рытии памятника? - поинтересовался я у Юры.
     - В литинституте, ребята подсказали, - ответил он.
     - Ты что, и в "Памяти" состоишь?
     - Нет, но в группе у нас есть люди оттуда.
     Мы помолчали и проехали с полкилометра.
     - Откуда этот отрывок? - спросил Юра.
     - Какой? - не понял я.
     - Тот, в твоем письме, - уточнил Юра.
     - А-а, - вспомнил я. - Приедем в Москву, расскажу...
     Вику Юра заметил первым: она стояла на обочине шоссе. Мы  разразились
криками  на  весь  автобус  так,  что  ошеломили  всех  пассажиров!  Шофер
остановил машину...
     Снова мы были все вместе: Юра, Вика и я. Вика очень  радовалась!  Она
хотела меня  поцеловать,  но  я,  глянув  на  погрустневшего  Юру,  игриво
увернулся от поцелуя.
     Вика рассказала, что она долго протестовала в салоне  того,  увезшего
ее, автобуса, и в  конце  концов  надоела  шоферу,  и  он  высадил  ее  на
полдороге...
     Теперь, уже не спеша, мы пошли к ближайшей станции электрички,  пошли
напрямик, через редкий лесок.
     Юра шел впереди метрах в  десяти  по  тропе,  вымощенной  деревянными
досками, выложенной, видимо, жителями неподалеку  расположенного  поселка.
По всему было видно, что Юра старался не мешать мне разговаривать с Викой.
Он, вероятно, еще надеялся на то, что я пошутил, и  все-таки  примечал  я,
как он нет-нет, да прислушивается к нам.
     - Смотри! - театрально воскликнул  я  для  Вики,  так,  чтобы  и  Юра
услышал. Он обернулся и глянул на нас.
     - Смотри внимательно - на деревья! - предложил я все  так  же  громко
Вике.
     - А что? - насторожилась Вика, озираясь вокруг.
     - Ты видишь, - это все женщины! И мужчины! А не деревья!
     - С чего ты взял?! - удивилась она.
     - Смотри, смотри, внимательнее! Деревья с одним-единственным  стволом
- это мужчины, а деревья, стволы у которых ветвятся на двое, трое,  -  это
женщины, они все закопаны головою в землю, по пояс! Видишь: и две  ноги  у
этих деревьев-женщины, и кривые полоски - между ног!.. Что же эти  полоски
напоминают, - разыгрывал я ситуацию. - Сейчас вспомню! Минуточку!..
     - Вот дурак! - весело крикнула на меня Вика и пихнула меня в плечо  с
деревянной тропинки.
     - А что, разве я не прав?! - выкрикнул я, как бы  окликая  тем  самым
Юру и приглашая его в разговор.
     - Да, есть что-то похожее, - поддержал меня  друг.  Он  на  мгновение
оглянулся в мою сторону: я шел неподалеку от деревянного настила: Вика  не
пускала меня на него и мне приходилось перепрыгивать  с  кочки  на  кочку,
чтобы не угодить в заснеженные по колено рытвины.
     -  Ну  ладно,  иди  по  тропе!  -  заботливо  окрикнула  меня   Вика,
сжалившись. - Не хватало, чтобы еще и ты себе ногу вывихнул!
     Я повиновался.
     - Вот, слушай, - сказал она, когда я уже снова шел  с  нею  рядом  по
деревяшкам.  -  Я  сейчас  вспомнила!  Скажи:  ты  знаешь,  что  такое   -
бесстрашный, бескорыстный, бесстыдный?! - она тоже говорила громко,  чтобы
слышал и Юра, который шагал теперь метрах в пяти от нас. -  В  общем,  что
значит все слова, начинающиеся на "бес"? - договорила Вика.
     - Нет! - шутливо ответил я. - Не знаю!
     - Ну!... Бес же! Бес! - улыбаясь, вопрошала Вика  и  как  бы  пытаясь
подсказать ответ интонацией своего голоса.
     - Не знаю! - снова ответил я.
     - Бес!.. Дьявол значит! Недогадливый ты!  -  торжествующе  выкрикнула
Вика и глянула на Юру.
     - И что же получается: бес страшный! - Вика хохотала, а  я  продолжал
перечислять, - бес стыдный! Слушай! - остановился я, обращаясь к Вике. - А
как же тогда понимать бес корыстный, ведь  само  слово  -  бескорыстный  -
хорошее слово?!
     - В том-то и дело, что - нет! - объяснила Вика, забегая  вперед  меня
и, тем самым, притесняя меня с деревянной тропы. - Ведь люди,  -  говорила
она, - двойные и корыстные, как ни крути!  Двойные  и  корыстные  в  своей
душе, а бескорыстный только притворяется таким,  а  на  самом  деле  он  -
дьявол в маске.
