заскользил  вперед,
ушибаясь о неровности, цепляясь одеждой, царапая кожу, пока не  очутился  на
той стороне - весь багровый, едва дыша, но - на той. Множество рук  ухватило
его и  буквально  подняло  в  дожидавшийся  электрокар,  который  немедленно
рванулся вперед. Гас с трудом успел  освободиться  от  веревки,  а  они  уже
остановились; он прыгнул в подъемник. Тот, едва приняв пассажира,  с  лязгом
пошел по шахте вверх - и очутился под дневным небом Грэнд-бэнкс, еще  полным
солнечного света, но мутным и обещавшим дождь. Окончательно запыхавшись, как
и сопровождавшие его служащие, на ходу счищающие с него грязь, он побежал  к
странному механизму, ждавшему его прибытия.
   Одно дело собирать сведения, читая  описания  и  разглядывая  фотографии,
обманывать себя, будто можно иметь  представление  о  предмете,  никогда  не
видев его воочию, и совсем другое - увидеть этот предмет во всей его полноте
и осознать, что между первым и вторым  -  пропасть.  Гас  читал  достаточно,
чтобы пребывать в убеждении, будто знает, что  такое  геликоптер;  внезапное
осознание своей ошибки заставило его вздрогнуть и почти потерять  равновесие
на бегу. Тогда он перешел на быстрый шаг - и приблизился к громадной  машине
с видом, выражавшим нечто большее, чем просто благоговение.
   Во-первых, машина была много больше,  чем  он  воображал,  -  размером  с
двухэтажный  лондонский  омнибус,  поставленный  на  попа.  Яйцевидный  или,
точнее,  столь  же  овальный,  сколь  любое  произведение  куриной   натуры,
установленный широким концом вниз, в то время как  узкий  возносился  высоко
вверх, он, казалось, на корточках сидел на своих  трех  искривленных  лапах,
высунутых сейчас из туловища, но в полете способных  убираться  в  хитроумно
придуманные ниши по сторонам корпуса. Верхняя треть яйца была прозрачной,  а
на самой макушке стеклянного купола высовывалась  вверх  метропическая  ось,
несущая два широких четырехлопастных винта, расположенных один над другим  и
разделенных вздутием на оси. У Гаса было лишь мгновение, чтобы  впитать  все
эти детали, - дверца  в  куполе  резко  открылась,  и  веревочная  лестница,
раскачиваясь,  шлепнулась  к  его  ногам;  в  отверстие  просунулась  голова
человека, который ободряюще произнес:
   - Если вы сядете ко мне, сэр, то мы взлетим.
   И загудел себе под  нос  веселую  песенку  с  тем  особым  произношением,
которое сразу наводило на мысль  о  Марионете  или  Кэрнарвоне  . И поэтому, когда
Гас поднялся на уровень дверцы, он вовсе не удивился, увидев темные волосы и
светлую форму офицера Королевских  ВВС;  пилот  представился  как  лейтенант
Джонс.
   - Сюда, сэр. Вот пристежные ремни, сэр. Еще не  закончив  фразу,  еще  до
того даже, как Гас успел усесться во второе кресло  этой  небольшой  кабины,
Джонс запорхал пальцами над пультом, запуская громадный летательный аппарат.
Где-то под ногами возник свистящий рокот; быстро нарастая, он превратился  в
басовитый глухой рев, и тогда длиннолопастные винты очнулись и завращались в
противоположных направлениях. Вскоре они стали не  более  чем  двумя  тускло
мерцающими дисками, и, по мере  того  как  они  все  стремительнее  молотили
воздух, геликоптер начал  подрагивать,  потом  затрясся,  как  просыпающийся
зверь, а затем прыгнул вверх. Нажатием кнопки Джонс убрал  опорные  лапы,  а
крохотный искусственный островок тем временем проваливался вниз,  таял  -  и
вскоре, куда ни падал взгляд, был один только океан.
   - Вы сами инженер, капитан Вашингтон, и вы по достоинству можете  оценить
такую машину,  как  эта.  Наша  турбина  развивает  мощность  в  две  тысячи
лошадиных сил, и все идет на эти два противонаправленных ротора, так что  мы
можем давать скорость до двухсот семнадцати миль  в  час.  Ориентируемся  по
радиомаякам. Как раз сейчас мы зацепились за сигнал  из  Гандера,  и  теперь
все, что от меня требуется, -  это  держать  вот  эту  стрелку  вот  в  этом
положении, тогда мы прямо попадем на место.
   - А горючее?
   - Сжиженный бутан. Очень калорийное.
   - Да, верно.
