гулялся до "Счастливого дракона". И ничего вроде бы страшного, если не считать страхолюдных бионических проституток, маячивших чуть не на каждом углу. Некие безвестные живописцы украсили одну из стен "Счастливого дракона" мемориальной фреской в честь Дж. Д. Шейпли, а персоналу достало здравого смысла ее не трогать, что послужило еще большей культурной интеграции круглосуточного магазинчика в повседневную - и тоже круглосуточную - жизнь Стрипа. В "Драконе" можно было купить буррито, лотерейный билет, батарейки, тесты на самые различные заболевания. Отсюда можно было отправить электронную почту, голосовую почту или факс. Лэйни пришло в голову, что ведь этот магазин - единственный на мили вокруг, где продается что-то действительно нужное, все остальные торговали такими вещами, что и не придумаешь, кому бы и зачем могли они понадобиться.
     В коридоре, по пути к своему номеру, он прочитал факс еще раз и только потом вложил карточку-ключ в щель замка.
     Посреди безукоризненно застеленной кровати стояла неглубокая корзиночка с какими-то незнакомыми вещами. По ближайшем рассмотрении оказалось, что это его собственные трусы и носки, выстиранные, выглаженные и разложенные по бумажным конвертикам со все тем же тисненым эльфийским колпаком. Когда Лэйни открыл узкую дверцу зеркального шкафа, вспыхнувшая внутри лампочка осветила аккуратно развешенные по плечикам рубашки - в том числе и те, синие, над которыми измывалась Кэти Торранс. Все они выглядели как новенькие. "Шаг строчки", - сказал Лэйни, тронув в меру накрахмаленный манжет. И взглянул на вдвое сложенный факс. И снова подумал про Кэти Торранс, коршуном несущуюся из Лос-Анджелеса в Токио. По его голову. Лэйни неожиданно осознал, что не может представить ее спящей. Он никогда не видел, как Кэти спит, и был странным образом уверен, что она делает это неохотно, по досадной необходимости. Вот и сейчас, в парадоксальной тишине сверхзвукового полета, она не спит, смотрит на экран своего компьютера либо в серую пустоту окна.
     Думая о нем.
     Мягкий мелодичный звон заставил Лэйни подпрыгнуть. Он повернулся к самовольно ожившему телевизору и увидел на экране эмблему Би-би-си. Второй видеофильм про Реза.

