м резко хлопнул наружный люк.
   - Это с ней бывает, -  сообщил  Рагнар,  благоговейно,  двумя  пальцами
поднося рюмку ко рту, причем локоть его поднялся вровень с плечом.
   Виола гневно покосилась на него и тоже вышла;  Костанди  сообщил  ей  в
спину, что долгое отсутствие девушек будет для него трагедией.
   Огненным дождем  пролился  и  погас  молниеносный  закат.  В  сиреневой
полутьме за опушкой сидела на корточках  фигура  с  блестящим  пузырем  на
голове, а перед ней - как будто темный гребень волны накатывался на берег,
вздуваясь и опадая... Виолу морозец тронул между  лопатками,  когда  через
наружный микрофон услышала голос Наили:
   - Ну чего же ты молчишь? Я ведь знаю, какая ты умненькая, ты  ведь  все
понимаешь и, конечно, сейчас меня слышишь. Правда? Так зачем ты  всех  нас
мучаешь? За то, что Корин убил твоих братиков или сестричек? Но  ведь  это
было случайно, он подумал, что вы напали, - может быть,  вы  умеете  сразу
отличать разумное существо, а  мы  вот  не  умеем...  Ну  хочешь,  мы  все
попросим прощения? Кто у вас главный?
   У химеры мерцал  фасеточный  глаз.  Две  волны  ритмично  пробегали  по
перепонкам от головы к хвосту, сообщая огромному телу выражение готовности
взлететь. Услышав приближение Виолы, Найдя всхлипнула, медленно встала.
   - Как они могут заниматься всякой чепухой, когда... когда...
   - Если тяжело на душе, стараешься отвлечься -  это  же  так  просто!  А
Спиридон в конце концов отличный парень  и  первоклассный  ученый,  просто
любит эффектные фразы. Пойдем, пойдем...
   - Слушай, сестричка, а она так внимательно смотрела на меня и  слушала,
наверное, передаст теперь своим?
   Обняв подругу за плечи, Виола  повела  ее  к  базе,  но  у  опушки  обе
оглянулись.
   Большой химеры, "собеседницы" Наили, не было на месте  -  она  бесшумно
сорвалась в черную метель.
   Поутру  Виола  вскочила  с  постели,  закричав   от   ужаса   -   таким
оглушительным воем и надрывным свистом взорвался гейзер.
   Расчеты не подвели: бросив на полнеба радугу, осыпая  прозрачный  купол
водяной пылью, стоял над  лесом  чудовищный  белый  столб,  и  ветер  косо
относил от него полотнища пара, словно  знамя  от  флагштока.  Стая  химер
кружилась бешеной воронкой. Из кают, расположенных по кольцу,  вылетали  в
салон заспанные "прямые" в майках и плавках. Только Спиридон явился,  сияя
белой рубашкой, синевой бритых щек и пробором, словно давно  уже  встал  и
готовился к торжеству. Вошел, изящным жестом поднес к глазам бинокль  -  и
громко воскликнул что-то по-гречески.
   Леса больше не было. "Полипы" увяли,  мгновенно  съежились  под  ливнем
кипятка, свернули розовые  слоновьи  уши  листьев,  скатали,  как  шланги,
стволы и лежали теперь массой дрожащих клубков по всему острову,  внезапно
открывшемуся от края до края. А  потом,  захрипев  и  захлебнувшись,  осел
кипящий столб, пропала радуга, и снова кудрявый кочан  булькал,  ворочался
на вершине мокро блестящего холма.
   Тогда с голубой омытой высоты, задрав перепонки-крылья, упала маленькая
химера и взмыла, держа щупальцами под брюхом багровый клубок.
   Посыпались. Стая "детей" собирала споры, в которые свернулись  деревья,
и с ними, красными и оранжевыми,  как  яблоки  и  апельсины,  носилась  по
спирали.
   Затем,  словно  получив  недоступный  людям  сигнал,  вся  масса  химер
повалила к озеру, покидая остров.
   Первой сориентировалась Виола. Схватила Наилю за  руку  и  поволокла  к
гермотамбуру. Помогая друг другу, лихорадочно сращивали  швы,  застегивали
пряжки. В салоне одурело завопил Костанди:
   - По машинам!
   Справедливо опасаясь сутолоки,  девушки  выскочили  из  тамбура.  Стоял
плотный  низовой  туман  по  грудь.  Из  него  проклевывались  по  одному,
разворачивали хоботы заметно поредевшие "полипы". Химеры не летали. Только
от ног несколько раз шарахнулись невидимые великаны, зыбью  волнуя  туман.
