л...
   Лорд Годвин Эдрикссон смотрел поверх голов: торговый город  иного  не
заслуживал. Только это и можно было прочесть на худом лице лорда Годвина
- и более ничего. Впрочем, отца Ансгара он разглядел и приготовился  уже
склонить голову перед святым человеком. Но заметил рядом с ним  викингов
и пригляделся внимательнее - не нужна ли защита? И в это  время  сильная
рука схватила серебристого коня под уздцы!
   Испуганный сокол вслепую ринулся с хозяйской руки и жалобно закричал,
подхваченный путами. Верные  слуги  без  приказа  устремились  вперед  -
проучить  наглеца.  Не  получилось.  Рослый  малый  расшвырял  их,   как
соломенные чучела. И встал перед вельможей:
   - Надо мне поговорить с тобой, лорд Годвин Эдрикссон!..
   Слуги поднялись, но повелительный жест хозяина их остановил.
   - Что тебе нужно, викинг? - спросил Годвин сурово, не давая  пятиться
храпевшему жеребцу.
   - Этельстан сын Вульфхеда приветствует тебя, Годвин!
   Вельможа вздрогнул от неожиданности и наклонился  в  седле,  впиваясь
взглядом в обветренное, бородатое лицо.
   - Я знавал человека, носившего это имя... - с угрозой проговорил он
наконец. - И ты, пожалуй, даже похож на него, хоть он и был помоложе. Не
тревожь его памяти, этот человек давно погиб!
   - Он не погиб, лорд Годвин, - сказал Этельстан тихо.  Годвин  смотрел
на него по-прежнему сурово, но что-то в нем уже дрогнуло.  Этельстан  не
опускал перед ним глаз.
   - Здесь есть люди, - сказал он, - которые подтвердят тебе,  что  я  -
это я. А если ты уже и не помнишь, как  разламывал  хлеб  в  доме  моего
отца, а я подавал тебе вино, так я сбрею бороду и покажу  тебе  знак  на
моем горле, его-то ты, я думаю, узнаешь!
   И с чувством перекрестился, обратясь к церкви.  Хельги  не  понял  ни
того, что говорил Этельстан, ни того, что отвечал ему Годвин.  Но  потом
он увидел, как Торд англов спрыгнул с  седла  и  подошел  к  Этельстану,
неглядя бросив слугам поводья. Они обменялись еще несколькими словами. А
потом Годвин положил руки ему на плечи и долго молча  смотрел  на  него,
забыв о доброй сотне направленных на него глаз...  И  когда  они  вместе
двинулись по улице, их проводил растерянный  ропот.  Как  видно,  всякие
чудеса бывают на свете!
   - Твоя мать все еще льет слезы по сыну,  -  говорил  Этельстану  лорд
Годвин Эдрикссон. - А жена твоя Гита  прогнала  уже  троих  женихов,  и,
по-моему, собирается в монастырь...
   Этельстан так и остановился, лицо его посерело:
   - Моя Гита?
   - Твоя Гита, - ответил лорд Годвин. - Я вижу, вы оба плакали  друг  о
друге, и оба напрасно. Она все молится о мире для твоей души, но теперь,
мне кажется, я порасскажу ей немало интересного, когда вернусь  домой...
Или, быть может, ты обрадуешь ее сам?
   В тот же вечер, когда  Хельги  шел  по  берегу  со  своими  людьми  и
Торгейром, его окликнул незнакомый голос:
   - Виглафссон... постой, Виглафссон.
   Поистине это был день неожиданных встреч! Хельги остановился. У  воды
на гнилом бревне сидел человек,  закутанный  в  плащ,  и  капюшон  плаща
спадал ему на лицо.
   Хельги сказал:
   - Не велика ли честь для бродяги, чтобы я останавливался? Может быть,
я еще должен что-нибудь тебе по-дарить?
   Человек не смутился.
   - Это вовсе не помешало бы мне, ибо я небогат, - отвечал он спокойно.
