е
были дикарями. Потом он попросил:
   - Расскажи мне о своей земле, мореплаватель.
   Халльгрим провел рукой по растрепавшимся на ветру волосам...
   - Что же тебе о ней рассказать?
   Абу Джафар ответил:
   - Я слышал от многих, что там, откуда ты приехал царит вечный мрак  и
от холода невозможно жить.
   Халльгрим усмехнулся,  положил  руки  на  гладкую  бортовую  доску  и
посмотрел на север-запад. Усмешка понемногу пропала с его лица.
   - Моя земля, - сказал он глухо, - такова, что краше ее  нет  во  всем
населенном мире. Ты не видел ее, чужестранец, а что толку рассказывать о
том, о чем рассказать нельзя... Может статься, однажды тебе  повезет,  и
ты увидишь наше море и услышишь, как  оно  грохочет  у  подножия  черных
скал. Ты увидишь зеленые пастбища и горы,  сверкающие  льдом...  Увидишь
кружащихся чаек и воронов, летящих вслед кораблям...
   Абу Джафар долго молчал... Потом спросил осторожно:
   - Я слыхал, что земля в твоей стране едва отдает  обратно  то  зерно,
которое в нее посеяно... Халльгрим ответил не задумываясь:
   - У нас не принято отказываться от матери из-за того, что ее  лицо  в
морщинах.
   - А далеко ли твоя родина? - спросил Абу Джафар.
   Халльгрим опустил голову.
   - Я четвертый месяц в пути и нигде не задерживался подолгу...
   - Значит, ты намерен зазимовать в стране русов? А  когда  ты  поедешь
домой?
   Тут Халльгрим выпрямился, и путешественник  сразу  понял,  каков  был
этот вождь, когда видел перед собой врага.
   - Я никогда туда не вернусь!
   Абу Джафар продолжал  смотреть  на  него,  и  Халльгрим  добавил  уже
потише:
   - А ты остался бы там, где конунг из  Вестфолля  насильно  заставляет
свободных людей платить ему дань да еще кормить его хирдманнов?  И  мало
что сулит им за это, кроме того, что и без него от века им принадлежало?
   Абу Джафар сказал примирительно:
   - Прости меня, если я расшевелил твою рану. Сложи крылья своего гнева
и не сердись... Я ведь такой же скиталец, как ты. У меня тоже есть  дом,
куда стремится мое сердце, и семья, которую я не видел так  давно...  Ты
видишь - белая пыль тысячи дорог осела в моей бороде, но ни одна из этих
дорог не привела меня назад...
   - Тебе-то что  не  сиделось  в  своем  одале?  -  наполовину  стыдясь
собственной вспышки, проворчал  Виглафссон.  -  Ведь  у  вас  там,  люди
говорят, и солнце круглый год не заходит, и треску можно ловить прямо  с
порога!
   Абу Джафар сложил на груди руки,  и  его  черные  глаза  стали  двумя
окошками в цветистом ковре, затянувшем трясину.
   - Я табиб, - ответил он тихо. - Я лечу  людей,  поднимая  их  с  ложа
болезни в седло деятельной жизни. Я хотел научиться читать  человеческое
тело, словно мудрую книгу... Ответь мне, можно ли  оставаться  там,  где
ищущему света завязывают глаза?
   Вечером этого дня в одном из домов на  берегу  ветреного  озера  Весь
долго не гас глиняный светильник.  Поскрипывало  в  узкой  смуглой  руке
тростниковое перо.
   Абу Джафар Ахмед ибн Ибрагим записывал:
   "...Теперь я должен рассказать о том, как  меня  принимали  в  стране
Вису, куда я прибыл из страны Булгар. Здесь меня  поселил  у  себя  один
почтенный человек, которого  я  исцелил  от  язв  на  ногах.  Люди  вису
розовокожи, с  волосами  как  лен.  Они  носят  льняную  одежду,  хорошо
эащищающую от холода, иные же одежду  из  шкурок  пресного  бобра  мехом
наружу. А кроме бобровых шкур, отсюда вывозят  мех  горностая,  белки  и
черной лисы...