На полпути к гравиходу девушек догнал Рагнар.
   Виола с места дала машине форсированный  режим.  Она  знала,  что  люди
Спиридона так не смогут, и потому чувствовала  азартную  радость.  Уходил,
проваливался остров - клякса растекающейся мыльной пены на синем  зеркале.
Дикие, брошенные в каменный хаос,  выскакивали  навстречу  озера,  по  ним
бежало пауком солнце. Вот изогнулся впереди черный шлейф стаи, Виола резко
сменила курс. Дугой, уловимой уголком глаза, солнце  метнулось  за  спину.
Слева пустила в глаза вспышку отраженного света главная  база,  на  пустом
плоскогорье умчался за горизонт красно-белый шахматный купол "Перуна".
   Путая мысли, рокотала под шлемом уставная скороговорка Костанди:
   - ...внезапную массовую миграцию, захватив споры  "полипов".  На  месте
остались только  химеры,  достигшие  значительных  возрастных  величин,  и
нелетающие  детеныши.  Направление  юго-восток,  скорость   около   тысячи
километров в час. Наблюдение ведет  пилот  Мгеладзе,  экипаж  гравихода  -
Шекирова и Даниельсен. Высылаю два гравихода, пилоты...
   И в ответ - деловитым воробьиным голосом капитан Нгуен Чонг:
   -  Да-да,  мы  следили  телелокатором  до  предела  видимости.   Будьте
осторожны, не натворите там дел, не лезьте ни в какую кашу.
   "Не лезьте в кашу" - как бы не так!" - засмеялась Виола.
   Жизнь безудержно разбухает на дрожжах разума,  крошит  вдребезги  самые
чудовищные преграды; затопив планеты, стекает с них - и вот в  непомерную,
равную смерти даль  мчатся  хрупкие  капли  жизни,  предвестники  вала,  в
котором рано или поздно утонут галактики... Сила  жизни  заставляет  химер
нести в урочный день через полматерика споры родного  "леса".  И  она  же,
она, единая  для  всей  вселенной,  швырнула  через  тысячи  световых  лет
осторожного  Нгуен  Чонга,  и  наверняка  не  лежать   старику   рядом   с
дедами-прадедами  на  буддийском  кладбище.  Она,  эта   ослепительная   и
непобедимая сила,  сделала  отличным  работником  легкомысленную  Наилю  и
посадила в корабль трижды заживо сгоравшего Куницына. Не  лезьте  в  кашу!
Виола вспомнила об Алексее Сидоровиче, и в каком-то уголке ее летящей души
шевельнулась нежность.
   Вокруг старых, разрушенных хребтов охрой пылали равнины зонтиков. Будто
пропитывая их чернилами, сиреневой  стеной  наползала  линия  терминатора.
Найдя, устав от напряжения, закрыла глаза и ворчала, что нельзя снять шлем
и устроиться так, как она любила, - по-кошачьи свернувшись около  Рагнара.
А ксеномикробиологу все было трын-трава, даже розовые щеки не  побледнели,
и восхищался он, причмокивая губами:
   -  Ай  да  лепешечки,  такую  скорость  выдать!  Нет,  брат,  на  ихних
перепонках  так  не  полетаешь  -  здесь  что-то  другое,  может  быть,  и
антигравитация...
   И декламировал по-русски Пушкина:

   Мчатся бесы рой за роем
   В беспредельной вышине,
   Визгом жалобным и воем
   Надрывая сердце мне.

   Впрочем, какие бы там хитрые механизмы ни держали в  воздухе  химер,  в
зоне сумерек эти механизмы выключились, и темные  листья  густо  опали  на
широкую реку. За горячими болотами дымились неизменные кратеры.  Вероятно,
переселенцам нужен был именно такой район, похожий на родные места:  может
быть,  деятельность  вулканов  или  гейзеров  была  обязательным  условием
превращения "полипов" в споры...
   Сказывалась усталость - Виоле не  удалось  чисто  приземлить  гравиход.
Сели боком на отмель, глубоко распахав наклоненным бортом воду.
   Распластанные химеры тихо ползали по  каменистому  пологому  скату,  их
перепонки,  волочась,  повторяли  форму  камней.   Над   гребнем   берега,
растекаясь и клубясь, лениво, как молоко в сиреневой воде, колыхался пар.
   Рагнар откинул колпак машины, вылез, начал делать приседания.
