Ну так я вам скажу: предать ее
смерти! Отдать Матери-Земле!
     По толпе прокатился вздох. Лютую казнь требует старая.  Приговоренную
нагой закапывают в землю, чтобы одна голова торчала, и ждут, когда  придет
неторопливая смерть. Потом забрасывают землей. Великая Мать вберет в  себя
преступившую закон и не прогневается на своих детей.
     Люди понимали, почему злая бабка первой сунулась в круг. Видно хотела
сразу настроить старейшин на угодное ей решение. Последний  оплот  женской
власти - это браки. Кому из  какой  семьи  жен  брать.  Коли  этот  обычай
рухнет, то останется мудрым  бабам  только  травничать  да  детишкам  носы
вытирать. И никого не удивило, когда Матхи  кивнул,  будто  соглашаясь,  и
сказал:
     - Напутала ты,  мать,  видно  памятью  ослабела.  В  землю  окапывать
положено, если кто родича смертью убьет. А тут проступок другой.
     Крага выпрямилась, тяжело дыша. Казалось, взгляд ее  навылет  пронзит
Унику - а той хоть бы что. Девушка стояла,  опустив  голову  и  безучастно
ждала... чего? Будто и не ее судили вовсе...
     По толпе прошел легкий шелест. Первое слово упало против Уники, а то,
что шаман возразил старухе, так все понимала, что это  он  против  ведуньи
сказал, а не в защиту преступницы. Хотя право судить у женщин  отнято,  но
слово Старшей кое-чего значит, она не за  одну  себя,  а  за  всех  женщин
говорит. Так просто ее слово не отринешь и не  отбросишь.  Женщины  как  и
встарь - сила, у  каждого  человека  мать  есть,  в  каждом  доме  хозяйка
управляется. И уж если старухи на кого  разобидятся,  много  чем  досадить
смогут.
     Однако Бойша и глазом не моргнул.
     - Ты сказала, Крага. Мы тебя  услышали.  Теперь  сядь  и  дай  изречь
мужчинам.
     - Мне позволь, вождь,  -  поднялся  Ромар  и  разом  наступила  такая
тишина, что слышно было как мошкара звенит над потной толпой.
     Слово Ромара - это не  вопли  глупой  Краги.  Частенько  бывало,  что
говорил колдун против большинства, но никогда в важных делах не ошибался и
слово свое против законов и обычаев не обращал. Что-то сейчас будет?
     - Родовичи!  -  Ромар  произносил  слова  негромко,  но  слышали  его
отчего-то даже те, что стояли в задних рядах. И хоть не  обрядовым  слогом
говорил колдун, но казалось, будто песню поет. Порой и единое слово  смысл
речи переменяет. Родичи, это те,  кто  сегодня  живет,  кто  рядом  стоит,
вместе с тобой кусок хлеба ест. А родович - то всякий член рода, живой или
мертвый - неважно. Для всех детей зубра говорил Ромар, и  для  предков,  и
для ныне живущих, а это  не  каждый  может.  Крага,  вон,  тоже  родовичей
поминала, а слыхали ее прадеды, али нет - то неведомо. Вот сейчас  -  всем
слышно: - Родовичи! Старшины! Ты, Матхи, и  ты,  Бойша!  Послушайте  меня,
допрежь чем судить. Что-то не припомню я, чтобы  прежде  приговаривали  мы
кого-то к смерти. В песнях о таком поется, а на живой памяти не  было.  Не
попусти Лар и сегодня...
     - Так она же... - завопил было Тейко, но  соседи  тотчас  зажали  ему
рот. Вот уж точно ополоумел - сначала вождя, а теперь и колдуна перебить!
     - За что  судим  Унику,  дочь  Латы?  -  Ромар  медленно  обвел  всех
взглядом. - Сказано, что она и Таши из одной семьи. Но значит ли это,  что
они и впрямь родня по материнским линиям?  Вспомните,  Пакс,  дед  Латы  -
разве не взял он в жены черную девушку с  юга?  А  у  них  родилась  Мота,
которую взял в жены Кирит, а Мота - родила Лату. Так где же общая  мать  у
этих детей? Так я говорю, родовичи? Так, старшины?
