ревел Туран, понимая, что ничего он не осилит и  остается
лишь умереть, пробиваясь к очагам и смешивая свою кровь с вражеской. И еще
надо в других селениях сполох поднять. Для того должна быть  у  старейшины
заговоренная ракушка, что заставляет кричать Джуджи. Так ведь  сам  только
что снял ее с шеи, собираясь по дрова...
     Краем глаза Туран заметил Лихора. Петляя как заяц,  тот  сумел  целым
добежать к сражающимся, подхватил выпавшую из мертвой руки жердь,  стал  в
строй... Что ему в этом строю делать? А вот до верхнего  селения  добежать
только он и сможет.
     - Лихор! - рявкнул Туран. - Беги в большое село, Бойшу подымай!
     На мгновение Лихор растерялся. Каково это - своих бросить, да  и  как
бежать, если диатримы всюду кругами ходят?
     - С обрыва прыгай! - крикнул знакомый голос, и  Лихор,  не  колеблясь
больше, сиганул вниз, на иссохшее дно и побежал,  не  думая,  что  впереди
путь, который обычно люди проходят за четыре дня.
     Старался бежать по песчаной полосе, под защитой  обрыва;  к  тому  же
дальше начинались наносы ила, местами еще вязкого. В какой-то  момент  над
обрывом появилась гарцующая птица. Снизу она казалась  особенно  огромной,
самый ее вид заставлял сжаться в комок  и  умереть  от  страха,  но  Лихор
только ускорил бег,  стремясь  скорее  миновать  эту  часть  пути.  Карлик
наверху злобно визгнул и метнул тонкое копье. Верно метнул, в упор,  Лихор
едва успел уклониться и, не задержав бега, помчал  дальше.  Карлик  плевал
вслед, но диатриму на склон не  погнал,  понимая,  что  та  лишь  ноги  на
валунах переломает.
     Второй раз Лихор встретился с диатритами сразу после  захода  солнца.
Он уже давно поднялся на обрыв и бежал по открытому  месту,  надеясь,  что
так далеко карлики не забрались. На сей раз ему  повезло  меньше  -  хотя,
можно, сказать, что повезло вновь. Встретиться с диатримами и  остаться  в
живых - великое везение. Карлики заметили его, и,  поскольку  полный  мрак
еще не наступил,  один  из  всадников  погнал  боевую  птицу  вдогон.  Она
настигла бегуна, но клюв скользнул по плечу, раздирая плоть; Лихор кубарем
полетел наземь, откатившись - верно, по наитию - в  какую-то  ямину.  Пока
карлик разворачивал птицу, парень, не чувствуя боли,  вскочил  на  ноги  и
рванул, шарахаясь из стороны в сторону, а диатрима, не видя толком добычи,
побежала неохотно и злобный коротышка, который все  отлично  различал,  не
сумел заставить ее гнаться во весь мах.
     Лихор бежал до тех пор покуда,  полумертвый  от  усталости  и  потери
крови, не нарвался на передовых родового ополчения.


     Кровавая муть качалась перед глазами Турана. Старейшина уже ничего не
соображал и не понимал, но продолжал идти вперед.  Прорваться  к  воротам,
встать в проеме и не пустить внутрь никого...
     - Нажми!.. - хрипел он,  вздымая  обломанную  лесину.  -  Еще  чуток!
Осилим!..
     Встрепанная диатрима  бежит  растопырив  короткие  крылья,  на  спине
беснуется визжащая тварь. Падает Тарок - старший  брат  Лихора,  тот,  что
велел парнишке прыгать с обрыва. В тысячный раз  обрушивается  неподъемная
дубина, так что брызги летят от прильнувшей к перьям твари. Птичий клюв  с
локоть длиной навис над головой  Турана,  но  почему-то  не  опустился.  С
коротким горловым вскриком птица отпрыгнула в сторону.
