одил.

- Что же, галлюцинация у меня?

Он надулся, затеребил пуговицы на штанах.

Не хватало еще нам поссориться!.. И в конце концов, главное - что он со
мной!

- Ладно... Может, правда эта капитанская волна виновата... А откуда ты
знаешь капитана?

- Ой, да он у нас в Краснохолмске бывал! Пока у них стоянка... В кружке у
нас лекции читал, про катамаран рассказывал! - Сашка повеселел. - Это не
простой звездолет, а разведчик времени. Он движется не столько в
пространстве, сколько по темпоральному вектору. Или даже по кольцу!
Понимаете?

- Проще пареной репы, - нахально уверил я. - Пойдем-ка из этого
заведения... пока сами не угодили в какое-нибудь темпоральное кольцо.

4. Самолет

Вторая половина дня запомнилась мне перепутанно. Опять были площади и улицы
- то тихие, деревянные, то с блеском и многоэтажьем современных столиц.
Иногда полузнакомые, а порой совсем фантастические. И книги, книги... В
одной лавочке я увидел даже свой "Тополиный архипелаг" на японском языке.
Почему-то застеснялся и положил книгу обратно - между цитатником Мао
Цзэдуна и английской лоцией Красного моря.

В конце концов Сашка вывел меня на плоский берег, к излучине широкой
желтоватой реки. Другой берег был тоже низкий, и на нем, в отдалении от
воды, стояла одноглавая церковь, похожая на храм Покрова на Нерли. Я
вспомнил, что видел ее, когда мы, мальчишки, плыли на плоту, связанному из
надувных камер. Но сейчас нигде, даже у горизонта, я не различал города,
только ровные луга, над которыми низко висело солнце. Белая церковь от
вечерних лучей казалась вырезанной из слоновой кости, а травы золотились.

Я сел на корму брошенной в траве лодки.

- Вы устали? - спросил Сашка.

- Немного, - соврал я. На самом деле устал сильно. И все-таки было мне
хорошо. Только не хотелось вставать.

- Ничего, - сказал Сашка. - Завтра у нас еще день... Куда пойдем? - И
вскочил на другой конец лодки. - Может, туда? - Он махнул рукой. - Или
туда...

Наверно, мне показалось или просто придумалось потом, но сейчас
вспоминается, как при каждом взмахе его коричневой ломкой руки вдали
открывалась то улица с причудливыми домами, то панорама целой столицы,
размытая в предзакатном воздухе, то морская даль с желтыми от солнца
парусами... Гибкий, с разлетевшимися волосами, покрытый бронзовым налетом,
Сашка дирижировал пространствами. Смеясь, он оглядывался на меня... И это
одно из самых хороших воспоминаний в моей жизни.


В Подгорье мы вернулись через амфитеатр с желтой сиренью (он оказался
совсем недалеко от излучины). На улицах уже зажглись фонари. Было очень
оживленно, городок готовился к празднику в честь недавнего грибного дождя.
Стайками ходили парни и девушки с гитарами. Кое-кто уже в карнавальных
костюмах. Промаршировала колонна мальчишек с флагами всех цветов. Впереди
два малыша несли на носилках громадный турецкий барабан, а третий умело бил
в него колотушкой.

- Завтра будет еще веселее, - сказал Сашка и почему-то вздохнул.

Через площадь Каменных Ворот несколько рослых ребят в алых рубашках катили
желто-красный небольшой самолет. Он был, видимо, легонький, шпангоуты и
нервюры проступали сквозь ткань плоскостей и корпуса.

- Неужели настоящий? Откуда он здесь?

- Да ну, просто макет, - пренебрежительно отозвался Сашка. - Это клуб
"Расколотое небо". Они так протестуют против запрета на полеты. Ну, в
общем, символически...

- А похоже, что у него мотор...

- Он же электрический, слабенький. Чтобы винт крутился для видимости...

В гостинице я, рискуя навлечь недовольство хозяйки, все же заказал ужин в
комнату. Сашка лениво сжевал сосиску, брякнулся на кровать, посадил под бок
урчащего Чибу-котенка и открыл "Плутонию". Я устроился в кресле у окна.
Большущий знакомый месяц висел над крышами и фонариками Подгорья...

Сашка вдруг виновато сказал из-за книжки:

- А себе вы там ничего не купили...

- Зато насмотрелся на разные диковины. За всю жизнь столько не видел.

- И все-таки главное не нашлось... - печально и упрямо произнес Сашка. - Вы
ведь книгу про трехмерные зеркала искали?