     Ромар  сделал  паузу.  Бойша,  прищурившись,  смотрел  на   безрукого
старика,  лицо  вождя  оставалось  непроницаемо,  но  Ромар,  знавший  как
облупленного любого члена рода и давно научившийся  понимать  несказанное,
видел, что Бойша мысленно упрашивает его: ну, поднажми же  еще  чуть-чуть,
поднажми! И даже не столько за Унику болел душой вождь, а  просто  деление
на семьи стояло ему поперек глотки. Каждый год по осени  начинались  беды,
трудности и неразбериха. Парни  оставались  холостыми,  девушки  не  могли
найти женихов, а все из-за дурного старушечьего уклада. Давно бы пора этот
обычай похерить, но здесь не только матери воспротивятся, но и старейшины.
Пока род на семьи делится, у них в руках какая-никакая, а власть. Но ежели
сами старейшины признают, что потомки пришлых невест  хоть  и  числятся  в
семье, но как бы не совсем, то  такое  решение  быстро  порушит  неугодное
положение вещей.
     Матхи опустил голову, уставившись в землю незрячими  глазами.  Стакн,
пригорюнившись, крутил в пальцах осколок кремня, словно ему  не  терпелось
скорее взяться за работу. Остальные старшины глядели на Ромара молча  и  с
недоумением - он что, их за беспамятных считает? Думает,  не  помнят  они,
кто кому и кем приходится? Что же шаман молчит?
     А  Матхи  стоял,  равнодушно  наклонив  голову,  словно   к   чему-то
внимательно прислушивался, и не было  ему  никакого  дела  до  речей,  что
произносятся тут...
     - Так говоришь, - кивнул Стакн.
     - Отчего разгневалась Мать-Земля на Ларову  дочь,  что  легла  с  его
сыном? Да оттого, что у Шура и сестры его, дочери Лара,  и  в  самом  деле
общая кровь была, а не одно наименование!  Слышите,  на  самом  деле  одна
кровь! А здесь? Не отыскать нам общей праматери для Таши и  Уники!  Нет  в
них одной материнской крови, и, значит, не  за  что  на  нас  Матери-Земле
сердиться!
     Род зашумел. Загудел, встревожено, зло, точно дикие лесные  пчелы,  у
которых бортник забирает их сладкое сокровище.  И  шум  этот,  разнесшийся
далеко окрест, очень не понравился Таши.
     Ромар стоял, словно собираясь говорить дальше - однако, сжав  могучие
кулаки, напротив него поднялся Туран, старшина нижнего селения.
     - Красно говоришь ты, Ромар. Мудрый ты человек, то  всякий  знает.  И
предков ты помнишь, не только по именам. Все верно. Но вот  только  одного
ты не говоришь: нарушила закон девка или нет? Я не знаю, настоящая  в  ней
кровь или какая другая, а вот закон, обычай,  уложенье  рода  нашего,  они
нерушимы. Или Таши с этой девкой уже не из одной семьи?..
     - Или мало нам реки мелеющей! -  внезапно  выкрикнул  Муха  странным,
высоким голосом, каким не мужчине, а обиженному ребенку кричать впору.
     - Верно! - тотчас подхватил Свиол. - Или мало нам  горя  и  бедствий?
Вы, что же, не видите, как сердятся на нас предки?  Или  карлики  эти,  на
птицах ездящие - благо? Не с того ли они появились, что дочь Латы закон  и
честь отринула?..
     Дела... всегда Свиол с Мухой на ножах были, а ныне, глянь-ка, заодно!