   Совсем близко уже проклюнулась издалека  принесенная  спора:  лопнувшая
морщинистая кожура, словно рот до ушей, подразнила  извилистым  языком.  С
быстротой ртути в термометре, взятом горячей рукой, с нарастающим  треском
и шелестом вырастал  "лес".  Наилю  взбесило,  что  Рагнар  спокойнехонько
приседает, как поутру у себя на вилле под  Тронхеймом,  и  она  закричала,
обводя рукой берег:
   - Смотри! Да посмотри же ты, какие умницы! Ты понимаешь, это  же  дети,
молодежь, они осваивают новую страну!
   - Я смотрю, - ответил пристыженный Рагнар и разминаться перестал.


   ...Подрастут белесые, мягкие детеныши на острове среди Теплых  Озер,  и
старики расскажут им, что обязанность нового поколения - освоить пустынную
страну. И снова  ударит  великий  гейзер,  и  вымуштрованная  извержениями
"флора" Химеры свернется в тугие клубки. Тогда молодые подхватят  споры  и
будут сеять... Разве мы не  заняты  тем  же  самым?  Может  быть,  пройдут
столетия, и возникнет новое, невообразимое пока единство первопроходцев  -
людей и химер.
   Виола шла по берегу, осторожно обходя ползающих  детенышей.  "Лес"  уже
достиг полного роста, в нем было совсем темно, и только  маленькие  химеры
зажигали свои нежно-голубые "габаритные огни", которые у взрослых гигантов
достигали прожекторной яркости. Так, при  собственном  свете,  осваивались
переселенцы. Виола видела, как из-под кольчатых жирных  "корней"  с  тихим
плеском бросались в черную воду  реки  и  мерцали,  пролетая  над  близким
каменным дном, быстрые, как ласточки, тени...
   Сзади переговаривались  Рагнар  с  Наилей.  Торжественность  обстановки
подействовала даже на толстокожего варяга, и он  высказывался  театральным
шепотом.
   - Ой, братики, - восхитилась Наиля, - неужели с ними большой летел? Это
как учитель, да? А почему мы его не заметили?
   Сияние широким нимбом вставало из-за стволов, двойное  радужное  сияние
на боках колоссальной химеры. Лежала она, с целую поляну шириной,  толстая
и лоснящаяся, как некий невообразимо громадный живой язык, и на  ее  спине
приютилось уже не меньше десяти детенышей...
   Виола знала совершенно точно: взрослой химеры в стае не было.
   И вообще не было на Теплых Озерах химеры такого размера и вида, круглой
как  блин,  с  толстыми,  непригодными  для  полета  краями,  с   белесыми
мраморными пятнами на коже...
   - Вот вам  ваша  промежуточная  форма,  причем  живехонькая,  -  мрачно
заскрипел голос Куницына, и певуче согласилась Тосико йоцуя:
   - Да, скорее  всего  родственная  тупиковая  ветвь,  аналогичная  нашим
гориллам... А может быть, иной вид?
   Значит, над "лесом" уже кружили гравиходы с телелокаторами. Но те,  кто
сидел там у экранов, явно  не  понимали  того,  что  вдруг  с  потрясающей
ясностью сообразила Виола. И Рагнар с обвившейся вокруг него  Наилей  тоже
ничего не поняли; даже тогда, когда рванулся со спины великана детеныш, но
не взлетел - что-то держало его намертво, он  весь  переливался  огнями  и
бился, как бабочка в руке... И другие забились, пытаясь оторваться, но  не
смогли, и все вдруг обмякли, стали плоскими и на глазах побелели.
   И тогда, глядя на вялые,  растекшиеся,  как  медузы  на  воздухе,  тела
детенышей, Виола вдруг ощутила, что они мертвы. Мертвы, бедняги,  пионеры,
усталая  молодежь,  с   радостью   устремившаяся   на   спину   "старика",
приманившего ее знакомыми сигналами дома и уюта...
   Бедные малыши.
   Зло многолико и неожиданно, особенно на путях поиска.
   Очевидно, придя к тем же выводам, что и Виола, крикнул с гравихода, как
ножом по ржавому железу процарапал, Куницын:
   - Ах ты, пакость!
   Несколько новых маленьких  летунов,  радостно  трепеща,  опустились  на
гостеприимную спину.
   Но для Виолы было достаточно крика Алексея Сидоровича; она точно знала,
что бы сделал Алексей Сидорович после крика  "ах  ты,  пакость",  если  бы
оказался рядом, что бы он сделал даже с опасностью снова обгореть  заживо.
И Виола без колебаний вырвала из кобуры пистолет-парализатор, предписанный
к ношению на планетах, где предполагается разумная, но  незнакомая  жизнь.
