а, оживляя  унылый
пейзаж политического  поля,  метался  либерально-демократический  юрист,
биссектрисой деля углы пополам и отнимая голоса избирателей. За это  его
не любили, но терпели, все же развлечение. Разведенные по  разным  углам
"любовного треугольника" политики тянули каждый в свою  сторону,  как  в
известной басне,  в  результате  обеспечивалась  известная  стабильность
севшей в лужу телеги российской демократии.
   "Молодые реформаторы" относились к местному населению с  еще  меньшим
трепетом, чем испанские конкистадоры к  инкам  и  ацтекам.  Вывозили  из
страны все, что представляло ценность, оставив населению по шесть  соток
земли без всяких признаков нефти. От такого хамского отношения время  от
времени население садилось на рельсы  и  требовало  зарплату.  Требовали
майскую в  ноябре,  что  абсолютно  абсурдно,  даже  без  экономического
образования ясно, поэтому  и  платить  никто  не  собирался.  Коммунисты
усматривали в этом признаки  революционной  ситуации  и  ставили  вопрос
ребром, хотя и понимали, что денег взять неоткуда, надо  опять  занимать
на Западе. Но их там не любили, а "реформаторам" уже не верили. Ситуация
сама собой накалялась, юрист метался из угла в угол, остужая противников
соком и угрожая всех отправить с последним  вагоном  в  Сибирь.  И  тут,
разведя  противников,  разошедшихся  до  непарламентских   выражений   и
импичмента, из своего угла  выходил  Хозяин.  Раздавая  медвежьи  тумаки
правым и левым без разбору, он выполнял свой долг гаранта  стабильности.
Его  появление  заканчивалось  подписанием  протокола   о   согласии   и
получением очередного кредита.
   Периодические искусственные кризисы гарантировали, что  ниже  стоящие
углы треугольника не задружат между собой, образовав вектор, уткнувшийся
острием  в  президентское  кресло,   остальное   Хозяина   с   возрастом
интересовало всем меньше и меньше.
   Но "любовный  треугольник"  не  может  существовать  вечно,  партнеры
неизбежно стареют, и противостояние теряет всякий смысл. Власти,  как  и
любви, хочется смолоду, пока еще  кровь  не  остыла.  Весь  вопрос,  кто
первым решится нарушить равновесие.
   В  президентском  углу  окопались   зубастые   мужики,   далекие   от
пенсионного возраста своего лидера. Им меньше всего  улыбалось  покинуть
Кремль  вслед  за  лафетом,  а  сумма  заслуг  перед   Хозяином   делала
невозможным трудоустройство в думских фракциях. Загнанные  в  угол,  они
вполне могли рвануть в  атаку  по  двум  направлениям  сразу,  раскрошив
опостылевший  "треугольник".  Такой   вариант   Салин   с   Решетниковым
просчитали давно. Данных о  подготовке  ГКЧП-3  в  их  сейфах  скопилось
предостаточно. Сегодня все сходилось к тому, что события бешено  несутся
именно в этом русле.
   - Может, кое-кому башку отвернуть, пока не поздно? -  нарушил  тишину
Решетников.
   Салин положил вилку, привычно промокнул губы салфеткой.
   - Именно об этом я сейчас и думал. - Хищная улыбка скользнула по  его
сально блестевшим губам. - Только сформулировал  задачу  иначе.  Мы  его
просто уничтожим.
 
Профессионал 
 
   Пейджер жалобно хрустнул под каблуком. "Зачем? - спросил себя  Белов,
разглядывая осколки. - А затем, блин! - Злость заставила прийти в  себя.
- Пусть в пейджере и не было  "жучка",  но  лучше  разом  избавиться  от
страхов и иллюзий.
   Они знают, что я профессионал, травить будут без  дураков.  И  светит
тебе, Игорь, после этого звонка не койка в психушке, а нары в Лефортове.
На меньшее можешь не рассчитывать".
   Он прекрасно понимал, что его фотографии  и  розыскные  карточки  уже
доставлены во  все  отделения  милиции.  Вряд  ли  успели  раздать  всем
нарядам, но аэропорты и вокзалы теперь  для  него  закрыты.  Все  камеры
видеоконтроля в метро выискивают среди поднимающихся по  эскалатору  его
лицо. "Наружка" взяла под плотный контроль квартиру и все адреса, где он
может появиться. Скорее всего, сориентирован весь агентурный  аппарат  в
СМИ, блокирующий возможность утечки информации о фугасах в печать  и  на
телевидение. В техническую базу системы оперативно-розыскных мероприятий
внесена его фамилия. Стоило произнести по телефону "Белов", как  абонент
моментально возьмут на контроль. Не пройдет и двух  часов,  и  невидимая
сеть СОРМа раскинется прямо над головой. Можно уцелеть, уйдя  на  дно  и
забившись в норку, пока трал  розыска  шарит  по  городу.  Оставшись  на
поверхности, он мог выдержать не более двух суток.
