а поглядела на меня,  как  на  дурака.  Разве  я  не  видел  звезду
огнедышащего дракона?  После  слов  пророка  вся  деревня  приняла  ее  за
предзнаменование. Люди собрали оружие и отправились в путь в тот же  день.
Если воины вернутся, женщины и дети спрячутся в горах. Но все  знают,  что
Амброзиус перемещается быстрее ветра, поэтому они не боятся.
     Она продолжала говорить, а я переводил сказанное Горлуа. Встретившись
глазами, мы подумали об одном и том же.  Снова  поблагодарив  женщину,  мы
оплатили ей расходы по заботе о матери и  отправились  догонять  людей  из
Бремии.
     К югу от деревни дорога разветвляется. Главная дорога поворачивает  к
юго-востоку, проходя мимо золотого прииска, между холмов.  Она  выводит  в
долину  Уая,  откуда  легко  добраться  к  переправе  через  Северн  и  на
юго-запад. Вторая, небольшая дорога идет строго на юг. По ней за день езды
можно доехать до Маридунума. Я решил, что в любом случае последую за  моей
матерью на юг и переговорю с ней, прежде чем присоединиться к  Амброзиусу.
Вести о болезни подтвердили необходимость моего решения. Горлуа отправится
прямо к Амброзиусу и передаст ему сведения о передвижениях Вортигерна.
     На  развилке  мы  встретились  с  деревенскими.  Услышав   нас,   они
попрятались, благо что кругом были кусты да камни. Но это вышло у  них  не
совсем удачно. Порывистый ветер скрыл звуки нашего приближения, и мы почти
что выскочили на  них.  Люди  скрылись,  но  их  несчастные  вьючные  ослы
остались у дороги. По земле еще катились камни.
     Снова повторилась сцена, как в Бремии. Мы  остановились  и  окликнули
их. На этот раз я сказал им, кто я такой, и через минуту дорогу  запрудили
люди,  размахивая  необычным  набором  оружия,  среди  которого  имелся  и
погнутый римский меч, и грабли  с  каменным  наконечником.  Они  повторили
рассказ женщин. Они слышали пророчество и видели предзнаменование.  Теперь
они собирались присоединиться к  Амброзиусу,  на  сторону  которого  скоро
встанет весь Запад до последнего человека. Их дух  был  высок,  но  вид  и
экипировка достойны сожаления. Хорошо, что мы могли им помочь.
     - Скажи им, - обратился ко мне Горлуа, - если  они  задержатся  здесь
вместе с нами на один день, у них будут лошади и оружие. Они могут выбрать
место для засады: кому, как не им, знать эти места.
     Я сообщил им, что перед ними герцог Корнуолла, великий  военачальник.
Если они останутся с нами на день, то получат оружие и лошадей.
     - Этой дорогой будут возвращаться люди Вортигерна, - сказал я. -  Они
не знают, что верховный король бежал на восток. Они проедут здесь, и мы их
будем ждать. С вашей стороны было бы разумно подождать с нами.
     И мы все  остались  ждать.  Эскорт  задержался  в  Маридунуме  дольше
обычного: кто станет их винить после проделанного ими холодного  и  сырого
пути? Они появились на закате второго дня, легко передвигаясь кавалькадой,
представляя себе привал в Бремии.
     Мы  застигли  их  врасплох,  и  произошла  быстротечная,  кровавая  и
довольно неприятная схватка. Все такие дорожные бои очень похожи  один  на
другой.  Этот  бой  отличался   хорошим   командованием   и   необычностью
использованного оружия. Однако мы  располагали  численным  и  ситуационным
преимуществом и добились того, что задумали:  лишили  Вортигерна  двадцати
воинов, потеряв лишь троих и отделавшись несколькими царапинами.  Я  вышел
из боя с честью, чего сам от себя не ожидал. Я убил выбранного противника,
прежде чем  вокруг  разгорелась  схватка.  Другой  сбил  меня  с  коня  и,
наверное, прикончил бы, если бы Кадал не отбил удар и не убил его сам. Все
закончилось быстро. Мы похоронили своих, а чужих оставили коршунам, забрав
у них оружие. Лошади нашими стараниями остались целы. Когда  на  следующее
утро Горлуа распрощался с нами, у каждого человека, отправившегося  с  ним
на юго-восток, имелась лошадь и приличное оружие. Мы с  Кадалом  повернули
на юг к Маридунуму и достигли его рано вечером.
     Первым, кого я встретил  на  пути  к  монастырю  Святого  Петра,  был
Диниас. Мы  столкнулись  с  ним  неожиданно  за  углом.  Он  подпрыгнул  и
побледнел. Наверное, слухи после приезда матери без меня  распространились
по Маридунуму, как лесной пожар.