Я помолчал и устало произнес:

- Не только... Я немного еще надеялся на чудо.

- На какое? - Сашка сел.

- Да тут такая история... В разные годы, когда у меня не получалась
очередная книжка, мне казалось, что уже все: никогда я ничего путного
больше не напишу. Знаешь, такое состояние, как у того самолета, - винт
крутится, а сам ни с места... И вдруг спохватывался я, что есть одна
тетрадь. Что в ней я начинал писать когда-то большую повесть, а потом
почему-то отложил, хотя сделано было больше половины... И вот я вспоминал
эту тетрадь и начинал понимать, что повесть в ней для меня самая главная.
Самая лучшая. И это было как спасение...

- А про что повесть?

- Да если бы я знал! Когда тетрадь снилась, я помнил все - и как она
выглядит, и что в ней написано, каждый эпизод, каждую строчку. А просыпался
- и чувствовал, как все ускользает из памяти. Не ухватишь, не удержишь...

Сашка осторожно спросил:

- Так, может, это просто сон?

- Конечно... Только иногда казалось, что не сон. Я начинал копаться в
архивах, в дневниках, в старых записях. Думал: вдруг найду? Я ведь ее так
отчетливо представлял: пухлую, с потрепанными уголками, в ледериновой
обложке - коричневой, с трещинками... Вдруг там и правда что-то ценное и
забытое?.. И думал еще: может, жена случайно выбросила со старыми бумагами,
когда разменивали квартиру?.. И тогда тетрадь могла каким-то путем попасть
к торговцам книгами и рукописями... Видишь, до каких фантазий можно
докатиться на старости лет...

- Во-первых, нет у вас никакой старости, - задумчиво сообщил Сашка. - Чиба,
брысь, чудовище, не царапайся... А во-вторых... что же вы сразу не сказали?
Надо искать там, где всякие случайные редкости...

- Нет, брат, чудес не бывает... - умудренно сказал я и тут же подумал:
разве не чудо тот мир совмещенных пространств, по которому бродили мы с
Сашкой? И нерешительно добавил: - Возможно, это была повесть о Дороге...

Сашка не спросил, что такое Дорога. Видимо, знал.

5. Стереоскоп

Утром из зарослей желтой сирени мы вышли на цветочный луг. Всюду белели
ромашки, веснушками рассыпалось по зелени желтое мелкоцветье. Тропа была
узкая, Сашка шел впереди. Над его головой летали бабочки-капустницы.

Мы пришли к темной зеленоватой речке с мостиком из поперечных плашек и
березовыми жердями-перилами.

Сашка вдруг ускорил шаги. Вспрыгнул на толстую жердину, побалансировал и
пошел над речкой. Я замер, боясь крикнуть. А он шел, то останавливаясь, то
мелко переступая кроссовками. Вздергивал руки. Они в плечах, локтях и
запястьях болтались, как на шарнирах, а тонкие ноги казались гибкими,
словно шланги из коричневой резины. Сумка с Чибой качалась на левом боку, и
я очень боялся, что она перетянет хозяина в речку. Но он миновал перила без
приключений. Спрыгнул в клевер. Тогда я быстро перешел мостик и сказал в
сердцах:

- Ты безголовый авантюрист. Вот слетел бы...

- Ну и слетел бы, - ответил он без улыбки. - Там и глубины-то по пуп... А
без риска тоже нельзя. Это как предполетное испытание...

- Какое испытание?

- Ну... - Сашка смутился. - Это я так сказал, просто...

- Что-то ты сегодня чересчур задумчивый. Не как вчера...

Сашка глянул быстро и отвел глаза.

- Потому что... думаю. Где тетрадь искать.

- Нашел о чем думать!.. Не было, Сашка, никакой тетради.

- Как знать, - отозвался он хитровато и сделался прежним Сашкой.

...Было бы слишком долго описывать пестроту фантастических улиц и богатства
книжных развалов. И то, как мы бродили в готических переулках
средневекового предместья; и как лазили на высоченную башню с колоколами,
стоявшую среди заросшего подсолнухами поля; и как обедали в подвальной
таверне "У Сильвера", где в кирпичной нише стояло чучело одноногого пирата
с попугаем (который очень понравился Чибе)... Потом оказались мы на шумном
торжище.