   "Ровно столько осталось до взрыва. Совпадение или нет, покажет время.
Кто  бы  ни  организовал  этот  звонок,  он  намертво  привязал  меня  к
террористам. Я - единственная  ниточка.  Роль  незавидная,  но  что  тут
поделать. - Белов затравленно осмотрел двор. -  Сейчас  тебя  ищут  все.
Одни - чтобы тянуть за ниточку, другие - чтобы ее оборвать".
   Вытряс на ладонь две таблетки: белую и желтую. Разжевал и  проглотил,
едва поборов тошноту.
   Встал,  осторожно  сделал  несколько  шагов.   Странно,   но   вместо
предательской слабости ощутил прилив сил. Сердце радостно колыхнулось от
чувства дикой, необузданной свободы,  какая  бывает,  вероятно,  лишь  у
последней черты.
 
Глава тридцать пятая 
 
ВРАГ МОЕГО ВРАГА 
 
Старые львы 
 
   В конце Нового Арбата стоит дом-книга. Об архитектурных  достоинствах
судить сложно да и поздно. Воздвигли так воздвигли. В застойные  годы  в
нем размешался СЭВ. В многочисленных кабинетах  экономисты  и  дипломаты
второго сорта - потому что первые не по способностям,  так  по  родству,
работали с  капиталистами  -  совещались  и  налаживали  взаимопомощь  в
производстве  венгерских   консервов   "Глобус",   болгарских   сигарет,
автобусов  "Икарус",  чешского  хрусталя,  польского  кино,  кордебалета
"Фридрих-штат паласа" и многого другого, в чем остро нуждалось население
стран социализма и братские слаборазвитые народы.
   Совет экономической взаимопомощи-СЭВ - скончался тихо и  незаметно  в
конце восьмидесятых. К тому времени все уже поняли, что советами сыт  не
будешь, от  экономики  Старшего  брата  осталось  только  "кооперативное
движение", а во взаимопомощи при переделе социалистической собственности
никто не нуждается.
   Грянул  девяносто   первый   год,   в   Москве   свалили   памятники,
переименовали улицы и поделили  трофеи,  вот  тогда  столичная  мэрия  и
получила в личное пользование дом-книжку.
   То, что здание принадлежит мэрии, вся страна - и, благодаря Си-эн-эн,
весь мир - узнали два года спустя: в девяносто третьем. Защитники Белого
дома взяли его штурмом, выгнали пинками  сотню  перепуганных  до  смерти
мальчишек в форме внутренних войск, отобрали у них бронежилеты,  щиты  и
дубинки и отпустили с миром. Злобные  старушки  поплевали  на  какого-то
дядьку в приличном  костюме,  взятого  в  плен  при  штурме,  как  потом
пояснили  в  репортажах,  одного  их  вице-мэров.  А,  генерал  Макашов,
надвинув на бровь беретик "а-ля Че Гевара", подвел итог:  "Мы  совершили
нашу революцию, чтобы на Руси больше не было  ни  мэров,  ни  пэров,  ни
херов!"
   А в девяносто четвертом другой генерал или кто-то  на  него  похожий,
судить трудно, так как лицо закрыл  спецназовской  маской,  на  этой  же
самой  эстакаде  перед  домом-книжкой  попинал   неизвестных   мужичков,
уложенных мордами в снег спецназом Службы безопасности Президента.  Все,
как теперь принято, происходило  перед  телекамерами,  и  вся  страна  с
удивлением узнала, что здание-то не мэрское, а на корню арендованное под
банк злостным олигархом с птичьей фамилией, чья охрана и лежала носом  в
грязь. Дело известное, паны дерутся, а у холопов ребра трещат.
   Справедливости ради надо отметить, что первой  треснула  черепушка  у
холопа из СБП. Дали ему рукояткой  пистолета  соратники  по  чекистскому
труду из Московского управления, и  пришлось  СБП  отрабатывать  команду
"наших бьют".