     - Мерлин, я думал... думал...
     - Удачная встреча, кузен. Как раз собирался найти тебя.
     - Подожди, клянусь, что не знал, кто эти люди, - быстро перебил он. -
Я знаю. Ты не виноват в случившемся. Я ищу тебя не поэтому.
     - ...И я был пьян, ты сам видел. И даже, если  бы  я  знал,  кто  они
такие, откуда мне догадаться, что  они  тебя  возьмут?  До  меня  доходили
слухи, что  их  интересует,  признаю,  но  клянусь,  мне  и  в  голову  не
приходило...
     - Я же говорю, здесь нет твоей  вины.  Вот  я,  целый  и  невредимый.
Хорошо  то,  что  хорошо  кончается.  Оставим  это,  Диниас.  Но  я  хотел
поговорить с тобой не об этом.
     Однако он не слушал.
     - Я взял деньги, ты видел?
     - Ну даже если взял.  Ты  же  не  продал  меня,  ты  взял  их  потом.
По-моему, это совсем  другое.  Если  Вортигерн  изволит  сорить  деньгами,
отберем их у него. Забудь об этом. Тебе известно что-нибудь о моей матери?
     - Я слышал об этом по дороге на юг. Что с ней? В каком она состоянии?
     -  Мне  сказали,  простуда,  но  говорят,   она   поправляется.   Мне
показалось, она в неважном состоянии, утомлена дорогой, волнуется о  тебе.
Зачем ты понадобился Вортигерну в конце концов?
     - Чтобы убить меня, - коротко ответил я.
     Диниас оцепенел, когда же заговорил, начал заикаться.
     - Я... клянусь богом, Мерлин... Ты  и  я...  Да  мы  никогда...  Были
времена...  -  он  остановился  и  проглотил  комок.   -   Я   не   предаю
родственников.
     - Говорю же, я верю тебе. Забудь  обо  всем.  Это  не  имеет  к  тебе
отношения.  Его  предсказатели  наговорили  чепухи.  Вот  я  -   целый   и
невредимый.
     - Твоя мать ничего не говорила об этом.
     - Она не знала. Ты думаешь, она  безропотно  позволила  бы  отправить
себя домой, если бы знала о его намерениях? А вот люди, сопровождавшие ее,
знали, будь уверен. Получается, они ей не сказали?
     - Похоже, нет, - ответил Циниас. - Но...
     - И хорошо. Надеюсь, я скоро ее увижу. Постараюсь до заката.
     - Вортигерн больше не представляет для тебя опасности?
     - Вроде бы нет. Но если бы здесь остались его  люди...  У  ворот  мне
сказали, что они выехали к нему на воссоединение.
     - Да, это так. Кто-то  отправился  на  север,  кто-то  на  восток,  в
Кэр-Гвент. Ты знаешь новости?
     - Какие?
     Хотя на улице никого не было, он оглянулся, скрытно  осматриваясь.  Я
спрыгнул с коня и передал поводья Кадалу.
     - Какие новости? - повторил я.
     - Амброзиус, - тихо произнес он. -  Он  высадился  на  юго-западе,  и
рассказывают, что он идет на север. Известие пришло вчера с кораблем. Люди
Вортигерна, услышав о нем, тут же выехали. Но, если вы едете с севера,  то
вы должны были их наверняка встретить?
     - Да, мы видели сегодня утром два  отряда.  Вовремя  заметив  их,  мы
съехали с дороги. За день до этого  мы  повстречали  на  развилке  эскорт,
сопровождавший мою мать.
     - Повстречали? - он поразился. - Но если  они  знали,  что  Вортигерн
хочет убить тебя...
     - То поняли, что мне нечего делать на  юге,  и  прикончили  бы  меня?
Совершенно верно. Поэтому нам пришлось их убить. Не смотри  на  меня  так.
Это вовсе не волшебство, а обычное солдатское дело: нам попались  на  пути
уэльсцы, собиравшиеся присоединиться к Амброзиусу. Мы устроили  на  дороге
засаду и перебили отряд Вортигерна.
     - Уэльсцы уже знали? Они слышали о пророчестве? - я  заметил,  как  в
сумерках блеснули белки его глаз. - Я слышал о  нем  тоже.  Все  только  и
говорят об этом. Рассказывают, ты показал им большое озеро под скалой, где
мы давным-давно останавливались на привал однажды.  Могу  поклясться,  что
там и не пахло озером. Но в озере были и драконы под основанием башни. Это
правда?
