животе тоже все переворачивается. Еще
с четверть часа я держался, с удовлетворением отметив, что Энди прилип к
поручню раньше меня.  Спустя короткое время папа передал мне руль, и ему
тоже стало плохо.  На одну Марту,  казалось, море не действует. Они при-
несла чашки горячего чая, опасно раскачиваясь с ними вместе с палубой.

Постепенно возможность  преследования убывала;  во все стороны простира-
лось пустое серое море.  Вернее, почти пустое - мы видели несколько гру-
зовых кораблей: одни из них шли на запад, другие - на восток. Папа заме-
тил,  что торговля должна сократиться: ведь неизвестно, в чьи руки попа-
дет твой груз. Время шло медленно, и бьющие о борта волны его не ускоря-
ли. Марта приготовила суп, я съел свою порцию с жадностью и тут же пожа-
лел об этом.

Наконец справа показалась длинная тень Олдерни, а вскоре впереди появил-
ся Гернси.  Но прошел еще целый век,  прежде чем мы оказались  в  канале
Рассела, и еще один - пока мы двигались вдоль бесконечной гавани.

Я чувствовал себя слабым и уставшим, но мне было весело. Мы сделали это,
несмотря на дурную погоду,  и теперь можно  расслабиться.  На  Гернси  я
всегда  чувствовал  себя в безопасности.  Гернси - совсем особое место -
место,  где пьют за здоровье королевы не как королевы,  а как  герцогини
Нормандской,  поскольку острова были частью этого герцогства,  которое в
1066 году завоевало Англию.  Англия, триппи, гражданская война - все это
отодвинулось далеко.

Папа снизил скорость до четырех узлов,  как требовалось в гавани. С при-
чала за нами наблюдала фигура в форме.

Папа крикнул: "Эдельвейс" из Эксетера, временное посещение. Можно прича-
ливать?"

- Займите К3. Дорогу знаете?

- Знаю, - ответил папа.

- Хорошо. Добро пожаловать на Гернси.

Он крикнул что-то еще, но порыв ветра отнес его слова. Папа приложил ру-
ку к уху, и человек крикнул снова, громче:

Да здравствует трипод!





Все молчали, пока мы с пыхтением шли к причалу. Гавань была менее загру-
жена,  чем летом,  но в остальном не изменилась.  В море длинными рядами
раскачивались высокие мачты:  здесь зимовало множество яхт. Вдоль гавани
как  обычно  двигались  машины,  а  за  ними  уступами поднимались крыши
Сент-Питер-Порта. Над вершиной холма небо просветлело; как будто собира-
лось показаться солнце.

Когда мы причалили, папа собрал нас в передней каюте.

Он сказал: "Я рассматривал людей на берегу в бинокль. Я не уверен, но по
крайне мере десять процентов - в шапках.  И главное - всем распоряжаются
те, что в шапках".

Энди возразил: "Мы знаем только, что они заправляют в гавани".

Папа покачал головой.  "На острове такой величины - все или ничего.  Они
управляют".

Анжела спросила: "Мы поедем на дачу? Я устала".

Лицо у нее было бледное, глаза опухли. Я сам чувствовал себя плохо.

Марта сказала: "Если они взяли верх на Гернси, то на Джерси то же самое.
Может, на меньших островах. Олдерни, Сарк..."

- В  маленькой  общине мы застрянем.  Когда они доберутся и туда - через
несколько дней - мы будем как утки на привязи".

Марта обняла Анжелу,  которая негромко всхлипывала. "Мы зашли так далеко
не для того, чтобы сдаться".

- Остается Швейцария.

Марта нетерпеливо сказала: "Если они взяли верх на острове, это включает
и аэропорт.  Запрет на полеты здесь может не действовать: для триппи чем
больше  путешествующих,  тем лучше.  Но они будут настаивать,  чтобы все
пассажиры были в шапках".

- Да, будут.

Папа отправился в кормовую кабину.  Я не удивился, что он опять вспомнил
Швейцарию. Для него встреча с Ильзой важнее борьбы против того, чтобы на
нас одели шапки. Нет, это неправда. Но все равно очень важно.

Однако я удивился,  что он так легко сдался.  Я смотрел на  ноги  людей,
проходивших мимо причала,  и гадал, в шапках эти люди или нет, и - в со-
тый раз - что же чувствуют люди в шапках.  Печально думал я о  том,  что
вскоре,  вероятно,  мне придется это узнать,  но тут вернулся папа, неся
чемоданчик дяди Яна. Он достал оттуда одну из шапок.