- Но я пришел сюда не попрошайничать. Мне ведено кое-что  сказать  тебе,
Виглафссон.
   - По твоей речи ты не так прост, как кажешься с виду,  -  сказал  ему
Хельги. - Если не боишься меня, пойдем ко мне на корабль!
   Человек не спеша разогнул колени  и  откинул  капюшон.  Лицо  у  него
оказалось умное и острое; испещренное морщинами, белевшими на  загорелой
коже.
   - У меня припасено для тебя всего несколько слов, и я могу сказать их
и здесь... Я только хотел предупредить тебя, сын Ворона, чтобы ты почаще
оглядывался через плечо. Рыжая волчица идет по твоему следу!
   Хельги очень захотелось немедленно оглянуться, но он удержался.
   Кто ты такой? - спросил он незнакомца:
   - И кто тебя прислал?
   - Люди зовут меня Альвиром Хнувой, скальдом Харальда конунга и другом
дочери Рунольва,  -  бесстрашно  ответил  человек.  -  Дроттнинг  Вигдис
послала меня, сказав, что сыновья Виглафа должны знать, откуда обрушится
на них смерть.
   - А не сказала тебе твоя Вигдис, - спросил Хельги, - что ты навряд ли
еще раз увидишь ее, после того что ты мне тут наговорил?
   Но Альвир скальд и на это ответил не моргнув глазом:
   - Рунольвдоттир говорила о Виглафссонах с уважением. И  она  обещала,
что меня здесь не тронут!
   Помолчал и добавил с хитрой улыбкой:
   - А еще она говорила, что вы, пожалуй,  решите  меня  наградить,  так
чтобы я не отказывался.
   Услышав такие слова, Хельги засмеялся. Потом стащил с руки серебряное
обручье и бросил его Альвиру:
   - Держи! И передай своей дроттнинг, что я при случае подарю ей  такое
же.
   Но только сделанное из ремня, и надену ей на шею, а  не  на  руку.  А
теперь убирайся отсюда и не вздумай еще раз попасться мне на глаза!
   - Погоди, - вмешался Торгейр. - Дай и мне кое-что ему  сказать...  Ты
не припоминаешь  меня,  Альвир  скальд?  Скальд  помолчал  и  проговорил
нерешительно:
   - Я все  смотрел  на  тебя...  и  ты  очень  напоминал  мне  Торгейра
Гудмундссона. Правда, я знаю, что у старика был только один  сын,  да  и
тот...
   - Если ты возвратишься к Харальду конунгу, - сказал ему Левша, - будь
добр, передай ему, что я жив. Но только ты  сам  видишь,  что  теперь  я
навряд ли смогу послужить ему так, как служил раньше.
   Хельги отвернулся:  такие  речи  были  ему  не  по  душе.  А  Торгейр
продолжал:
   - Скажи ему еще, что  меня  выручил  из  неволи  Хельги  сын  Виглафа
Хравна, и многие говорят, что это  достойнейший  муж.  И  что  лучше  бы
конунгу назвать своими Друзьями троих братьев Виглафссонов,  чем  одного
Рунольва...
   Хельги не выдержал:
   - Я никого еще не просил мирить меня с конунгом!
   А скальд ответил, поклонившись Торгейру:
   - Я передам, Гудмундссон.
   Холодный предрассветный ветер тормошил озерную воду, и во  всю  ширь,
от края до края, бежали по ней злые быстрые волны.
   Эрлинг Виглафссон прохаживался по палубе кнарра, наблюдая за  работой
своих  людей.  Одни  натягивали  канаты,  устанавливая   мачту,   другие
разбирали  снасти,  третьи  вытягивали  из  трюма  свернутое   полотнище
паруса... И прощай, торговый город на озере Лег!
   Работал вместе со всеми и Этельстан.  Англ  был  внешне  спокоен,  но
двигался, точно во сне. Так, словно накануне его жестоко избили и теперь
ему больно  было  двигать  руками.  Сын  Ворона  долго  приглядывался  к
Этельстану, потом подошел.