     Таши не мигая глядел на Свиола, размахивающего руками, и догадки одна
мрачней другой бродили в его  голове.  Можно  представить,  о  чем  кричит
старейшина. Злится на Унику, что дала от ворот поворот  Тейко,  внуку  его
брата. Еще Таши подумал,  что  из  лука  Туны  легко  уложил  бы  злобного
старика... Подумал - и сам ужаснулся  этой  мысли.  Такое  одному  мангасу
пристало!..
     После слов Свиола Матхи наконец соизволил  медленно  поднять  голову.
Разговоры о воле предков - его удел. И никому в него вступать не положено.
Лицо шамана поворотилось в сторону Свиола - тот разом язык прикусил.
     Над судилищем сгустилась тишина. Очень злая тишина. Однако  никто  не
прервал Ромара, когда безрукий колдун заговорил вновь.
     - Так и знал я, Туран, что вспомнишь ты о законах. Да  только  вот  о
чем помысли - Пакс взял черную девушку в жены. А до этого ее приняли в  ту
семью, где потом родился Таши. Об этом я уже говорил, и всем  ведомо,  что
нет общей матери у Уники и Таши. Никто моих слов  не  оспорил.  А  ну  как
другая семья назвала бы чернокожую своей дочерью? Что изменилось бы тогда?
     - Другая семья? - туповато удивился Туран. - А это еще причем?..
     - А притом, - терпеливо втолковывал  Ромар,  -  что  общей  матери  у
дочери Латы и у Таши, сына Туоры как не было, так и нет. И посватайся Пакс
к той же девушке, но в другую семью, сегодня никто бы и слова  не  сказал,
узнав, что Уника с Таши сошлись по собственной воле и прежде свадьбы. Так,
родовичи?..
     Далеко не каждый  из  собравшихся  на  площади  понял  хитросплетения
Ромаровой  речи,  но  все  же  большинство,  привыкшее  долгими   вечерами
разбираться в запутанных родословных,  оценило  ловкий  ход,  и  по  толпе
пронесся одобрительный гул.
     Туран побагровел. Умом он не блистал; зато  природной  хитростью  Лар
его не обделил. И сейчас нижний старейшина чувствовал, что безрукий колдун
затягивает его, Турана, какими-то правильными словами совсем не туда, куда
бы ему, Турану, хотелось...
     - Куда клонишь, безрукий?! - злобно прошипела Крага.  Роман  взглянул
на старуху и с укоризной покачал головой.
     - Эх, Крага, Крага... Разве ж так мы с тобой еще вчера говорили?..
     - Вчера ты преступницу не выгораживал! - бросила старуха -  словно  в
лицо плюнула. Ромар  пожал  культяпыми  плечами  и  ничего  не  ответил  -
обратился прямо к роду, к живым и мертвым людям.
     - К тому речь моя, что нету на Унике кровного злодеяния.  Не  смешана
материнская  кровь.  Получается,  что  судим  мы  за  случай,  а   не   за
преступление.
     -  Калинку  и  Малона  им  напомни,  почтенный  Ромар,   -   негромко
посоветовал Стакн, по-прежнему глядя в землю.
     - Тоже верно, - Ромар расправил плечи и словно бы стал выше ростом. -
Калинка  из  рода  Тура,  а  Малон  наш.  В  чью  семью  изначально  девку
определили?.. А потом что было? Собрались старшие матери - и ты  ведь  там
была, Крага, не так ли? - и что решили? Мол, коли полюбились друг другу  -
так уж пусть вместе будут. И -  изрекли,  чтобы  в  другую  семью  Калинку
принять. Так было, родовичи?..
     Суровая складка меж бровей Бойши  мало-помалу  разгладилась.  Доволен
вождь. Дело клонится к удачному концу. Не дело вот  так  запросто  жизнями
бросаться. Осудишь девчонку - вместе с ней и парня потеряешь, это и дурной
поймет. Таких молодцов как Таши  в  роду  немного,  а  Уника,  так  просто
загляденье. Правда, Тейко жаль, но в этом вождь не  властен.  Впрочем,  от
сердечных ран умирают редко.