     - Нажми, ребятки, немного осталось! - взывал Туран, не  замечая,  что
остался совершенно один. И  диатримы  тоже  шарахаются  от  него,  как  от
зачумленного. Страшен  боец,  потерявший  разум,  горе  тому,  кто  тронет
безумного. Это знают и люди, и чужинцы, и звери...
     С бревном навскидку Туран бежал к  воротам.  Встать  в  проеме  и  не
пропустить врага в селение. Там дети, внуки, родичи и родовичи!
     Вот  и  городьба.  Последняя  птица,  тяжело  ступая,   выбегает   из
разоренного поселка... И никого не осталось внутри, никого живого...
     Туран выронил свое орудие, упал на колени.
     - Стойте!.. - завыл он вслед уходящим врагам. - Стойте!.. Меня-то  за
что живым оставили?!


     - Так. Тихо все, -  страшным  голосом  проговорил  Бойша.  У  всех  в
низовом селении имелись родственники. - Идем, как шли. Посчитаемся  еще  и
за это. А Лихора... надо до городьбы проводить. Кто пойдет?
     Желающих не нашлось. Оно и понятно - кто перед родовичами - не  перед
родичами, а родовичами именно! - в трусости признается? Кто  после  такого
горя назад повернет?
     - Да не надо меня... - слабо запротестовал Лихор. - Я с вами пойду.
     - Надо! - отрезал Бойша. - Ты Ромару  и  Матхи  нужен.  Им  обо  всем
расскажешь - может, чего надумают. А пойдет с тобой... Ты, Парат!
     - Вождь... - крепкий, кряжистый воин аж зубами заскрипел от такого. -
Не позорь, вождь!
     - У тебя сколько ртов? - яростно зашептал Бойша.  -  Так  что  иди  и
перечить не думай! Головой за Лихора ответишь, ежели что! И у предков тебя
отыскать сумею!
     - Э-эх! - Парат  в  сердцах  швырнул  боевой  топор  оземь.  -  Идем,
парень...
     - А вернемся - всем скажу, что  это  я  тебя  послал  Лихора  в  село
отвести, - постарался утешить воина Бойша.
     Лихор и поддерживавший его Парат скрылись в темноте. Остальные  пошли
дальше.
     До самого рассвета небывалая  людская  река  текла  по  крутояру  над
пересохшей Великой. Шли сторожко - но никого больше не  встретили.  То  ли
диатримы распугали все живое в округе, то ли озаботились предки  убрать  с
дороги говорливых птиц и иных тварей - но ополчение остановилось на  заре,
не потревожив никого.
     - Лежать всем и никшнуть! - строго-настрого предупредил Бойша. -  Кто
голову поднимет - своей рукой напрочь снесу!
     Здесь, на прилуге, на широком степном кряже, подошедшем к самой реке,
они и остались ждать темноты. Лик Дзара показался  над  окоемом;  брызнули
яркие стрелы лучей,  и  ночь  дрогнула,  торопясь  увести  своих  детей  в
потайные темные логовища, где они затаятся - до новых  сумерек.  Всегда  и
везде зло боится солнечного света; согнутые,  трупоеды,  не  говоря  уж  о
ночных  карликах,  предпочитали  для  лиходейских  дел  темноту  -  а  вот
диатриты, глянь-кось, наоборот. Чем ярче, тем лучше. И вся магия Дзара  им
не помеха.
     Воинство залегло в пожухлом ракитнике. Вперед выдвинули стражу - те и
вовсе травяными циновками накрылись, чтобы их  ничей  взгляд  углядеть  не
смог. Случайно или нет, но Таши попал в сторожа.
     - В оба глядеть! - напутствовал Бойша. - Ваше дело не просто заметить
- но и отползти незаметно! Чтобы не усекли они вас? Понятно?
     Воины послушно кивали головами, все  ясно,  мол.  Таши  заметил,  что
вождь отобрал почти исключительно сирот  или  не  единственных  сыновей  в
семьях. Тоже верно.
