ся в свои анналы земного тела.
     Когда ты будешь сидеть бездыханно, от позвоночника, от копчика вокруг
тебя начнет  все  плавиться,  в  какой-то  нетерпеливой  истоме  страха  и
наслаждения, не обращай на это  внимания,  постарайся  получить  от  этого
удовольствие,  знай,  что  в  этот  момент  рвутся   все   привязки,   все
протуберанцы, щупальцы энергетических нападений, идут возвратные удары.




                            ЧАСТЬ ПЯТАЯ. СУЕТА


                               ДРУГ ДЕТСТВА

     - Надежда Михайловна... Мама, вам чаю принести? Вы будете  чай  пить,
Алексей Константинович? - заботливо спросила Наташа.
     - Наташенька, ты не беспокойся, - тут же отозвалась  мама,  -  иди  к
Сабинушке, я сама подам чай.
     - Ну что вы, мама, у вас гость.
     - Нет, нет, я сама, - встав с кресла, твердо и убедительно подытожила
свое заверение мама. - Этот гость не совсем обычный, гость моего  детства,
- улыбнулась она в сторону Алексея Константиновича.
     - Да уж, это точно, - немного застеснялся  Алексей  Константинович  и
приятно разулыбался.
     - Ну как хотите, друзьям виднее, - определилась Наташа и ушла в зал к
дочери.
     - Леш, тебе некрепкий сделать?
     - На твое усмотрение.
     - Хорошо, сейчас принесу.
     - Только, слышь, Надя, без сахара, хорошо?
     - Боже мой, а что так сурово?
     -  Сахарок  дело,  конечно,  неплохое...  но...  увы...   -   Алексей
Константинович пожал плечами и развел руки в стороны.
     - Диета?
     - Она самая.
     - Ты знаешь, один мой знакомый так говорит: "К черту все, если я сяду
на диету, то потом она сядет на меня".
     - Надь, я понимаю, ты философ,  рассуждать  -  твоя  профессия...  но
лучше за чаем.
     - Без сахара.
     - Как говорится, с точки зрения дифференциального подхода,  это  есть
суть, совершенно приемлемая для меня.
     - Все, иду.
     - В рассуждения?
     - За чаем, пародист, - сказала мама и вышла на кухню.
     Скоро она возвратилась  в  комнату  с  двумя  чашками  горячего  чая,
которые дымились на небольшом никелированном подносе у нее в руках.
     - Леш, поставь столик между кресел.
     И Алексей Константинович тут же выполнил это поручение.
     Вскоре они пили чай и разговаривали.
     - Послушай, Леша, ты знатный криминалист.
     - А ты хочешь в этом удостовериться?
     - А почему бы и нет? Вот скажешь, какого происхождения чай, поверю.
     - Так, - задумчиво произнес Алексей Константинович, отпив глоток  чая
из кружки, - сейчас определимся.... кажется...
     - А ты не выкручивайся, говори точно, не ожидай, что я тебе подскажу.
     - Индийский, -  коротко  выпалил  Алексей  Константинович  и  азартно
заглянул в мамины глаза.
     - Не-а, - расхохоталась она, - ни фига не угадал, - грузинский.
     - Ну ладно, этими мелочами  пусть  занимаются  студенты-криминалисты,
зато вот "Сказку о любви" сына твоего я, кажется, разгадал.
     - Да, сказка очень хорошая, она так неожиданна для меня.
     - Да нет, ты меня  не  поняла,  Надя,  -  серьезно  произнес  Алексей
Константинович.
     - Что значит "не поняла"?
     - Сказка действительно хорошая, но не в содержании дело.
     - Слушай, Алексей, заканчивай туманить, что ты имеешь в виду, я  тебе
дала ее просто почитать.
     - Хорошо, - сказал Алексей Константинович, взял стоявший возле кресла
свой дипломат, бегло  вскрыл  его  на  коленях,  извлек  оттуда  несколько
исписанных от руки листков бумаги и протянул их своей подруге,  -  вот,  -
определил он, - прочти.
     - Ну... и что... я  уже  читала,  -  проговорила  мама,  просматривая
листы.
     - Да нет, не сказку саму смотри, отлистни  последнюю  страницу,  -  и
мама выполнила предложенное, - прочти, каким числом датирована рукопись. -
И мама прочла дату написания.
     - Написано десять лет назад, ну и что?
     - Да ничего, сущий пустяк, эта сказка сфабрикована  не  более  месяца
назад, по крайней мере, переписана чьей-то рукой.