   - Что с тобой? - спросил он, тронув его за плечо.
   - Ты похож на пьяного, Адальстейн, но ты не пьян.
   Этельстан поднял на него глаза  и  опустил  их  опять.  И  ничего  не
ответил.
   Эрлинг подтолкнул его:
   - Я слыхал, ты вчера встретил знакомца...
   - Это был лорд Годвин Эдрикссон, - угрюмо сказал Этельстан.  -  Он  и
мой отец ходили под знаменем славного короля Хейма... там, дома.
   Эрлинг кивнул. Дело было сделано: Этельстан заговорил.
   - Он рассказал мне, что дома жива моя мать. И  жена,  а  ведь  я  все
время думал, что ее замучил Рунольв... А еще он сказал, что  наш  король
Элла, сын Хейма, пленил  Рагнара  Кожаные  Штаны,  когда  тот  грабил  в
Ирландии. Он велел посадить викинга в яму, и там его закусали гадюки.
   - Вот как! - сказал Эрлинг. - Великим вождем был  Рагнар  Лодброк,  и
люди думают, что его сыновья удались в отца. Гроза идет на  твоего  Эллу
конунга, Адальстейн.
   Этельстан мучительно вздохнул.
   - Рагнар спел в яме песню, в которой перечислил свои деяния, а  перед
самой смертью сказал так: отчего бы и не  зарезать  старого  кабана,  но
пусть мясник опасается поросят. Лорд Годвин мне сказал, что его  сыновья
теперь собирают войско и...
   Эрлинг его перебил:
   - Так, значит, твой... Гудини ярл предлагал тебе поехать домой вместе
с ним, а ты отказался. Я угадал? Этельстан внезапно рассвирепел:
   - Чего ты от меня хочешь, Эрлинг Виглафссон?..
   Эрлинг покачал головой:
   - Не дело тебе кричать на меня, Адальстейн. Просто я теперь вижу, что
ты больше принадлежишь своему Энкланду, чем мне. Так что  иди-ка  ты  на
берег, Адальстейн, покуда мы еще не снялись с якорей. Я так тебе велю!
   - Отсылаешь? - спросил Этельстан. - Мне  что-то  не  кажется,  что  я
заслуживаю бесчестья, Виглафссон!
   Но маленький Эрлинг расправил плечи и, кажется, даже вырос.
   - Я хочу, чтобы ты был счастлив, Адальстейн, и не я виноват, если  ты
увидел в этом обиду! Иди! Или мне  приказать,  чтобы  тебя  выкинули  за
борт?
   - Я никуда не пойду, - сказал Этельстан. - Ты дал мне  свободу,  и  я
буду идти за тобой, пока жив.
   - Пойдешь! - отрезал Эрлинг, и оказалось, что это у  него  получалось
не хуже, чем у самого Халльгрима. - Я дал тебе свободу,  а  твоя  Страна
Англов дала жизнь!
   И кивнул Скегги, пробегавшему мимо:
   - Принеси-ка сюда его котомку... Да, его! Скегги убежал, оглядываясь.
   Принес пожитки англа и отдал их хозяину.
   - У каждого своя дорога, - сказал Эрлинг. - Удачи тебе, Адальстейн.
   - И тебе удачи, -  отозвался  англ  так  же  тихо.  -  И  ты  вернись
когда-нибудь в свой Торсфиорд. Я стану молиться за тебя,  Виглафссон,  и
это поможет тебе не меньше, чем помогал мой меч...
   Потом на кораблях подняли якоря.
   Набирая ход, три лодьи одна за другой заскользили к воротам гавани  -
вновь пересечь озеро и скрыться в просторе холодного Восточного моря.