Редких книг здесь было мало. Больше торговали серийными выпусками
детективов и фантастики. Зато мы увидели массу других интересных товаров.
Океанские раковины и старинные шпаги (Сашка вздыхал и облизывался), модели
парусников и японские веера, коллекции невиданных орденов и мундиры
каких-то неведомых армий, живые заморские рыбы в банках с водой и
сверкающие самовары всяких форм...

Мы двигались сквозь этот галдящий музей, вертели головами, разглядывали
диковины и, наконец, утомленные, выбрались на тихий пятачок у каменного
забора. Здесь расположился сухонький старик с бородкой профессора, в
круглых бухгалтерских очках и обвисшей шляпе. Он сидел рядом с потертым
коричневым ящиком на треноге. Сперва я подумал: старая фотокамера. Но у
ящика было две линзы, словно в него вставили бинокль.

- Стереоскоп! - обрадовался Сашка. - Я такой в музее видел! - Он даже
подпрыгнул и ногами взбрыкнул. - Посмотрим?

Старичок взглянул на Сашку благожелательно. Придвинул к его ногам картонную
коробку с пришпиленной к боку бумажкой: "Одна карточка - 1 коп.".

- Милости прошу, молодой человек...

Сашка мигом нашарил в кармане двугривенный, протянул старичку, сел на
корточки перед коробкой. Наугад отсчитал два десятка узких твердых открыток
с двойными фотографиями. Сунул их мне в руки, а одну умело толкнул в щель
ящика. Привстал на цыпочки, прижался лицом к стенке с окулярами.

- Ух ты... - От волнения он перебирал ногами, как нетерпеливый жеребенок.

- Я опущу вам аппарат пониже, - засуетился старичок.

- Не надо, и так хорошо... Игорь Петрович, посмотрите!

Я посмотрел. Это было "Отправленiе парохода "Титаникъ" въ первый рейсъ".
Два снимка слились в один, придав людям на берегу и громадному, отошедшему
от причала судну рельефность, а рейду - ощущение реального пространства.
Женщины в длинных платьях с оборками, мальчики в костюмах, как у Андриса на
картине, мужчины в длиннополых сюртуках махали платками, шляпами,
зонтиками. Никто не знал о близкой трагедии...

Сашка нажал медный рычажок. Карточка выпала в пластиковое ведро под ящиком.
Сашка взял другую.

- Ух ты... Игорь Петрович!

- Да смотри, смотри, я потом... - И начал разглядывать снимки так, без
аппарата.

Вид Нижегородской ярмарки в 1908 году...

Спуск русского крейсера "Варяг" в Филадельфии...

Граф Л.Н. Толстой на велосипедной прогулке...

Группа героев Порт-Артура в С.-Петербурге...

Сашка тихо ойкал и посапывал, карточки одна за другой стукали о пластиковое
дно...

- Ух ты... Я и не знал, что тогда это снимали... Игорь Петрович, гляньте!

Я посмотрел. И... ничего особенного. Каменистая равнина с языками песчаных
заносов и огрызками скал. Видно, что выжженная солнцем. И надпись: "Пустыня
Оранжевые Пески. Съемка совместной экспедиции г.г. Демьянова и
Энгельштерна. 1901 г.".

- А что здесь такого?

Сашка сказал озабоченно:

- Это же недоступное место. По крайней мере тогда...

- А где это?

Он шевельнул плечом со вздыбленным льняным погончиком.

- Я точно не знаю. Там тройные координаты...

- Все понятно... Будешь смотреть еще?

- Нет, хватит... - Он рассеянно сказал "спасибо" старичку, и мы отошли. И
через пролом в кирпичном заборе выбрались на пустынную, всю в желтой сирени
улицу. Только тогда Сашка спохватился:

- Ой, а вы ничего не посмотрели!

- Посмотрел, только без стереоскопа.

- Это неинтересно, - огорчился Сашка. - Все дело в стереоэффекте... Может,
вернемся?

- Не надо, - усмехнулся я. - Это плохая примета... А в стереоскоп я в
детстве насмотрелся, у меня был свой. Только поменьше этого, попроще...

- Да?! - обрадовался Сашка. Даже подскочил (в сумке сердито завозился
Чиба). - А у меня и сейчас есть, мама подарила на Новый год. А вам тоже
подарили?

- Тоже мама... И представь себе, тоже к елке.

- Вот это да! Сколько у нас похожего!.. Все правильно.

- Что правильно, Сашка?

Он помолчал, глядя под ноги. Запыленные кроссовки его неторопливо ступали
по плитам тротуара.

