оем с милой - рай да и только! Жаль, что в первую же
ночь счастье было отравлено. Таши пришел с работ - полный день рыл  землю,
стоймя вкапывая заостренные бревна  -  Уника  встретила  его  у  костерка,
разложенного перед входом, покормила скудным ужином, а когда  Таши  сладко
потянувшись, хотел  войти  в  шалаш,  Уника  встала  в  проходе  и  твердо
произнесла:
     - Сегодня я тебя домой не пущу.
     - А?.. - Таши ничего не понял.
     - Сегодня вдовья ночь, - словно маленькому объяснила Уника.
     Честно говоря, Таши и думать забыл, что бывает эта самая вдовья ночь.
Обычай вдовьей ночи был древний, но соблюдался неукоснительно. Одну ночь в
неделю женатые мужчины не имели права спать со  своими  женами.  Всегда  и
всюду мужчины погибали первыми: от зубов и когтей,  от  стрел  и  топоров.
Чуть не половина женщин в роду были  вдовами.  Кому-то  из  них  удавалось
найти нового мужа, но большинство так и  оставались  одинокими.  Возможно,
потому строгий закон наказывал за  кровосмешение  виновницу,  а  виновника
снисходительно прощал. Мужская жизнь дороже женской.
     Рассказывали, что у иных  народов  один  мужчина  мог  жить  разом  с
несколькими женами, но в роду зубра такого не водилось. У всякого человека
- одна жена и вторично жениться можно только если овдовеешь. А  для  того,
чтобы бобылки и молодые вдовы не взбесились  от  бабского  одиночества,  и
чтобы дети у них продолжали рождаться, отдали предки каждую  седьмую  ночь
вдовам. Хочешь - не хочешь, а обязан в эту ночь  женатый  человек  супругу
покинуть и идти под чужой кров. Те из вдовушек, что  попригожей,  в  такое
время словно в девичестве, выбирать могли, другие как милости  ждали,  что
хоть на одну ночь пригреет ее мужская  рука.  Но  так  или  иначе,  ломтик
счастья получали все.
     Чтобы в такую пору не  творилось  бессовестного  блуда,  вдовью  ночь
следовало проводить только с теми женщинами, что из одной семьи  с  родной
женой. Правильный закон, против слова не скажешь.  Вот  только  Таши  куда
деваться, если Уника отныне ни к какой семье не принадлежит?
     - Может, нас это теперь и вовсе не касается? - робко спросил Таши.
     - Нет уж, - отрезала Уника. - Как  закон  говорит,  так  и  поступим.
Нечего судьбу искушать, предков гневить. Второй раз перед родом провинимся
-  больше  не  простят,  -  Уника  вдруг  улыбнулась  беспомощно  и   тихо
произнесла: - Ничего, ведь это только на одну ночь. Завтра вместе будем.
     Таши вздохнул и, собрав оружие, пошел к  дозорному  костру,  решив  в
следующий раз заранее проситься на такую ночь в караульные. Но и эта  ночь
выдалась столь беспокойной, так что Таши хвалил себя за то, что  вышел  из
дому  при  оружии,  а  не  просто  присоседился  в  шалаш  к   осиротевшим
подросткам, которых теперь  было  в  роду  куда  больше  чем  живущих  при
родителях.
     Приближался  полуночный  час,  когда  опрокидывается  звездный  ковш,
выливая  на  землю  беспросветную  тьму.  Небо  вызвездило   к   утреннему
заморозку. Караульные жались поближе к  тлеющему  костерку  и  не  слишком
охотно обходили недостроенный частокол. Хотя,  никто  не  спал  -  слушали
ночной лес, пытались понять его тайную жизнь. Вот птица  крикнула,  резко,
заунывно. Что ее потревожило? И, вообще, что за птица? Неведомо.
     Три ночи тому назад, когда в ограде еще зияли преизрядные бреши,  вот
так же в час великой тьмы в полной тишине объявилось страшноватое не пойми
что. Мелькнула белая тень, сверкнули в темноте  два  изумрудных  глаза,  и
отошедший на  минуту  караульщик  -  совсем  еще  молодой  парнишка,  упал
обливаясь кровью. Был бы один - вовсе бы конец встретил. А так -  кинулись
товарищи, и злой дух умчался, не завершив злодейства.  Кто-то  рассказывал
потом, будто  рассмотрел  в  свете  факела  бегущую  по  земле  птицу.  Не
диатриму, конечно, а что-то вроде неясыти, только ростом  с  десятилетнего
ребенка. Наутро при свете удалось отыскать на земле следы когтистых лап.
