один  коротенький  репортаж;  поэтому  были  сделаны   специальные
приготовления для снятия с поезда в Пензансе репортерской добычи. Гигантский
брезентовый мешок с броской наклейкой  "Пресса"  стремительно  был  заполнен
отчетами  и  репортажами,  жестянку  с  кинопленкой  уложили   сверху.   Был
предпринят и ряд других остроумных мер, так что газетчики  разошлись,  чтобы
продолжить работу.
   Скоростные автомобили с флажками определенных цветов дожидались в заранее
оговоренных местах в  полной  готовности  подобрать  сброшенные  контейнеры;
какой-то мотоциклист на гоночном мотоцикле целый участок дороги мчался бок о
бок с поездом - пассажиры видели,  как  он  закончил  свою  гонку  в  пруду,
продолжая сжимать кольцо схваченного им тюка; и не один оборудованный  сетью
быстроходный катер дожидался в водах, которые поезду предстояло пересечь.
   Освободившись на какое-то время от  интервьюеров,  Гас  добрался-таки  до
купе  с  отведенным  ему  местом  и  там  принял  поздравления  от  соседей,
сдобренные очередным бокалом шампанского. Но тут ему удалось  отделаться  от
внимания публики - поезд замедлил ход, проезжая Пензанс,  где  многотысячные
толпы ожидающих приветствовали его буйными криками,  размахивая  британскими
флагами с таким воодушевлением, что  те  напоминали  мечущихся  ярких  птиц.
Мешок "Пресса" сбросили на платформу, и поезд, вновь набирая  ход,  помчался
через город к черной пасти  туннеля,  мимо  подъездных  путей,  на  которых,
пропуская его, стояли битком набитые людьми другие поезда - и люди  все  как
один провожали взглядами этот праздничный  пробег.  Все  быстрее  и  быстрее
летел "Корнуоллец", чтобы  наконец  с  ревом  нырнуть  в  темное  отверстие;
женщины  возбужденно  завизжали,   когда   внезапно   настала   ночь.   Гас,
неоднократно бывавший  в  туннеле,  закрыл  глаза,  едва  они  расстались  с
поверхностью,  и  к  тому  времени,  когда  все  пресытились   удовольствием
вглядываться туда, где смотреть было совершенно не на что, и отодвинулись от
окон, он сладко и шумно  спал.  Понимая,  как  он  устал  после  только  что
завершенного вояжа, все понизили голоса, так что он  спал  сном  праведника;
его разбудили, лишь когда поступило сообщение, что до прибытия к Отметке 200
осталось десять минут.
   Волнение переполняло путешественников, заставляя  их  трепетать  как  под
ударами электрического тока; даже самые  скептичные  и  приземленные  натуры
были охвачены им - напряженно вглядываясь в темноту, вставая и вновь садясь,
они, как и все остальные, обнаруживали тот самый восторг, над которым обычно
посмеивались. Все медленнее двигался гигантский поезд, пока  где-то  впереди
не появился тусклый свет  -  и  вот,  пугающе  внезапно,  ударило  сверкание
солнца:  они  выехали  из  туннеля  наружу.  Через  пустое  депо,   неспешно
прогрохотав по стрелкам, поезд подполз к станции, где ожидавший его  оркестр
разразился милейшей мелодией "Туннель через глубины"; эта  песня  специально
была  заказана  сэру  Брюсу  Монтгомери  к  сегодняшнему  событию  и  сейчас
исполнялась впервые.  Широкой,  чистой  и  просторной  была  эта  станция  и
казалась безжизненной, пока пассажиры не высыпали из поезда, охая и ахая  по
поводу всего, на что ни падал их взгляд. Высокий потолок станции был целиком
смонтирован из больших стеклянных панелей, сквозь которые виднелось  голубое
небо и парящие чайки. Потолок удерживали стальные  колонны,  покрытые  белой
эмалью и украшенные на сочленениях и капителях стальными изображениями  рыб,
кальмаров и китов, хитроумно вплавленными в тело самих опор. Эти фигуры были
исполнены в голубом;  сочетание  белого  и  голубого  соблюдалось  по  всему
громадному  помещению  станции,  придавая   ей   воздушность   и   легкость,
неожиданные при ее громадных размерах.
   Пассажиры почтительно отступили, освобождая место  для  красной  ковровой
дорожки; принесенный ковер расстелили - и с поезда, в окружении свиты, сошла
королева. Фотографы заполыхали вспышками своих аппаратов; когда они  отошли,
их сменили другие.