     - Ты шутишь, - насторожилась мама.
     - Можешь быть уверена, данные из экспертлаборатории.
     - Да ты что, Леша, в самом-то деле, почерк-то Сережин.
     - Ты уверена?
     - Абсолютно уверена.
     - Если хочешь, я смогу уточнить, действительно ли его  почерк,  хотя,
конечно, дело это ваше, семейное.
     - Тебе для этого нужен образец Сережиного почерка?
     - Да, что-нибудь из его записей от руки.
     - Хорошо, я тебе сейчас дам, но, право, ты  что-то  путаешь...  Леша,
если ты меня разыгрываешь, то поверь - это кощунственно.
     - Надежда... я сам в затруднении... но это так.
     Тогда, ничего не говоря, мама стала один за  другим  выдвигать  ящики
секретера  и  вскоре  извлекла  из  одного  из  них  папку-скоросшиватель,
освободила из него два листка бумаги и протянула их другу детства.
     - На, держи, только не говори пока ничего Наташе... Сумасшедший!



                            РАЗМЫШЛЕНИЯ ДУБИНИНА

     Во второй половине дня возле кинотеатра Лесного поселка  настороженно
скользнули тормоза милицейского мотоцикла с коляской.
     Участковый милиционер  капитан  Дубинин  вытащил  ключ  зажигания,  и
мотоциклетный мотор выстрелил еще раз в два ствола  глушителей  и,  словно
поперхнувшись газами, умолк.
     Дубинин расстегнул шлем, стащил его с головы, пригнулся, осматриваясь
по сторонам, и положил шлем на сиденье коляски, затем  натянул  на  спинку
сиденья дерматиновую накидку. Теперь  капитан  милиции  ловко  спрыгнул  с
мотоцикла и еще раз пристально огляделся по сторонам.
     - Здравствуйте, товарищ Дубинин! - восторженно, будто  отрапортовала,
сказала уборщица кинотеатра Марина Ивановна, которая только что  выглянула
из-за широкой входной металлической двери  кинотеатра  на  площадь,  чтобы
удостовериться, кто прибыл, но, узревши участкового,  она  обрадовалась  и
теперь выскочила, ловко придвинув за собой дверь, на ступеньки кинотеатра.
- Что новенького, Василий Васильевич? Никак дело новое заимели?
     Дубинин сурово посмотрел  на  Марину  Ивановну  и  на  секунду  бегло
оглянулся назад.
     - Что ты орешь... Ивановна, - осипшим шопотом проговорил он.
     - А что? - произнесла она тоже шепотом и  тоже  оглянулась  назад  на
кинотеатровскую дверь.
     - Иди сюда.
     Марину Ивановну будто подхватили с места, как молоденькая сбежала она
по ступенькам вниз на площадь и в одно мгновение оказалась возле Дубинина.
     - Так-так, - негромко сказала она. Оба -  и  милиционер,  и  уборщица
снова огляделись по сторонам.
     - Что новенького? - спросил Дубинин.
     - А где? - засуетилась Марина Ивановна.
     - У вас в коллективе.
     - А-а, поняла... Слушай сюда, надысь контролера три дня не было.
     - Ну и что? Пил, наверное.
     - Куда там. На работу пришел как стеклышко.
     - А ты почем знаешь?
     - Да как же мне не знать, я его рожу знаю, если после запою, а тут...
- Марина Ивановна призадумалась, - абсолютно, как гвоздик.
     - А жена его, контролерша, что говорит?
     - Клавка?.. Да она его сама обыскалась, а  как  явился,  молчат  оба.
Спрашиваю - где был, говорят - тебя не касается.
     - Ну ладно, это ты потихонечку разнюхай. Что еще?
     - А что еще, вон весь кинотеатр бомбами обкидали.
     Дубинин презрительно окинул взглядом фасад кинотеатра.
     - Взрывпакеты, - сказал он.
     - Я знаю кто... Сказать?
     - Потом скажешь... Штраф наложу. Что еще?
     - А так все по-старому, да,  Лидия  Ивановна,  напарница  моя,  новую
тряпку домой унесла, сама видела.
     - Ну, это вы сами разберетесь, - словно отмахнулся от Марины Ивановны
Дубинин и уже собрался обойти мотоцикл, чтобы  проследовать  в  кинотеатр,
как Ивановна воскликнула:
     - Стой, Василий Васильевич!
     - Что?  -  недоверчиво  отозвался  Дубинин,  но  остановился.  Марина
Ивановна в два шага снова подскочила к нему.