   Этельстан стоял по колено в воде. В руках - кожаная котомка, у  пояса
- добытый в бою топор. Он смотрел на  тот  из  трех  кораблей,  что  шел
посередине: на круглобокий  медлительный  кнарр.  Он  знал,  что  больше
никогда его не увидит. Он возвратится домой, чтобы  обнять  там  мать  и
жену, но одна часть его жизни отрезана навсегда. И ее будет не хватать.
   В родном доме приснятся ему  продымленные  стропила  Сэхейма,  Эрлинг
хевдинг и качающаяся палуба корабля...
   Этельстан долго стоял неподвижно  -  до  тех  пор,  пока  корабли  не
скрылись из глаз. Город за его  спиной  понемногу  просыпался:  замычала
корова, стукнула дверь, приплыл откуда-то запах только  что  испеченного
хлеба...
   Этельстан встряхнулся, словно просыпаясь,  плеснул  водой  в  лицо  и
зашагал к дому, где жил лорд Годвин Эдрикссон.

***

   По великому морю Нево, из которого вытекала  река,  все  еще  бродили
стаи льдин. И более всего они походили на остатки  разгромленных  войск,
истаивающие под чужим солнцем, в чужой стороне... Ветер  относил  их  на
юг, и могучее течение реки непреодолимо увлекало вниз - не остановишься,
не  вернешься  с  середины  пути!  Пролетали  мимо   рокочущие   пороги,
проплывали  коварные  отмели  устья...  И  открывался  впереди   широкий
Хольмский залив - Котлино озеро!
   Разные люди ходили по этим местам, и  всякий  называл  их  по-своему.
Реку Неву и ту урмане переиначили на свой лад: Нюйя...
   Льды уходили все дальше,  мимо  острова  Котлина,  мимо  хмурых  скал
северного берега и песчаных кос южного - в  солнечную  синеву  западного
горизонта, на закат.
   Шли и шли, и по дороге их делалось все меньше...
   Три корабля стояли у западной оконечности большого острова, поросшего
могучими соснами. Как назывался остров, не знал  даже  Олав  кормщик.  А
местных жителей не было видно ни души.  Олав,  шедший  этими  местами  в
восьмой раз, клялся, что в прежние годы было точно так же...  И  тем  не
менее лес видел людей.
   И недавно.
   - Разбежались! - сказал Хельги, когда воины, ходившие  в  лес,  нашли
там торопливо загашенные костры.
   - Это финны, а от них, как мне говорили, иного не следует и ждать!
   Опытные люди, впрочем, не видели в этом ничего хо-:  рошего  и  вслух
говорили, что надобно было бы убраться : отсюда как можно скорей. Но лед
шел и  шел,  и  конца-;  краю  ему  не  было  видно.  Чудовищные  льдины
сталкивались друг с другом, с шипением ползли на берега...
   Чтобы скоротать время, воины помоложе и мальчишки во главе  с  Видгой
отправились в лес и  притащили  оттуда  длинное  бревно  как  раз  такой
толщины, чтобы выдерживало двух человек. Бревно установили на  козлах  в
воде, там, где она достигала колен. Льдины сюда  не  лезли:  не  пускала
длинная каменная гряда.
   - Бой мешками на бревне! - в восторге  запрыгала  мелюзга.  Им  самим
баловаться не дадут - малы, но хоть посмотреть!
   Вскоре готовы были и мешки с мокрым песком. Бревно обмазали скользкой
глиной - чтобы получше вертелось,  -  и  сражение  закипело!  На  бревно
взобрались двое первых поединщиков, и под градом ударов один из них  тут
же свалился в воду. Пристыженный и мокрый, он единым  духом  вылетел  на
берег - сушиться и греться у загодя разведенного костра.  Вода,  которую
река выносила из пресного моря  Нево,  была  чиста,  как  воздух,  очень
вкусна и до судорог холодна.
   Проигравший скинул штаны и рубашку и запрыгал вокруг огня, а на козлы
вскарабкался новый смельчак. Победитель - а это был Грис - приветствовал
его так:
   - Падай поосторожнее, потому что мне-то тут еще долго сидеть!