- В основном это радиоприемник или нечто аналогичное. Проводка под рези-
ной. Ее легко перерезать ножницами. Шапка внешне ничем не отличается, но
передачу не принимает. Поэтому никакого индуцированного транса, никакого
приказа повиноваться триподам.

- Вы уверены? - спросил Энди.

Папа покачал головой.  "Не вполне. Но можно попробовать на одном из нас,
и узнаем".

Я сказал: "Но тот, кто попробует, может стать триппи".

- Один против четверых.  Снимем шапку, если понадобится, силой. - Он по-
молчал.  -  Я вызываюсь добровольцем,  но лучше попробовать на физически
самом слабом, если дойдет до этого.

Анжела вновь заплакала. Я не знал, что она слушает, тем более понимает.

Марта сказала: "Не Анжела. Я, если хотите".

- Ладно, пусть буду я. - сказал Энди.

Папа не смотрел ни на меня,  ни на Анжелу. Я сказал: "После Анжелы я са-
мый слабый. Давайте закончим".

Все молчали, пока папа лезвием своего швейцарского армейского ножа взре-
зал резину. Потребовалось время, но наконец он протянул мне шлем.

- Разрезал в двух местах. Должно вывести ее из строя.

Эта штука,  казалось,  корчится в моих руках как змея. Раньше я не расс-
матривал ее внимательно:  похоже на гибкую тюбетейку. Несколько дней на-
зад я бы не поверил,  что она может отнять у меня свободу мысли и  воли,
но теперь верил.  И не так -то легко поверить, что ее так просто вывести
из строя. Если папа ошибся и она по-прежнему действует ...

В десять лет я однажды купался в  бассейне  с  пятиметровой  вышкой  для
прыжков в воду. Другие мальчики прыгали с нее, но когда я поднялся, вода
мне показалась в ста милях.  Я хотел слезть,  но смотреть в  насмешливые
лица показалось мне хуже,  чем нырнуть. Немного, но все же хуже. И тогда
был просто физический страх; сейчас же я боялся утратить свой мозг, свою
индивидуальность - все во мне,что имеет значение.

Потом пришла другая мысль:  а что будет, если им придется связать меня и
силой снимать шапку.  Уберет ди это приказ триподов из моего мозга? Док-
тора Монмута, чтобы разгипнотизировать меня, здесь нет. И что они сдела-
ют - свяжут меня и заткнут рот,  чтобы я не поднял тревогу?  И что, если
снятие  пойдействует  лишь наполовину - я буду частично рабом и частично
свободным? И скоро ли я окончательно сойду с ума?

Все смотрели на меня.  Если бы я хоть что-нибудь из этого сказал, они бы
решили, что я стараюсь увильнуть. И они были бы правы. Я подумал о доске
и головах, торчащих из воды. Чем дольше оттягиваешь, тем хуже. Я перевел
дыхание и натянул шапку на голову.

Да здравствует трипод ...

Мне показалось,  что я произнес это,  я подумал, что теперь полностью на
стороне врага.  Представил себе,  что остальные слышали и сейчас схватят
меня. Но ничего не происходило. Может, просто случайная мысль? Я мыслен-
но повторил "Да здравствует трипод", с замирающим сердцем проверяя себя.
Потом сознательно подумал:  "Ненавижу триподов ..." и испытал прилив об-
легчения.

- Ну? - беспокойно спросил папа.

- Все в порядке. - Я почувствовал, что дрожу. - Не работает.





Папа тоже надел шапку,  и мы с ним пошли в кассу аэропорта.  Он попросил
пять  мест  на вечерний рейс в Хитроу.  Клерк в очках с роговой оправой,
надетой поверх резины шапки, нажал клавиши и посмотрел на экран.

- Есть пять мест,  но вам придется разделиться: места в салоне для куря-
щих и некурящих.

- Хорошо.  - Папа извлек кредитную карточку из бумажника.  Клерк покачал
головой.

- Карточки не действуют.

- Что?

- Пока не кончится чрезвычайное положение.

- Возьмете чек?

- Если он на местный счет.

- У меня нет местного счета. Я на катере.

Клерк понимающе улыбнулся.  "Англичанин?  Я так и думал. Английские чеки
не принимаются. Простите. Да здравствует трипод".

Папа забрал свою карточку. "Да здравствует трипод".

Банк находился  рядом.  Папа  выписал чек и протянул служащему,  который
внимательно изучил его и вернул назад.

