниками,
безжалостными даже один к другому. Вспомните о щуках.  Хотя,  извините,  я
забыл, что вы не ихтиологи. Так вот, щуки - самые хищные и  ненасытные  из
рыб. Всегда голодные и всегда готовые к  убийству,  они  поедают  огромное
количество рыбы - мальков и взрослых, чужих и своих, если  свои  -  старые
или обессиленные. Каждую весну щука откладывает  сто  тысяч  икринок.  Для
гарантии выживания такому виду не нужны моральные преграды вроде  любви  и
заботы о детях, снисходительности к слабым и больным, к старикам. Вы  сами
видели, как способны размножаться эти  осьминоги.  А  теперь  представьте,
какими опасными хищниками они явятся для других  существ,  которых  смогут
употреблять в пищу. Учтите, что они вооружены лучше любых других животных.
У них есть восемь рук с присосками и когтями, хищный клюв и яд, реактивный
"двигатель"  и  умение  перелетать  на  десятки  метров,  запас  воды  для
путешествия по суше, дымовая, а вернее, чернильная завеса. Их  способность
маскировки  не  имеет  равных  в  мире  животных.  У  них  есть  огнеметы,
инфракрасное   зрение   и,   наконец,   самое   главное   -    способность
телепатического воздействия, которую они могут усовершенствовать. Когда-то
ученый Джильберт Клинджел утверждал, что если бы осьминоги сумели выйти на
сушу, то стали бы  хозяевами  на  ней  и  заселили  бы  землю  бесконечным
множеством удивительных форм. А ведь он говорил об обычных осьминогах,  не
способных к телепатии...
   Голос Славы стал таким же холодным, как голос Аркадия Филипповича.
   - Я верю, что их дальнейшую судьбу будут решать настоящие гуманисты...
   Валерий понял, что он хочет сказать. Ведь гуманизм  означает  вовсе  не
любовь к любому живому существу, а любовь к  гомо  сапиенсу,  к  человеку.
"Пожалуй, на оборотной стороне медали  "За  гуманизм",  -  подумал  он,  -
следовало бы  выбить:  "Прозорливость  и  непреклонность".  Но  многие  ли
заслужили бы такую медаль?" Он спросил, обращаясь ко всем,  кто  находился
сейчас в отсеке:
   - Думаете, их  не  осталось  нигде,  кроме  пещер?  Вспомните,  сколько
контейнеров с отходами брошено в глубины океанов, сколько зарыто...  Когда
их бросают в пучины, то надеются, что океан похоронит надежно. Но как мало
мы пока изучили океанские течения!  Сколько  сотен  километров,  например,
тащило течение контейнер от берегов Америки,  прежде  чем  бросить  его  в
бухте? И сколько таких контейнеров находится в иных бухтах?..
   - Будем надеяться, что в других местах этого не  случится,  -  поспешно
сказал Слава, но Валерий не согласился с ним:
   - Надеяться мало...



ВМЕСТО ЭПИЛОГА

   - И  это  называется  документальной  повестью?  -  возмутился  Никифор
Арсентьевич Тукало, поворачиваясь то к Славе, то к Валерию.  -  Да  вы  же
всюду сгустили краски, а некоторые события прямо-таки исказили. Но главная
несуразица в том, что вы  пытаетесь  доказать,  будто  осьминоги  угрожают
человечеству.
   - Меня неправильно поняли, - начал оправдываться Валерий. - Я ничего не
хочу сказать, я только  делаю  допущения.  Это  же  художественный  прием,
гипербола.  Если  допустить,  что  наши  октопусы  размножались   бы   так
интенсивно, как я показываю в повести...
   - Если бы да кабы! Тогда бы и посмотрели, - сказал Никифор Арсентьевич.
- А пока  мы  не  замуровывать  их  будем,  а  изучать,  сохранять  каждый
экземпляр, как величайшую редкость, как феномен. Да и вообще...
   - А вообще он правильно ставит проблему, - вступился за друга Слава.  -
Конечно, в повести много вымысла, особенно в  конце.  Здесь  он  дал,  так
сказать, полную свободу авторскому воображению.
   -  Авторскому!  -  фыркнул  Никифор  Арсентьевич.  -  Скажите  лучше  -
безудержному. А как он меня обрисовал! Вот и получилась не  документальная
повесть, а какая-то фантастика!
   - Погодите, это же мысль! - обрадованно воскликнул Слава и повернулся к
Валерию. - Вот тебе мой совет. Назови свою повесть фантастической.