   Через несколько минут показалось побережье  острова  Ньюфаундленд;  город
Сент-Джонс плавно проплыл под ними. Их путь лежал вдоль берега, над бахромой
бесчисленных заливов. Джонс взглянул на открывавшийся внизу вид, затем снова
на пульт, и его рука потянулась к переключателю.
   - Первый бак почти что выгорел, я переключаюсь на второй.
   Он тронул переключатель - турбина прерывисто загрохотала и умолкла.
   - Ну, я смотрю, тут что-то не так, - сказал Джонс, слегка нахмурившись. -
Но вы не беспокойтесь. Я могу переключиться на бак три.
   Что он и сделал, и тем не менее двигатель остался безмолвным.
   Они начали падать.
   - Ну, ну, бак четыре!
   Но и тот держал машину в полете не лучше, чем предыдущие.
   - Нет, мы не можем разбиться! Ба! Как ветряк спланируем и приземлимся!
   - Приводнимся, - сказал Гас, указывая на океан.
   - Верное замечание. Но в первом баке осталось достаточно горючего,  чтобы
дотянуть до берега.
   Летчика явно приободрили его же  собственные  слова,  действительно,  они
оказались первым правильным предсказанием, сделанным им за последнее  время;
стоило ему переключиться на первый бак, турбина сразу оживленно  взревела  и
геликоптер упруго пошел вверх. Изменив курс на кратчайший до  берега,  Джонс
легонько пощелкал по циферблатам над переключателями, потом покачал головой.
   - Показывают, что все баки полны. Не понимаю.
   - Могу я просить вас связаться по радио с базой в Гандере  и  сообщить  о
нашем положении?
   - Это была бы прекрасная мысль, сэр, если бы я  мог.  Нет  у  нас  радио.
Экспериментальный аппарат, знаете ли.  Но  вон  там,  по  ту  сторону  поля,
уверен, - ферма, наверное, там есть телефон. Мы установим связь.
   Словно бросая вызов  его  словам,  турбина  закашлялась  и  остановилась,
поступательный полет сменился плавным  снижением.  Джонс  проворно  выпустил
опорные лапы, и едва они успели  выйти  из  пазов,  аппарат  коснулся  земли
посреди вспаханного поля. Пилот, не мешкая,  открыл  люк  в  полу  кабины  и
нырнул в лабиринт механизмов нижнего отсека.
   -  Очень  интересно,  -  сказал  он,   постукивая   гаечным   ключом   по
цилиндрическим бакам под собой. - Они пустые. Все.
   - Действительно интересно, и я сообщу о нашем интересном положении,  если
обнаружу на ферме телефон.
   Рукоятку дверцы найти было  легко.  Гас  открыл  дверцу,  сбросил  наружу
веревочную лестницу и начал спускаться по ней едва ли не раньше, чем  нижний
конец ее коснулся земли. Быстрым шагом Гас пошел поперек поля, срезая угол в
направлении группы деревьев, за которыми пряталась ферма, потом  побежал  по
жнивью изо всех сил, но мысли его бежали еще быстрее - мысли о тех  немногих
часах, остающихся до лондонского  поезда,  о  том,  что  часы  эти  тают,  и
темнеющее небо было страшным тому подтверждением. В десять пополуночи  поезд
уйдет, а он бегает здесь, на другой  стороне  Атлантики,  вечером  накануне,
хотя бег - не лучший  способ,  чтобы  пересекать  океаны.  Впервые  он  ясно
почувствовал,  что  может  не  успеть,  что  все  усилия   могут   оказаться
напрасными, но все равно бежал. "Оставить борьбу" - таких слов он не знал.
   Проселочная  дорога,  деревянная  изгородь,  и  наконец  деревья   нехотя
расступились, открыв взору деревянный фермерский домик.  Дверь  закрыта,  ни
души, ставни опущены. Брошена? Не может быть!  Он  громко  молотил  в  дверь
кулаком, снова и снова, и уже совсем  было  потерял  надежду,  когда  внутри
лязгнул засов и приоткрылась щель, в которой показался недоверчивый глаз  на
еще более недоверчивом лице, упакованном в  окладистую,  поседелую  и,  если
можно назвать бороду недоверчивой, чрезвычайно недоверчивую бороду.
   - Чего? - подозрительно пробурчал недоверчивый голос. И все.
   - Меня зовут Вашингтон, сэр, и я в беде. Мой летательный аппарат совершил
на вашем поле вынужденную посадку, и мне крайне  необходимо  воспользоваться
вашим телефоном. Вы получите компенсацию.
   - Нет тут телефона. - Дверь закрылась куда быстрее, чем открывалась.