   Длинные ноги Гриса свисали почти до самой воды, волосы развевались на
ветру. Он их засовывал за ворот рубашки.
   Раз за разом он оказывался сильнее тех, кто садился  против  него  на
бревно...
   Мальчишки  начали  поглядывать  на  Видгу  Халльгримссона.   Но   тот
равнодушно стоял поодаль, разговаривая со Скегги, и в  игре  участия  не
принимал.
   - Эй, Видга! - вдруг крикнул ему Грис.  -  Иди-ка  сюда,  хорнунг,  я
помогу тебе вымыться, ведь тебя уже блохи едят!
   Видга поднял голову:
   - Прежде собери своих  блох,  Поросенок...  И  думай  дважды,  трэль,
прежде чем заговаривать с викингом!
   Мальчишки, болтавшие между собой, восхищенно замолкли. Вот что значит
сын Халльгрима, и пусть говорят что угодно о его матери, не  выкупленной
за мунд!
   Грис с бревна ядовито заметил:
   - Я смотрю, у тебя расцарапана рука. Тебе надо бы идти с женщинами  -
на кнарре!
   - Если тебе, Поросенок, не терпится поговорить с одноруким, - ответил
Видга, - так ты поди поищи Торгейра Левшу. Он одной своей  рукой  скажет
тебе больше, чем ты ему двумя!
   И отвернулся. Но Грис заорал на него:
   - Тогда пускай сюда идет твой недомерок, если только он не  такой  же
трус, как ты сам!
   Тут Скегги отчаянно закусил губы и шагнул вперед, к воде,  туда,  где
усмехался, раскачивая мешок в сильной руке, Грис... Скегги уже явственно
ощущал  под  собой  скользкое,  холодное  бревно,  видел  совсем   рядом
ненавистного Гриса и чувствовал в руке непомерную тяжесть  мешка.  Грис,
конечно, легко отобьет  его  удар,  если  он,Скегги,  успеет  этот  удар
нанести...
   Видга остановил маленького скальда, взяв его за плечо:
   - Твой отец никогда не стал бы связываться с рабом!  Потому  что  это
всего лишь трэль, хоть ему и подарили свободу.  Он  поступает  так,  как
поступают только рабы! А тебя, Грис, я уже накормил  однажды  песком.  Я
думал, хватит с тебя, но теперь вижу, что ошибся.
   У Гриса выступили на лице красные пятна.
   - Иди сюда, я поучу тебя сражаться!
   Видга молча ступил в воду и  взобрался  на  козлы.  Наклонился  взять
мешок... и Грис ударил его. Без предупреждения - нарушив все обычаи игры
на бревне! Мальчишки на берегу возмущенно закричали. Но тут уж, кричи не
кричи, бой начался.
   Удар пришелся Видге в висок, на какой-то миг он ослеп и  оглох...  Но
не зря Халльгрим хевдинг учил  его  ходить  по  веслам  драккара  с  той
стороны борта в то время, когда люди гребли!  Грис  продолжал  бить  его
тяжелым мешком, целясь по-прежнему в голову и по левой руке, так, что на
рукаве выступила кровь.
   Однако Видга не падал. А когда в голове  перестали  звенеть  железные
чаши - ударил сам. Обеими руками занес свой мешок и обрушил его Грису на
темя. И тот, жестоко прикусив язык, схватился рукой за лицо.
   Мокрый  песок,  завязанный  в  грубую  тряпку,  снес  Грису  кожу  на
подбородке, и он не успел заметить, откуда был нанесен удар...
   - Вот так, - сказал Видга. - Бывает по-всякому, но теперь  бить  буду
я.
   Немного  погодя  Грису  показалось,  будто  сын  хевдинга   находился
одновременно и прямо против него, и сбоку, и даже позади... Его  привела
в себя ледяная вода. Видга сидел верхом на бревне, свесив  вниз  руку  с
мешком. У него текла из носу кровь, и он вытирал ее  ладонью.  На  щеках
оставались липкие полосы. Он сказал Грису:
   - Даже твой хозяин не предпочитал бить тех, кто пo-слабее...  Рунольв
был волком, а ты свинья. Пошел!

