звонить, собственно,  Рудольф  собрался  только
потому, что не знал, чем заняться на опустевшей вдруг работе.
     Подумать всерьез об отпуске он так и не успел: в дверь постучали.
     - Открыто, - отозвался он.
     - К вам можно? - прозвучало в ответ, затем дверь распахнулась,  и  на
пороге  возникла  совершенно  незнакомая  ему  молодая  женщина  в  сильно
расклешенных черных брюках.
     - Заходите, - не особо приветливо пригласил ее Рудольф.  -  Вообще-то
сегодня не приемный день, но, быть может, мне удастся быть вам полезным...
     - Итак, - гостья сощурившись изучала  комнату,  и,  когда  ее  взгляд
останавливался на Рудольфе, он начинал чувствовать себя всего лишь  частью
здешней обстановки: никогда прежде на него не смотрели вот так. -  Значит,
я  разговариваю  с  председателем  постоянно   действующей   комиссии   по
организации досуга и культурно-зрелищных мероприятий?
     - С его заместителем,  -  поморщился,  поправляя,  Рудольф.  Название
собственной должности удручало его своей несолидностью:  гораздо  приятней
не уточняя: "Работаю в мэрии". - Так вы по какому вопросу?
     Она энергичной походкой пересекла кабинет, не  дожидаясь  приглашения
опустилась  в  кресло,  небрежно  закидывая  ногу  за  ногу,  и   довольно
улыбнулась.
     - Вообще-то я не к вам. - Ее  черты  были  слишком  выразительными  и
резкими, чтобы их можно было  назвать  красивыми,  то  же  касалось  и  ее
несколько чрезмерной артикуляции. - Я из  "приятеля".  Э.Светлая,  слышали
про такую?
     Рудольф приподнял бровь: до него не сразу  дошло,  что  речь  идет  о
популярном  бульварном  журнале,  а  вторгшаяся   в   кабинет   незнакомка
принадлежит к журналистской породе.
     - Я вас слушаю.
     - Вы не очень заняты? - Э.Светлая, достала из замшевой сумочки  пачку
сигарет (Рудольф мимоходом успел  удивиться  -  почему  она  не  начала  с
блокнота или микрофона), и закурила, затягиваясь по-мужски глубоко. - Дело
в том, что в столице появились слухи, что  у  вас  в  городе  свирепствует
какая-то совершенно жуткая  эпидемия.  Что  вы  можете  сказать  по  этому
поводу?
     - Эпидемия? - искренне изумился Рудольф. - Впервые слышу. С  чего  вы
это взяли?
     - Говорят, - одновременно лихо и хитро прищурилась  репортерша.  -  А
точнее, как раз вот  это  точно  установлено:  на  медицинской  в  столице
произошел  довольно  крупный  скандал,  после  которого  всеми   уважаемый
профессор Канн, труды которого по достоинству оценены у нас и  за  рубежом
еще со времен исторической победы над эпидемией СПИДа, - казалось, молодая
женщина перескочила  на  чтение  по  памяти  давно  заученного  текста,  -
трагически погиб в автомобильной катастрофе.
     Она произнесла эту непростую  фразу  на  одном  дыхании  ни  разу  не
сбившись. Рудольф уже собирался отметить это вслух, но вдруг в ровную речь
Э.Светлой вторгся совсем другой голос. Даже не голос  -  воспоминание,  но
прозвучал он настолько отчетливо и громко, что Рудольфу подумалось, что он
слышит его наяву.
     "...И нет происшествия,  более  значительного,  чем  падение  кирпича
перед носом у  кошки..."  -  в  каждом  слове  Альбины  звучало  затаенное
отчаянье...
     - ...И этот профессор сказал, что у нас эпидемия, -  неизвестно  кого
из них перебил Рудольф, строго глядя на журналистку. - Вот что,  уважаемая
Э.Светлая, или как вас там... Я не знаю что за слухи ходят у вас в столице
и не хочу знать. Мне лично ни о чем  подобном  не  докладывали.  Но,  надо
полагать я был бы в курсе, случись у нас что-либо из ряда вон выходящее...
- он собрался было попросить ее уйти, но неуловимая тревога, вновь ожившая
где-то на периферии сознания, почему-то  запретила  ему  сделать  это.  Во
всяком случае до тех пор, пока он не узнает об этих слухах все. - И что  -
действительно пишете о таких  вещах  в  своем  журнале?  Эпидемии,  слухи,
трагические гибели...