     После этого случая люди долго  судачили,  радовались,  что  не  может
диатрима вот так же в ночи носиться, слепнет, дуреха, хуже тетери. Но и  с
бегучей совой встретиться тоже не сладко было бы. Пикнуть не успеешь,  как
располосуют тебя острые как игла когти. И  вообще,  много  опасностей  лес
скрывает, и все незнакомые. Вот опять птица крикнула, на этот раз с другой
стороны. Терех -  охотник  из  Турановой  семьи,  попробовал  передразнить
ночную крикунью и сам же засмеялся, когда ничего не получилось.
     - Ничего, - сказал он, - выучусь, как нужда  припрет.  Таким  манером
сигнал подавать удобно. Дергачом в чаще не покричишь, тут тебе не степь, а
эта красавица в самый раз орет: и слышно,  и  не  тревожно.  Вот,  скажем,
захотел бы я на наш поселок ночью напасть и пошел бы двумя  отрядами.  Как
отряд места достиг - крикнули ночной птахой, второй отряд  приготовился  -
второй раз крикнули, а после третьего сигнала можно и нападать...
     Неведомая птица крикнула в третий  раз  и  в  то  же  мгновение  небо
прочертила сотня огненных полос.
     В первую минуту никто не мог разобрать, что  же  происходит,  и  лишь
когда разом заполыхали чуть не все шалаши, люди поняли, что с неба  падают
горящие стрелы. Прежде сыновьям зубра не приходилось встречаться  с  таким
оружием. Вместо острых наконечников у стрел были оголовки из просмоленного
волокна. Как неведомые враги поджигали их,  Таши  понять  не  мог.  С  той
стороны не было видно ни костров, ни вообще  никакого  огня,  от  которого
можно было бы поджечь стрелу. Просто вдруг в кустах  объявлялся  огонек  и
тут же взвивался в воздух, чтобы упасть на пересохшие крыши шалашей.
     Люди с криком выскакивали из гибнущих  жилищ,  бросались  под  защиту
недостроенных стен. Запели первые ответные стрелы.  Нападающие  немедленно
прекратили бросать на поселок огонь и, оставшись в полной темноте,  начали
методично обстреливать поселенцев, которых ярко освещал огонь пожара.
     Впрочем, за последние дни людям зубра было не привыкать к неожиданным
нападениям. Люди поспешно укрылись  возле  ограды,  где  стрелы  не  могли
достать  их;  наиболее  опытные  охотники   быстро   привели   в   чувство
заметавшихся  и  дружный  залп  вслепую  по   ближайшим   кустам   показал
нападающим, что так просто селение взять не  удастся.  Во  всяком  случае,
если не считать сгоревших шалашей, люди еще не понесли никакого ущерба.
     - Не стрелять! - незнакомый голос громыхнул  так,  что  все  невольно
обернулись.
     Посреди освещенного круга стоял мастер  Стакн.  В  поднятой  руке  он
сжимал кусок камня, в котором все без труда признали  навершие  нефритовой
дубинки. Значит, не пропала сломанная святыня, а может, даже  часть  своей
силы сумела сохранить. Значит, еще не окончательно сгинул род, еще походят
по земле сыновья Лара!
     А тихий Стакн,  никогда  в  жизни  не  повышавший  голоса,  продолжал
греметь:
     - Не стрелять! Это люди медведя, мы торговали с ними прежде  и  можем
договориться сейчас! Откройте ворота!
     Неошкуренные бревна со скрипом сдвинулись в пазах, освободив  проход.
Стакн вышел на освещенное место. Рев зубра взбудоражил окрестности.
     С противоположной стороны было тихо, но и  стрелы  оттуда  прекратили
лететь.
     Подчиняясь  внутреннему  порыву,  Таши  выхватил  из  связки   факел,
подпалил его у ближайшего огня и встал рядом с  мастером  так,  чтобы  тот
освещался своим светом, а не пламенем пожара. Шестым чувством Таши  ощущал
взгляды лучников, готовых в любую минуту спустить тетиву.
     Стакн вонзил в  землю  копье,  положил  рядом  нефритовый  обломок  и
неспешно пошел к темнеющим кустам.  Таши,  подняв  факел,  шел  следом.  В
темноте тоже вспыхнул огонь, навстречу Стакну вышли  две  фигуры.  Один  -
молодой парень с факелом, второй - пожилой  охотник,  должно  быть,  вождь
нападавших.
     - Вы вторглись на наши земли... - немедленно начал говорить  вышедший
навстречу старик.
     Таши не слишком хорошо разбирал язык потомков медведя, но о чем  речь
идет - понял. Не пропали даром Ромаровы уроки, что старик давал в  прошлом
году, когда они вдвоем бродили не так далеко отсюда.