   Вашингтон тут же принялся дубасить в нее; наконец она неохотно  открылась
во второй раз.
   - Может быть, вы укажете мне дорогу к соседу, у которого...
   - Нет тут соседей.
   - Или к городу, в котором...
   - Нет тут городов.
   - В таком случае, может, вы позволите мне войти в  дом,  чтобы  обсудить,
где  я  могу  найти  телефон?!  -  гаркнул  Вашингтон  голосом,   привыкшим,
перекрывая грохот работ, отдавать приказы.
   Где не помогли хорошие манеры, помогла неприкрытая команда - дверь,  хоть
и с прежней неохотой, растворилась шире, и Гас  вслед  за  хозяином  затопал
внутрь. Они вошли в скромную кухню, освещенную тлеющими  желтыми  огнями,  и
Вашингтон принялся ходить по ней взад и вперед, крепко сцепив руки за спиной
и пытаясь с помощью упрямого дикаря определить, какой  будет  его  следующий
шаг. Добрых пять минут ушло  на  то,  чтобы  выпытать  тщательно  скрываемую
информацию: в разумный промежуток времени ничего сделать  нельзя.  Ближайший
город?  Очень  далеко.  Соседи?  Не  существуют.  Самый  быстрый  транспорт?
Гужевой.
   - Значит, ничего не выйдет. Я  пропал.  С  этими  грустными  словами  Гас
крепко ударил кулаком в ладонь, а затем поднес руку с часами к лампе,  чтобы
узнать время. Шесть вечера. Ему вот-вот нужно быть на авиабазе,  садиться  в
реактивный "Супер-Веллингтон" и лететь  в  Англию,  а  не  торчать  на  этой
доисторической кухне. Сейчас шесть, одиннадцать вечера - в Лондоне, и  поезд
отходит в девять утра. Огонь затрепетал вновь; Гас медленно поднял взгляд на
абажур, на прозрачный шар с яркой и горячей калильной сеткой внутри.
   - Что.., это.., за свет? - спросил он, боясь поверить.
   - Газ, - неохотно ответил хозяин.
   - Какой газ?
   - В баке. Грузовик приходит и заряжает. Луч  надежды  зажегся  у  Гаса  в
глазах, когда он повернулся к хозяину снова.
   - Пропан? Может это быть пропан? Слышали ли вы это слово, сэр?
   Сам не свой от нежелания говорить хоть что-то определенное, фермер все же
вынужден был признать:
   - Что-то вроде.
   - Это он, потому что пропан  -  единственный  применимый  на  севере  вид
сжиженного  газа,  бутан  при  низких  температурах   не   испаряется.   Это
обнадеживает... Я хочу приобрести этот  бак  и  арендовать  вашу  повозку  с
лошадью, чтобы перевезти его ко мне. Что вы на это скажете, сэр?
   - Нет.
   - Я заплачу вам сто долларов.
   - Ну и что?
   - Я заплачу двести.
   - Дайте глянуть.
   Гас немедленно вынул бумажник; банкноты  шлепнулись  на  стол.  Голова  и
борода качнулись с совершеннейшей определенностью: нет.
   -  Колониальные  бумажки.  Я  такие  не  беру.  Канадские  зеленухи   или
стерлинги, выбирайте..
   - У меня нет ни тех ни других.
   - Ну и не продам.
   Гас не собирался ни  уступать,  ни  капитулировать  перед  этим  замшелым
хлеборобом; человек, который покорил океан, не мог  признать,  что  потерпел
поражение от мирного аборигена пашен.
   - Тогда давайте меняться.
   - Чо даете?
   - Вот это. - Одним движением Гас отстегнул с руки  часы  и  со  значением
поводил ими перед лицом собеседника. - Стоят двести тридцать семь  долларов,
водонепроницаемые, четыре стрелки, семь кнопок...
   - Беру часы.
   - ..противоударные,  самозаводящиеся,  показывают  день  недели  и  число
месяца,  отбивают  время,  если  вот  эту  кнопочку  нажать,   -   крохотный
колокольчик прозвонил шесть раз, - имеется микрорадио, постоянно настроенное
на государственную синоптическую станцию, которая даст прогноз, если вот эту
кнопочку нажать...
   - "...малым  аппаратам  запретительное  предупреждение  -  снег  и  ветер
штормовой силы..."
   Гас будто и не слышал сводку. Стоял в тишине, протягивая обладающие такой
массой  полезных  достоинств  часы,  пока  узловатая  натруженная  рука   не
поднялась с величайшей нерешительностью  и  не  коснулась  их,  благоговейно
трепеща.