     - Ну, - новый взгляд Э.Светлой можно было назвать даже кокетливым.  -
Сперва мы такие слухи проверяем, потом консультируемся  с  представителями
министерства общественного мнения, в какой форме лучше подать материал,  и
не является ли  он  вредным,  и  только  потом  публикуем...  Например,  о
трагической гибели Канна мы сообщали только то, что наша медицина  понесла
в его лице большую утрату... Сами понимаете - никому не выгодно  поднимать
шум вокруг его имени:  это  же  не  эстрадная  звезда,  для  которой  доля
скандальности просто необходима. Ну а уже потом  до  нас  дошли  слухи  об
эпидемии,  и  мне  поручили  поехать  разобраться  на  месте  и  составить
опровержение.
     - И как, слухи легко опровергаются? -  саркастически  поинтересовался
Рудольф.
     - Не знаю, - Э.Светлая махнула в воздухе сигаретой, рассыпая  во  все
стороны искры. - Мне не нравится, что в мэрии,  кроме  вас,  я  никого  не
нашла. Сейчас не время летних отпусков... Или я ошибаюсь?
     - Время... ведь все-таки лето? И какого подтверждения вы хотите - что
все в порядке? Как раз то, что люди позволяют  себе  не  быть  на  работе,
говорит  о  том,  что  она  настолько  отлажена,   что   не   требует   их
присутствия... - при этих словах Рудольф  ощутил  что-то  вроде  оскомины.
Почти тоже самое он говорил Альбине... И почти тоже самое волновало ее. Но
остановить поток слов он уже не мог, и они продолжали ползти,  неудержимо,
как ледник, хотя внешне так же неторопливо. - Если  бы  что-то  случилось,
здесь находились бы все, по коридорам носились бы встревоженные толпы,  по
телефону невозможно бы было никуда дозвониться... - он осекся и замолчал.
     По телефону невозможно было никуда дозвониться. Никуда... А  в  мэрии
никого не было, и в ушах снова настойчиво  зазвучал  голос  Альбины:  "Это
затишье похоже на затишье перед бурей..."
     - Ну так что же вы? - обрадовалась  неизвестно  чему  журналистка.  -
Продолжайте! Да вы не бойтесь, материал  вовсе  не  обязательно  пойдет  в
печать, он нужен скорей для архива... Это  для  массы  народа  может  быть
опасной в те или иные исторические моменты, но для  истории,  как  таковой
она должна быть сохранена...
     "О чем она говорит?"  -  тупо  спросил  себя  Рудольф.  Ему  все  еще
казалось, что ледник тащит его, а  он  не  может  встать,  потому  что  по
неизвестной причине лишился способности двигаться, а где-то  за  поворотом
лед кончился и начинается река, резко срывающаяся с кручи на острые камни.
     - Вы чем-то вспомнили? - вернул его к реальности вопрос журналистки.
     - Ничего, - сухо отрезал он, с усилием отводя взгляд от  телефона.  С
разговором на эту тему явно надо было  кончать.  Если  бы  он  только  мог
сделать это! Наоборот, Рудольфу все сильнее хотелось самому расспросить Э.
Светлую поподробнее, разобраться, докопаться до истины, опровергнуть  свой
собственный смутный страх...
     - Но мне показалось...
     - Скажите, а Э.Светлая - это ваше настоящее имя? - неожиданно  строго
спросил он.
     "Правильно... С этого и надо было начинать: разобраться  с  кем  имею
дело... Да что я себя убеждаю, мне просто не хочется... нет, очень хочется
услышать..." - запутавшись в своих желаниях  и  мыслях,  он  решил  просто
перестать думать  на  эту  тему  и  сосредоточиться  на  чем-либо  другом.
Например на изучении лица незваной гостьи.
     - Почти... Меня на самом деле зовут Эльвирой, - не стала вдаваться  в
подробности она. - А зачем вы об этом спрашиваете?
     - Да так... - ответил Рудольф. - Вы - первый человек, от  которого  я
слышу об эпидемии, так что никаких инструкций об умолчании мне не давали -
вы ведь намекали на это? И я бы сам не отказался  узнать  об  этих  слухах
поподробнее. Так что - давайте рассказывайте.
     - Даже так?
     Эльвира зажала сигарету между пальцами и подперла  рукой  подбородок.