   ...Сегодня, второго сафара двести пятьдесят  пятого  года  хиджры,  я
беседовал с путешественником  из  далекой  страны  Яджус...  Мне  многие
говорили, будто эта земля совсем не знает благодатного солнечного света,
однако он сказал, что это не так. Их земля  представляет  собой  остров,
затерянный в вечно бушующем море. Все они рыжи,  с  глазами  неприятного
синего цвета, и их кожа бледна в тех местах, где ее не покрывает  загар.
Все это, как и нездоровый цвет глаз, происходит  от  жизни  в  холоде  и
постоянной сырости, источаемой морем..."
   Абу Джафар ненадолго задумался, глядя на огненный язычок, и продолжал
писать:
   "...Впрочем, эти  люди  крепки  и  совершенны  телом,  как  пальмовые
деревья, выросшие у родника. Они храбры и неустрашимы  в  бою.  Но  надо
сказать, что они не проявляют своей храбрости сидя на коне  и  сражаются
пешими, а к месту боя приплывают  на  кораблях.  Человек,  с  которьм  я
говорил, проехал великое множество разных рек и морей, надеясь только на
себя самого и на свой меч, выкованный в стране Ифранджа.
   Я желаю ему, чтобы когда-нибудь он смог примириться  с  властолюбивым
правителем, захватившим его земли. И вернуться  на  родину,  которую  он
любит, обретя благо, в коем судьба отказала мне много лет назад..."

***

   Как ни торопил своих товарищей  опытный  Можжевельник,  они  все-таки
упустили самое выгодное время для плавания по Шехсне.  Отшумел  весенний
разлив, напоивший в верховьях реки богатые заливные луга, и вода  быстро
пошла на убыль.
   Скоро вновь в полную силу зарокочут пороги, перегородившие извилистое
русло.

***

   - Поспеши, - сказал Олав Халльгриму хевдингу, глядя, как по  сторонам
вырастали  откосы,  увенчанные  шапками  жирной  черной  земли.  -   Мне
рассказывали, здесь будет  порог,  который  называют  Плоская  Гряда.  В
paзлив вода там покрывает голову рослого  человека.  Но  зато  потом  ее
остается с ладонь!
   Приди они к Плоской Гряде в самую сушь - и пришлось бы надрываться не
меньше, чем на волоке меж Вытегрой и  Ковжей.  А  ведь  этот  порог  был
только первым в целом семействе быстрин, и  тянулись  они  на  множество
поприщ вниз по реке.  Кроме  Плоской  Гряды,  была  еще  Черная,  а  еще
Сосенка, Березка, Коленец, Змея, Бесповоротное Плесо и иные. И у каждого
- свой особенный нрав, свое течение,  своя  глубина!  И  никакой  дядька
Любочад не ждал здесь с ватагой, готовой помочь протащить корабли.
   Однако им все-таки повезло. Высокую воду удалось  схватить  за  самый
кончик хвоста - драккары прошли над порогами, и люди только придерживали
их с берега за канаты. Лишних рук не было. И Халльгрим  радовался  тому,
что здешние финны, кажется, уже попривыкли жить за щитом Ольгейра ярла в
мире и тишине - первыми нападали редко...
   И тем не менее на кораблях услышали его строгий приказ: поодиночке от
берега не отлучаться.
   Первые несколько порогов удалось благополучно миновать в один день.
   Потом случилась непредвиденная остановка.
   Однажды, когда корабли подогнали к берегу и стали готовить еду, Видга
и Скегги вместе  отправились  в  ближний  лес.  Зайдя  за  деревья,  сын
хевдинга поручил Скегги свой меч и нырнул в кусты. И  буквально  тут  же
стрелой вылетел назад!