   Возможно, и стали бы мы свидетелями  турнира  по  рукопашному  бою  и
пулевой стрельбе  между  командами  спортобщества  "Динамо",  но  Хозяин
вовремя проснулся и потянул всех на ковер. Разговор вышел в детсадовском
духе: "А он первым начал".
   Виноватым оказался самый младший - демократически бородатый начальник
Московского управления. Как выяснилось, бородатый по договору с мэром  и
олигархом  силами  вверенного  ему  управления  организовал  оперативное
прикрытие банка. Получилось, что государственная контора на коммерческой
основе охраняла частный банк от происков другой государственной конторы.
Вот такая,  в  духе  новых  времен,  вышла  экономическая  взаимопомощь.
Скандал рассосался сам собой.
   Нашкодившего бородатого "поставили  в  угол"  -  отправили  на  дачу,
банкир улетел в Лондон, потому что правильно  понял  намек  шефа  СБП  о
начатой "охоте на гусей", а мэр  решил  заняться  подготовкой  города  к
зиме, потому что на дворе стоял ноябрь.
   А через неделю-другую танки пошли на Грозный, и все забылось.
   - Как думаешь, Виктор Николаевич, они забыли? -  спросил  Решетников,
выбираясь из машины.
   Салин  вышел  первым,  стоял  на   эстакаде   перед   бывшим   СЭВом,
прищурившись на  Белый  дом,  на  случай  очередного  путча  обнесенного
кованым частоколом.
   - Только на это и рассчитываю, - ответил Салин, водрузив на нос  очки
с дымчатыми стеклами. - И на это. - Он похлопал по папке.
   Вся операция уместилась на пяти  машинописных  листках.  Остальное  -
опыт и знания, которые не доверишь бумаге. Информация о том, что в Белом
доме затевается что-то серьезное, пришла всего час назад, к самому концу
обеда.
   Перепроверка сигнала, просчет вариантов, определение круга игроков  и
выработка стратегии заняла сорок минут. Пять минут отнял звонок в  банк,
остальное ушло на дорогу.
   - Знаешь, кого мы сейчас напоминаем? - Решетников пристроился  сбоку.
Шли в ногу, не торопясь, как знающие цену времени и себе люди.
   - Ну?
   - Двух старых шулеров, идущих расписать "пульку" с третьим.
   - Очень даже может быть, - кивнул Салин. Покосился на Решетникова.
   Отметил, что тот  тоже  собран  до  предела,  только  прячет  это  за
благодушной ухмылкой.
   "Молодец, нашел в себе силы поддержать меня, - подумал Салин. - Он  в
предстоящем разговоре ведомый, а  пикироваться  и  торговаться  придется
мне.
   Только бы получилось!" - Он суеверно зажал большой палец в кулак,  но
сделал это незаметно, на той руке, что держала папку.
   У  поста  охраны  их   уже   ждали.   Молодой   человек   характерной
"партикулярной" наружности,  едва  они  вошли  в  двери,  что-то  шепнул
охраннику, указав взглядом на Салина с Решетниковым.
   Ни пропуска, ни удостоверений у них не спросили,  а  молодой  человек
сразу же провел через холл к лифту.
   - Встреча по высшему разряду, - прошептал Решетников, входя в кабину.
   Салин кивнул.
   Лифт остановился на  нужном  этаже.  Молодой  человек  вышел  первым,
бросил короткую фразу охраннику, сторожившему дубовую дверь. Потянул  ее
на себя, пропустил гостей вперед.
   - Сюда, пожалуйста. - Он указал на отвилок в длинном коридоре.
   Это была первая и последняя произнесенная им фраза.  Молодой  человек
незаметно исчез. А Салина с Решетниковым встретила более тяжелая  фигура
в  местной  иерархии.  Кругленький  человечек  с   блудливыми   глазками
бюрократического холуя изобразил  максимальную  радость  и  преданность.
Салин, знакомый с придворным политесом, лишь слегка склонил голову,  был
уверен,  что  человечек  этот  из  вечного  племени   портфеленосцев   и
двереоткрывателей даже не поставлен в известность, кого он  встречает  и
сопровождает. Но роль свою, согласно амплуа "поди, принеси,  пшел  вон",
играет толково, с душой. Как таких не любить?
   Минуя секретаря, сразу прошли в кабинет. Сопровождающий, мелькнув  на
пороге, отметился перед взором  начальника  и  плотно  прикрыл  за  ними
дверь.
   - Рад, очень рад. - Хозяин кабинета уже встал из-за стола и шел к ним
на встречу, вытянув руку. - Виктор Николаевич. Павел Степанович.