     Бес корыстный, такой же бескорыстный, как, помнишь, в сказке "Коза  и
семеро козлят! - волк  шкуру  одевал  и  голосок  утончал!  "Козлятушки  -
ребятушки!", а сам о себе думает, о желудке.
     - Откуда ты такого нахваталась?! - удивился я.
     - Это не я!
     - А кто?
     - Мария Федоровна!
     - Какая Мария Федоровна? - припоминая, спросил я.
     - Ну что ты, не помнишь! Соседка моя! Бабушка! - воскликнула Вика.
     - А-а... - только и вымолвил я с понимающим видом, шутливо  оттопырив
губы.
     - Мудрая бабушка! - отозвался Юра впереди...
     До Москвы мы добрались без проблем...
     Всю ночь напролет я пробеседовал с Юрой полушепотом, сидя  у  окна  в
его комнате в общежитии. Вика сладко спала на Юриной кровати, и Юра нежно,
время от времени, поглядывал на нее.
     На следующий день Юра проводил нас в аэропорт рано  утром,  я  спешил
объявиться на работе, так как та запись карандашом моих паспортных данных,
сделанная капитаном милиции в помещении радиостанции,  помнилась,  хотя  и
холодно, но близко, и мне надо было, на всякий случай,  хотя  бы  упредить
сообщение о моем, если таковое последует, задержании.  Тогда,  по  крайней
мере, один день можно будет объяснить, как отгул. О засвеченной  пленке  я
так никому и не сказал...
     Надо было кончать с Викой.  Всю  дорогу  в  самолете  я  хладнокровно
обдумывал, а точнее, настраивался это сделать. Еще утром, там, в Москве, у
Юры, когда мы все втроем завтракали, я сидел молчаливо,  и  Вика  наверное
начинала понимать или чувствовать приближение чего-то  нехорошего,  потому
что в самолете она уже совсем  расстроилась,  ей  было  неуютно  сидеть  в
тесном кругу моего молчания,  а  если  я  и  отвечал  на  ее  какие-нибудь
вопросы, то очень кратко и сухо...
     Но, к моему счастью, все произошло абсолютно  свободно,  без  паники,
легко для меня...
     Вика мешала мне, она являлась свинцовой привязкой, может быть, именно
она больше всего удерживала меня в моем теле!
     ...Когда мы оба приехали из аэропорта на такси, и поднялись на  Викин
этаж, и остановились у ее дверей, она уже была готова к убийству...
     Ее глаза метались по сторонам под непоколебимостью моего взгляда.  Ко
мне она не прикасалась, а просто - стояла рядом.
     Нет! Я вовсе не был зло настроен к этой девушке, и я не  ревновал!  Я
должен был выполнить задуманное: убить Вику сейчас.
     - Вика, - сказал я.
     - Что? - тут же отозвалась  она,  и  в  ее  глазах  еще  промелькнула
надежда!
     "Нет!.. - подумал я. - Пора!.."
     - Уйди прочь! - резко сказал я и равнодушно впялился глазами в бедную
девушку. - Уйди прочь! - сказал я еще раз Вике в  упор,  и  добавил.  -  Я
больше не хочу тебя видеть!..
     Вика  прислонилась  к  своей  двери  и  тихо  заплакала  так,   будто
доплакивала то, что уже отрыдалось в душе.
     Так я убил Вику...



                               ПРОСТИТУТКА

     И снова одинокий в поселке,  опустошенный  от  суеты  дня  кинотеатр.
Приземистый, доверчивый свет ночника. Я хожу в кабинете по скрипучему полу
и думаю.
     Прошел целый месяц, как Вика убита... С тех пор я ее даже  не  видел!
Но я до сих пор так и не в силах был покинуть свое тело, хотя и  продолжал
заниматься  энергетическим  дыханием  и  жить  по  образу,   определенному
учителем.
     Всего один раз, с неделю назад, мое тело, когда я лег было уже спать,
разуверившись научиться покидать его, начала сотрясать неведомая мне сила!
Будто  могучие  волны  перекатывались  от  ступеней   до   макушки.   Тело
содрогалось как резиновое, волны словно ударялись в какое-то препятствие и
пружинили в голове. Но, не находя выхода  -  метались  по  всему  телу!  И
улеглись наконец... Как в прошлый раз, - не  случилось  хлопка  в  макушке
(будто вылетевшей пробки), и волны не вырвались наружу, как я  ни  силился
им помочь: будто мою макушку заварили, запаяли,  заклеили!..  И  все...  И
больше ничего, даже подобного, до сих пор...