***

     К тому времени как в дверь позвонили, фильм уже вовсю разогнался. Рез в потертой и вылинявшей военной форме без знаков различия пробирался по узенькой тропе сквозь какие-то джунгли. Попутно он намурлыкивал некую мелодию, пробуя ее и так и сяк, смещая тона и акценты. Его голая грудь лоснилась от пота, а когда рубашка распахивалась пошире, мелькала татуировка из ицзиновых гексаграмм. В его руке была бамбуковая палка, он расчищал ею путь, отшвыривая свисающие сверху лианы. У Лэйни было сильное подозрение, что вот эта едва нащупанная, еще лишенная слов мелодия превратилась позднее во всемирно известную, издававшуюся миллиардными тиражами балладу, но он никак не мог сообразить - в какую именно. В дверь снова позвонили.
     Он встал, пересек комнату и нажал кнопку переговорного устройства.
     - Да?
     - Хелло!
     Голос женский.
     Лэйни тронул пальцем маленький, вмонтированный в дверной косяк экранчик и увидел женщину. Брюнетку. С челкой. Блэкуэллову техничку. Он нажал кнопку замка, а затем распахнул дверь.
     - Ямадзаки решил, что нам с вами нужно побеседовать, - сказала женщина.
     Она успела переодеться в черный костюм с узкой юбкой и черные чулки.
     - А чего ж вы фургон-то не покупаете? - поинтересовался Лэйни, пропуская ее в комнату.
     - Уже купила. - Нежданная гостья прикрыла за собой дверь. - Если уж эта контора решила швырять деньги, она будет швырять деньги. Как правило - не туда, куда надо. - Она взглянула на экран, на Реза, который все еще продирался сквозь джунгли, отмахиваясь от комаров и шлифуя свежесочиненную мелодию. - Домашнее задание?
     - Ямадзаки.
     - Арли Маккрей. - Брюнетка открыла маленькую черную сумочку и протянула Лэйни визитку. Имя, фамилия, четыре телефонных номера, два адреса, оба электронные. - А у вас есть визитка, мистер Лэйни?
     - Колин. Нет. Нету меня визитки.
     - Обратитесь к портье, он вам мигом сварганит. Здесь у каждого есть визитка.
     - Правда? - Лэйни положил карточку в карман рубашки. - А почему же Блэкуэлл не дал мне свою? И Ямадзаки тоже.
     - У каждого за пределами конторы "Ло/Рез". Непременный предмет туалета, как носки.
     - Носки у меня есть. - Лэйни указал на бельевую корзинку. - Есть желание посмотреть английский документальный фильм о "Ло/Рез"?
     - Нет.
     - Не хочется вырубать. Он же узнает.
     - Можно убавить громкость. Вручную. - Арли подошла к телевизору и прикрутила ручку.
     - Специалистка, - восхитился Лэйни.
     - Вооруженная фургоном. И горой оборудования, от которого ни на грош толку.
     Она села в одно из двух кресел и закинула ногу на ногу.
     - Не ваша вина. - Лэйни сел во второе кресло. - Вы обеспечили мне доступ к данным. Вот только не те это данные, с какими я могу работать.
     - Ямадзаки рассказал мне, что за штуки вы вроде бы как умеете делать. Я ему не поверила.
     - Не поверили так не поверили, - пожал плечами Лэйни. - Ничем не могу помочь.
     На внутренней стороне ее левой икры белели три нарочито примитивных оттиска улыбающегося солнца.
     - Они прямо вытканы. Каталонская мода.
     - Надеюсь, - сказал Лэйни, - вы не попросите меня объяснить, за что эти люди мне платят. За какую такую планируемую работу. Я и сам этого не знаю.
     - Не беспокойтесь. Я здесь последняя спица в колеснице. - Арли поменяла ноги. На правой икре солнечных дисков не было. - Лично мне платят сейчас за то, чтобы я определила, что можем мы дать вам из того, что позволит вам сделать то, что вы, как предполагается, можете сделать.
     Лэйни взглянул на экран. Теперь шли кадры, снятые на каком-то концерте. Рез приплясывал и беззвучно пел в радиомикрофон.
     - Вы ведь видели уже этот фильм, верно? Все эти "сино-кельтские" заморочки в интервью, неужели он это всерьез?
     - Вы с ним еще не встречались?
     - Нет.
     - Трудное это дело, определить, что у Реза всерьез, а что нет.
     - Но как может существовать этот самый "сино-кельтский" мистицизм, если у китайцев и кельтов нет общей истории?
     - Дело в том, что Рез наполовину китаец, наполовину ирландец. И если есть хоть что-то, к чему он относится с полной серьезностью...
     - Да?
     - ...то это Рез.
     Поющего в микрофон Реза сменил на экране Ло со своей гитарой. Крупный план пальцев, бешено бегающих по черному блестящему грифу. Чуть раньше почтенный британский гитарист, облаченный в восхитительный твидовый костюм, вещал, как они ну никак не ожидали, что из недр тайваньской попсы явится миру новый Хендрикс. Так они же вроде и первого никак не ожидали.
     - Я уже слышала, как это с вами все случилось, - сказала Арли Маккрей. - Ямадзаки меня просветил. Но не до конца.
     Лэйни прикрыл глаза.
     - Передача так и не пошла в эфир. "Без Тормозов" забросили этот проект. Почему?