   - Там камень, - сказал он малышу, выхватывая у  него  свое  оружие  и
торопливо пристегивая к поясу. - А на камне руны!
   Они  со  всех  ног  помчались  обратно  к  кораблям.  Выслушав  сына,
Халльгрим недовольно спросил:
   - Ну и что, что камень? Мало у нас наставлено памятных камней...
   Зато Хельги сразу же велел позвать Улеба:
   - Где там этот Ульв трэль! Пускай он посмотрит руны и скажет, что они
говорят!
   Замшелый валун безмятежно грелся на солнце посреди круглой поляны.  У
ног камня толпилась цветущая земляника, а крутой  серый  лоб  и  вправду
украшали кривовато врезанные буквы.
   Улеб долго приглядывался к надписи, шевеля  губами  и  хмуря  широкие
брови.
   - Ну? - спросил Хельги нетерпеливо.
   - Добро положил... - пробормотал Улеб. - Дальше сколото, не  разберу,
- Клад! - хлопнул себя по  бедру  средний  Виглафссон.  -  Правильно  он
читает, Ас-стейнн-ки?
   Звениславка кивнула.
   - Здесь надо искать клад! - сказал Хельги. - Добро положил!
   - Кто же прячет клады там, где все ходят и ездят? - спросил Халльгрим
спокойно. - Мало ли кто мог куда положить какое добро и написать об этом
на камне!
   Но Хельги только отмахнулся. Сотня сильных мужских рук долго  толкала
и раскачивала вросший в землю валун. И наконец камень со вздохом уступил
и дал повалить себя набок. Принесенные лопаты жадно впились в каменистую
лесную землю... Вот-вот потревожат трухлявое дерево сундука или ударят в
круглую крышку котла, полного серебряных украшений!
   Время шло...
   Взмокшие и очень злые, все они сидели на краю вырытой  ямы,  рядом  с
выкорчеванным валуном. И  кто-то  из  них  указал  пальцем  в  подсохшее
каменное пузо:
   - Да тут еще что-то написано! Наверное, где искать!
   Снова кликнули Улеба и велели читать. Улеб  почистил  палочкой  брюхо
валуна, вывернул шею и прочел - громко, со злорадством:
   - Не ищи того, чего не клал!
   Хельги Виглафссону сразу же захотелось переломить свою лопату  то  ли
об камень, то ли о спину Улеба, но он  и  виду  не  показал.  Недовольно
ворчавшие воины уже отряхивали руки, когда он неожиданно распорядился:
   - Заваливай яму!
   Непонятный  приказ  все  равно  остается  приказом...  Халейги  вновь
взялись за лопаты - зарыть бы в этой яме того, кто разукрасил  валун!  А
Виглафссон еще и велел для чего-то разровнять и утоптать землю, так  что
все  приняло  почти  прежний  вид.   Если   не   считать   растерзанного
земляничника и лежавшего на боку валуна. Сын  Ворона  первым  подошел  к
камню и навалился плечом:
   - А теперь поверните-ка его на место! Так же, как он стоял!
   Все сделалось ясно. Викинги с хохотом облепили валун. Даже Улеб и тот
по своей охоте подошел помочь. Камень оставил  их  в  дураках  -  только
потеряли из-за своей собственной жадности добрых полдня. Но  зато  можно
было хорошо проучить всех остальных, кому еще случится идти этим  путем.
И ведь требовался умница  вроде  Хельги  Виглафссона,  чтобы  догадаться
продолжить обман!
   Они заботливо поставили камень на место, постаравшись, чтобы  надпись
нельзя было не заметить.
   Больше на извилистой и длинной Шехсне  с  ними  не  случилось  ничего
такого, что следовало бы запомнить... Минуло несколько дней, и мать всех
рек, великая Рось, в должный час подняла их  на  широкой  синей  ладони,
дохнула теплым ветром и точно принялась рассматривать: это  еще  что  за
диво пожаловало?