   - Вот это сделка!
   Потом был грубый надсадный труд, который несколько заглушил боль и ярость
от бессильного ожидания, - борьба с тяжелым  баком  при  свете  керосинового
фонаря,  погрузка  на  телегу;  потом  запрягали  упрямую  скотину,   как-то
выбрались на дорогу, дальше  что  было  сил  толкали  свое  хозяйство  через
вспаханное поле к  ярко  освещенному  геликоптеру,  где  поджидавший  Джонс,
стоило его окликнуть, сразу высунул голову из открытого люка.
   - Нашел неисправность, сэр. Все очень странно, ведь я сам заполнял  баки.
Теперь они пусты, а индикаторы каким-то образом поломались  так,  что  могут
показывать только предельное заполнение. Это может быть лишь...
   - Диверсия. Но у меня тут есть кое-что взамен.  Пропан  -  возможно,  его
хватит до базы в Гандере.
   Было делом нескольких секунд открыть крышки моторного отсека  и  обнажить
громоздкие топливные баки геликоптера. Джонс, плюнув на  ладони,  взялся  за
ящик с инструментами.
   - Нам придется вытащить их, потому что перелить горючее невозможно.  Если
вы возьметесь за верхнюю гарнитуру, я возьму на себя зажимы внизу,  и  тогда
мы его снимем быстрее, чем вы успеете сказать "Рослланэргч-ругог".
   Работали споро; металл звенел о металл, и кроме этого не было иных звуков
- разве лишь редкие приглушенные ругательства, когда гаечный ключ срывался и
в кровь сдирал кожу с костяшек пальцев.  Наконец  баки  были  освобождены  и
вывалены на землю, после  чего,  надсаживаясь  еще  пуще,  они  взгромоздили
привезенный Вашингтоном бак на освободившееся место.
   - Грузовик вернет вам бак и заберет эти, - сказал Джонс и получил в ответ
неохотный кивок.
   Новый бак  пришлось  закрепить  ремнями.  Потом  возникли  сложности  при
присоединении фитинга к его клапану. Но в течение часа работа была  сделана,
последние гайки затянуты, металлические крышки возвращены на места. Пока шла
работа, ветер усилился, а скоро и первые хлопья  снега  замелькали  в  лучах
фонаря. Гас заметил их, но смолчал; пилот работал  так  быстро,  как  только
мог, но Гас все же кинул взгляд на свое запястье, и лишь тогда вспомнил, что
часов уже нет.  Наверняка  еще  было  время.  По  слухам,  новый  реактивный
"Веллингтон" мог дать более 600 миль в час. Должно  быть  еще  время.  Затем
работа  и  впрямь  закончилась,  последние  задвижки  задвинуты,   последняя
проверка  проведена.  Они  поднялись  по  лестнице,  свернули  ее;   щелкнул
переключатель, и громадная машина задрожала и заревела, вновь возвращаясь  к
жизни. Джонс зажег посадочные огни, и в их мощном сиянии  стало  видно,  что
снег повалил гуще, что перепуганная лошадь лягает копытами повозку, потом  в
панике пропадает с глаз, что  фермер  гонится  за  ней  с  криком;  а  винты
вращались - быстрее, быстрее, пока геликоптер не рванулся  вверх,  прочь,  в
ослепляющий шторм.
   - Приборы в порядке, - сказал Джонс со спокойной  уверенностью.  -  Здесь
нет ничего выше пятисот футов, ровное поле и мы, так что я буду держаться на
тысяче,  незачем  попусту  жечь  горючее,  залезая  выше.  Идти   по   лучу,
посматривать на альтиметр - и с этим все.
   С этим было не все, ибо погода ухудшалась с каждой  минутой  и  с  каждой
милей, пока наконец ураган не закрутил огромную тушу геликоптера, как  сухой
лист.  Только  мастерство  и  молниеносная  реакция  пилота   позволяли   им
выдерживать  курс;  несмотря  на  внешнее  спокойствие   Джонса,   промокший
воротничок рубашки неопровержимо свидетельствовал, что  работа  была  не  из
легких. Гас молчал, плотно держась за подлокотники кресла,  глядя  на  вихри
снега, крутящиеся в золотых конусах  света  фар,  и  старался  не  думать  о
минутах, которые улетали так быстро. Время еще было, время должно было быть.
   - Посмотрите, посмотрите-ка сюда! -  радостно  крикнул  Джонс  и,  улучив
момент, показал на шкалу радиомаяка; стрелка кружилась, будто обезумев.
   - Сломан!
   - Вовсе нет! Это значит  только,  что  мы  над  маяком,  над  аэродромом.