***

     Он взял за обычай завтракать на берегу небольшого овального пруда, за невзрачными дощатыми домиками - позднейшим добавлением к "Шато", как сказал Райделл. Блаженные минуты, когда он принадлежал самому себе, заканчивались с появлением Раиса Дэниелза, что происходило, как правило, где-то поближе к концу большого, на три чашки, кофейника, перед яичницей с беконом.
     Дэниелз подходил к его столику "легким, пружинистым шагом", иначе, пожалуй, и не скажешь. Лэйни был склонен связать эту козликовую резвость с употреблением наркотиков, чему не имелось ровно никаких доказательств. Более того, Дэниелз вообще не был замечен в пристрастии к каким бы то ни было излишествам, если не считать бессчетного множества чашек декофеинизированного эспрессо с завитками лимонной цедры. Он предпочитал мягкие, крупной вязки костюмы и рубашки без воротничка.
     Этим утром Дэниелз был не один, и Лэйни сразу заметил, что шагает он скучно, без настроения, что во всем его облике чувствуется какая-то горестная обида, даже всегдашние черные очечки казались сейчас тисками, болезненно сжимающими исстрадавшуюся голову. Его спутником был седовласый господин в темно-коричневом, консервативного покроя костюме, обветренный и загорелый, с внушительным рубильником, выпирающим из огромных, Чуть не в пол-лица, солнечных очков. На ногах этого колоритного персонажа были черные, аллигаторовой кожи сапоги "увези меня на ранчо", в руках - видавший виды портфель из дубленой, потемневшей от времени кожи; порванная когда-то ручка портфеля была аккуратно замотана проволокой типа той, какой на плантациях увязывают кипы хлопка.
     - Лэйни, - возгласил, подойдя к столику, Райс Дэниелз, - это Аарон Персли.
     - Да ты не вставай, сынок, - сказал Персли, хотя Лэйни и в мыслях не имел вставать. - Вон же, там этот парень несет тебе завтрак.
     Со стороны дощатых домиков шел один из монголов-официантов с подносом. Персли сел на белый, из гнутых металлических трубок стул и раскрыл свой заслуженный портфель. Официант подал Лэйни яичницу. Лэйни подписал счет, добавив пятнадцать процентов чаевых. Персли перебирал содержимое своего портфеля. На каждой его руке было по шесть колец, некоторые - с бирюзой. Лэйни никогда еще не видел, чтобы человек носил при себе столько бумажных документов.
     - Вы адвокат, - сказал Лэйни. - По телевизору.
     - И во плоти, сынок, и во плоти.
     Персли регулярно появлялся в программе "Копы влипли", а до того прославился, защищая всяких знаменитостей. Дэниелз так и не сел, он стоял за спиной Персли в не характерной для себя позе, уныло ссутулившись и засунув руки в карманы.
     - А вот и оно, - возвестил Персли, доставая из портфеля несколько листов голубоватой бумаги. - Да ты ешь, сынок, а то остынет.
     - Вы бы сели, - посоветовал Лэйни Дэниелзу. Дэниелз страдальчески поморщился.
     - Ну так вот, - сказал Персли, - здесь написано, что в возрасте от двенадцати до семнадцати лет ты воспитывался в Гейнсвиллском федеральном детском приюте.
     - Да, - кивнул Лэйни, не отрывая глаз от яичницы.
     - И в этот период времени ты неоднократно принимал участие в испытании медицинских препаратов? Ты был подопытным?
     - Да, - ответил Лэйни. Яичница стала какой-то ненастоящей, вроде картинки в журнале.
     - Ты делал это абсолютно добровольно?
     - Там давали вознаграждение.
     - Одним словом - добровольно. Ты принимал когда-нибудь этот самый "пять эс-би"?
     - Мы не знали, что там они нам вводят, - сказал Лэйни. - Иногда это были просто пустышки.
     - "Пять эс-би" никак не спутаешь с никакой пустышкой, да ты, сынок, и сам это, наверно, знаешь.
     Что вполне соответствовало истине. Но Лэйни молчал.
     - Ну так как же? - Персли снял черные очки. Глаза у него были голубые и холодные, оправленные в паутину тончайших морщин.
     - Может, и принимал, - сказал Лэйни.
     - Вот то-то и оно. - Персли хлопнул себя пачкой бумаг по бедру. - Почти наверняка так оно и было. А знаешь ли ты, как это вещество воздействовало с течением времени на большую часть подопытных?
     Дэниелз выпростал голову из очков и начал мять пальцами переносицу. Глаза его были закрыты.
     - Субъекты мужского пола превращаются в маниакальных убийц, они выбирают себе какую-нибудь конкретную жертву, а затем начинают ее выслеживать. - Персли водрузил очки на прежнее место и запихнул синие бумажки в портфель. - Симптомы проявляются далеко не сразу, бывает, что и через много лет. А жертвами становятся, как правило, политики, телевизионные знаменитости и прочее в этом роде. Потому-то эта отрава и стала теперь одним из самых запрещенных веществ в любой, какую ни возьми, стране. Наркотик, вызывающий неудержимое желание выслеживать и убивать политиков, уж его-то политики запретили в первую очередь.
     - Ко мне все это не относится, - сказал Лэйни. - Я не такой, как эти ваши маньяки.
     - Да какая разница? - вмешался Дэниелз. - Стоит "Слитскану" указать на малейшую тень такой возможности, и весь наш материал пойдет псу под хвост.
     - Понимаешь, сынок, - вздохнул Персли, - они непременно заявят, что ты избрал этот род занятий вполне целенаправленно, руководствуясь неуемной страстью шпионить за знаменитыми людьми. Ведь ты же не рассказывал им про эти эксперименты, верно?
     - Нет, - сказал Лэйни, - не рассказал.
     - Вот то-то и оно, Они скажут, что наняли тебя как прекрасного, высококвалифицированного работника, но твоя квалификация оказалась малость чересчур высокой.
     - Она не была звездой, - сказал Лэйни. - Так что я не понимаю...
     - Зато он - звезда, - оборвал его Райс Дэниелз. - И они скажут, что вы охотились за ним. И что вообще это была ваша идея. Они будут рвать на себе волосы, что не смогли вовремя вас раскусить. Будут говорить о новых процедурах проверки количественных аналитиков, процедурах, исключающих повторение этой трагической ошибки. И никто, Лэйни, абсолютно никто не будет смотреть нашу программу.
     - Вот такая, в общем, картина. - Персли щелкнул замком портфеля и встал. - А что, сынок, это правда настоящий бекон, со свиньи?
     - Да вроде да, - пожал плечами Лэйни. - И они так говорят.
     - Чтоб я так жил! - восхитился Персли. - Вот что значит хороший голливудский отель. Ну, счастливо оставаться, сынок. - Он протянул Лэйни руку. - Было очень приятно познакомиться.
     Дэниелз не стал утруждать себя никакими прощаниями. А два дня спустя, когда Лэйни получил распечатку гостиничного счета, он обнаружил, что отнесение всех расходов на его собственное имя началось с большого кофейника кофе, яичницы с беконом и пятнадцатипроцентных чаевых.