     А Ромар продолжал, мгновенно уловив нотки неуверенности  в  негромком
гудении толпы.
     - Сперва в одну семью поставили, затем в другую перенесли...  Ну  как
не спохватились бы Калинка с Малоном вовремя и попали  бы  в  одну  семью?
Что, они кровными братом и сестрой бы сделались? А полюби они друг  друга,
и если б дите у них зачалось - тоже Калинку судить бы стали?
     В народе кто-то охнул - похоже, как раз сама Калинка.
     - Вот мое слово, родовичи, - напирал Ромар. - По нашей воле Калинка в
одну семью попала. По нашей воле - в другой оказалась... И Матери-Земле до
того дела не было.
     - Дак что ж у Калинки твоей с с нынешней девкой общего?!  -  потемнев
лицом, выкрикнул Свиол. - Калинка - от людей тура вчера! А  Пакс  -  когда
жил-то?..
     - Да хоть при самом Ларе-прародителе, -  едко  ответил  Ромар.  -  По
матерям кровь считается - не так ли? Нету у Таши с Уникой общей  праматери
- и все тут. И у Калинки с Малоном нет. Калинку из одной  семьи  в  другую
передвигали? Передвигали. А Унику отчего нельзя? Нешто  разница  есть  меж
двумя девчонками?
     Род взорвался криками. На судилище  положено  молчать,  а  кто  право
имеет и знает, что сказать, говорить должен  негромко,  с  пониманием.  Но
когда такое творится, попробуй промолчи!.. Старейшины, все разом, вскочили
на ноги. Голоса их смешались. Ромар стоял, вскинув голову, и Таши  из  его
далека почудилось, что все уже закончилось, они  победили.  Сейчас  скажут
свое слово шаман  и  вождь,  потом  они  вместе  со  старейшинами  изрекут
приговор... и пусть Крага плюется, сколько влезет...
     - Сядьте все! - повысил голос Бойша. - Не за киноварь  торгуемся.  Ты
все сказал, Ромар?
     - Нет, - упорно ответил  старик.  -  Вот  вам  мое  последнее  слово,
сородичи: не за что  Унику  на  смерть  обрекать.  Не  смешана  кровь.  Не
свершилось зло. А обычай... обычай есть мы! Как  жизнь  покажет,  таков  и
обычай должен быть.
     Ромар сел. По толпе прошел шепоток, смущены были все,  даже  те,  кто
желал Унике смерти.
     А Матхи по-прежнему молчал.
     - Ох, не пойму, что ты говоришь, Ромар!  -  наконец  начал  Туран.  -
По-твоему, законы да обычаи отринуть надо, коли пигалица эта их  похерила?
Так тебя послушавши, завтра все, кому  не  лень,  с  кем  попало  путаться
начнут!
     - Ты мои слова, Туран, не переиначивай! - калеченый волшебник  грозно
сверкнул очами - да так, что здоровенный, бывший  некогда  первым  силачом
рода, старшина нижнего селения невольно пошатнулся. - Закон это,  конечно,
закон, против никто не  говорит;  да  только  не  всегда  жизнь  под  него
подогнать можно. Жизнь любой закон перехитрить сумеет. А насчет "все, кому
не лень" да "с кем попало" - так я только про Унику  говорил.  Не  так  уж
часто к нам приходят женщины из других родов.
     - Все равно, - гнул свое Туран. - Какой же это закон будет, если хоть
раз его не выполнить? Нарушишь в малом - и  большое  погибнет.  Вот  пусть
Муха скажет. Что с рекой делается?..
     - Гибнет  река!  -  истово  выкрикнул  старшина  рыбаков.  -  Погибом
погибает! Рыба мрет. Древяницы нас не узнают. Омутинники избесились,  того
и гляди на дно уволакивать станут!..  Гибнет  река,  и  мы  вместе  с  ней
сгинем!
     - Поняли теперь? - загремел Туран.  -  Нечего  ждать  беды,  она  уже
пришла. А от чего все? Скажи им, Муха, скажи!