Держитесь крепче, я иду вниз.
   И он действительно пошел вниз -  камнем  к  невидимой  земле;  а  стрелка
альтиметра моталась из стороны в сторону, и снег валил стеной.
   - Вы что-нибудь видите, капитан?
   - Снег, только снег и тьма.., стоп.., момент..,  есть!  По  левому  борту
какие-то огни, и еще.., больше.., под нами!
   - Гандер! Ребята пришли нам на помощь - и очень вовремя.  Сидите  крепче,
сейчас не лучшая погода для маневрирования.
   И все же он сманеврировал. Падение, стремительная  работа  с  рычагами  и
дросселем, которая не  дала  им  упасть,  медленное  снижение,  затем  снова
падение - и дребезжащий, глухой удар; они приземлились, и  двигатель  замер,
когда дроссель наконец был полностью закрыт.
   - Я никогда не забуду того, что вы сделали, Джонс,  -  сказал  Вашингтон,
горячо пожимая руку пилоту.
   - Обычная служба в ВВС, капитан. Рад был встретиться с  вами.  Теперь  вы
победите.
   Победит  ли?  После  короткой  пробежки  сквозь  буран  в  тихую   гавань
отапливаемого помещения и поспешного знакомства с офицерами Вашингтон ощутил
общую неловкость; люди избегали смотреть ему в глаза.
   - Что-то не так? - спросил он командира авиабазы.
   - Боюсь, что да, сэр. Я сомневался бы  по  поводу  возможности  взлета  в
такой ураган, но это, в принципе, возможно, и взлетную полосу  сейчас  можно
очистить от снега, тут нет проблем. Но дело в том, что  ветер  -  а  он  при
порывах достигает сотни миль в час - подбросил "Веллингтон" и  повредил  его
шасси. Ремонт ведется, но не думаю, что он будет закончен до  полуночи,  это
самое раннее. И мы все-таки успели бы в Лондон в срок, но,  если  ураган  не
ослабеет, - а метеорологи говорят, что нет, - ко времени завершения  ремонта
взлетная полоса будет совершенно забита снегом. Таковы обстоятельства,  сэр,
и я от всей души прошу у вас прощения.
   Гас что-то говорил в ответ - сам не зная что; потом с благодарностью взял
предложенную ему кружку дымящегося  чая.  Он  заглянул  в  нее  -  и  увидел
крушение, и испил бездну  отчаяния.  Летчики  чувствовали  его  состояние  и
старались занять себя хоть чем-нибудь, чтобы оставить Вашингтона  наедине  с
собой. Это был страшный  удар!  Так  близка  была  победа,  так  много  было
затрачено усилий,  так  много  препятствий  преодолено  -  и  быть  вот  так
остановленным в самый последний миг!  Стихии  помешали  ему  там,  где  даже
диверсии не смогли. Горькие мысли охватили  Вашингтона;  он  словно  впал  в
забытье,  и  офицер,  который  вот  уже  несколько  минут  стоял  перед  ним
навытяжку, оставался им не замеченным. Вашингтон  поднял  лицо,  на  котором
поражение оттиснуло свою, казалось, неизгладимую печать, и,  увидев  наконец
ждущего человека, овладел собой; теперь его чувства не были видны никому.
   - Я Кларк, сэр, капитан Кларк. Простите, что вторгаюсь, но  у  меня  есть
кое-что.., что может рассматриваться как предложение.
   Он был худощавый, чуть лысоватый, носил очки в золотой оправе  и  казался
очень чистосердечным. Его речь еще хранила мягкость и  раскатистое  "р"  его
девонширской юности, но сейчас в нем не было ничего от провинциала.
   - Пожалуйста, говорите, капитан Кларк.
   Сейчас любое предложение как нельзя кстати.
   - Если бы я мог показать, было бы проще. Не хотите ли пойти со мной?
   Через несколько крытых переходов они прошли в другой корпус; снег и ветер
не залетали сюда, и свободный проход был возможен в любую погоду. Теперь они
оказались в чем-то вроде лаборатории с массой проводов и электроприборов  на
подставках,  но  главенствовал  здесь  огромный  аппарат  в  темном  кожухе,
громоздившийся вдоль одной из  стен.  Через  стеклянные  оконца  в  передней
панели,  изготовленной  из  красного  дерева,  виднелись  ходившие   ходуном
латунные шестерни и штоки. Кларк легонько похлопал полированное дерево, и  в
жесте его сквозила нескрываемая любовь.
   - Машина Брэббеджа ,  одна  из  наиболее  крупных   и   сложных,
существовавших когда-либо.
   - Она великолеп