   Никто, сколь бы он ни был суров в поведении,  сколь  бы  ни  скупился  на
проявления чувств, не мог не испытать замешательства  и  не  задохнуться  от
восторга,  выходя  из  здания   станции   между   алебастровыми   колоннами,
поддерживающими портик. Ибо  здесь  открывался  вид,  от  которого  поистине
перехватывало дыхание, вид, подобного которому  еще  не  знал  мир.  Широкая
белая  лестница  сбегала  к  променаду,  который   переливался   и   сверкал
многоцветной роскошью мозаичного покрытия; дуги, волны,  извивающиеся  ленты
самых разных оттенков несколько напоминали променад над заливом  Копакабана,
который, несомненно, оказал немалое влияние на дизайн  Отметки  200.  Дальше
расстилались поросшие самой нарядной, самой зеленой травой  холмистые  луга,
полого спускавшиеся к темной синеве океана, которую сейчас  слегка  нарушали
накатывавшие на берег невысокие пенные волны. Никакой мусор, никакие отбросы
не оскверняли чистоты океана в такой дали от берегов, ни малейших  признаков
земли не было видно до самого горизонта; куда ни глянь -  только  белокрылые
яхты легко скользили по поверхности вод, скрадывая чувство  пустоты.  Стоило
одному из посетителей спуститься по ступеням, как многие пожелали сделать то
же, ведь променад шел по всему берегу  нового  острова,  и  с  каждым  шагом
взгляду открывались новые и новые невероятные картины.
   Во-первых, огромный отель, вытянувший длинные боковые  крылья  в  кипящий
цветами сад и поднявший две симметричные башни с голубыми куполами высоко  в
небо. На  террасе  перед  отелем  оркестр  наигрывал  танцевальные  мелодии,
заманивая проезжающих к накрытым  столам,  где  одетые  в  черное  официанты
стояли, готовые подать чай. И здесь,  и  на  променаде  все  было  пропитано
атмосферой праздника, праздника, который затаил  дыхание,  сложил  крылья  и
ждет. Все было приготовлено загодя, но никогда еще  не  использовалось  -  и
доставленное сюда морем, и созданное на месте ожидало,  полное  веры  в  то,
что, стоит туннелю  открыться,  гости  повалят  на  этот  праздник  гурьбой.
Рестораны и танцевальные залы, скрытые за  нарядными  заведениями  тропинки,
ведущие к потешным ярмаркам, к каруселям, к колесам обозрения, к кегельбанам
и публичным домам; любому что-то  да  приглянется.  Еще  дальше  открывались
гостеприимно  сверкающие  белопесчаные  пляжи;  вскоре  появились  и  первые
купальщики, нерешительно  пробующие  воду  и  затем  с  радостно-изумленными
восклицаниями бросающиеся в нее, - здесь,  посреди  Гольфстрима,  вода  была
такой теплой и приятной для тела, какой она никогда не бывает в Брайтоне или
Блэкпуле. За пляжами возвышались башни и замки Батлинова лагеря отдыха  200,
нетерпеливо ждущего всех, кто заказал билеты; громкоговорители уже  зазывали
первых прибывших на пьянящие удовольствия совместных забав. И  еще,  и  еще,
пока взгляд не пресыщался разнообразием красок и развлечений. Дальше, уже на
другой стороне острова, в берег далеко вдавалась маленькая  закрытая  бухта,
здесь располагался яхт-клуб, и публика веселилась вовсю, лодки уже толкались
на воде  в  этот  знаменательный  день,  а  еще  дальше,  возле  увенчанного
деревьями холма, променад  кончался,  упираясь  в  открытый  амфитеатр,  где
вот-вот должна быть разыграна греческая пьеса  -  идеальная  постановка  для
столь пасторального  окружения.  Все  радовало  глаз,  но  так  это  и  было
спланировано, ведь холм закрывал другую часть острова,  с  парком  машин,  с
ветками  железнодорожных  путей,  с  коммерческими  доками.  Отметка  200  и
Трансатлантический туннель предназначались  для  великих  дел,  и  вкладчики
слетелись сюда, к предлагаемым здесь великим  соблазнам.  Это  поистине  был
чудесный день.