***

     - А они это знают? - спросила Арли Маккрей. - Блэкуэлл знает?
     - Нет, - качнул головой Лэйни. - Эту часть - нет.
     На прикроватной тумбочке белела бумажка, сложенный пополам факс Райделла. Эту часть они тоже не знали.
     - А что было потом? Что вы сделали?
     - Тут еще выяснилось, что я плачу и за часть адвокатов, которых они мне понанимали. Я не знал, что мне делать, просто сидел и сидел у этого пруда. В приятной такой расслабленности. Не строил никаких планов, не думал ни о чем конкретном. Вам знакомо такое состояние?
     - Возможно.
     - А потом я услышал про эту работу, от одного из гостиничных охранников.
     Арли медленно покачала головой из стороны в сторону.
     - Что? - спросил Лэйни.
     - Да так. В этой вашей истории примерно столько же смысла, как и во всем остальном. Может статься, что вы вполне прилично встроитесь.
     - Встроюсь? Во что?
     Арли взглянула на свои часы. Стальной корпус, черный циферблат, черный нейлоновый ремешок.
     - Ужин в восемь, но Рез непременно задержится, у него это в обычаях. Давайте прогуляемся и пропустим по коктейлю. Я попробую рассказать вам все, что я об этом знаю.
     - Ну, если вам так хочется...
     - Они мне за это платят. - Она распутала ноги и встала. - И это, пожалуй, будет куда труднее, чем таскать тяжелые электронные блоки взад-назад по эскалаторам.

20. "Обезьяний бой"