   Обменялись  рукопожатиями,  ненавязчиво,  но  профессионально   цепко
осмотрели друг друга. Хозяин был на  голову  выше  их,  крупноголовый  и
абсолютно лысый.
   Годы, конечно, взяли свое, но по-прежнему крепок, а в глазах ни  тени
склерозной мути.
   - Тебе соседи, Денис Филиппович, не  досаждают?  -  Салин  кивнул  на
широкое окно, за которым открывался вид на Москву-реку и Белый дом.
   - Уже привык, - усмехнулся  хозяин.  По  мелькнувшему  в  его  глазах
выражению Салин  понял-тема  предстоящего  разговора  считана,  важность
оценена и необходимые меры против прослушивания обеспечены.
   - Может, почаевничаем? Честно говоря, даже  перекусить  не  успел.  -
Денис Филиппович повел их к маленькой  дверце  в  противоположном  конце
кабинета. - Вы даже не представляете, что с людьми твориться из-за  этих
выборов. Несут копромат охапками, везут телегами. Если у Руцкого  компры
тридцать с чем-то чемоданов накопилось, то представляете,  сколько  этой
гадости у серьезных людей?
   И все, шельмецы, денег хотят!
   - Увы, Денис Филиппович, в наше время за идею уже никто не  работает,
- вздохнул Салин.
   - А в нашем возрасте, увы, самый убийственный компромат  -  состояние
здоровья,  -  с  лету  подключился  Решетников.  -  Да  и  тот   слишком
скоропортящийся товар, чтобы им  торговать.  Сегодня  купил,  а  завтра,
упаси господь, ввиду печальных обстоятельств потеряет всякую ценность.
   Сказали  они  достаточно,  чтобы  вызвать  довольную  усмешку  Дениса
Филипповича. Салин вполне прозрачно намекнул на место  работы  нынешнего
шефа безопасности крупнейшего банка в  недалеком  советском  прошлом,  а
Решетников ясно дал понять, что мелкой ерундой не занимаются, возраст не
позволяет.
   - Да уж, в нашем возрасте беречься и беречься  надо,  друзья  мои.  -
Денис Филиппович ввел их в небольшую уютную комнату.
   Продуманный дизайн, все дорого, но неброско. Больше похоже на кабинет
парижского  адвоката,  чем  на  офис.   И   уж   никаких   сравнений   с
советско-имперским стилем  бывших  апартаментов  Дениса  Филипповича  на
Лубянке.
   Но Салин наметанным взглядом сразу же определил, что бережется  Денис
Филиппович  по  максимуму.  Комната  полностью   исключала   возможность
прослушивания "чужими". А запись "для себя" велась непременно.  Чего  же
еще ожидать от бывшего начальника  Пятого  главка?  Уж  кто-кто,  а  шеф
идеологической  контрразведки  знает  цену  слову,  зафиксированному   и
подшитому в досье.
   Расселись в кресла, минут пять степенно потяги-вали чай, постреливали
друг в друга взглядами, при этом говорили ни о чем, разминались.
   -  Интересную  тенденцию  я  подметил,  Денис  Филиппович.  Почитаешь
выступления наших разведчиков, так получается, что Первый главк только и
делал, что готовил перестройку. - Решетников  умело  подвел  разговор  к
исходной точке, за которой начиналось игра. - И сплошь у них там светлые
головы были,  и  своими  глазами  прелести  запада  видели,  и  с  нашей
посконной действительностью верно сравнивали,  и  зрела,  значит,  в  их
душах жажда перемен. Не чекисты, а декабристы и Чаадаевы.
   Остальные четырнадцать главков, выходит, были  укомплектованы  сплошь
держимордами и душителями свободы, так?
   - Чему же  удивляться,  Павел  Степанович.  Мы  же  сами  внедрили  в
общественное сознание это стереотип.  "Подвиг  разведчика",  "Резидент",
"Мертвый сезон", Штирлиц, наконец. Интеллектуал, духоборец  и  эстет.  -
Денис Филиппович пристроил блюдце на колене, осторожно поднес  чашку  ко
рту, сделал маленький глоток, чтобы обозначить  паузу.  -  А  внутренней
контразведке   достался   образ   чекиста   образца   двадцатых   годов.
Пролетарское происхождение,  несгибаемая  воля  в  борьбе  с  контрой  и
крестьянская сметка, противостоящая буржуазной образованности. Для пущей
жизненности образа полагалось вздыхать: "Эх, грамоты  мне  не  хватает".