- Только на местные счета.

Папа, сохраняя спокойствие,  сказал: "У меня нет местного счета. Как мне
получить деньги?"

- Вернитесь в Англию.  - Служащий потер рукой лоб под шапкой. - Мы обой-
демся без вас.

Вначале Марта не поверила.  "Это Гернси,  здесь все всегда дружелюбны. Я
добуду деньги,  управляющий в Беркли знает меня. Он уже двадцать лет ме-
няет мои чеки".

Папа ответил:  "Ты не понимаешь, Марта. Все изменилось. Если управляющий
на месте,  на нем шапка.  И если ты будешь спорить,  он заподозрит,  что
твоя шапка действует ненормально.  Это не просто местное правило, а пол-
ная перемена отношения".

- Но почему? Почему, когда человек надевает шапку, он настраивается про-
тив иностранцев?

- Не знаю,  но это, наверно, нужно триподам. Они думают, как Юлий Цезарь
по отношению к галлам:  разделяй и властвуй. Может, если они победят, мы
все будем жить в маленьких деревушках,  а не в городах. Так легче сохра-
нять контроль.

Впервые я услышал, чтобы кто-нибудь говорил, что мы можем проиграть. Ан-
жела спросила:"Может, мы пойдем на дачу?" - Голос ее звучал испуганно.

Марта резко сказала: "Они не выиграют, кем бы они ни были. Сколько денег
нужно, чтобы купить билеты?"

- Три сотни хватит. Но ...

Она порылась в своей сумке и извлекла украшения - золотые браслеты, оже-
релья, кольца.

- Торговля антиквариатом учит ценить подвижный капитал. Я достану денег.

Папа сказал: "Я пойду с тобой".

Она решительно покачала головой и потянулась за одной из шапок.  "Нет. Я
лучше справлюсь одна".





Между Гернси и Англией действуют две авиалинии.  Папа попробовал другую,
на случай если первый клерк поинтересуется, откуда мы нашли средства для
уплаты.  Второй  принял груду местных банкнот без вопросов и записал нас
на последний рейс.

Прежде чем покинуть "Эдельвейс", папа приспособил для Энди последнюю ос-
тавшуюся шапку. Для Анджелы уже не оставалось, но папа решил, что на ре-
бенка не обратят внимания.  Когда мы поднимались от причала, я оглянулся
на лодку:  еще одно остается позади. Что бы ни лежало впереди, мы уходим
в него без гроша, если не считать остатков украшений Марты.

Погода прояснилась, и вторая половина дня была освещена водянистым солн-
цем. Такси провезло нас по холму, ведущему к Сент-Питер-Порту, и я узна-
вал знакомую местность. В прошлом все это было частью каникул и предвку-
шения  долгих  дней на море и на солнце.  Слева на Куинс-Роад вход в Дом
губернатора.  Что-то новое стояло у входа - деревянная модель полусферы,
поддерживаемая тремя паучьими ногами. Надпись под ней я не мог прочесть,
но я знал, что там написано.

Мы зарегистрировались рано, и Марта отвела нас в ресторан аэропорта. Она
велела заказать все, что нам понравится: деньги, оставшиеся после покуп-
ки билетов,  за пределами острова не нужны. Она и папа заказали шампанс-
кое.

Когда официант открывал его,  человек за соседним столиком сказал: "Мис-
сис Кордрей, не так ли?"

Сплошной белый воротничок под черной шапкой свидетельствовал,  что перед
нами священник,  и я узнал в нем викария того прихода, где находился дом
Марты; он иногда навещал нас в нем.

Глядя на шампанское, он спросил: "Отмечаете что-нибудь?"

- Мой день рождения, - она убедительно улыбнулась. - Хотите выпить?

Он согласился,  и они поболтали. Он всегда был говорун. В прошлом, одна-
ко,  он всегда старался понравиться, теперь же стал резким, почти агрес-
сивным.  Он спросил,  возвращаемся ли мы в Англию, и когда Марта сказала
да, он одобрил, но почти презрительным тоном.

- Много лучше, я уверен. Англия для англичан, Гернси для гернсийцев. Те-
перь дела во всех отношениях пойдут лучше. Моя мать рассказывала о жизни
на острове во время немецкой оккупации: ни машин, ни туристов. Благодаря
триподам, это может случиться снова. В их благословенной тени мы обретем
мир.

- Вы думаете, они вернутся? - спросил папа. Викарий удивился. - Я имею в
виду триподов.