Блузка ее при этом перекосилась, открывая плечо, но, как ни  странно,  это
не выглядело пошло: некоторая небрежность изначально  была  присуща  всему
стилю этой женщины, как в манерах, так и в одежде.  Затем  Рудольф  поймал
себя на том, что невольно сравнивает журналистку с Альбиной. Это  не  было
"сравнение  в  чью-то  пользу",  единственное,  в  чем  эти   двое   могли
соперничать, так это в величине глаз, во всем остальном Эльвира и  Альбина
были едва ли не антиподами.
     Мечтательница и фантазерка Альбина была вечным ребенком: круглолицым,
робким и наивным, она была беззащитна и трогательна, ее хотелось беречь  и
защищать, в то время как от Эльвиры скорей стоило  обороняться.  Э.Светлая
вопреки своему псевдониму была вовсе не так уж светла. Она принадлежала  к
категории всезнающих  особ,  которые  и  рождаются,  казалось,  с  богатым
жизненным опытом, и за редким исключением страдают непроходимым  цинизмом.
Кроме того, Рудольф отметил еще одну деталь: никакие прически и одежда  не
могли прибавить Альбине лишние года, почти всегда ей  давали  меньше  лет,
чем на самом деле, Эльвиру же наоборот ничто не могло сделать моложе.
     Странно, но в этот момент Эльвира и в свою очередь занималась оценкой
внешности  собеседника,  мысленно  записывая  в   несуществующий   блокнот
довольно исчерпывающее описание (потом оно было перенесено и  на  бумагу):
"Человек  с  крупными,  несколько  тяжеловатыми  чертами,  которые  обычно
прибавляют несколько лет в детстве, но молодят после  тридцати,  становясь
особо привлекательными годам к сорока и наделяют своих обладателей  особой
- непосредственной - солидностью."
     - Собственно, все самое главное я и так рассказала:  слухи  очень  не
конкретны. Говорят, здесь обнаружен новый вирус, лишающий людей  рассудка,
но наделяющий их при этом поистине сверхчеловеческой силой, - темные глаза
Эльвиры маслянисто поблескивали, в то время как серые,  Альбины,  лучились
серебристым мягким светом. - И еще они воображают себя констрикторами...
     - Ке-ем???
     "К пятидесяти годам он будет вообще неотразим...  -  думала  Эльвира,
выпуская струйку сизого дыма. - И уже сейчас он кое-чего в  жизни  достиг.
Любопытно, пригласит он меня в кафе после разговора, или нет? Я надеюсь  -
пригласит.  Своеобразный  тип:  в  нем  сочетаются  и  зануда  и   человек
незаурядный, личность. Наверное этим качествам  нелегко  ужиться  в  одной
душе." - а в несуществующей пока книжке уже  фиксировалась  новая  запись.
"Он мог бы стать неформальным лидером, если бы его не заел формализм."
     -  Констрикторами.  Знаете,  есть  такая  змея   -   боа-констриктор,
тропический душитель, а проще говоря - удав.
     - А проще говоря, - с напором, строго проговорил Рудольф - со стороны
никто не сказал бы, что это заявление было вызвано нервным  срывом,  да  и
сам он вряд ли согласился бы с такой  формулировкой,  -  все  это  дешевые
сенсации, непонятно кому и зачем нужные. Вы что же, всерьез считаете,  что
такую эпидемию  можно  скрыть?  Вам  не  кажется,  что  в  нашем  обществе
существует масса реальных проблем,  действительно  заслуживающих  внимания
прессы? Именно реальных, занимаясь  которыми  вы  могли  бы  отвлечься  от
дурацких измышлений по  поводу  еще  более  дурацких  выдумок  с  удавами,
эпидемиями и прочей мурой. - На  секунду  перед  Рудольфом  возникло  лицо
Альбины, искаженное гримасой страха. - Хотите, я предложу вам тему?
     Эльвира не колебалась. Жизненный опыт сообщил ей, что с разговором об
эпидемии - глухо, но собираться отказываться от новой  намеченной  цели  -
сходить с Рудольфом в кафе - она не думала.
     - Ловлю на слове! - блеснули вишнево-черные глаза. -  Кстати,  у  вас
тут где-то должен быть буфет... Я  сама  его  не  смогла  найти.  Если  вы
действительно не заняты, мы могли бы продолжить разговор  там,  И  честное
слово - я с удовольствием займусь той темой, которую вы предложите.
     - Я не занят, - строго сдвинул брови Рудольф,  намериваясь  отказать,
но вместо этого неожиданно для самого себя согласился. Для этого ему  было
достаточно на одну секунду вспомнить пустые глаза случайного встречного.
     Глаза констриктора.