   Теперь корабли двигались так: Халльгримов черный шел впереди, за  ним
-  красный  драккар  Эрлинга  Виглафссона,  и  последним  -   расписной.
Звениславка, ехавшая с  Эрлингом,  так  и  рвалась  на  переднюю  лодью.
Кременец делался все ближе,  того  гляди,  со  дня  на  день  встретится
дозорный отряд если не самого Чурилы Мстиславича, то кого-нибудь из  его
бояр... Халльгрим понимал, что при такой встрече без  нее  трудно  будет
обойтись. Но на корабль к себе не брал, как ни просила. Даром, что ли, и
он сам, и все его люди которую ночь спали в одежде и держали под  руками
мечи.
   А великая Рось голубела под ласковым солнцем. И казалось,  будто  все
непогоды остались где-то на севере - далеко-далеко! Легкие волны  играли
у бортов, шуршали на ветру камыши, и яркие стрекозы садились  на  головы
деревянных драконов.
   Халльгрим смотрел на берега, как смотрел бы на нелюбимую красавицу, с
которой ему предстояло  бы  навек  забыть  о  прежней  любви.  Если  ему
повезет, где-нибудь здесь  он  выстроит  себе  новый  дом,  обнесет  его
оградой и утвердит у очага дремлющих под палубой Богов. Но этот дом  уже
не будет называться Сэхеймом.
   Великая Рось журчала под  ним,  как  неторопливая  песня.  И  уходила
вдаль,  вдаль  -  к  теплому  Хазарскому  морю,  синевшему  за  дальними
горизонтами...
   В тот день корабль Хельги Виглафссона шел, как  обычно,  последним  и
ближе к берегу, чем два других. И вышло так, что Бьерн кормщик разглядел
в камышах острый нос лодочки-однодревки.  То  ли  плохо  схоронились  ее
хозяева, то ли глаза у Бьерна оказались острее, чем у братьев и  отца...
Бьерн позвал Хельги и указал рукой в камыши.
   - Так, - скомандовал Виглафссон. - Весла на воду!
   Правь туда.
   И не было рядом ни Халльгрима, ни Эрлинга, чтобы его  остановить.  Их
корабли ушли вперед, скрылись за мысом. Хельги поднял  со  скамей  двоих
воинов, о которых ходила слава метких стрелков:
   -  Выгоните  мне  эту  лодку  на  чистую  воду...  Парни   привычными
движениями натянули огромные луки. Стрелы посыпались в  воду  за  кормой
однодревки, срезая высокие камыши. И  сидевшие  в  лодке  не  выдержали.
Вместо того чтобы глубже спрятаться в зелень, легкая долбленка  вылетела
из нее, как из огня, и помчалась по открытой воде. Двое,  оказавшиеся  в
ней, отчаянно работали короткими  веслами:  светлоголовый  мальчишка  на
носу и старый дед на корме. Они гнали лодку сильными взмахами, почти  не
поднимая волны, - но разве уйти от драккара, на котором когда-то  плавал
Рунольв!
   - Хватит, - сказал Хельги стрелкам.
   Пестрый корабль вклинился между  лодкой  и  камышами,  оттирая  ее  к
середине реки. Викинги гребли вполсилы, потешаясь над стариком. Он молча
оглядывался на них, все чаще ударяя  веслом...  Бьерн  кормщик  легонько
двинул правилом, и дубовая скула коснулась однодревки, не давая грести.
   - Прыгай, Мал!  В  воду  прыгай!  -  закричал  дед,  забыв  о  грозно
работавших веслах драккара и отбиваясь гребком от хватавших его рук.  Но
внучка уже сцапали за вихры, за некрашеную рубашонку - только  мелькнули
в воздухе босые брыкающиеся пятки! Следом втащили на корабль и старика.
   - Не дело ты затеял, побратим, - сказал Торгейр негромко.  -  Смотри,
ждать нам теперь Торлейва конунга в гости со всеми его людьми, ведь  это
уже его фюльк.