     - Ты здесь заляжешь,  -  распорядился  Макос,  хмурый,  неприветливый
охотник, всю семью которого прошлой весной унесла  злая  лихоманка.  Макос
слыл лучшим тропильщиком; никто лучше не умел преследовать зверя,  не  мог
устроить засидку и подстеречь добычу. Сильный воин. Правда, с тех пор, как
семья его к Лару отправилась, редко-редко когда и слово-то изронит.
     Отведенное  Таши  место  -  крохотная  ложбинка  промеж   незаметными
пологими холмиками - было удачным. Степной простор просматривается далеко,
и на полудень и на полуночь, а  вот  тебя  никакая  диатрима  не  углядит,
заросла ложбинка высоким бурьяном, в  котором  всякий  взгляд  потеряется.
Стебли изжелтели, посохли - но стояли упрямо,  точно  воины  в  последнем,
безнадежном бою.
     Накрывшись покрывалом из наскоро переплетенных трав, Таши затаился  и
замер. Теперь, не дохнув, не шелохнувшись, надлежало выдержать целый день.
     Ничего нет хуже такого ожидания.  Одно  дело  -  подстерегать  врага,
зная, что и твоя стрела, и копье способны отправить его к предкам.  Совсем
иное - ждать бессильным, уповая лишь на скрытность.
     Лениво ползет в гору солнце. Подступает жажда.  Спасибо  судьбе,  что
октябрь на дворе, а не июль - и день не такой длинный, и жары  нет.  Решив
не трогать флягу-долбленку, поберечь припас, Таши сунул  в  рот  небольшой
камушек, принялся катать языком. Ромар научил  -  и  впрямь,  помогает  на
время.
     Стоп! Таши напрягся, всматриваясь в одну точку.
     Вдали, там,  где  прилуг  вздыбливался  жесткой  шерстью  исполинских
вязов, почудилась тонкая дрожащая черта, темный  росчерк  на  безрадостной
серой степи. Неужто они? - да, так и есть.
     Загребая лапами сухую пыль, ровным  неутомимым  бегом,  куда  быстрее
любого человека и зверя, на север мчались диатримы. Каждая несла  на  себе
всадника; карлики приникли к мощным шеям, казалось  -  дрыхли  беззаботно,
несмотря на быстроту. Впрочем, так, наверное, и есть  -  привыкли,  вот  и
берегут силы до боя.
     Таши коротко дернул привязанную к левой лодыжке  сигнальную  веревку.
Сплетенная из стеблей конопли, присыпанная пылью, она напрочь  терялась  в
степном сухотравье. Бойша получил весть. Теперь - отползать.
     Другие дозорные тоже наверняка заметили диатритов. Таши  совсем  было
собрался осторожно двинуться назад... как вдруг замер, прижавшись к земле,
точно крыса, придавленная  деревянными  двузубыми  вилами-ворошилкой.  "Не
шевелись..." - прошептало что-то в самое ухо - как будто бы  даже  голосом
Уники.
     И Таши послушался. Потому что крепко помнил, как даже сквозь цеплючий
терновник углядели их с Тейко лезущие на  крутой  берег  диатриты.  Замер,
вжимаясь в землю, распластавшись по ней, врос  в  нее,  затылком  чувствуя
сквозь накинутую циновку холодный взгляд, что ищет притаившихся врагов.
     Его засидка оказалась ближе прочих к пути орды. Теперь он не смог  бы
уйти, даже если б захотел.
     Вздымали пыль  громадные  лапы.  Чуть  не  со  свистом  неслись  мимо
великанские птахи. Если так, неутомимо, способны они мчаться от восхода  и
до заката, то воистину страшного врага поставили  на  пути  потомков  Лара
предвечные.