Ей теперь было  наплевать  на  электрические  железы,  на  гамма-лучи,  на
ультразвук и магнитное поле, на все,  что  могла  выбросить  из  себя  эта
пакость.
   "Не тронь его, всех нас  погубишь!"  -  в  самую  барабанную  перепонку
завопил  Рагнар,  больно  хватая  за  плечи.  Наиля  с  неожиданной  силой
отшвырнула его на ближайший ствол.
   Виола выстрелила, закусив губу. Тварь задрала и опустила передний край.
Огромная волна  прошла  по  всему  ее  телу,  испуганно  взлетели  малыши,
отрываясь от сразу  ослабевших  спинных  присосков.  Стоя  перед  пляшущим
маслянистым грибом, перед живой многотонной  медузой,  то  обнажавшей,  то
прятавшей в конвульсиях  клубок  чудовищных  щупалец  под  животом.  Виола
стреляла до тех пор, пока тварь не утратила способность двигаться  и  мозг
ее не оцепенел...
   А тогда, убедившись в своей победе, облегченно залилась слезами.  Наиля
попыталась погладить - резко отбросила ее  руку.  Ревела  вволю,  во  весь
голос - нужды нет, что слышал весь экипаж "Перуна", - ревела, срывая разом
и преодоленный ужас, и досаду на  неудавшийся  Контакт...  С  детства  так
сладко не выплакивалась.
   Опять коснулось что-то воротника... Она резко, со злостью обернулась.
   Кругом, словно в изумлении,  причудливо  изогнулись  "полипы".  С  неба
празднично сияли лучи прожекторов, держа в перекрестии поляну с  людьми  и
парализованным хищником, а на плече Виолы лежала, волнуясь  перепонками  и
часто дыша пушистой спиной, маленькая универсальная химера.



   Андрей Дмитрук.
   Лесной царь

   -----------------------------------------------------------------------
   Цикл "Летящая" #3.
   Авт.сб. "Ночь молодого месяца". М., "Молодая гвардия", 1983
   ("Библиотека советской фантастики").
   OCR & spellcheck by HarryFan, 15 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Безымянная планета, пока что обладавшая только номером  в  каталоге  ЗП
(земноподобных), не была чрезмерно опасной для земных Разведчиков  (видали
пострашнее), но и не радовала их  уютом.  Была  она  заключена  в  двойной
кокон, две оболочки - облачную и  болотную.  Можно  было  хоть  всю  жизнь
путешествовать по ней - и не видеть ничего, кроме тусклого  блеска  мелких
стоячих  вод,  кроме  ядовито-зеленой  плесени  с   отдельными   островами
джунглей.  В  мировом  болоте  копошилась  обильная   прожорливая   жизнь,
рожденная темно-красным солнцем. Огромное солнце покрывалом пара окутывало
единственную уродливую дочь, с материнской стыдливостью прятало  от  чужих
глаз.
   Но  катер  земной  разведки  все-таки  повис  на  орбите  над  облачным
покрывалом, поскольку в заманчивой близости от болотного  мира  серебрился
на небе объект Икс.


   Во время полета Виола, обычно мало интересовавшаяся космологией, задала
неожиданный вопрос:
   -  Слушай,  ты  мне  можешь  объяснить  по-человечески,  не  на   языке
посвященных, что это такое ваш объект Икс?
   - По-человечески! - Улдис отставил чайный стакан, фыркнул, но,  заметив
обиженное движение бровей Виолы, тут же замолил грех: - А впрочем, Ви,  ты
права - я слишком  привык  к  специальной  терминологии...  В  общем,  это
действительно, Икс, он совершенно не  похож  ни  на  что  известное...  Он
видим, поскольку отражает свет звезд, у него  есть  линейные  размеры,  но
полностью  отсутствуют  масса,  тяготение,  вообще   какие-либо   признаки
стационарного вихря континуума...
   - Спасибо. Считай, что я поняла.
   - Ну-у, девочка моя, я даже не подозревал, что Разведчики не знают азов
теории абсолюта!
   - Так же как физики не знают азов навигации,  что  для  них  еще  более
стыдно, поскольку корабли называются абсолютистскими.
   Улдис давно убедился, что способность Виолы язвить намного  превосходит
его собственную, а потому пошел на мировую:
   - Хорошо, согласен, слушай.  Вокруг  любого  сгустка  вещества  -  даже
вокруг элементарной частицы - должна быть область энергетических  полей  -
гравитации, электромагнитного и других. Ясно? А вокруг Икса ничего  такого
нет.
   - Ага, - сказала Виола, стараясь не выглядеть слишком невежественной. -
Значит, Икс - это не вещество?