   Вашингтон наслаждался прогулкой и разноцветной суматохой вокруг  -  точно
так же, как владелец магазина из Хоува  или  лорд,  покинувший  свой  замок,
неторопливо вышагивавшие по променаду среди столь причудливых видов. В конце
концов он устал и направился к большому  отелю  "Трансатлантик-тауэрс",  где
для него был забронирован  номер.  Его  чемодан,  отправленный  заранее  еще
несколько недель назад, был открыт, вещи  распакованы,  а  стол  ломился  от
цветов и поздравительных телеграмм. Он прочитал  несколько  -  и  отложил  в
сторону,  чувствуя  некоторую  расслабленность  после  яростного  напряжения
последних часов; отхлебнув шампанского из бутылки, заботливо предусмотренной
устроителями, он прошел в ванную. Вскоре, освеженный и  приободрившийся,  он
оделся в тропический костюм из легчайшего шелка, более подходящий к здешнему
климату, нежели его прежний, твидовый, и как раз когда он повязывал галстук,
зазвонил телефон. Вынув его из выдвижного ящика стола, Гас положил  микрофон
перед собою, динамик прижал к уху и щелкнул маленьким переключателем,  давая
контакт. Знакомый голос Дригга, секретаря  лорда  Корнуоллиса,  поздравив  с
успешным исходом путешествия, передал приглашение маркиза  присоединиться  к
его отдыхающей на террасе компании в любое удобное для Вашингтона время.
   - Я скоро буду, - ответил Гас и тем же переключателем дал отбой;  вставив
цветок в  петлицу  и  допив  оставшееся  шампанское,  он  счел,  что  вполне
подготовился к нежданной встрече.
   Это была маленькая группка элиты, собравшаяся на укрытом от чужих глаз  и
ушей балконе, нависшем над морем;  она  принимала  послеобеденные  солнечные
ванны и блаженствовала под нежным бризом.  Буфет,  словно  шеренгами  солдат
уставленный шеренгами бутылок, - судя по численности, их тут было не  меньше
полка - позволял пить что душе угодно, не  прибегая  к  услугам  официантов,
которые нарушали бы уединение. Если же внезапное чувство голода  потревожило
бы кого-нибудь из собравшихся, к его услугам была громадная стеклянная  чаша
белужьей икры с колотым льдом.  Над  буфетом  исполненной  величия  картиной
висела подробная карта Северной  Атлантики  с  маршрутом  будущего  туннеля,
прочерченным на ней от руки; временами то один, то другой из  присутствующих
кидал на нее взгляд, и это воодушевляющее зрелище, как правило, вызывало  на
его лице улыбку. Сэр Айсэмбард Брэсси-Бранел сидел в распахнутом пиджаке,  в
наполовину расстегнутом жилете, что было для  него  из  ряда  вон  выходящим
смягчением требований к своему облику; время от времени  он  с  наслаждением
вдыхал  приносимые  бризом  ароматы  и  маленькими  глоточками   прихлебывал
грушевый сидр "Перрье".  Сидевший  напротив  него  лорд  Корнуоллис  отдыхал
посредством чуть более  укрепляющего  напитка  -  семизвездочного  "Хэнесси"
невообразимой выдержки, деля свое внимание  между  ним  и  ямайской  сигарой
впечатляющей длины и не менее впечатляющей толщины, оставлявшей  белоснежный
пепел. Сэр Уинтроп Рокфеллер счел час слишком ранним для столь  спиртоносных
напитков и поэтому просто прихлебывал из бокала кларет,  бутылка  с  которым
стояла от него чуть сзади, но тем не менее всегда под рукой. Все трое мужчин
были совершенно спокойны и почти целиком отдались легкой беседе, наслаждаясь
отдыхом после хорошо сделанной работы  перед  тем,  как  обратить  всю  свою
энергию на следующую часть этой работы, ожидающую их впереди. Поскольку  все
известия были благоприятными, им  не  приходилось  анализировать  какие-либо
просчеты - это воистину был замечательный день.
   Когда Огастин Вашингтон появился на балконе, все они одновременно встали,
и  рукопожатия,  которыми  они  с  ним  обменялись,  были  знаком   обоюдной
признательности.  Они  поздравляли   молодого   инженера   с   благополучным
завершением его путешествия, внесшего столь драматическую  ноту  в  открытие
новой  эры  туннельных  сообщений;  он  же,  в  свою   очередь,   благодарил
финансистов за все, что они сделали, и старого инженера - за  его  труд,  за
его проект, благодаря которому, собственно  говоря,  строительство  и  стало
возможным. Сэр Айсэмбард кивком ответил  на  эту  дань  уважения,  прекрасно
отдавая себе отчет в том, какая именно доля от  этой  дани  принадлежит  ему
действительно по праву, и, когда все расселись и Гас принял от сэра Уинтропа
бокал вина из его бутылки, собрался с мыслями, чтобы поговорить на  тему,  о
которой давно размышлял.