     - Дык ясно с чего!.. Небось через блуд все  и  пошло!..  -  казалось,
Муха сейчас заплачет. Лицо его кривилось, точно у обиженного ребенка.
     - И шкуру священную она без посвящения схватила! - завопила Крага.  -
Шкуру-то, шкуру - забыли? Которую только старшие матери брать смеют?!
     - Тихо, Крага! - впервые вмешался Бойша. - Ты насчет женских  дел  не
скворчи. Не за то Унику судим. А что до посвящения... так  дикие  зубрихи,
жены Лара, никакого  посвящения  и  вовсе  не  проходят.  И  ничего.  Живы
покамест. А Уника, как ни крути, женщина. Уже.
     - Да, можеть, и нет там ничего, - заметил  рассудительный  Бараг.  Он
заговорил впервые с начала суда. - Можеть,  соврала  девка,  парня  своего
выгораживая. Пуза-то - не видать!
     - Когда ты пузо увидишь - поздно будет! - взъярился Свиол. - Пусть-ка
старухи ее посмотрят...
     - Потом! - оборвал Бойша. - Уника знала, что на смерть  идет.  А  тут
уже не до вранья. Раз говорит - в тягости, значит, так оно и есть.  Из  ее
слов мы и судим...
     - Но, славный Бойша, - прошипела Крага, - если прав  Бараг,  и  не  в
тягости Уника...
     - То, значит, Таши, Ромаров  выкормыш  -  мангас  подлый!  -  рявкнул
Свиол. - Надо было испытание по правилам вести. Вот откуда порча идет!
     Этот вопль был слышен и на холме,  так  что  рука  Таши  против  воли
потянулась к луку. Вот они о чем заговорили! Ну уж, нет, живой не дамся. И
первая моя стрела - тебе, Свиол, будет! С Турана-то что взять -  для  него
что Уника, что Калинка, что иная девка - все  едино.  Закон  нарушен  -  и
точка. А вот Свиол...
     - Тихо!!! - Бойша приподнялся,  рассердившись  не  на  шутку.  -  Ты,
Свиол, прикуси язык! На весь род поклеп  возводишь!  Парень  на  испытании
стоял. У кого глаза были, те все видели. Род приговорил: Таши  -  человек!
Кто тут за законы громче всех кричит? Ты, Туран? Ну, так отвечай - с  Таши
ясно или нет?!
     Ох,  грозен,  грознехонек  был  в  тот  миг  Бойша!  Старшина  нижних
потупился и вроде бы даже съежился весь...
     - Не мангас он, - выдавил он через силу.
     - А раз так, то и разговоры о нем - побоку! - предупредил вождь.
     - Да леший с ним, окаянцем! -  с  неподдельным  страданием  выкрикнул
Муха. - А про реку-то опять забыли! Про РЕКУ! Погинает река-ведь!..
     - Ты что, думаешь, это с Уникова деяния? - в упор спросил Муху Ромар.
     Другой бы, наверное, испугался горящего колдовского взгляда, но  Муха
и бровью не повел.
     - Погинает река!.. Воды совсем не стало! И  притоки  все,  как  один,
мелеют... и ключи прибрежные высохли... Сети ставить  уже  негде!..  Скоро
жрать нечего будет!.. Через что ж  еще  такая  беда  могла  привалить,  а,
колдун, скажи?!..
     - Пока не скажу, - негромко ответил Ромар. - Но, поверь мне, Муха,  я
делаю все, что могу. И, будь у меня вновь две руки  -  обе  отдал  бы,  не
задумываясь, чтобы узнать - отчего эта беда. Веришь мне, нет?
     Но Муха, верно, уже ничему и никому не верил.  Кажется,  он  даже  не
слышал слов Ромара, а просто обхватил  голову  руками  и  сел,  уткнувшись
лицом в колени...