   Хельги огрызнулся:
   - Может, именно этого я и хочу!
   Торгейр понял, что с  Виглафссоном  не  совладает,  и  замолчал...  А
Хельги подошел посмотреть на схваченных.  Еще  в  Торсфиорде  он  просил
Ас-стейнн-ки научить его по-гардски, и ему казалось,  что  получалось  у
него неплохо.
   - Мы не тронем тебя! - сказал он старику. - Нам Торлейв конунг нужен,
а не ты. Скажи, ты не из Стейннборга?
   Дед долго молчал, потом ответил:
   - Не понимаю!
   Сперва Хельги решил, что, наверное, действительно выговорил что-то не
так. Но потом по глазам дела понял:обманывает. Он сказал:
   - Я не собираюсь обижать твоего  конунга,  потому  что  иду  с  белым
щитом.
   Далеко ли отсюда Стейннборг? Дед поглядел  на  него  с  ненавистью  и
упрямо повторил:
   - Не понимаю!
   Хельги все-таки не хотел затевать ссоры  и,  наверное,  на  этом  его
отпустил бы - все испортил  внучок.  Он  вдруг  прыгнул  к  Хельги,  как
рысенок, крича:
   - Беги, деда!
   Хельги поймал его в воздухе, в прыжке. Взял за шиворот и легко поднял
в вытянутой руке. Внучок  извивался,  пытался  укусить  его,  оцарапать.
Хельги уворачивался, двигая запястьем.
   Дед ринулся было на помощь, но его остановили, оттащили назад.
   Хельги не торопясь отвел руку в сторону - мальчишка повис над водой.
   - Ну что, дед? - спросил викинг насмешливо. - Смотри, надоест мне его
держать...
   Дед глянул вниз, на длинные лопасти весел, сбивавшие прозрачную  воду
в сущий кипяток. И ссутулился, обмяк.
   - Мала оставь! - сказал он хрипло. - Чего надобно тебе, говори!  Чего
хочешь?
   Хельги перенес внучка обратно через борт и  с  рук  на  руки  швырнул
своим молодцам.
   - Мальчишку в мешок... А ты, старик, садись в  свою  лодку  и  быстро
плыви к Торлейву конунгу в Стейннборг. Скажи ему, что гости  пожаловали.
Пусть едет встречать!
   А внук твой до тех пор у нас побудет.  Чтобы  ты  старый,  дороги  не
позабыл.
   Хирдманны со смехом впихнули отбивавшегося внучка в кожаный мешок.  И
завязали ремешок возле его шеи,  так,  чтобы  не  смог  ни  вылезти,  ни
удавиться.
   Подняли несколько палубных планок и спустили мешок вниз - в  темноту,
к узлам и бочонкам, на смоленые доски,  за  которыми  звенела  невидимая
вода. И поставили планки на место.
   -  Деда!  -  донеслось  из-под  палубы.   Лицо   старика   мучительно
передернулось, но его потащили  к  борту,  к  лодке,  что  плясала  там,
схваченная баграми. Хельги велел убрать весла, потому что в  них  больше
не было нужды, и лодочку оттолкнули прочь.
   Какое-то время дед сидел в ней неподвижно, бессильно свесив руки... И
точно ждал, чтобы наваждение рассеялось. Но драккар не исчезал.  И  вода
не расступалась под ним, наказывая за злодейство. Легко и хищно скользил
он вперед, как ястреб, уносящий в когтях цыпленка.
   Потом с корабля увидели, как старик подхватил свой гребок и что  было
силы погнал суденышко к берегу. Долбленка стремглав влетела в  камыши  и
пропала из глаз...
   Вечером три лодьи собрались у облюбованного  Олавом  островка.  Полая
вода только-только покинула его, обнажив пушистую траву и густые  цепкие
кусты.