   - Вашингтон, мы достаточно давно отдалились друг от  друга.  Наши  личные
разногласия не помешали нам делать  все,  на  что  мы  способны,  для  блага
компании, но теперь я чувствую, что с той поры утекло много  воды  и  пришло
время оставить прошлое  в  прошлом.  Присутствующий  здесь  Рокфеллер  вновь
является  председателем  американского  правления,  и  я   хочу   при   этих
джентльменах заявить, что вы проделали блестящую  работу  в  качестве  главы
американской части проекта.
   Пригубив из бокала, он на несколько  мгновений  прервался  -  два  других
джентльмена успели с воодушевлением крикнуть:
   "Да!", "Так!" - а затем продолжил:
   - Когда я не прав, я признаю это с готовностью. И теперь я  признаю,  что
технология  затопления  заранее  сформованных  туннельных  секций  надежней,
нежели принято считать, и, как вы это доказали,  действительно  обеспечивает
более высокую скорость  прокладки.  Она  была  использована  при  завершении
туннеля, по которому мы ехали сегодня,  -  это  лучшее  подтверждение  вашей
концепции. Я надеюсь, что в  будущем  мы  сможем  работать  в  более  тесном
контакте, и, в дополнение к вышесказанному, отныне  вы  в  моем  доме  снова
желанный гость.
   Последняя порция информации так поразила Гаса, что он привскочил было  со
своего стула, - затем опустился вновь, и легкая бледность покрыла его  лицо,
неопровержимо свидетельствуя о  том,  что  эта  нечаянная  уступка  правилам
хорошего тона взволновала все его существо куда более, нежели самые жестокие
опасности, пройденные им так недавно. Он,  однако,  выпил  немного  вина  и,
когда заговорил после этого, выглядел, как всегда, спокойным.
   - Я принимаю ваши слова и ваше приглашение с глубочайшей  благодарностью,
сэр, поскольку, как вы должны были бы знать, я до сих пор считаю вас ведущим
инженером и строителем нашего времени,  и  для  меня  всегда  было  счастьем
работать йод вашим руководством. Для меня будет также счастьем снова войти в
ваш дом. Ваша дочь, я полагаю...
   - С Айрис все в порядке, она сопровождает меня в этой поездке и, я думаю,
будет рада вам так же, как и я. Но вопросы подобного свойства  я  с  нею  не
обсуждаю. Теперь о другом. Хотя нынче успех нам сопутствует, завтрашний день
принесет, без сомнения, новые проблемы, и мы должны подготовиться к ним. Два
участка туннеля, которые мы завершили сейчас, весьма важны, и,  если  цифры,
те, что я видел, дают верный прогноз, они скоро начнут  окупать  себя  сами.
Отметка 200 быстро превратится в крупный  и  весьма  современный  порт,  где
направляемые в Англию грузы будут сгружаться с кораблей и транспортироваться
дальше  поездами  быстро  и  надежно,  без  использования   вспомогательного
транспорта в Ла-Манше и устарелого оборудования Лондонского порта. Я считаю,
что сегодня мы были свидетелями ее успеха и в другом качестве -  в  качестве
лечебного курорта и  места  отдыха.  На  другой  стороне  Атлантики  станция
Грэнд-бэнкс будет выполнять сходные функции, к  тому  же  рыболовецкие  суда
смогут выгружать там улов, чтобы ускорить перевозку свежей рыбы  в  колонии.
Все это, конечно, очень хорошо, но мы должны двигать дело дальше и оправдать
название   компании.   Мы   должны   пересечь   Атлантику.   Предварительные
исследования закончены, отчеты  представлены;  мы  должны  подытожить  их  и
перейти к делу.