     И все-таки я понимал,  Вика,  Вика  держала  меня!..  Она  несомненно
вспоминала Сережу и мешала ему... А думала она обо мне все потому,  что  я
сам был в этом виноват, все потому,  что  где-то  что-то  никак  не  могло
отключиться у меня в сознании, как я ни  настаивал  на  этом!  А  может  и
потому, что я слишком настаивал, хотел опустошенности памяти о  девушке  и
тем только  усугублял  свою  принадлежность  к  этому,  воспитанному  мною
символу...
     Несомненно  нужно  было  построить  противоположность,  довести  свою
бессознательную  привязку  к  Вике  -  до  абсурда,  до  противоречия,  до
самоотрицания.
     Надо было сжечь, растворить мыслительную тропу, по которой так  долго
и нежно прогуливалась девушка в моем сознании.
     На любовь ни в коем случае нельзя тратить энергию! Лучше, когда  тебя
любят, а ты хладнокровен, чем когда любишь ты и сгораешь!
     Когда любят тебя, - тебе  посылают,  передают  энергию,  но  этой  же
энергией, если ты среагировал на нее положительно, связывают тебя по рукам
и ногам!..
     Неожиданно дверь кабинета резко открылась настежь!
     Я встрепенулся!.. Еще бы!..
     В двух шагах от меня, я сразу же  узнал  ее,  стояла  в  разноцветном
восточном халате, и кто бы мог подумать, - Екатерина!
     - Екатерина Васильевна? - пробормотал я и отступил пару шагов назад.
     - Не ждали? - сказал она своим осипшим от сигарет голосом.
     В этот момент на моей руке прожужжали электронные часы. Машинально  я
протянул потяжелевшую руку к лицу, чтобы глянуть, который час.
     - Не трудитесь, Сергей Александрович, - двенадцать! Самое  время,  не
правда ли?
     Я ничего не сказал на это, молчал... Не шевелившись, стоял я в тупике
кабинета... Нет,  я  не  боялся  ведьму,  это  мое  тело,  оно  упрямилось
подчиняться мне...
     - Ну, что? - спросила Екатерина.
     - А что? - переспросил я.
     - От тебя не требуется много,  -  сказал  она.  -  Но  одну-то  ты  в
состоянии сегодня обслужить?
     - Тебя? - поинтересовался я.
     - Да! - подытожила ведьма. -  Пойдем  наверх,  в  библиотеку,  попьем
чайку.
     - Пойдем, - согласился я.
     Когда мы вышли в темную тишину  малого  фойе,  в  руках  у  Екатерины
откуда-то появилась зажженная свеча...
     Мы поднимались по ступенькам на второй этаж, и две наших тени властно
сопровождали нас, проплывая над нами.
     Вскоре мы оказались в  книгохранилищной  комнате  библиотеки.  Здесь,
прямо на полу была разостлана кипельнно-белая  постель.  Ведьма  поставила
свечу на стол и обратилась ко мне:
     - Садись, попою чайком...
     Я послушно сел на стул, но задрал на  секунду  голову  на  потолок  и
глянул на тени, а когда снова обратил внимание на стол, то  убедился,  что
передо мною  уже  стоит  в  черной  подставке  стакан  горячего  чая.  Чай
золотисто шевелился в стакане, будто кипел.
     - Не бойся, не обожжешься! - успокоила Екатерина.
     Я взял стакан, осторожно поднес его  к  напряженным  губам  и  только
хотел сделать крохотный глоток, как чая в мгновение не стало! Даже  черной
подставки со стаканом не оказалось у меня в руке...
     Ведьма неистово расхохоталась!
     Потом она подошла ко мне и бесцеремонно уселась на колени.
     - Ты хотел сделать глоток? Тебя мучает жажда? Да? Я  тебе  помогу  ее
утолить!
     Екатерина умело стянула с меня свитер. Затем расстегнула  и  сняла  с
меня рубашку, освободила меня от майки...
     - Ну, что, голенький мой?! - спросила она  и,  не  дожидаясь  ответа,
сочно вцепилась своими горячими губами в мои губы и  гибко  обвила  руками
мою шею.
     Я сидел, будто вкопанный, и повиновался.
     Нацеловавшись, ведьма погладила мою  мускулистую  грудь,  нащупала  и
расшевелила своими  острыми  пальчиками  смуглые  ядрышки  моих  сосков  и
принялась покусывать из острыми зубками.
     И вот ведьма встала с моих коленей, подошла к постели,  остановилась,
помедлила секунду-другую  и  сорвала  с  себя  разноцветно  переливающийся
халат.