     Когда передовые пронеслись мимо, Таши неожиданно успокоился. Не видят
его диатриты! Зря пугали пристальным  взглядом.  То  ли  беспечными  стали
после прошлой победы, а может  колдун  их  пожадничал  вчера  и  убился  в
открытых воротах  селения,  так  что  теперь  на  его  месте  какой-нибудь
неумеха... Кто знает? Чужинец, что зверь, на лицо не отличишь.  И  незачем
отлеживаться носом в грязь перед торжествующей нелюдью.
     Таши приподнял  голову,  сквозь  щель  в  циновке  следя  за  боевыми
птицами. Хвала Лару, считать он умеет - Ромар обучил.
     Один десяток - черта пальцем в пыли. Два. Три. Четыре. Пять -  четыре
палочки перечеркиваются наискось, словно подогнутый большой палец  ложится
сверху. Сбился Таши лишь когда  счет  перевалил  за  три  сотни.  На  глаз
выходило, что всего диатритов пришло около полутысячи.
     Орда пролетела мимо. Боевые птицы пылили уже далеко к северу, а никто
из доглядчиков Бойши не думал и пошевелиться. И  лишь  когда  скрылась  из
глаз последняя приотставшая диатрима, и степь  успокоилась,  Таши  рискнул
отползти к своим.
     Оказалось, что не он один оказался таким сообразительным  -  пытались
счесть карликов почти все дозорные. Расходясь по мелочи, все  сходились  в
главном - врагов не менее четырех с половиной сотен, а вернее  -  ближе  к
пяти.
     Азарт слежки погас, холодно и пусто стало на сердце. Знали люди,  что
враг силен; но когда на каждого охотника  приходится  считай  что  по  две
диатримы... Поневоле задумаешься.
     Был, наверное, соблазн поднять войско да двинуть его  вперед,  покуда
диатриты ускакали; но осторожный и расчетливый  Бойша  предпочел  выждать.
Никто не знает, сколько всего  карликов  переправилось  через  Великую;  к
селению ушло много, а сколько осталось в лагере? Что если в лагере  вообще
никого не осталось, кроме десятка дозорных? Вспугнешь их прежде времени, и
ищи потом орду по всей степи. Нет, слишком  много  неизвестности...  Вождь
решил ждать темноты.
     Лежали, не вставая, не решаясь перемолвиться и единым словом.  Тяжко,
гнетуще на сердце. Помогут в бою добрые  предки,  помогут  иные  обитатели
этих мест, испокон расположенные к родовичам;  но  рассчитывать  надо  все
равно лишь на себя да  на  крепкое  копье.  От  диатрим  одно  спасение  -
темнота; на свету они почти непобедимы.
     Мало-помалу прошел тягучий, медленный день. Усталые от безделья воины
как избавление встретили  диатритскую  орду.  Ничуть  не  уменьшившиеся  в
числе, карлики гордо проскакали мимо на спинах боевых птиц; Таши  заметил,
что добычи они теперь везли не в пример меньше. Да и откуда взять  добычу?
- случайно уцелевшие отары  загнаны  внутрь  частокола,  а  все  остальное
погибло еще вчера, едва птицы появившись у городьбы.
     Промчались, чужинцы... Бойша выждал для верности еще немного и первым
осторожно поднялся на ноги.
     Пошли дальше. Теперь уже не  так  плотно  и  неразрывно,  напротив  -
пореже, чтобы в случае чего успеть рассеяться.  Вперед  выступили  дозоры.
Таши надеялся, что его вновь пошлют, однако вместо  этого  Бойша  подозвал
его к себе.
     - Ромар говорил - ты пал на чужинцев  задумал  пускать.  Рассказывай,
как станешь такое делать?
     От таких слов Таши мигом возгордился. Не  шутка,  сам  вождь,  совета
спрашивает! Пусть потом сделает по своему, но - почет! Ишь,  Тейко-то  как
перекосило...