     - Мы будем говорить стоя,  или  в  память  о  былой  дружбе  разожжем
двойной огонь? - вежливо спросил Стакн.
     Мгновение сын медведя молчал, потом произнес:
     Мы разожжем двойной огонь. Пусть ваши люди готовят  свой  костер.  Мы
пока не будем стрелять.
     Стакн вернулся к землянкам, вздохнул, окинув взглядом ждущие лица,  и
сказал:
     - Будем жечь двойной огонь.
     - Вот и хорошо, - согласился Ромар.
     Мугон отдал короткие  распоряжения  своим  подручным  и  те,  отложив
оружие, побежали по лагерю, собирать случайно  уцелевшие  от  огня  запасы
хвороста, приготовленные для очагов. Что делать, посреди  леса  приходится
выходить на переговоры со своими дровами.
     В скором времени на прогалине между недалекими зарослями и на  скорую
руку поставленной городьбой загорелись два костра. Они были разложены  так
близко, что языки пламени смешивались, поднимаясь в небо  единым  столбом,
но на земле дрова и уголь лежали порознь, и двое молодых парней специально
следили, чтобы свой  уголь  не  откатился  соседу,  и  от  него  чтобы  не
затесалась шальная веточка.
     Затем  с  двух  сторон  к  огню  двинулись  высокие  договаривающиеся
стороны. От детей зубра вышли Стакн, Ромар и Мугон. Матхи,  которому  было
бы здесь самое место, по-прежнему лежал в горячке, душа его бродила в иных
мирах и не слышала обращенных к ней слов. С другой  стороны  подошли  двое
пожилых воинов и колдун, одетый в шкуру медведя, снятую со зверя  целиком,
вместе с частью черепа, так что оскаленные зубы нависали над разрисованным
охрой лицом.
     Те и другие присели возле огня  на  пятки,  каждый  протянул  руки  к
своему огню, погрузил ладони в пламя, омыл им лицо, чтобы  не  осталось  в
душе мелких незначащих мыслей. Ромар, который не мог совершить  обряд  как
следует, встал на колени и опустил в  огонь  лицо,  так  что  и  без  того
негустая борода затрещала, свиваясь мелкими колечками.
     Теперь можно было говорить.
     - Вы вторглись на наши  земли,  -  утверждающе  произнес  старший  из
медведей, тот самый, что выходил навстречу Стакну.
     - Мы и прежде приходили сюда, - возразил Стакн, - и  никто  из  ваших
людей в те времена не восставал против этого.
     - Прежде вы хотели торговать, а сейчас явились всем родом.  Это  наша
земля, никто чужой не будет жить здесь.
     Ромар  вздохнул,  собираясь  заговорить,  но  и  Стакн,   многократно
ходивший в эти края менять свои изделия на лесные товары, не хуже  колдуна
знал, как следует говорить в такие минуты.
     - Люди зубра прежде не воевали с жителями лесов, - сказал  он.  -  Не
хотим мы войны и сейчас. Мы часто встречались с  вами  здесь,  хотя  и  не
знали, что вы считаете эти земли своими. Мы приносили вам кремень, морские
раковины, хлеб и волшебную киноварь. Вы давали нам  кость  мамонта,  шкуры
песцов и чернобурой лисы, сладкий лесной мед  и  пахучую  бобровую  струю.
Обмен всегда был честным, нам незачем обижаться друг на друга. Так?
     - Вы пришли на наши земли, - казалось вождь лесовиков не знает других
слов и потому упрямо повторяет одно и то же.
     - Люди зубра не собираются всегда жить в лесу, -  произнес  Мугон.  -
Когда кончится засуха, мы  вернемся  в  свои  края.  Нам  надо  всего-лишь
перезимовать у вас, а потом мы уйдем.
     - Вы уйдете немедленно или мы станем сражаться с  вами  и  убьем  вас
всех до последнего. Наши воины бесстрашны, наши  луки  бьют  без  промаха,
наши копья тяжелы, а руки не знают усталости...
     Стакн дослушал до конца напыщенную тираду,  которая,  видимо,  должна
была устрашить пришельцев и показать  им  непобедимость  хозяев,  а  потом
миролюбиво заметил:
     - Наши воины тоже не слабы, к тому же, людей зубра  и  сейчас  больше
чем жителей леса. Но мы не воевали с вами  в  прежние  времена,  не  хотим
воевать и ныне. Нам безразлично, где переждать зиму. Но, в  таком  случае,
покажите нам свободные земли.