     - Правда, что я показал им озеро.
     - А драконы? Откуда они?
     - Драконы, - медленно произнес я.  -  Они  предстали  перед  ними  из
ничего. Не увидев их, люди не стали бы слушать, не говорю даже, верить.
     Мы помолчали. Со страхом в голосе он спросил:
     - Ты узнал о приходе Амброзиуса благодаря волшебству?
     - И да, и нет. - Я улыбнулся. - Я знал, что он  придет,  но  не  знал
когда. Волшебство показало мне, что он уже в пути.
     Диниас снова уставился на меня.
     - Ты знал, что он придет? У тебя имелись сведения  еще  в  Корнуолле?
Мог бы мне сказать!
     - Зачем?
     - Я бы присоединился к нему.
     Я поглядел на него, прикидывая.
     - У тебя еще есть время. У тебя и твоих друзей, сражавшихся вместе  с
Вортимером. А как там брат Вортимера, Пасентиус? Тебе известно, где он? Он
по-прежнему непримирим к Вортигерну?
     - Да, но говорят, он отправился заключать мир с Хенгистом. Он никогда
не примкнет к Амброзиусу. Британия нужна ему самому.
     - А ты? - спросил я. - Чего хочешь ты?
     Диниас ответил просто и на этот раз безо всякой бравады.
     -  Места,  которое  я  смогу  назвать  своим  собственным.  Вот  это,
например. В конце концов оно мое.  Ты  знаешь,  что  он  убил  королевских
детей?
     - Нет. Но это не удивительно. Это вошло у него в привычку.
     Я помолчал.
     - Ладно, Диниас. Нам есть  о  чем  поговорить,  и  я  хочу  о  многом
рассказать тебе. Но сначала хочу просить тебя об одном одолжении.
     - Каком?
     -  Оказать  мне  гостеприимство.  Мне  некуда  податься,  пока  я  не
обзавелся собственным жильем. Мне хотелось бы остановиться  в  доме  моего
деда.
     - Он теперь не тот, что был,  -  ответил  Диниас  без  притворства  и
экивоков.
     Я рассмеялся.
     - Сохраняется ли что-нибудь неизменным? Была бы крыша  от  проливного
дождя и огонь, просушить одежду, да поесть чего-нибудь, не имеет  значения
чего. Что, если мы пошлем Кадала за едой и  поужинаем  дома?  За  кувшином
вина и пирогом я расскажу тебе обо всем. Но предупреждаю, если  ты  только
потянешься за игральными костями, я сам позову людей Вортигерна.
     Диниас вдруг расслабленно улыбнулся.
     - Не беспокойся. Пойдем. В нескольких комнатах  еще  можно  жить.  Мы
подыщем тебе кровать.


     Мне досталась комната Камлака,  пыльная,  в  ней  тянуло  сквозняком.
Кадал не разрешил мне ложиться на постель, пока не просушил ее у камина  в
течение часа. У Диниаса не  было  слуг,  не  считая  неопрятной  девчонки,
которая присматривала за ним, очевидно, в обмен на право разделять  с  ним
ложе. Кадал отправил ее собирать хворост и  греть  воду,  а  сам  пошел  в
монастырь отнести записку моей матери и в таверну за вином и ужином.
     Мы поужинали у камина. Нам прислуживал  Кадал,  и  мы  засиделись  за
разговорами допоздна. Здесь достаточно упомянуть, что я рассказал  Диниасу
о своих приключениях, опустив непонятные для него части. Я мог бы испытать
подобие  удовлетворения,  раскрыв  ему  свое   происхождение,   но   решил
подождать, пока не смогу быть полностью уверенным в этом человеке и пока в
округе еще рыщут люди Вортигерна. Поэтому я рассказал  ему,  как  попал  в
Британию  и  стал  человеком  Амброзиуса.  Диниас  был  наслышан  о   моем
пророчестве у королевского форта и уже верил в грядущую победу Амброзиуса.
Наш разговор закончился тем, что он дал обещание направиться  с  новостями
на запад собирать силы на окраинах  Уэльса.  Он  побоялся  бы,  я  уверен,
поступить  вопреки  своему  обещанию.  Что  бы  солдаты  ни   говорили   о
происшедшем  в  Динас  Бренине,  этого  было  достаточно,  чтобы  поразить
небогатое воображение моего кузена Диниаса, навеять на  него  страх  перед
моим могуществом. Но и без страха я мог доверять ему в этом поручении.  Мы
проговорили до рассвета, я дал ему денег и пожелал спокойной ночи.