     - Истину Муха сказал, - поднялся Свиол. - Гибнет река!  Гневается  на
нас Мать-Земля. А что Ромар тут словами играл, будто Муха острогой  -  дак
известное дело - Уника при  нем,  как  собачонка.  А  ответь  мне,  Ромар,
кратким словом, чтобы каждый понял. Из одной  семьи  Уника  с...  Таши?  -
последнее слово он выплюнул словно черное ругательство.
     - Из одной, - кивнул Ромар.
     - А по закону что полагается сестре, если брат ее поял?
     - Ежели и впрямь сестре, то смерть, - голос Ромара звенел.
     - Так что ж мы тут еще говорим? - Свиол развел руками.  -  Бараг,  ты
что молчишь? Ты, почтенный Лат?
     - Трудно сказать, - Лат беспомощно покосился на  Бойшу.  -  И  так  -
худо, и этак - неладно.
     - Закон  есть  закон,  -  Бараг  пожал  плечами.  -  Жалко,  конечно,
дуру-девку, но... одну помилуем - потом беды не оберемся.  Сами  видите  -
кругом такое творится, что шаман с колдуном  вдвоем  разобрать  не  могут.
Небось из-за Уники!.. В нашем поселке  такого  окаянства  не  бывало,  так
Белоструйная хоть и обмелела, а течет. А ну как  помилуем  развратницу,  и
вода вовсе уйдет? Мать-Земля разгневается, ее так просто не умолишь! Снова
вместо хлеба песок и каменья родить начнет! А то еще  у  Уники  какое-нить
чудище родится?
     - Убить всегда успеешь! - озлился мастер Стакн.  -  Убить  легче  чем
камень расколоть,  да  только  потом  битое  не  склеишь  и  покойника  не
воротишь!
     - Всегда, да не совсем! Вот  высохнет  река,  рыбы  не  станет,  скот
падет... Не-ет, такое не по мне. Решать надо. И  как  решать  -  мне  тоже
ясно.
     - Говорить буду я, - вдруг негромко произнес Матхи.
     Шаман медленно вышел на середину круга. Встал, вскинул руку, пробежал
чуткими пальцами по лицу Унике. Великое чудо - рука шамана. Ею он  и  угли
берет, ею и мысли читает.
     - Она не лжет. Она и впрямь в тягости. И отец ребенка - Таши. И он  -
не мангас. Так сказали предки. И оставим это.
     Да, этим не мог похвастаться даже Ромар. Предки сказали - и все  тут.
С предками не поспоришь.
     - Уника нарушила закон, - медленно, на  одной  ноте,  говорил  Матхи,
странно покачиваясь из стороны в сторону. - Закон всего людского  племени,
что изречен был, когда гневалась земля. И даже сам Лар не мог  отвести  от
своих детей ее гнев. Будь Таши с Уникой кровные брат и сестра, была  бы  у
них одна мать - первым бы сказал я -  смерть!..  Но  колдун  Ромар  молвил
правду: нет у Таши и  Уники  общей  праматери.  Материнские  линии  их  не
пересекаются, хотя оба они из  одной  семьи.  И  потому  я  не  знаю,  что
сказать. Не было прежде в роду такого. Даже мудрые предки  не  знают,  как
поступить.
     Тихо-тихо стало на судилище. Предки не знают! Значит, дело  и  впрямь
небывалое...
     - А коли так  -  своим  умом  судить  нам  придется,  родичи.  Просто
сказать, что судить надо по закону. Но  закона-то  над  нами  два  -  один
Матери-Земли, а второй - Лара.  И  кто  знает  -  может,  разгневает  наше
решение Мать-Землю, а может и великого Лара. Любит Лар, своих детей, силен
будет гнев его, коли казним безвинную. Ибо закон Лара не  нарушен  Уникой.
Великому зубру нет дела, кто кого в  жены  берет.  А  кто  может  сказать,
преступила ли Уника закон Земли? То одна  Земля  сказать  может,  а  когда
скажет, так поздно каяться будет. Сами видите, нет простого ответа.  Долг