     - Или вы  думаете,  мы  не  знаем,  где  находятся  лесные  озера?  -
непонятно спросил Ромар. - А пользоваться огненными стрелами  вы  нас  уже
научили. Не стоит  поджигать  дом  соседа,  когда  у  самого  крыша  крыта
берестой.
     - Вас согнала с привычных мест не засуха, а жалкие  чужинцы,  которые
еще слабей большеглазых карликов. Поэтому не хвались своей силой, -  вождь
медведей неприятно усмехнулся. - Но тебе я  отвечу:  на  запад  отсюда  до
самых бескрайних болот все земли свободны. Если там  и  есть  человеческие
племена, то они ничтожны и  даже  вы  легко  перебьете  их.  Можете,  если
угодно, бежать туда. Только помните, что там обитают большеглазые, которых
вы так боитесь.
     - Мы не страшимся никого. Когда наши  разведчики  разузнают,  что  за
земли лежат на закате, мы соберемся и пойдем в те края.
     - Вы уйдете немедленно.
     - Медведь недаром слывет мудрым зверем, - Стакн говорил как ни в  чем
ни бывало, лишь медленно падающие слова и  отсутствие  привычного  такания
показывали, как тщательно он обдумывает каждую фразу. -  Вспомните,  люди,
ваш предок нападает на других зверей только когда  он  очень  голоден  или
если кто-то обидит его детей. Но ведь никто из детей медведя еще не погиб?
     - Наши воины все целы.
     - Наши люди тоже. Так стоит ли ради нескольких дней, что  потребуются
нам для разведки новых мест и сборов, убивать собственных сыновей.  Или  у
тебя нет семьи, вождь?
     Вождь лесовиков хотел ответить резким словом, уже щеки раздул, но тут
к нему наклонился шаман в медвежьей шкуре и шепнул что-то на тайном языке.
Стакн не разобрал слов, но по еле заметной усмешке Ромара  догадался,  что
тот расслышал и понял сказанное, и что совет  шамана  как  холодной  водой
плеснул в распаленную душу вождя.
     - Так и быть, я согласен, - промолвил вождь. - Мы  дадим  вам  время.
Сколько именно - это другой  вопрос.  Но  пока  мы  будем  его  обсуждать,
колдуны пусть отойдут в сторону. А то слишком много волшбы сплелось вокруг
этих огней.
     Ромар и колдун лесовиков поднялись, молча отошли в сторону и  присели
друг напротив друга, приняв прежние позы. Колдун медведей был  еще  совсем
молод, даже оскаленные зубы, нависающие надо лбом  не  могли  придать  ему
грозного вида.
     - Я рад, что среди медведей есть мудрые люди, - сказал  Ромар,  -  но
сумеешь ли ты на таком расстоянии успокаивать своего вождя?
     - Я достану его за три полета стрелы, - ответил юноша.
     Некоторое время колдуны молчали, пристально разглядывая  друг  друга,
потом молодой спросил:
     - Мне интересно знать, зачем вы  отрубаете  вашим  колдунам  руки?  Я
много гадал об этом,  но  ответа  не  получил.  Ведь  безрукий  колдун  не
становится ни сильнее, ни мудрей. Но все-таки, вы это делаете.  Не  первый
раз наши роды жгут двойной огонь на лесных полянах, но  каждый  раз  среди
людей зубра сидит безрукий волшебник. Еще наши прадеды удивлялись этому.
     - Я понимаю тебя, - важно сказал Ромар, - но и ты  пойми  меня  и  не
сердись, не услышав ответа. Я ведь не спрашиваю, зачем у тебя шрам на лбу.
И мне неведомо, правда ли, что его вырезают когтем живого  медведя,  чтобы
шаман мог черпать силу не только  у  предков,  но  и  у  всего  медвежьего
племени.
     - Откуда ты это знаешь? - вскричал медвежий маг, вскочив на  ноги.  -
Это великая тайна!
     - Я этого не знаю, - пряча улыбку произнес Ромар, - и  ни  о  чем  не
спрашиваю. Не спрашивай и ты.
     Четверть часа  прошло  в  молчании,  колдуны  каждый  на  свой  манер
прислушивались к  тому,  что  творится  у  костра.  Потом  Ромар  произнес
вполголоса:
     - Кажется, они договорились.
     - Войны не будет, - согласился молодой колдун. - Жаль, что не будет и
дружбы. Храбрый Пурх напрасно хвалился нашей силой, сейчас не такое время,
чтобы люди враждовали между собой. У вас  засуха,  а  здесь  все  лето  не
утихали дожди. Большеглазые вампиры  выползли  из  своих  дебрей  и  снова
кружат возле селений. Близятся большие беды, с  которыми  не  совладать  в
одиночку.