     Он уехал утром, до того, как я проснулся. Он  сдержал  свое  слово  и
позже присоединился к Амброзиусу у Йорка с несколькими сотнями людей.  Его
приняли с почестями, и он зарекомендовал себя доблестным воином. Но вскоре
в одной мелкой стычке он получил тяжелые ранения, от которых и  скончался.
Я же больше его не встречал.
     Кадал закрыл за ним дверь.
     - По крайней мере здесь есть хороший замок и прочный запор.
     - Ты опасаешься Диниаса? - спросил я.
     - В этом чертовом городе я боюсь всех. Я не  успокоюсь,  пока  мы  не
уедем отсюда и не присоединимся к Амброзиусу.
     - Сейчас ты можешь уже не беспокоиться. Люди Вортигерна уехали. Ты же
слышал, что сказал Диниас.
     - Да. Я также слышал, что сказал ты. - Он остановился забрать  одеяла
от камина и встал с занятыми постельными принадлежностями руками, глядя на
меня.
     - Что ты имел в виду, говоря о собственном жилье? Не  собираешься  же
ты заводить здесь себе дом?
     - Не дом.
     - Пещеру?
     Я улыбнулся, увидев выражение его лица.
     - Когда я больше не нужен буду Амброзиусу и в стране станет спокойно,
именно туда я и отправлюсь. Я же говорил тебе, что если ты  останешься  со
мной, то тебе придется жить далеко от дома.
     - Насколько я помню, мы говорили о смерти. Ты имеешь в  виду  -  жить
там?
     - Не знаю. Может быть, нет. Но думаю, мне потребуется  место,  где  я
смогу уединиться, отстраниться от происходящего. Размышлять и  планировать
в жизни - одно дело, действовать -  другое.  Человек  не  может  постоянно
"действовать".
     - Скажи об этом Утеру.
     - Я не Утер.
     - Приходится поступать по-всякому, как говорят. - Кадал свалил одеяла
на постель. - Почему ты улыбаешься?
     - Разве? Ничего. Давай ложиться  спать,  чтобы  явиться  в  монастырь
пораньше. Тебе снова пришлось давать взятку старухе?
     - Старуха - это еще ничего. - Он  выпрямился.  -  На  этот  раз  меня
встретила девушка. Тоже привратница, судя по дерюжной накидке и  капюшону.
Тот, кто посылает такую девчонку в монастырь, заслуживает, чтобы его...
     Кадал начал объяснять, чего заслуживает тот  человек,  но  я  прервал
его.
     - Ты узнал, как чувствует себя моя мать?
     - Говорят, лучше. Жар прошел, но спокойствие не вернется к ней,  пока
она не увидит тебя. Ты расскажешь ей обо всем?
     - Да.
     - А потом?
     - Мы поедем к Амброзиусу.
     - А... - сказал он и расстелил себе на полу матрац. Потушив лампу, он
без лишних слов улегся и заснул.
     Доставшаяся  мне  кровать  оказалась  достаточно  удобной.   Комната,
несмотря на запущенность, казалась роскошью после долгого путешествия.  Но
спалось мне плохо. Я представлял себя уже в пути, вместе с Амброзиусом, по
дороге в Довард. Судя по тому,  что  мне  было  известно  о  Доварде,  его
покорение станет нелегкой задачей. Я начал беспокоиться, не оказал ли отцу
медвежью услугу, выгнав Вортигерна из крепости в Сноудоне. Было бы  лучше,
если бы он там остался, думал я.  Пускай  торчал  бы  себе  там  со  своей
вонючей башней, пока Амброзиус не скинул бы его в море.
     Удивительно, какие мне  понадобились  усилия,  чтобы  вспомнить  свое
собственное пророчество. Сотворенное мною в Динас Бренине не  принадлежало
мне. Но я решил послать Вортигерна прочь из Уэльса. Ко мне  обращались  из
темноты, из глуши, от сверкающих  звезд.  Красный  Дракон  победит,  Белый
падет. Голос, сказавший-так, снова звучал в заплесневелой комнате Камлака.
Он не был моим. Он принадлежал богу. Кое-кто не  стал  искать  доводов,  а
выслушал и заснул.