   Последовали возгласы одобрения; он не один горел желанием увидеть великий
проект завершенным. Разумеется,  следующим  предметом  обсуждения  оказалось
финансирование,  и  председатели  расположенных  на  разных  берегах  океана
советов директоров, вставая, по очереди рассказывали о состоянии находящихся
в их распоряжении средств. В общем, получалось, что и там и там все здоровы,
как щенки бульдога. Происходившее в последние годы улучшение  экономического
положения,  причины  которого  без  труда  просматривались  в  деятельности,
связанной с туннелем, принесло значительные доходы  немалому  числу  лиц,  и
"горячие" деньги  ждут  теперь  не  дождутся,  чтобы  их  вложили.  То,  что
согласные кивки не составляли четырехугольника, не было  замечено  в  порыве
энтузиазма; казалось, ничто не стоит у компании  на  пути.  Но  Гас,  угрюмо
вертя в пальцах бокал, то коротко взглядывал на висевшую на стене карту,  то
опять начинал вглядываться в поверхность вина,  как  если  бы  некое  важное
открытие таилось  в  его  глубине.  Он  выглядел  как  человек,  ожесточенно
борющийся с самим собой, - да так  оно  и  было.  Сегодня  перед  ним  вновь
открылась дверь, которая в течение долгих лет была для него  заперта,  и  он
мог чувствовать лишь искреннюю признательность. Но то,  что  он  должен  был
сказать, могло скорее всего закрыть эту дверь снова - и все  же  он  не  мог
уйти, промолчав, ведь речь шла о научном факте, и  он  был  вынужден  о  нем
заявить. Так что сердце и рассудок бились сейчас в его  душе,  и,  сколь  бы
беззвучной  ни  была  эта  битва,  она  могла  оказаться  более  страшной  и
разрушительной, нежели любое  столкновение,  при  котором  летят  снаряды  и
рвутся бомбы. Решившись  наконец,  Гас  распрямил  спину,  осушил  бокал,  в
глубине  которого  пытался  только  что  разглядеть  свою  судьбу,  и   стал
дожидаться удобного случая заговорить. Случай не заставил  себя  ждать,  ибо
финансовые детали  скоро  были  оговорены,  и  на  первый  план  выдвинулось
обсуждение технической стороны дела. Гас получил слово и подошел к карте,  а
там своим твердым пальцем прочеркнул предполагаемый маршрут туннеля.
   - Джентльмены! Все вы понимаете, что самая долгая и самая  сложная  часть
работы сейчас у нас впереди. Сэр Айсэмбард предложил основной  тип  движения
по  туннелю,  и  исследования  подтвердили,  что  его   Гений   не   ошибся.
Вакуумированные каналы с линейной электрической тягой поднимут перевозки  на
качественно новый уровень.
   - Простите, что прерываю, - сказал Корнуоллис, - но я не  вполне  уверен,
что понимаю, как все это действует. Я буду глубоко вам признателен, если  вы
постараетесь объяснить это так, чтобы я смог ухватить вашу мысль. Хоть я и в
состоянии, как правило,  находить  дорогу  в  лабиринте  мировой  финансовой
системы, должен признаться, что голова моя пухнет, как  только  я  слышу  об
электронах и тому подобных вещах.
   - Ерунда, Чарльз. Я тебе сорок раз объяснял, как  действует  эта  чертова
штука, - сравнительно мягко вмешался сэр Айсэмбард. - Давайте разбираться  в
делах более насущных.
   - Пожалуйста, сначала разъяснение,  если  вы  не  против,  -  сказал  сэр
Уинтроп с оттенком благодарности в  голосе.  -  Счастлив,  что  оказался  не
одинок в своем невежестве, а оно вызывает у меня некоторую озабоченность. Не
сочтите за труд, Вашингтон.
   Сэр  Айсэмбард  поник,  ворча  что-то  по  поводу  возмутительной  потери
времени, и сделал безрассудно большой глоток  своего  напитка,  так  он  был
раздражен. Гас воспринял это как разрешение и начал объяснять.
   - Теории, на основе которых сделано это предложение,  весьма  сложны,  но
нет никакой нужды в них углубляться, поскольку основные выводы уяснить очень
легко.  Представьте  себе  туннель  в   виде,   если   угодно,   практически
бесконечной, абсолютно твердой и непрерывной, без всяких сочленений,  трубы.
В трубе воздух, его давление такое же, как в среднем у поверхности земли, то
есть что-то около пятнадцати фунтов на квадратный дюйм.  Этот  воздух  нужен
лишь для того, чтобы пассажирам в поездах было чем дышать; для пассажиров он
имеет большое значение, но для конструкции туннеля - никакого. Эти несколько
фунтов давления ничего не прибавляют к структурной способности стен  туннеля
противостоять колоссальному давлению океана сна