     С минуту я продолжал сидеть на  стуле,  околдованный  блеском  голого
тела ведьмы. Я ощущал, как обсыхают обслюнявленные ядрышки моих сосков...
     Я встал со стула и потянулся к ведьме. И когда я обнял ее, она, будто
подкошенная, ослабела, обмякла у меня в руках, и тяжесть  ее  тела  начала
увлекать меня за собой на постель.
     Екатерина ложилась так женственно и уступчиво, но слегка  капризничая
в едва ощутимых движениях бедер, что, когда я подмял ее тело, у  меня  все
преждевременно содрогнулось, и мне стало не по себе, и я стыдливо  оставил
Екатерину, и, глубоко вдохнув, лег рядом с нею на спину, и замер...
     - Слабачок, - просипела возле  моего  уха  ведьма  и  пожурила  меня,
потрепав за щеку.
     - Что поделать,  -  снова  вздохнул  я.  -  Я  уже  месяц  не  был  с
женщиной...
     - Ладно, на первый раз прощаем, - сказала ведьма.
     Где-то с пару минут мы пролежали молча... Я набирался новых сил.
     - Екатерина, - позвал я.
     - Что, уже?! - обрадовалась она.
     - Да...
     Прошло часа два - два с половиной.  Мы  лежали,  утомленные,  поодаль
друг от друга, отдыхая. Приподнявшись на локти, я предложил ведьме:
     - А хочешь, я тебе прочту стихотворение?
     - Новое? - весело поинтересовалась ведьма в искорках радости.
     - Да! - подтвердил я ее догадку.
     - Читай!
     И я заговорил, снова  опрокинувшись  на  спину,  заговорил  громко  и
облегченно и посматривал на почему-то сказочно до сих  пор  не  догоревшую
свечу на столе:

                       Включать сегодня, почему-то,
                       Электролампу не хочу!
                       Я запалю огарок, чудо, -
                       Медово-желтую свечу...
                       Смотрю я влажными глазами,
                       Как обливается, горя,
                       Она горячими слезами, -
                       Моя настольная ЗАРЯ!..

     Я закончил читать.
     Екатерина любила стихи, и сейчас, завороженная, прижалась ко мне.
     - Хорошо! - сказал ведьма. - Ты знаешь, а я тебе, пожалуй, скажу одну
очень важную для тебя вещь.
     - Какую? - спросил я.
     - Ведь меня специально подослали, чтобы совратить тебя!
     - Организовать новую привязку? - уточнил я.
     - Да!.. Чтобы ты не научился выходить  из  тела!  У  тебя  золотистое
начало, правда, с помесью светло-коричневого и  коричневого,  но  и  этого
достаточно! Ты мешаешь кое-кому!..
     - Я понимаю, - проговорил я. - Но почему же ты мне все это выложила?
     - Потому что ты - настоящий мужчина и поэт! И мне  тебя  жаль...  Они
тебя погубят... Так задумано... Ведь все равно ты где-то, да промахнешься,
и тогда... - она замолчала.
     Я тоже молчал...
     - О чем думаешь? - через некоторое время спросила ведьма.
     - О Наташе... - ответил я.
     - О той, что похоронили? - поинтересовалась Екатерина.
     - Как - похоронили?! - подскочил я с подушки от неожиданности.
     - Да так!.. Как всех хоронят!
     - А когда? Она же была жива?..
     - С месяц назад, - сказал Екатерина и добавила, припоминая. -  Да  ты
как раз в Москве был, вот,  на  открытии...  -  и  больше  она  ничего  не
сказала, умолкнув. Но меня уже не интересовало то, что им известно: где  и
зачем я был, я снова, но опечаленно, лег на подушку.
     -  Красивая  она  была  в  гробу:  лежала  в  подвенечном  платье,  -
вспоминала ведьма, будто и не для меня, а просто так, вслух.
     - А дочь?! - опомнился я и всполошился. - А дочь? Ее дочь жива?!
     - Какая дочь?! - удивилась Екатерина.
     Тихо я перевернулся лицом в подушку и проговорил  про  себя:  "Вот  и
все..."



                             РАЗГОВОР С ТЕЛОМ

     Тело!.. Освободи меня, дай мне  вольную!..  Я  раб  твой,  крепостной
житель...
     Мне  все  чаще  и  все  нестерпимее  хочется  порою  прикоснуться   к
горизонту, погладить Луну, разбушевать океан или заглянуть по  ту  сторону
пространства, а ты, мое неуклюжее тело, - на это  не  способно,  и  ты  не
позволишь мне этого сделать, потому что тебе этого - не понять!..