     Сказать по-правде, Таши  над  своим  предложением  не  думал.  На  ум
взбрело, Ромару сказал - и довольно. Все мысли занимали поход и  Уника,  а
про всякие огневые потехи он, признаться, и  вовсе  забыл.  Но  нельзя  же
перед вождем осрамиться, коли он спросил!
     - Ночью хворосту натаскать. Вокруг лагеря обложить.  С  той  стороны,
где ветер - поджечь. А бежать кинутся - так некуда будет: костры с другого
бока запалим.
     Бойша кивнул.
     - Хорошо придумал. А теперь слушай  меня.  У  карликов  глаза  как  у
ночных кровососов, так что едва ли они нас вблизи не углядят. И  еще,  где
ты здесь столько хвороста найдешь?  Кустарник  начнешь  ломать  -  шум  до
самого  моря  поднимешь.  Если  их   прежде   времени   потревожить,   они
всполошатся, кинутся куда ни есть - и, глядишь,  прорвутся.  А  то  и  еще
что-нибудь учудят. Мы их приемов не  знаем.  Короче,  бери  всех  молодых,
пусть здесь топлива наберут, сколько смогут. Когда к становищу  подступим,
будете вал из сушняка складывать.
     Бойша кивнул, отпуская и показывая, что Таши может приступать к делу.
Таши поспешно  принялся  собирать  парней,  передавая  приказ.  От  былого
ликования и следа не осталось. Тоже умник, придумал, как врага разгромить.
Если бы не вождь, он бы тут навоевал! Бойша так сразу все понял и  высмеял
как мальчишку. Хорошо хоть не на людях, а с глазу  на  глаз.  От  отчаяния
Таши полез за ветками в самую гущу терновника,  весь  изодрался,  так  что
походил уже не на  сына  зубра,  а  на  западных  людей,  что  перед  боем
разрисовывают себя красными полосами.
     Где в пустой степи дрова взять? - Таши был готов землю  грызть,  лишь
бы обелить себя в глазах вождя. А дрова в результате сыскал Малон. Оглядел
спокойным взором начинавшую темнеть степь и сказал:
     - Тут мы ничего не сыщем. У вязов смотреть надо, у них ветви  ломкие,
глядишь и найдем.
     - Давай! - в отчаянии согласился Таши.
     Два десятка парней,  отданных  под  начало  Таши;  все  из  прошедших
посвящение в этом году, побросали набранные колючки и припустили к далеким
вязам, обозначавшим пойму какой-то давно пересохшей речушки.
     Найти удалось тополь, упавший чуть не два года  назад  и  с  тех  пор
пересохший в труху. С дерева мигом ободрали ветви, и через полчаса группа,
навьюченная чудовищной величины вязанками, догнала отряд. Дров  все  равно
было мало, но все-таки это уже что-то.
     Ночь, надежный защитник, окутало войско непроглядным  мраком.  Всегда
избегали люди темноты - во тьме раздолье злу! - но тут, в чистом поле, где
немало гуляет нежити - детей  Хорова  и  внуков  Хадда,  где  над  пустыми
могилами встают по ночам недобрые тени, где и от врага, и  от  злого  духа
может неладное выйти, люди чувствовали себя в большей безопасности, чем за
крепкой стеной родного селения.
     Шли, радуясь безлунной ночи, ждали сигнала от дозорных, что вот  они,
пришлые чужинцы, спят, набивши тугие животы краденой  бараниной  и  плотью
убитых людей.
     И в скором времени сигнал прозвучал: отряд вышел к стоянке диатритов.