Лишь через "ТАСС уполномочен заявить"  Семенова  удалось  двинуть  образ
Комитета как системы. За кордоном - Соломин, внутри  страны  -  Тихонов.
Оба умницы и обаяшки и парой ловят "Трианона". Работа топорная, на скору
руку делалось, но все равно не успели. Горбачев  нас  испугался,  открыл
архивы,  и  пошло-поехало.  -  Денис  Филиппович  махнул  рукой.   -   И
получилось, что, кроме Берии, в КГБ больше никто и не служил.
   - Нынешний Хозяин пошел еще дальше, вступил в  разговор  Салин.  -  У
меня есть данные, что на сегодняшний день Комитет, как его  ни  называй,
пережил  семь  реорганизаций.  Каждая  вымывает  до  тридцати  процентов
оперсостава и до сорока процентов агентуры. Что там осталось, хотел бы я
знать?
   Денис Филиппович лишь засопел, но от комментария воздержался.
   - А  зачем  ему  Комитет,  если  есть  мини-КГБ?  -  вставил  заранее
согласованную фразу Решетников. - На мелкие надобности хватит.
   Повисла  пауза.  Денис  Филиппович   сосредоточенно   помешивал   чай
серебряной ложечкой. Салин с Решетниковым ждали.
   - Откровенно говоря, меня  сей  новообразованный  орган  безопасности
также тревожит, - наконец начал Денис Филиппович. - И не только с  точки
зрения законности его создания. Это лишь производная от невразумительной
легитимности нынешнего режима. Победители - безусловно. Но  законная  ли
власть? Тут позвольте усомниться.  Поэтому  и  устроили  свистопляску  с
нынешними   выборами.   Им   не   собственно   победа   нужна,   а    ее
протоколирование, согласно действующему закону.
   Но это так, мысли вслух. - Он поставил чашку на столик. - Мы  уловили
эту чрезвычайно опасную тенденцию достаточно  давно.  Перед  ним  стояла
задача государственного масштаба - создать  новую  систему  безопасности
страны. Увы, он предпочел решить личную. Создал "мини-КГБ" в форме  СБП,
одно название говорит само за себя. Укрепил Службу внешней разведки, что
разумно, нужен контроль за контрагентами по переговорам.  Все  остальные
спецслужбы сориентированы на  борьбу  с  коррупцией,  то  есть  на  сбор
компромата. Если это государственная  безопасность,  то  государственная
граница проходит по периметру Кремлевской стены.
   - А так как задач  государственного  масштаба  нынешние  руководители
просто не могут решать, Днепрогэсов не строят, единственную  космическую
станцию загубили... Надо ожидать, что  это  тенденция,  которую  вы  так
верно, Денис Филиппович, подметили. - Салин не спускал  взгляда  с  лица
собеседника. - Тенденция на примат личных интересов над государственными
сохранится и еще больше усилится после победы на  выборах.  -  В  глазах
Дениса Филипповича засквозил холодок, и Салин, проскочив через несколько
заготовленных фраз, закончил, указав на первоисточник зла:
   - И залогом этого ненормального положения  вещей  является  некая  не
вполне конституционная структура, позволяющая себе чересчур многое.
   По тому,  как  потеплел  взгляд  собеседника,  Салин  понял,  уровень
договоренности он нащупал: щипать Президента опасно, на это  партнер  не
подпишется,  а  измордовать  президентскую   охрану   -   с   превеликим
удовольствием. В этом здании ничего не забыли, счет за убытки от выходки
СБП тем зимним  вечером  рано  или  поздно  предъявят  к  оплате.  Точка
пересечения интересов была найдена, остальное - дело техники.
   -  Допустим,  я  с  вами  согласен.  -   Денис   Филиппович   удобнее
расположился в кресле, изобразив на  крупном  мясистом  лице  готовность
выслушать все до конца.
   Салин  с  Решетниковым  обменялись  быстрыми  взглядами.  Решетников,
контролировавший реакцию собеседника, едва заметно кивнул: "Можно".
   - "Допустим", Денис  Филиппович,  предполагает  некую  отстраненность
подхода к проблеме. Вероят-ность согласия, я бы сказал,  возможность.  -
Салин раскрыл на коленях папку.  -  Мы  согласны  именно  в  этом  ключе
рассмотреть  некоторые  события.  Которые,   возможно,   произойдут,   в
вероятности чего мы с Павлом Степановичем имеем смелость не сомневаться.
- Салин выдал мягкую улыбку. - Кстати, как бы в