                                    3

     Ворота нам открыла девушка, о которой рассказывал Кадал. Должно быть,
она ждала нас.  Как  только  Кадал  поднял  руку  к  колокольчику,  ворота
открылись, и она пригласила нас пройти. Передо  мной  быстро  промелькнули
широко раскрытые  глаза  под  коричневым  капюшоном  и  очертания  гибкого
молодого тела, прикрытого грубым монашеским одеянием. Она заперла  тяжелые
ворота и быстро повела нас по двору. Ее голые ноги в полотняных  сандалиях
замерзли и были заляпаны грязью из луж, покрывавших  двор.  Они  выглядели
стройными и ладными. Ее руки также были хороши. Не говоря  ни  слова,  она
провела нас через двор по узкому проходу  между  двумя  строениями,  и  мы
оказались на квадратной площадке. Под стенами росли  фруктовые  деревья  и
были разбиты цветочные клумбы, на которых большей частью росли  сорняки  и
полевые цветы. Двери келий, выходящих во двор, были  некрашены.  Некоторые
были открыты и обнажали комнаты, обезображенные скудостью и запустением.
     Чего  нельзя  было  сказать  о  комнате  моей  матери.  Она  жила   с
соответствующими, если не с королевскими удобствами. Ей позволили привезти
собственную мебель, комнату выбелили  известкой  до  слепящей  белизны.  С
наступлением апреля в окно пробивалось солнце, бросая лучи сквозь узенькое
окошко прямо на постель.  Я  помню  обстановку:  ее  собственная  кровать,
взятая из дома, занавеска на окне, вытканная ею самой.  Та  самая  красная
ткань с зеленым узором, которую она ткала в день приезда дяди Камлака.  На
полу лежала волчья шкура. Мой дед убил зверя  голыми  руками  и  рукояткой
сломанного кинжала. В детстве я пугался  глаз-бусин  и  злого  оскала.  На
стене, в ногах кровати, висело распятие из  тусклого  серебра,  украшенное
изящным узором сплетенных линий и вкраплениями аметиста, отражавшего свет.
     Девушка молча показала мне на дверь и ушла. Кадал присел на  скамейке
во дворе подождать.
     Мать  полулежала  на  подушках,  освещаемая  солнцем.  Она  выглядела
бледной и усталой и говорила почти шепотом. Но, по ее словам, ей было  уже
лучше. Когда я спросил мать о болезни и прикоснулся  рукой  к  ее  вискам,
она,  улыбаясь,  отвела  мою  руку,  сказав,  что  за  ней  и  так  хорошо
присматривают. Я не стал настаивать. Лечение всегда наполовину заключается
в вере больного в выздоровление, а  для  любой  женщины  ее  сын  навсегда
остается лишь ребенком. Кроме того, я видел,  что  жар  спал,  а  так  как
беспокойство обо мне покинуло ее, она уснет спокойным сном, сном,  который
лечит.
     Поэтому я придвинул к кровати единственный в келье стул, сел на  него
и стал рассказывать ей о том,  что  она  хотела  знать,  не  дожидаясь  ее
вопросов.  Я  рассказал   о   бегстве   из   Маридунума   и   путешествии,
стремительном, как полет стрелы, пущенной богом, в Малую Британию,  где  я
предстал перед Амброзиусом, а также о всем том, что произошло потом.  Мать
откинулась на  подушки  и  наблюдала  за  мной  с  удивлением  и  каким-то
чувством, которое я бы определил как чувство комнатной  птицы,  высидевшей
яйцо сокола.
     Когда я завершил рассказ, мать выглядела уставшей, у нее под  глазами
легли серые тени. Я  поднялся,  чтобы  уйти.  Она  выглядела  довольной  и
сказала, словно подводя для себя черту под всей этой историей (да так оно,
наверное, и было для нее):
     - Он признал тебя.
     - Да. Меня называют Мерлин Амброзиус.
     Мать помолчала, улыбаясь. Я  подошел  к  окну  и  оперся  локтями  на
подоконник, глядя во двор. Пригревало солнце. Кадал кемарил  на  скамейке.
Мой взор привлекло движение в противоположном конце двора. У  затемненного
входа в келью стояла девушка, наблюдая  за  дверью  моей  матери,  как  бы
ожидая, когда я выйду. Она откинула капюшон, и даже в тени мне было  видно
ее красивое молодое лицо, обрамленное золотистыми волосами.  Она  заметила
меня, и на несколько  секунд  наши  глаза  встретились.  Я  понял,  почему
древние вооружили  своего  самого  жестокого  бога  стрелами.  Эти  стрелы
пронзили меня. Накинув капюшон, она растворилась в темноте.
     - А теперь, что теперь? - настойчиво спрашивала сзади мать.
     Я повернулся спиной к свету.
     - Я отправлюсь к нему. Но сначала дождусь, когда  ты  поправишься.  Я
хочу взять в дорогу хорошие вести о тебе.
     - Тебе нельзя оставаться здесь, - заволновалась мать. - В  Маридунуме
небезопасно для тебя.
     - Думаю, наоборот. Как только пошли слухи о высадке, люди  Вор