     Матхи и Ромар не ошиблись. Карлики-диатриты и в самом  деле  ушли  не
слишком далеко. Где-то на полпути  между  срединным  и  низовым  селениями
чужинцы устроили лагерь.  Обрыв  в  этом  месте  был  рассечен,  отходящей
протокой. Верно когда-то Великая текла в  этих  краях  по  иному,  забирая
вправо. Там, где она прежде встречалась с морем,  теперь  остался  Горький
лиман, знаменитый своими лихорадками  и  черной  грязью,  которая  эту  же
трясавицу лечит. Старица никогда не была особо полноводной, а  вот  ил  на
дне лежал таким слоем, что сумел подсохнуть  лишь  сверху.  Хрупкая  корка
словно ждала, когда ступит на нее тяжелая нога.
     Великая река и отходящая от нее  старица,  которую  родичи  словно  в
насмешку называли Истрец, даже расставшись, долго  не  расходились,  текли
рядом, образуя длинную узкую косу. На ней и расположились диатриты.  Такой
выбор сильно удивил Таши - с  чего  бы  коротышкам  туда  соваться?  Место
дурное, случись что - куда диатримам  податься?  А  уж  они,  воины  Лара,
постараются, чтобы много чего случилось! Через  русло,  пусть  даже  почти
полностью сухое, птиц если и переведешь, то с большим уроном, а ночью  так
и вовсе птички, поди, всех вожатых переклюют (ох, сподоби Лар!). А потом -
как ремнем хлестнула догадка! - нет, не глупы  диатриты,  все  сообразили,
нечего и надеяться их на оплошке взять! С двух сторон - полусухие  водяные
дороги, и значит, оттуда - ПАЛ НЕ ПУСТИТЬ!
     Таши  пробил  холодный  пот,  едва  он  понял,  что  главная  задумка
мстителей проваливается.
     А диатриты тем временем беспечно - как казалось  -  располагались  на
ночлег. Точнее, уже расположились. Диатримы спали,  усевшись  на  землю  и
хитро  вывернув  шеи.  Карлики  некоторое  время  еще  бродили  по   косе,
спускались к воде, перекликались визгливо, а потом как растворились все  и
упала тишина.
     Оценив обстановку, Бойша шепотом отдавал  новые  распоряжения.  Почти
сотня охотников потянулась прочь - обойти лагерь  диатритов  и,  когда  по
чужинцам ударят, бить тех, кто станет  искать  спасения  в  бегстве  через
реки. Остальные двести воинов лежали в  негустой  иссохшей  траве,  ожидая
сигнала.
     И он пришел. Тоскливый крик ночной птицы донесся со стороны  Великой;
и лишь опытное ухо вождя да лучших охотников могло угадать подмену. Родичи
взяли стан чужинцев в кольцо.
     Пока все оставалось спокойно.
     Таши лежал в цепи и отчаянно пытался утишить бешеные толчки в  груди.
Не пристало охотнику так дрожать.  Не  впервой  он  идет  в  сражение.  Не
впервой. Согнутые тоже были  не  из  трусов  или  слабаков.  Дрались,  как
следует. Победой над такими можно гордиться.
     - Разжигай... разжигай... разжигай!.. - прошелестело от одного  воина
к другому. - Бойша велел - разжигай!
     И тут же со стороны карликов кто-то всполошно заверещал. Режущий визг
разнесся окрест и ему тотчас  ответили  в  лагере.  Углядели-таки  тварюги
лазутчиков, а может - расслышали стук кремней. Карлики во всем  к  ночному
делу привычны, потому, должно,  и  сдружились  с  мерзкими  птицами;  днем
диатримы коротышек берегут, в ночи карлики птичий покой охраняют.
     Дальше таиться было нечего, и Бойша рявкнул в голос:
     - Зажигай!
     Таши  вырвал  наконец  запутавшееся  кресало.  Ударил  раз,   другой,
третий... - занялось на удивление быстро. Искры дождем  сыпались  в  сухую
траву - и она тотчас вспыхнула. Жаль маловато веток,  ну  да  уж,  сколько
доперли.
     Цепь огней громадным серпом протянулась от русла до русла, сотни  рук
ожесточенно терзали кремень, торопясь дать жизни новыми и н