- Но они вернулись!  Разве вы не слышали новости радио Гернси?  По всему
миру  новые  высадки.  Теперь они завершат свою миссию и избавят челове-
чество от войны и греха.

Марта сказала: "Мы не знали. А на острове есть трипод?"

- Пока нет.  Нужно ждать и надеяться.  Как второго пришествия.- Голос  у
него стал хриплым и искренним. - Может, это оно и есть.





Первое испытание было, когда объявили посадку. Сколько помню, тут всегда
проверяли пассажиров из боязни террористов.  Папа  сказал,  что  теперь,
когда  все  в шапках,  проверка не нужна,  и оказался прав.  Нас даже не
просветили в поисках металла.  Мы прошли через помещение для улетающих и
почти сразу на поле.

На линии  использовались небольшие машины с пилотом,  помощником и двумя
стюардессами. Взлет прошел нормально, взлетели мы на запад, затем, когда
самолет набрал высоту, пилот повернул на северо-восток, к Англии.

Нам это  направление не годилось:  каждую милю пришлось бы проделывать в
обратном направлении.  Больше того,  поскольку мы не знали,  каков запас
топлива,  каждый галлон мог стать критическим.  Папа встал и пошел в пе-
редний туалет;  стюардессы находились сзади и готовили кофе.  Мы с  Энди
дали папе время добраться до дверей пилотской кабины,  затем последовали
за ним.

Это было второе испытание:  заперта ли кабина?  Папа  повернул  ручку  -
дверь открылась. Когда помощник повернулся, папа протиснулся внутрь, а я
вслед за ним перекрыл дверь.  Папа достал из кармана  пистолет  Марты  и
сказал:  "Беру на себя руководство.  Делайте,  как я говорю,  и никто не
пострадает".

Я боялся - на мгновение даже был уверен,  -  что  ничего  не  получится.
Обычно угонщики - чокнутые,  а экипаж здоров;  на этот раз все наоборот.
Под шапкой пилот будет делать не то,  что считает правильным,  а то, что
прикажет ему трипод. Если трипод захочет, чтобы он разбил самолет, с ним
самим и сорока пассажирами на борту, пилот не будет колебаться.

Оба летчика смотрели на пистолет. Пилот сказал: "Чего вы хотите?"

- Курс на Женеву.

Он колебался,  казалось,  долгое время. Наша надежда была на то, что он,
увидев наши шапки, не подумает, что мы против триподов. Наконец он пожал
плечами.

- Ладно. Пусть будет Женева.







Пилот, Майкл Харди, воспринял угол легче, чем я ожидал. Он спросил папу,
почему тот хочет лететь в Женеву, и папа ответил, что его жена в Швейца-
рии,  а полеты запрещены.  Мне это показалось нелепой причиной, но Харди
воспринял ее как должное.  Я решил,  что одно из общих воздействий шапки
заключается в том,  что люди перестают быть  лыбопытными.  Стюардессы  и
пассажиры,  казалось,  вообще не беспокоятся из-за происходящего. Шапка,
вероятно, действовала и как транквилизатор.

Насколько беззаботен пилот, выяснилось, когда он ввел данные нового кур-
са в компьютер.

Он зевнул и сказал: "Тютелька в тютельку".

Папа спросил :"Что это значит?"

- Топливо. До Женевы хватит, но ни грамма для отклонений. Будем надеять-
ся, что с погодой повезет.

Одна из стюардесс принесла нам кофе, и пока мы пили, пилот разговаривал.
Он сказал, что всегда хотел летать; школьником он жил у аэропорта Гэтуик
и все свободное время смотрел на  самолеты.  До  последнего  времени  он
рассматривал  свою  работу  как промежуточный этап - ему хотелось водить
большие трансатлантические самолеты.

Жуя бисквит,  он заметил :"Теперь мне смешно,  когда я об этом думаю.  К
чему беспокоиться?"

Папа спросил: "Вам теперь хватает местных линий?"

Харди помолчал перед ответом.  "Я провел несколько лет, перевозя по небу
людей со скоростью сотни миль в час.  А зачем?  Они не менее счастливы у
себя - даже более.  У моей жены доля в ферме, и я думаю, что лучше помо-
гать ей, чем летать. Людям не нужны самолеты, да и машины и поезда тоже.
Знаете, что бы я предпочел? Лошадь и двуколку. Вот это мне действительно
нравится".

В середине полета он еще раз сверился с компьютером и выяснил, что запас
топлива еще меньше, чем казалось.