                                    6

     - Все, Ала, играем в зайцев, - выпалил "тихий", отбегая в сторону.
     "В зайцев? В каких таких зайцев?" - заморгала девушка, и ощутила  уже
знакомый "перепад температур" - ее  вновь  начало  кидать  между  жаром  и
холодом, а ноги уже цепенели, цепенели, цепенели, превращаясь во вросшие в
крышу столбы.
     - Ала, не стой!  -  на  ходу  закричал  "тихий",  нарочно  мелькая  у
констриктора перед носом. - Он не поймает! Нас двое - собьем его с толку.
     Похоже он говорил еще что-то,  но  уже  через  секунду  Ала  потеряла
способность воспринимать чьи-либо слова: убийца шел на нее  и  неподвижные
пустые глаза при пересечении с другими взглядами выжирали из  них  остатки
воли.
     Можно только поразиться смелости "тихого" - когда  душитель  прямиком
нацелился на девушку,  он  подбежал  ближе,  толкнул  маньяка  в  плечо  и
принялся жестами подманивать к себе.
     Констриктор качнулся  на  месте,  неторопливо  развернулся  и  тяжело
зашагал теперь уже в сторону "тихого".
     - Ала, очнись!.. Эй, кретин, погоняйся-ка за  мной!  -  донеслись  до
девушки обрывки фраз, но выйти из оцепенения Ала уже не могла - тело стало
совсем чужим от страха и не желало повиноваться.
     Возле края крыши "тихий" отпрыгнул в сторону, пробежал пару метров  и
остановился у жалкого подобия пентхауса, а  грубо  говоря  -  у  чердачной
двери.
     - Ну, ты! - снова закричал он. - Иди сюда! Слышишь?
     Его отчаянный вызов не остался незамеченным -  душитель  окончательно
развернулся к Альбине спиной.
     "Другой вопрос - как долго я сумею выдержать такой темп?"  -  подумал
"тихий", подтягиваясь на руках перед  носом  у  пустовзглядого,  слетевший
больничный шлепанец врезался в восходящее солнце на футболке,  и  агрессор
замер, потеряв из виду свою казалось бы верную жертву.
     "Ну  а  дальше  -  что?"  -  спросил  себя  "тихий",  усаживаясь   на
вентиляционном выступе.
     Констриктор потоптался на месте затем  отступил  на  шаг  и  бухнулся
плечом в стену, намериваясь вышибить ее, как вышибал все ранее встреченные
двери.  Сооружение  вздрогнуло  от  удара  -  раз,  другой,  третий...  На
некоторое время это тупое занятие полностью поглотило его внимание.
     - Ала, - снова позвал "тихий" - Ты слышишь меня? Не стой на месте. Не
стой!
     Она ожила: кивнула и попробовала шагнуть в сторону, но камень в ногах
превратился в вату, колени Альбины подогнулись и  она  с  шумом  упала  на
жесть, беспомощно и беззвучно открывая рот.
     - Ала! - новый возглас "тихого" прозвучал как  болезненный  вскрик  -
привлеченный звуком падения, констриктор обернулся и остановил свой взгляд
на девушке.
     Она сделала  неуверенную  попытку  встать,  снова  упала  и  замерла,
съежившись клубочком.
     - Ала! - "тихий" спрыгнул с крыши пентхауса,  поморщившись  от  удара
ногами о жесть, выпрямился и бросился в  вдогонку  за  убийцей,  не  думая
больше ни о чем, кроме того,  что  душителя  надо  остановить.  Пусть  для
Альбины это будет только отсрочкой - даже в этой шоковой ситуации  "тихий"
понял, что вряд ли она сумеет выжить в изменившемся мире самостоятельно (а
считать, что мер-таки изменился у него были причины). Альбина принадлежала
к тому большинству, что теряется в сложных ситуациях. Так же ясно он  знал
и то, что сам он в одиночку спасется наверняка, во всяком случае  -  почти
наверняка,  и  сердце  его  болезненно  сжималось  при  виде   скрюченного
худенького  тела  девушки,  к  которому  уже  издали,   заранее   тянулись
подрагивающие лапищи убийцы. Он глядел на тонкие руки, на нелепо  торчащий
из под халата край зеленного платья,  на  сокращающееся  расстояние  между
Альбиной и констриктором, и знал, что никакая сила не позволит ему  сейчас
повернуться и уйти, бросив ее на растерзание маньяку.
     Все эти чувства были вложены в один  прыжок:  изо  всех  сил  "тихий"
толкнул затянутую в футболку спину  и  отскочил  в  сторону,  собираясь  в
случае надобности возобновить атаку.