   Быстрый спад реки оставил в этих кустах, прямо  посередине  островка,
какой-то плоскодонный корабль. Корабль выглядел широким и  неуклюжим,  и
не было никакой возможности стащить его  в  воду.  Мореходы  внимательно
осмотрели брошенную лодью, потом принесли топоры и принялись разделывать
ее на дрова.
   Хельги прибыл к острову последним.  Хирдманны  поставили  корабль  на
якоря и пошли на берег, к светившим  в  сумерках  кострам.  Над  берегом
радостно звенели голодные комары. Воины отмахивались от них, ныряя в дым
костров. Жены и матери расспрашивали их, как прошел день на корабле.
   Поэтому братья узнали  о  случившемся  еще  раньше,  чем  сам  Хельги
подошел к их огню. Халльгрим сразу же спросил его:
   - Зачем ты это сделал?
   Хельги невозмутимо пожал плечами:
   - Я ничего им не сделал, ни одному, ни  другому.  Зато  теперь  можно
будет узнать, таков ли этот Торлейв конунг, как о нем говорят.
   Халльгрим сказал ему:
   - И если он таков, то очень скоро он будет здесь, и с красным  щитом.
Мы для этого уходили из дому?
   Старый Можжевельник молча шевелил палочкой угли. Все, что  он  думал,
он уже высказал Халльгриму наедине. Хевдинг между тем продолжал:
   - Ты считаешь за доблесть подразнить сильного, а разговаривать с  ним
буду я! Ведь это я иду первым, не ты. Может, ты поэтому и не думаешь  ни
о чем прежде, чем делать?
   У Хельги выступили на скулах  красные  пятна,  тонкие  ноздри  бешено
вздрогнули:
   - Если ты испугался, я могу пойти первым вместо тебя!
   Халльгрим тяжело помолчал, обдумывая ответ. Потом сказал:
   - В храбрости мне, конечно, до тебя далеко. Я, кажется,  никогда  еще
не гонялся на боевом корабле за стариками на лодках!
   Хельги открыл рот, побагровев уже весь, но тут Халльгрим поднялся  на
ноги и гаркнул в полную силу:
   - Умей  помолчать,  Хельги  Виглафссон!  Иди  и  принеси  сюда  этого
мальчишку!
   Хельги повернулся и молча ушел в темноту. Бедвар и Бьерн  принесли  в
мешке внучка. Ни  кусаться,  ни  царапаться  он  более  не  пытался,  но
серо-зеленые, рысьи, глаза глядели по-прежнему зло. Воины положили мешок
на траву возле огня и отошли. Хельги с ними не вернулся.
   - Пускай позовут Ас-стейнн-ки, - сказал Халльгрим. Но она уже  стояла
по другую сторону костра, и ее щеки были не румяней беленой рубахи.  Сын
Ворона хотел ей что-то сказать - она  не  глядя  шагнула  мимо  него,  к
мешку:
   - Мал!
   Мальчишка уставился на нее, явно не узнавая, однако потом  отшатнулся
и в ужасе завопил:
   - Щур! Щур! Пропади!
   Было видно, что такого страха он не испытывал даже под палубой, когда
звал на помощь деда. Звениславка  бросилась  к  нему,  дрожащими  руками
принялась распутывать узел:
   - Да живая я, живая, не бойся...
   - Я могу отпустить его, -  сказал  ей  Халльгрим.  -  Завтра  я  велю
высадить  его  на  берег,  а  пока  пусть  твой  раб  поможет  мне   его
расспросить.
   Звениславка повернулась к нему и крикнула сквозь слезы:
   - Зачем сюда пришел?!
   Мальчишка Мал растянул руками ремешок, вывернулся из мешка и  кинулся
прочь с быстротой зайца, удирающего от  выжлецов...  Но  на  пути  вырос
Видга, схватил его поперек тела  и  приволок  обратно  к  костру.  Бьерн
Олавссон помог ему водворить внучка в мешок.
   Халльгрим велел сыну отнести мальчишку на черный корабль.  Потом  сел
наземь и стал смотреть в  ве