- Рискованное дело, - сказал он спокойно. - Лучше было бы в Париж.

Папа ответил не сразу.  Может, он ждал, что Харди что-нибудь добавит или
прояснит ситуацию.  Женева означала для него Ильзу и для всех нас - спа-
сение от триподов. Но это означало также поставить под угрозу жизнь всех
в самолете.

- Летим в Женеву, - сказал он наконец.

Харди кивнул.  "Пусть будет Женева.  Надеюсь,  встречный ветер не станет
сильнее".

Больше ничего не было сказано.  Я вспоминал все фильмы о катастрофах са-
молетов,  которые видел. Однажды у Энди его мать говорила о том, что бо-
ится летать - она никуда не поедет, если нужно лететь в самолете. Я счи-
тал тогда это глупым, но сейчас мне так не казалось. Мы сидим в металли-
ческой трубе в милях над землей,  и если горючее кончится, наши шансы на
выживание почти равны нулю.  Я представил себе,  как секунда за секундой
пустеют баки с бензином, и почувствовал, что потею.

Я думал  также  о  том,  что говорил Харди о своих чувствах.  Он казался
счастливым.  И если триподы на самом деле несут мир,  может, это хорошо?
Люди будут любить друг друга; может, они перестанут думать только и себе
и нескольких близких, а будут думать обо всех.

В лунном свете видны были покрытые снегом горы, Харди начал подготовку к
посадке. Дела это не улучшило; наоборот, если только возможно, стало еще
хуже.  Когда пилот выпустил шасси,  один из двигателей  закашлял,  потом
снова  заработал и наконец совсем смолк.  Я почувствовал настоящий ужас.
Закрыл глаза,  когда впереди показались посадочные огни,  и не открыывал
их до тех пор,  пока колеса не коснулись посадочной полосы. И неожиданно
от облегчения ощутил сильную слабость.

Харди привел самолет на стоянку вблизи вокзала,  и теперь я начал беспо-
коиться о другом.  Администрация аэропорта знала об угоне, конечно, но я
не представлял себе,  какова будет ее реакция.  Все переговоры с  землей
касались только посадки.  Казалось,  прошло очень много времени,  но тут
двери раскрылись, и нам приказали высаживаться. Я видел, как папа нервно
жует губу.

Я подумал,  что нас отделят от экипажа и остальных пассажиров,  но после
того как папа отдал пистолет Марты,  нас всех провели через зал прибытия
в небольшое помещение, где находились солдаты с автоматами.

Старший офицер сказал: "Пожалуйста, снимите шапки с голов". Капитан Хар-
ди ответил :"Это невозможно".

- Немедленно!

Харди сказал:  "Прошу разрешения заправиться и вылететь с пассажирами из
Женевы".

- В разрешении отказано. Снимайте шапки.

Мы четверо  сняли  шлемы с голов,  но никто из остальных не шевельнулся.
Офицер отдал резкий приказ на немецком,  и двое  солдат  приблизились  к
Харди.

Он попятился  при их приближении и крикнул офицеру:  "Вы не имеете права
трогать нас! Позвольте нам заправиться и улететь".

Офицер не обратил на это внимания,  а солдаты  продолжали  приближаться.
Викарий, говоривший с Мартой на Гернси, стоял поблизости.

Он вытянул руки и сказал: "Мы принесли вам мир. Опустите оружие и прими-
те благословение.- И провел три вертикальные полосы правой рукой.  -  Во
имя трипода".

Когда солдаты схватили его за руки, Харди как будто сошел с ума: он выр-
вался,  ударив при этом солдата в лицо.  Остальные пассажиры  с  криками
устремились вперед.

Сквозь шум я расслышал голос Марты: "Быстро! Сюда ..."

Мы бросились к двери, через которую вошли. Два солдата подняли автоматы.
Папа сказал: "Мы не в шапках. Посмотрите".

И он швырнул свою шапку на землю;  солдаты не опустили оружие. Сзади по-
верх криков послышался выстрел, а затем автоматная очередь. Оглянувшись,
я увидел двоих пассажиров на полу.  Одним из них был капитан  Харди,  из
раны на его шее струилась кровь.

Все быстро  кончилось.  Остальные пассажиры замолчали и тупо смотрели на
солдат.  Двое солдат взяли за руки пожилого пассажира лет шестидесяти  и
отвели  его  в сторону.  Как только один из солдат потянул с него шапку,
пассажир закричал и продолжал кричать, когда солдаты перешли к следующе-