     - Ничего, - ответил Ромар. - Времена меняются.
     Охотники у двойного огня поднялись на ноги. Кто-то  махнул  колдунам,
чтобы они приблизились.
     - Пусть слышат и колдуны, - важно произнес Пурх. -  Мы  даем  вам  на
сборы срок две седмицы. Более того, взамен сгоревших мы подарим вам  шкуры
лесных зверей, чтобы вы могли прикрыть наготу. Но потом вы уйдете с  наших
земель и будете появляться здесь только с товарами и на краткое время. Все
слышали мой приговор?
     - Да, вождь, - ответил молодой колдун.
     Парни отгребали угли костров каждый в свою сторону и  по  отдельности
затаптывали их.
     - Что сказал этому упрямцу его шаман?  -  спросил  Стакн,  когда  они
подходили к незаконченной городьбе.
     - Он сказал сущую истину,  -  улыбнулся  Ромар.  -  "Как  медведь  на
охотника попер, тут ему и на рогатине сидеть".


     Откочевав  в  сторону  от  негостеприимных   медведей,   люди   зубра
остановились в светлых сосновых борах, вольно взбегающих на пологие холмы.
Места были красивые, но малокормные, а  вернее,  родичи  просто  не  умели
здесь промышлять. Загонная охота в лесу если  и  возможна,  то  совсем  не
такая, как на просторе. Ловчие ямы сторожкий лесной зверь  обходил;  тоже,
видно, что-то не умели пришлые добытчики. Рыба в ручьях и  речках,  обидно
стекающих  на  север,  водилась  самая  ничтожная,  и  матери,  разваривая
натасканных детишками вьюнов и плотвичек, вздыхали о погибших припасах,  о
сомовине, судаке и стерляди. Грибы осенью так толком и не  пошли,  хлебный
запас остался в кинутом селении. Сейчас еще  люди  как-то  кормятся,  а  к
весне - быть великому мору.
     Потерпев неудачу в  облавной  охоте,  мужчины  начали  ходить  в  лес
поодиночке либо малыми группами, хотя и понимали,  что  этак  только  дичь
распугают. А что делать? Новый опыт покупается детскими могилками.
     Таши промышлял счастливее прочих. Выручал тонкий слух  и  сказывалась
привычка - прошлым летом гуляли они  с  Ромаром  в  здешних  местах  целую
неделю. Уники тогда с ними не было, на столь большой  срок  Лата  дочь  не
отпускала. Что искал старик в лесу, Таши не  знал.  Почему-то  думал,  что
ищут они то место, где закопаны  Ромаровы  руки.  Ромар  тогда  ничего  не
сыскал и воротился к дому недовольный, а Таши  со  своим  делом  справился
отлично: всю дорогу туда и  обратно,  и  неделю  в  лесу  кормил  старика,
промышляя силками  и  детским  луком.  Правда,  в  том  году  грибов  была
пропасть.
     Сегодня Таши удалось подстрелить всего одну тетерку. Вспугнул птицу и
сбил из лука влет. Не бог весть какая добыча, но сыты они с Уникой  будут,
и Ромару крылышко перепадет.  В  конце  концов,  не  каждый  же  раз,  как
позавчера, косулю приносить. Косуля пошла в общий котел, и это  правильно.
Если не делиться, род сгинет еще надежнее. А так  -  сегодня  ты  выручишь
людей, завтра тебе помогут. Был уже случай - Таши пустым вернулся, а  дома
ужин ждет. Братья Курош и Машок  свиней  подстерегли.  Завалили  крупного,
тоголетошнего подсвинка, а потом приняли в копья ринувшегося на  обидчиков
вепря. Красиво сработали, хоть и не охотники, а пахари - сыновья покойного
Свиола. Мясо было между всеми поделено, а то бы сидеть Унике голодной.
     Ну а когда мелочовка охотнику достается, тут уж кушай сам. Рябчика на
всю ораву не поделишь.
     У самого становища Таши углядел Тейко. Тот явно  поджидал  его.  Таши
прошел мимо, не покосив даже взглядом. Ему с Тейко говорить не о чем.
     - Погоди...  -  произнес  Тейко,  гулко  сглотнув,  словно  проглотил
несказанное ругательство.
     Таши остановился, по-прежнему глядя в сторону.
     - Ты не забыл, что у нас спор остался незаконченным? - спросил Тейко,
тоже рассматривая ближние кусты.
     - Не угомонился? - вопросом на вопрос ответил Таши. - Пора бы