     - Я, правда, сама не присутствовала, но Кириллыч мне шушукнул.
     - Киномеханик, что ли?
     - Да, второй наш киномеханик. Так вот, он сказал, что надысь странный
человек за дверью библиотеки прятался: подслушивал разговор Зои Карловны и
Екатерины Васильевны.
     - Кириллыч?
     - Что "Кириллыч"?
     - Подслушивал, говорю, Кириллыч?
     - Да нет же. Тот человек за дверью подслушивал разговор Зои  Карловны
с Екатериной Васильевной, а Кириллыч за ним подсматривал.
     - А о чем говорили в библиотеке? - Дубинина это заинтересовало  и  он
даже немного присел, наклонив ухо к Марине Ивановне.
     - Кириллыч только подсматривал, не разобрать, что говорили.  Кириллыч
врать не будет - он парень честный.
     - А что потом было?
     - А потом  самое  интересное.  Зоя  Карловна  его  усекла,  странного
человека, того, что подслушивал, возмутилась.
     - Так, - размышляя над чем-то своим, сказал Дубинин.
     - А дальше жалость какая  вышла,  Кириллычу  пришлось  прикрыть  свою
дверь, но потом он их обоих видел.
     - Кого - обоих?
     - Они оба - Екатерина Васильевна  и  этот  странный  человек  немного
погодя, любезничая, вместе вышли из кинотеатра.
     - Как он выглядел?
     Марина Ивановна развела руками:
     - Я не знаю, Кириллыч знает.
     - Ясно, -  определился  Дубинин,  -  спасибо  за  информацию,  Марина
Ивановна.
     - Да что мне, тяжело, что  ли,  Василий  Васильевич?  Я  всегда  рада
помочь.


     Божив сидел у себя за рабочим столом в кабинете, он  заполнял  табель
рабочего времени подчиненных своего кинотеатра, когда в  кабинетную  дверь
увесисто постучали.
     - Входите, открыто, - метнулся голос директора к двери.
     Дверь отскрипела в кабинет, но никто не вошел.
     - Входите же, - удивился Божив.
     И теперь в кабинете в одно мгновение объявился участковый милиционер.
Он вошел в кабинет молниеносно, развернулся лицом к Боживу, остановился  и
принялся  пристально  смотреть  на  Юрия  Сергеевича,  который   тоже   от
неожиданности, не говоря ни слова, встал с кресла и замер, всматриваясь  в
капитана. Так они изучали друг друга с полминуты, словно виделись впервые,
словно каждый из них ожидал объяснения от другого.
     - Что-то случилось? - наконец-таки проговорил директор, решивший, что
все-таки он хозяин кабинета и ему следует первому проявить инициативу.
     Дубинин немного помолчал, слегка скривив губы, продолжая не  отрывать
глаз  от  Божива.  Юрию  Сергеевичу  показалось,  что  участковый   что-то
анализирует, но что...
     -  Здравствуйте,  Юрий  Сергеевич,  -  медленно,   с   подозрительной
интонацией произнес Василий Васильевич, - можно мне присесть?
     - Конечно, садитесь, пожалуйста, - сказал Божив  и  торопливо  указал
рукой на  стул,  расположенный  рядом  с  его  рабочим  столом,  а  сам  с
достоинством присел в директорское кресло.
     Дубинин тяжеловесно прошел  по  ковровой  дорожке  кабинета  и  занял
предложеное место, не спуская глаз с Юрия Сергеевича.
     - Юрий Сергеевич, вы догадываетесь, по какому поводу я у вас?
     - Нет, не догадываюсь, - озадачился директор.
     Но Дубинин снова молчал, продолжая изучать Божива, он  рассуждал  про
себя: "Если бы этот тип и в самом  деле  был  на  море,  то  наверняка  бы
остался... на его лице загар, хотя он наверняка  там  был  недолго  и  мог
использовать зонтик... И все-таки, это  он...  он.  Две  капли  воды,  как
похож!"
     - Так по какому вы поводу, Василий Васильевич?
     - Что вы пишете? - спросил участковый  и  кивнул  на  листок  бумаги,
лежавший пред Боживым.
     - Вот это? - поинтересовался директор, указывая на табель,  положивши
на него ладонь.
     - Да, - подтвердил капитан, - это.
     - Табель рабочего времени  за  истекший  месяц,  совсем  замучился  -
больше всего из документов не люблю заполнять его.