- Игорь Петрович, я вот что думаю... Я давно еще про это думал. Про
стереоэффект. Вот когда два похожих снимка сливаются - все в кадре делается
выпуклое и просторное, как на самом деле. Из двухмерных плоских пространств
словно получается трехмерное... По-моему, в жизни так же бывает. Когда два
трехмерных пространства, если они похожие... или два похожих события в
жизни... когда они наслаиваются друг на друга, возникает новое
пространство, четырехмерное. И события в нем - уже новые, неожиданные... Я
запутанно говорю, да?

- Нет, понятно. Только... по правде сказать, очень уж фантастическая
гипотеза. Хотя и остроумная...

- А чего фантастического? Вот смотрите. У нас с вами столько похожего! И мы
теперь ходим вместе. И сразу - четырехмерность!.. Вы думаете, раньше мне
эти все края так легко открывались? Да я к концу дня еле ноги таскал... А
вчера и сегодня - все шутя.

"Разве у нас так много похожего?" - чуть не сказал я. Но прикусил язык.
Взял Сашку за плечо.

- Может быть, ты и прав... Слушай, а если тебе сегодня все легко, нельзя ли
поскорее попасть домой? Вечереет уже, скоро в Подгорье праздник.

- Запросто!


В Подгорье был совсем вечер. С иллюминацией, с толпой в карнавальных
нарядах. Но я решил сначала поужинать в "Дорожном уюте", а потом уже нырять
в эту веселую круговерть.

В ресторанчике гостиницы Сашка опять поскучнел. Сжевал (несмотря на мои
укоризненные взгляды) ломоть хлеба с майонезом, ковырнул вилкой картофель с
котлетой, проглотил компот и заторопился наверх. Я думал, он бросит сумку и
мы тут же отправимся на площадь. Но Сашка сказал виновато:

- Игорь Петрович, а можно я дома посижу? Тут ведь все рядом, вы и один не
заблудитесь.

- Не заблужусь, но... - Я встревожился. - А что с тобой? Неужели не
интересно посмотреть на карнавал?

- Да я раньше видел уже такое... А сейчас чего-то ноги гудят... - Он
согнулся, потер икры и щиколотки, слабо улыбнулся: - Натопались...

Я обругал себя бессовестной и безмозглой свиньей. Ведь я-то хотя и хворый,
но все-таки взрослый мужик и, если нет приступов (а их нет!), не в пример
выносливее такого кузнечика. Три дня Сашка таскал меня по всяким
необыкновенным местам, да не просто таскал, а еще и прокладывал дорогу. Как
он, бедняга, до сих пор на ногах держится?

Сашка опять сказал просительно:

- Если, конечно, можно... Я бы книжку почитал. Давно уже не валялся с
книжкой на кровати целый вечер...

Мне очень хотелось поглядеть на праздник этого "городка в табакерке". Было
предчувствие, что там случится неожиданное и радостное для меня событие...
Но сейчас я мужественно сказал:

- У меня тоже ноги размякли. Давай сидеть дома вдвоем.

Сашка испугался:

- Да что вы! Зачем! Вам же интересно!

- Получается, что я бросаю тебя...

- Это вы-то меня бросаете? - сказал Сашка с непонятной печальной ноткой. -
Ну уж...

- Ладно. Я только пройдусь до Каменных Ворот и обратно. Не заскучаешь в
одиночестве?

- С книжкой-то? Да еще Чиба вылезет, дурь устроит... Вы не спешите,
гуляйте!

"Может, он просто устал от меня, старого дурня, - подумал я. - Может, по
маме соскучился, хочет погрустить один..."

- Ладно, погуляю. А ты отдыхай...

6. Взлет

На широкой лестнице ратуши ухал контрабасами и барабаном оркестр с
музыкантами в гусарской форме. Башня и фасад были в цепочках бегучих огней.
Над крышами вертелись хвостатые спирали фейерверков. Люди танцевали повсюду
под разноцветными взмахами прожекторных лучей. Ко мне подошла метровая
голова в треуголке, с рыжими буклями и мясистым красным носом пьяницы
флибустьера. Один глаз сверкал голубой пластмассой, на втором было черное
полотенце. Внизу из головы торчали ноги в съехавших гольфах и стоптанных
сандаликах.

Старательным сиплым голосом голова потребовала:

- Кошелек или жизнь! - И между большущих зубов просунулась вместо языка
тощая рука в черной перчатке, сжимающая кремневый пистолет.