     Серый трепет за окнами бесшумно летящего поезда, не заурядное мелькание бетонных стен, а словно вибрирует там некая мелкодисперсная материя, вибрирует на разрыв, на подкритической частоте, за миг до пришествия нового порядка вещей.
     Кья и Масахико сидели между стайкой школьниц в клетчатых юбочках и неопределенного возраста бизнесменом, который с головой ушел в толстый японский комикс. Груди женщины, украшавшей бумажную обложку, были замотаны бечевкой в два тугих конических клубка, соски выпирали наружу, как глаза затравленной жертвы из старого мультика. Издательский художник уделил куда больше внимания точному изображению бечевки, как она там намотана и завязана, чем самим грудям. По лицу женщины струился пот, она в ужасе отшатывалась от чего-то (кого-то?), оставшегося за краем картинки.
     Масахико расстегнул две верхние пуговицы черного френча и достал из внутреннего кармана тонкую черную пластинку размером примерно шесть на шесть дюймов. Узкие, бледные пальцы мальчика погладили пластинку слева направо, и на ней вспыхнул узор из тонких, словно унизанных разноцветными бусинками линий. Вот так же точно выглядела лицевая, управляющая грань его компьютера, только там, в затененном подвале, линии казались куда ярче, чем здесь, при ярком свете.
     Масахико вгляделся в дисплей, погладил его еще раз, пробежался глазами по изменившемуся узору и помрачнел.
     - Кто-то проявляет интерес к моему адресу. И к сестричкиному тоже.
     - К ресторанному?
     - К нашим юзерским адресам.
     - А какой конкретно интерес?
     - Не знаю. И мы ведь с ней никак не связаны.
     - Разве что через меня.
     - Расскажи мне про "Сэндбендерс". - Масахико спрятал дисплей в карман и застегнул френч.
     - Все это началось с одной женщины, конструктора интерфейсов, - начала Кья, с радостью переходя на безопасную тему. - Ее муж был ювелиром, он умер потом от разжижения нервов, тогда еще не умели с этим бороться. Так вот, он был убежденным зеленым и дико ненавидел потребительскую электронику, и даже не ее, а как ее делают. Берут пару литров чипов и плат и засовывают все это в пластиковый корпус. Он говорил, что корпуса эти дребедень, грошовая приманка для глаза, чтобы полегче продать содержимое, и что они неизбежно оказываются потом на свалке, где им и место, можно бы, конечно, переработать, только никто этим обычно не занимается. А поэтому он брал ее, жены своей, технику, корпуса выкидывал, а функциональную начинку вставлял в другие, которые делал сам в своей мастерской, он тогда еще был здоровый. Делал, скажем, для мини-дискового плейера футляр из бронзы, инкрустированный черным деревом, управляющие поверхности вытачивал из мамонтовых бивней, бирюзы, горного хрусталя. Получалось, конечно же, тяжелее, но все равно было много людей, кому такое нравилось, ну вроде как чтобы их музыка или там память; и что еще, чтобы все это было в чем-то таком ощутимом, что берешь в руки и чувствуешь, что оно здесь. И все эти материалы, их и трогать было приятно - металл, полированный камень. А если у тебя такой футляр, то потом, когда производитель выпускает новую модель, электроника там совершеннее или что, ты просто вытаскиваешь из футляра старую начинку и вставляешь новую, и получается, что у тебя вещь вроде та же самая, только работать стала лучше.
     Масахико сидел с закрытыми глазами и время от времени чуть кивал головой, а может, это просто поезд покачивало.
     - И вот оказалось, что некоторым людям нравится и это, очень нравится. Он начал получать заказы на изготовление таких штук. Среди самых первых была клавиатура, где все клавиши были вырезаны из пластинок слоновой кости от старого рояля, а цифры на них и буквы инкрустированы серебром. Но потом он заболел...
     Масахико открыл глаза, и Кья увидела, что он не просто слушает, а слушает с напряженным вниманием.
     - И вот, когда он умер, жена его, софтверный конструктор, стала обо всем этом думать, и ей захотелось продолжить то, что он делал, только в большем масштабе. Она продала акции всех компаний, на которые прежде работала, купила участок земли в Орегоне, на побережье, и...
     Поезд остановился у платформы Синдзюку, все встали и направились к дверям; бизнесмен захлопнул свой комикс с перевязанными сиськами, сунул его подмышку и тоже встал.

***

     Кья стояла закинув голову и таращилась на самое странное здание, какое вообще может быть. Оно имело форму, как когда-то рисовали роботов, схематическое подобие человека с туловищем из цветного, красного, желтого и синего, кирпича. Ноги и вознесенные кверху руки были сделаны из прозрачного пластика на стальном каркасе, по ним проходили лестницы, эскалаторы и плавно изгибающиеся пандусы, из прямоугольного рта вылетали время от времени клубы белого дыма. И все это - на фоне серого, гнетущего неба.
     - "Тецудзин-билдинг", - сказал Масахико, не поднимая глаз от рябящего цветными закорючками дисплея. - Нам не туда.
     - А что это такое?
     - Осакский институт механических игрушек. А этот твой клуб там.
     Он указал