     "Еще бы, - размышлял Дубинин, - напротив  твоей  фамилии,  наверняка,
несколько рабочих  деньков  липовых  проставлено.  Вот  сейчас  мы  это  и
зафиксируем, чтобы потом не исправил в случае чего."
     - Дайте посмотреть.
     - А что, собственно говоря, такое, что-то я  вас  не  пойму,  Василий
Васильевич.
     "Ага,  испугался,  значит...  точно   он...   может,   он   вооружен?
Расстегну-ка я на всякий случай кобуру", - и Дубинин незаметно потянулся к
кобуре и приоткрыл ее. Божив протянул участковому табель.
     -  Вы  не  волнуйтесь,  Юрий  Сергеевич,  -  сказал  Дубинин,  изучая
документ, но краешком глаза все-таки  посматривая  за  директором,  -  мне
нужно кое-что сверить.
     - А-а, я понял, вы насчет художника, - подытожил Божив.
     - Правильно говорите, меня интересуют его точные рабочие и  отпускные
дни, - определился участковый и возвратил табель директору. - А что, копию
с этого табеля можно сделать?
     - Хорошо, я сделаю копию, когда она вам нужна?
     - Сегодня вечером завезете ко мне на участок, но  только  заверенную,
Юрий Сергеевич, вашей подписью.



                               А ЧТО, ЕСЛИ...

     - Папочка, ну чего они не звонят? Уже который час? - поинтересовалась
Викина дочь Оксанка у Божива.
     - О-о, вот те раз, у меня часы стали, - огорчился Юра, глянув на свои
наручные часы. - Оксанка, - позвал он.
     - Что, папочка?
     - Посмотри в зале на будильник, а я пока яичницу дожарю.
     Девочка выбежала из кухни, с минуту ее не было.
     - Ну, что там? - крикнул Божив, перекладывая глазунью  со  сковородки
на тарелки. Прошла еще минута, девочка вернулась на кухню, она  держала  в
руках будильник и была чем-то огорчена.
     - Ты что насупилась, дочка?
     - Будильник тоже стоит, мы его вчера забыли завести, наверно,  я  его
трясла, трясла, ничего не выходит, не тикает.
     - Да что же его трясти, надо было завести, - улыбнулся Божив.
     - Я завела, папочка, сейчас вот завела, но он все равно не работает.
     - Дай-ка посмотрю. - Божив встряхнул будильник и преложил его к  уху,
раз, другой. - Да, - сказал он, - действительно молчит, но не беда, я  его
в мастерскую отнесу.
     - Папа!
     - Что?
     - А мы сегодня будем без времени жить?
     - Отчего же без времени? Сходи к соседке Марии  Федоровне,  спроси  у
нее, который час.
     Оксанка оживилась и тут же выскочила из квартиры.
     "Надо же, - подумал Божив, - и мои  часы,  и  будильник  остановились
ровно в десять утра... но что же они-то и  в  самом  деле  не  звонят?"  -
заволновался он, пошел в прихожую, взял телефонный аппарат, возвратился  с
ним на кухню и установил посередине кухонного стола. И только Юра отошел к
окну, как раздался телефонный звонок,  остановивший  его  ожидание.  Божив
метнулся к аппарату, подхватил трубку.
     - Алло, - нетерпеливо сказал он, - я слушаю.
     - Алло, это квартира Николаевых?
     - Да, - тут же подтвердил Божив.
     - Это вас беспокоят из роддома.
     - Я ждал вашего звонка, кто у меня?.. Родился?
     - Вы муж Николаевой?
     - Да-да, я муж.
     - Простите, как вас зовут?
     - Юрий Сергеевич.
     - Так вот, Юрий Сергеевич... - Божив насторожился,  Бог  весть  какие
только мысли промелькнули у него в голове.
     - У меня что-то плохо? - погрустневши, спросил  он,  ожидая  услышать
неприятное.
     - Но если вы считаете, что рождение сына это плохо, тогда мы вам  его
не выпишем.
     - У меня сын?! - заорал в трубку Божив и так подскочил на месте,  что
чуть не свалил телефон с кухонного стола.
     - Вы что там, обезумели? - проговорили на том конце провода.
     - Сколько? - тут же вопросил Божив.
     - Три пятьсот.
     - Высокий?
     - Пятьдесят три.
     - А во сколько, во сколько родила?
     - В десять утра.
     - Спасибо. Конфеты за мной. А когда можно прийти посмотреть? -  но  в
трубке уже звучали короткие сигналы.