   - Похоже, что так. Бьернсон предложил интересную идею: по  его  мнению,
Икс   представляет   собой   самостоятельную   изолированную    вселенную,
метагалактику... со своим  собственным  пространством-временем.  Если  это
так, вся энергия сбалансирована внутри Икса и не может излучаться  в  наши
измерения.
   - Забавно! - обрадовалась Виола. - Вселенная - карлик, которая  плавает
в нашей... в большой.
   - Да, с нашей точки зрения - карлик, не больше Юпитера.
   - И там, внутри, тоже есть галактики, звезды,  планеты  -  может  быть,
разумная жизнь?
   - По законам абсолюта, возникающие континуумы подобны.
   Виола прихлебнула  остывший  чай.  Ее  взгляд,  уставленный  в  глубину
голоэкрана, стал шальным и  отрешенным,  губы  тронула  блаженная  улыбка.
Улдису нравились в ней эти внезапные переходы  настроений,  но  они  же  и
печалили физика, потому что  являли  всю  неуловимость,  непредсказуемость
Виолиной  души.  Архаический  мужской  инстинкт   требовал   исчерпывающих
сведений о подруге. Иначе  оставались  вечная  тревога,  боязнь  спугнуть,
потерять...
   - А мы когда-нибудь проникнем туда... внутрь Икса?
   - Кто знает!
   - А если проникнем, что с нами случится?
   -  Ничего  особенного.  Наши  частицы  будут  восстановлены  в  местном
континууме и, стало быть, совместятся по масштабу с  частицами  Икса.  Эта
вселенная будет для нас такой же необъятной, как наша.
   Виола нехотя оторвалась от  созерцания  черного  провала.  С  привычной
ясностью и твердым прищуром глянула на Улдиса.
   - И вы собираетесь...  ломать,  обстреливать  эту  вселенную  из  ваших
страшных ускорителей?
   Теперь, во время четвертой экскурсии после посадки, их окружала равнина
цвета бриллиантовой зелени, - бескрайнее поле  больших  и  малых  мохнатых
пузырей монотонно убегало под  закругленный  нос  гравихода.  Приближаясь,
разводила концы в стороны,  разгибалась  тупая  подкова  сиреневой  опушки
леса.
   И Виола жалобно сказала Улдису:
   - Видишь - начинается.
   Он уже и сам видел. Над машиной металась, то рассыпаясь в  стороны,  то
почти облепляя обзорный купол, стайка маленьких  летучих  веществ.  "Лицо"
каждого из них  представляло  собой  один  сплошной  глаз  под  складчатой
шапочкой верхнего века. Каждый летун то вдруг надувался  скользким  мячом,
то, резко выбросив из себя воздух,  делался  тощим  и  стройным.  Пролетал
несколько метров, а  затем  распускал  белесый  цветок  тонких  перепонок,
медленно планируя и надуваясь для нового прыжка.
   Прямо по курсу лопнула в нескольких  местах  плесень.  Выбросившись  из
воды, короной мощных присосок влипла в купол мускулистая  овальная  тварь.
Фактически все ее тело представляло пару  губ.  Черные  губы  смыкались  и
размыкались, пытаясь выпустить язык.
   Виола с трудом справлялась с тошнотой, возникавшей при виде  обитателей
болот. Улдис тоже сидел бледный, вжавшись  лопатками  в  спинку  кресла  и
стиснув подлокотники.
   Разведчица сняла тяготение вокруг купола - и тварь, мигом свернувшись в
тугой кулак, отлетела и плюхнулась в воду. Очевидно,  ее  напугала  потеря
веса.
   Виола и Улдис уже несколько раз  испытывали  на  себе  странный  обычай
местной фауны, скапливавшейся  вокруг  лесистых  островов,  -  нападать  в
определенном порядке, будто  по  составленной  кем-то  программе.  Сначала
появлялись  летучие   наблюдатели,   затем   гравиход   атаковали   мелкие
вредоносные особи, их сменяли все более активные и сильные  твари,  вплоть
до гигантских  экземпляров,  и  наконец,  если  гравиход  не  обращался  в
бегство, наваливалась масса жадных тел, заливала  купол  бурой  и  красной
слизью и бесновалась до тех пор, пока машина не  уходила  прочь  от  леса.
Тогда чудовищный груз сползал, сваливался в воду, но долго  еще  провожали
глазастые летуны... вернее, летучие глаза.
   Увы, на сей раз отступать  не  приходилось.  Болотный  мир  был  избран
физиками для строительства  колоссальны