- Конечно жизнь! - храбро решил я, и пистолет выпалил в меня желтым огнем и
зарядом конфетти. Я сделал вид, что грохаюсь навзничь. Голова зашлась
переливчатым смехом и ускакала, хлопая ремешками расстегнутых сандалий...

Потом в меня еще не раз палили из хлопушек, а трехголовый дракон предложил
выбор: или я буду съеден на месте, или выслушаю арию влюбленного Змея
Горыныча, которую он исполнит на три голоса. Я сказал, что сперва одно, а
потом другое. Дракон ограничился арией, после чего я оказался перед
эстрадой, где кувыркались под бубен и жонглировали кокосами негритята. На
эстраду спланировала раба Яга на метле, и негритята с визгом разбежались,
кидая в бабку упругие надувные орехи...

"Бабка ишка, - вспомнилось мне. - ишкин свет..." Все-таки жаль, что нет со
мной Сашки. Я малость загрустил и даже подумал, что пора возвращаться. В
этот момент на площади начал меркнуть свет.

Погасла иллюминация, медленно потускнели фонари. И праздничный шум угас,
как бы приглушенный опустившейся темнотой.

Впрочем, большой темноты не было. С ратуши рассеянными снопами светили два
прожектора - зеленый и голубой. Они высвечивали Каменные Ворота. Одна башня
казалась салатно-серебристой, другая - серо-бронзовой. Прожекторный свет
они отражали на стоящих поблизости людей. Потом с верхушки левой башни
ударил по площади резкий белый луч. Люди почему-то шарахнулись от него, и
сквозь толпу коридором легло пустое пространство - заблестела полоса
гладких булыжников.

По этой сверкающей полосе мчался к воротам пацаненок лет десяти -
темноволосый и кудлатый, в укороченной, как у Сашки, школьной форме и
босой. В тишине его ступни звонко хлопали по булыжникам. Шагов за двадцать
до правой башни мальчишка затормозил, задрал голову и заорал:

- Стаська, давай! У нас четыре минуты, потом на станции полетят контакты!

И в ответ зазвучал из могучего динамика мужской голос - резкий, как свет
белого прожектора:

- Граждане Подгорья! Просим извинить, что мы на несколько минут прерываем
ваш праздник! К сожалению, другого времени у нас нет, день и час был
рассчитан давно!.. Просим всех отойти от ворот не менее чем на пятьдесят
шагов!.. Только спокойнее, пожалуйста, без давки и спешки! - Голос вдруг
смягчился, в динамике даже прозвучала испуганная нотка, потому что люди
разом колыхнулись назад. - Осторожнее, прошу вас... И тогда Подгорье увидит
небывалую вещь!.. Считайте, что это еще один праздничный аттракцион!

В тишине, лишь при нескольких вскриках, люди подались от ворот, перед
башнями образовалась полукруглая пустота. И в центре ее, в полосе
прожекторного луча, стоял мальчишка со вскинутой лохматой головой и
растопыренными руками.

- Мальчик, отойди сейчас же! - раздался из толпы женский голос. - Сказано
же!

Тот, не оглянувшись, отмахнулся, как от бабушки, когда она зовет ужинать в
разгар игры.

Я был среди тех, кто оказался ближе всех к воротам. И увидел раньше всех,
как... Нет, сначала я ощутил мелкую дрожь земли. Щекочущая вибрация
передавалась телу через подошвы, от нее зачесалась кожа. Чуть позже пришел
почти неслышный, но ощутимый гул. И тогда от салатно-серебристой башни
вдруг отделился каменный пласт, качнулся и рухнул на булыжники. А под ним
открылся гладкий сверкающий металл...

Рука так и просится написать, что толпа ахнула. Но я не помню этого. Мне
кажется, что все происходило как в кино, когда случайно выключили звук. В
металле возник черный прямоугольник, в нем появился человек в светлом
костюме. Кудлатый мальчишка бросился к нему, тот присел, подхватил
пацаненка, и металл непроницаемо скрыл обоих от наших взглядов.

Дрожь усилилась. Каменные пласты начали рушиться к подножиям башен один за
другим. Они были выгнутые, грубо-неровные с внешней стороны и
гладко-блестящие с внутренней. Словно кора громадных деревьев, которые
проснулись и решили сбросить старую одежду со стволов. А "стволы",
открываясь, сверкали зеркальной чистотой. И через две минуты вместо
Каменных Ворот подымались над замершей площадью Подгорья две светлые
металлические башни - с полукруглыми оконечностями и двумя перемычками в
виде г