     Вернулась Оксанка, она не спеша присела за кухонный стол,  косясь  на
телефонный аппарат, как будто обижаясь на него.
     - Двенадцать, - сказал она. Божив сидел напротив нее и весело уплетал
яичницу.
     - Ну чего ты радуешься, папочка, они не звонят, а ты радуешься?
     - Уже по-зво-ни-ли, - по слогам,  с  выразительной  игривостью  снова
восторжествовал Божив.
     - Мамочка родила? - всплеснула руками девочка  и  прижала  ладошки  к
щекам.
     - И как ты думаешь, кого?
     - Ой, папочка, только не девочку.
     - Радуйся, Оксанка, твоя взяла - мальчик.
     - Братик!  -  тоже  восторжествовала  девочка.  И  Божив,  и  Оксанка
вскочили из-за стола, крепко схватились за руки и стали прыгать на месте.
     - Братик, братик! - подкрикивала дочка.
     - Братик, братик! - подзадоривал ее папа.
     Они перестали прыгать, оба тяжело и радостно дышали.
     - Братик, - заманчиво призадумавшись, снова проговорила Оксанка. - Во
- класс! - подытожила она...
     Вскоре Наташа весело шагала в ногу с  Юрой  Боживым  и  его  приемной
дочерью Оксанкой по дороге в роддом навестить Вику - теперь уже маму двоих
детей.
     Всю дорогу Оксанка, держась за руку папочки, вприпрыжку рассматривала
прохожих,  глазела  по  сторонам,  ей  было  отчетливо  радостно,  и   она
заглядывала в глаза прохожим, выискивая в них ответное настроение,  словно
весь мир знал о ее счастье. Она не мешала папочке  разговаривать  с  тетей
Наташей, да она и не слышала их разговора.
     - Я очень рада за вас обоих, Юра.
     - Спасибо, Наташа, ты  не  можешь  себе  представить,  какое  у  меня
величественное вдохновение сейчас.
     - Я бы тоже хотела второго ребенка. - И Божив слегка  придержал  свой
восторг, перестал выказывать его так ярко, он понимал, что  радостью  тоже
можно убить, ибо радость, что и горе, слепы и безжалостны.
     - Наташа, я не могу тебе много сказать, но я верю, я знаю, что Сережа
обязательно вернется.
     Наташа оживилась и подозрительно посмотрела на Божива.
     - В каком смысле понимать твои слова, Юра? - с  налетевшим  волнением
заговорила она.
     - Сергей жив, - сказал Божив.
     - Я это знаю.
     - Да нет, ты не все знаешь, Наташа.
     - Нет, я знаю, Сережа - там... - и Юра насторожился.
     - Где... там? - исподволь поинтересовался он.
     - Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.
     - Ты пришла из Астрала?
     - Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что
происходит. Я никогда об этом никому не говорила,  Юра,  ведь  я  когда-то
умерла, меня похоронили.
     - Да, ну  это  понятно,  -  определился  Юра,  -  всех  нас  когда-то
похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.
     -  Нет,  уж  лучше  молчать  и  дальше.  Прав  был  Сережа,   написав
стихотворение "Молчание - золото", - сказал Наташа и обратилась к  Боживу,
- хочешь, прочту?
     - Да, конечно, мне всегда  были  близки  и  понятны  Сережины  стихи.
"Молчание - золото", говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.
     - "Однажды умный, - заговорила Наташа, - просто  не  за  грош  продал
себя, он выразился так: "Молчи, дурак, за умного сойдешь!" Поверил  в  это
искренне дурак... и светлым днем, особенно в ночи - дурак молчит, его целы
бока. Дурак одернул умного: "Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака".
     Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.
     В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли под окнами  -
Вика лежала в палате  второго  этажа.  Выглядывая  в  открытое  окно,  она
радостно разговаривала со своими посетителями, но все это время Юру ни  на
минуту не оставляли безответные размышления. Ненароком он  посматривал  на
Наташу и анализировал неожиданные свои домыслы.
     Ему весьма не терпелось уточнить до объяснимости и, может быть,  даже
открыться  Наташе,  если  такое  позволят  обстоятельства  разговора,   на
неминуемость  которого  он  все-таки  надеялся,  разговора   откровенного,
который поставит все на свои места.
     Юра надеялся на подробное общение по недосказанной теме с Наташей  на
обратной дороге из роддома. Но случилось другое, на что Божив никак не мог
рассчитывать: может, Наташа не захотела продолжать беседу и потому  решила
поступить именно так, а может, уж таковы  были  судьбиные  обстоятельства,
но,