     Констриктор  закачался,  затем  начал  медленно  поворачивать  голову
назад.
     "Ну что ж... еще поиграем" - сказал себе "тихий" напрягая мышцы  ног.
Теперь смотреть в сторону Альбины ему было некогда - от  констриктора  его
отделяло около полутора метров. "Тихий"  сознательно  тянул  время,  желая
удостовериться, что тот хоть на какое-то время забыл о девушке.
     Констриктор шагну вперед, и... споткнулся.
     Что-то странное происходило с ним: даже в пустых помертвевших  глазах
убийцы промелькнуло подобие нормального человеческого выражения  -  в  них
отразилась  боль.  Затем  его  черты  исказила  судорога,  кожа  на   лице
покраснела, а затем и побронзовела, постепенно доходя до черного цвета, он
зашатался - гораздо сильнее, чем в тот миг, когда его толкнул "тихий" -  и
рухнул наземь, забившись в непонятном припадке.  Его  тело  то  изгибалось
столбнячной дугой, то  сворачивалось  калачиком:  так  иной  раз  крутятся
спугнутые  гусеницы.  Констриктор  крутился  на  месте,  хрипел,  и   даже
неспециалисту могло прийти  в  голову,  что  это  была  настоящая  агония.
Наконец изо рта убийцы хлынула пена, и он  замер,  дернувшись  всего  пару
раз. Теперь кожа его морщилась (она успела стать коричневой, как древесная
кора) и продолжала  шевелиться  сама  по  себе,  как  оболочка  порванного
воздушного шарика: руки и ноги констриктора худели на глазах. Длилось  это
не долго - вскоре перед  двумя  остолбеневшими  людьми  осталась  мумия  с
залитым пеной лицом.
     - Я же всегда говорил... - "тихий" и не  заметил,  что  произнес  эти
слова вслух, но и потом, спохватившись, не счел нужным  замолчать.  -  Это
болезнь... Это новая, страшная болезнь... Ала не подходи.
     Она и не подходила - просто не могла стоять не пошатываясь.
     "Тихий" шумно вздохнул.
     - Пошли отсюда, - глухо произнес он. - Раз один  нашел  сюда  дорогу,
крышу нельзя больше считать безопасным местом. Я попрошу  тебя  только  об
одном - когда я прикажу бежать, тебе придется это сделать. Сможешь?
     Девушка кивнула. Ее трясло,  смотреть  в  сторону  скорчившегося  под
ногами тела Альбина больше не могла.
     - Главное - держаться от всех на некотором расстоянии, чтобы в случае
надобности иметь фору. - "тихий" взял Альбину под руку,  чтобы  она  могла
идти, и повлек обратно к лестнице. - Тогда мы сумеем добраться... хотя  бы
до твоего дома. Ты далеко живешь?
     - Нет, - всхлипнула Альбина. - Рядом.
     - Прекрасно. Вот туда-то мы сейчас и пойдем.
     Может быть в другое время  и  при  несколько  других  обстоятельствах
Альбина усмотрела бы в его предложении что-либо нескромное или  нехорошее.
Но сейчас она дала единственный ответ, на  который  была  способна  -  она
сказала "да".



                                    7

     Существуют люди, о которых говорят, что они умеют  жить;  встречаются
такие представители человеческой породы редко. Еще реже можно  найти  тех,
кто не просто умеет жить, а живет так, как ему нравится. На "умеющих жить"
такие товарищи обычно внешне похожи мало, хотя бы потому, что нравится  им
может нечто совершенно отличное от общепринятых норм. Они  способны  гордо
одеваться не по моде и даже вопреки ей,  спать  на  лавочках  в  городском
парке, короче, без оглядки вытворять вещи более или менее экстравагантные.
Пожалуй, именно последнее и выделяло их в особую категорию: чтобы жить  по
собственным нормам вместо общепринятых, всегда  требуется  особый  талант,
даже если различия между ними не  было  так  уж  существенно.  Такой  была
Эльвира, мнение окружающих заботило ее  меньше  всего,  ей  хотелось  жить
полноценно и интересно - и она так жила. Для этого ей было нужно  копаться
в чужих тайнах, всюду успевать первой, видеть, трогать, вбирать в себя все
новое и желательно запретное (никогда ведь нельзя  предугадать  заранее  о
каком материале ее  попросят  забыть).  Только  узнавать  и  складывать  в
копилке памяти - не на