     Ты повелеваешь мне жить в своем одномерном  пространстве,  где  такая
спрессованная теснота и духота, что с непостижимым трудом едва вмещаюсь  в
тебя, и зачем же я в тебя втиснулся!
     Но как только я начинаю протестовать и отвергать  тебя,  то  ты,  мое
тело, таешь и тускнеешь! И уверен, что если мне удастся вырваться  надолго
из твоего  заключения,  а  если  повезет  -  навсегда,  то  ты  погибнешь,
растворишься в пространстве моего сознания!..
     Вот почему я нужен тебе, и вот  почему  ты  ежесекундно  привязываешь
меня к себе страстью всех новых и все больших ощущений! Ты хочешь, чтобы я
забыл о Свободе, забыл о своей Родине!..
     А иногда, когда я совсем отчаиваюсь верить в удачу покинуть  тебя,  я
пробую распирать тебя, шевелиться в тебе, мое тело - изнутри! И это,  хоть
нанемного, но открывает передо мною иные возможности. И я начинаю ощущать:
упругость твоих мышц, тело, и прочность твоих костей!..
     О! Мое тело! И тогда я  хватаю  в  руки  музыкальные  инструменты,  и
многие окружающие восторгаются, будто твоей  изумительной  игре,  тело;  я
принимаюсь ласкать женщину, и она не нарадуется опять же тобою, тело!..
     Каждый день ощущать твой соблазнительный вкус, мое тело, и оставаться
собою, это ли не мука!..
     Все, все вокруг думают, что это ты  такое  красивое  и  веселое,  мое
тело, что это ты поднимаешь тяжести и творишь грациозные  жесты,  что  это
ты, и то - тоже ты...
     А на самом деле - это я, и даже, когда ты якобы - плачешь, плачу я, а
не ты, мое тело!..
     Но мало кто об этом догадывается!..
     Отпусти меня, тело, дай мне вольную или я начну  убегать  из  тебя  в
"самоволку"!.. И когда-нибудь уйду и не вернусь. Я раб твой...  Но  почему
же это так?!
     Ведь это я в тебе хожу, думаю, ем, сплю, целуюсь, а не ты  во  мне!..
Ты должно служить мне!.. И я добьюсь этого, ты слышишь, тело?!
     А пока, уже тридцать лет подряд, я сижу в твоей одиночной  камере,  в
тюрьме твоих страстных ощущений,  и  потому  одинок  океан  и  некому  его
разбушевать так, как я смог бы это сделать, одинок  горизонт,  и  никто  к
нему не прикоснется, пока ты не отпустишь меня, тело, и  одинока  Луна,  и
никто не погладит ее так, как это смог бы сделать я...
     И вот что еще удивительно: я стал замечать, что все люди  обязательно
проходят через тюрьму!.. Одни проходят - застенки своего тела, а те,  кого
сильно увлекают страсти твоих ощущений, тело, те, кто из-за этого забывает
о твоей телесной тюрьме, попадают в еще одну, земную тюрьму  людей,  чтобы
там, в теснине  камеры,  наконец-таки  понять  и  осознать  свою  истинную
тюрьму, тебя, тело!..
     Итак, я отсидел в тебе, мое тело, уже тридцать  лет,  и  одному  Богу
ведомо, сколько мне осталось еще... Но, видимо, еще много...
     Я твой раб, тело, но, позволь мне хотя бы иногда, хотя бы  ненадолго,
хотя бы в ошейнике и на цепи, но покидать твои застенки, где каждая  стена
окровавлена мною и полна наслаждения и боли!..



                            ЗАПИСКИ ИЗ ДНЕВНИКА

     Где-то на протяжении трех часов состоялось несколько выходов! Такое -
впервые, как по количеству, так и по качеству. Если раньше мне приходилось
самому усиленно работать и удавалось вылезать по пояс, малоосознанно,  но,
сглотнув слюну, возвращаться тут же - обратно!  Или  же  вообще  не  смочь
выскочить, сложно, что-то закупорено - только порывы, и не более того!  Но
теперь все стало по другому! Усилий минимум, осознанности максимум!..
     Под утро, около четырех часов, в состоянии, достаточном для  ощущения
сна, а также  и  для  ощущения  себя  в  состоянии  бодрствования  (полное
ощущение личности  и  хода  времени!),  вспыхнуло  мое  тело,  словно  оно
превратилось в колыхания, во всполохи ветра и  вот:  слышится  шум,  будто
проносишься  с  невероятно  огромной  скоростью   куда-то,   шум,   слегка
напоминающий отдаленный гул реактивного самолета. Бездна и тьма вокруг,  а