***

   Следующий день выдался  неприветливым  и  хмурым.  Эти  места  всегда
славились непостоянной погодой, а какая же весна  без  дождей?  За  ночь
ветер нагнал облака, и они медленно, словно нагруженные  корабли,  плыли
на восток - в сторону Гардарики...
   Людям предстояло вскоре двинуться следом за ними. Но лед все еще шел,
и они продолжали жить на своем острове, а чтобы  жить,  надо  охотиться.
Поэтому незадолго до рассвета несколько молодых воинов, в том числе трое
Олавссонов, с луками и копьями отправились в лес.
   И почти сразу же вернулись.
   Бьерн Олавссон, ощерившись, нес на руках своего младшего  брата.  Шея
Гуннара была обмотана окровавленной  тряпкой.  Он  стонал,  не  открывая
глаз.
   Сигурд шел сзади и волок неведомое оружие: маленький, но очень  тугой
лук, посаженный на деревянное ложе.
   Халльгрим спросил их:
   - Что у вас случилось?
   Бьерн осторожно уложил брата на разостланное одеяло:
   - А сам что, не видишь? Эта штука в него выстрелила, когда  он  задел
за веревку. А людей мы там не нашли.
   Уж если бы нашли, Бьерн наверняка срубил бы им  головы.  Сигурд  пнул
ногой искореженный самострел.
   Олав склонился над сыном, называя его по имени. Гуннар не отозвался.
   Седая борода Можжевельника задрожала:
   - Я делаюсь стар... Скорей бы уже Один призвал меня к себе! Лучше  бы
я встречал вас в Вальхалле... а не провожал туда одного за другим.
   Бьерн крепко взял его за локоть, отвел прочь.
   - Гудреду, как мне думается, еще долго придется скучать там без нас.
   Ничего с Гуннаром не будет! Халльгрим между тем расспрашивал Сигурда.
   - Мы и раньше там ходили, - растерянно говорил меньшой Олавссон. -  И
там никогда не стреляло. Может быть, это финны охотились?
   Халльгрим заставил его припомнить, как именно была растянута веревка,
за которую злополучный Гуннар зацепился ногой. Где стоял самострел...  А
после сказал:
   - Не на зверя охотились те финны. И пусть распадется мой щит, если не
придется нам еще познакомиться с теми охотниками поближе!
   Чужой лес глухо шумел над их головами. О чем шумел? О  том,  что  они
были всего лишь горсточкой людей на огромной и неприветливой земле...  И
низкое небо равнодушно плыло над ними. И родным здесь было только море.
   Да и оно должно было не сегодня-завтра остаться за  спиной.  И  может
быть - навсегда!
   Не  таких,  как  они,  принимала  в  себя  Гардарики.  Принимала  без
всплеска, без следа, без вести домой...
   Когда приблизился вечер, Халльгрим приказал выставить  двойное  число
сторожей. И он не ошибся.
   Среди ночи около кнарра поднялась молчаливая и яростная возня.  Затем
послышались крики: кричал Бьерн.  Воины,  умевшие  мгновенно  сбрасывать
сон, кинулись на помощь. Выдергивали из ножен оружие, хватали головни из
костров.
   Возле кнарра на земле лежал человек. Рослый  светлоголовый  парень  в
диковинной  одежде.  Бьерн  Олавссон  сидел  на  нем  верхом,  стискивая
коленями бешено извивавшееся тело, и  длинной  веревкой  вязал  пленнику
руки. Поодаль валялись пучки сухой соломы, а в соломе - стальное кресало
и кремень.
   - А ну, подними-ка его,  -  сказал  Бьерну  Халльгрим.  Сын  кормщика
неторопливо слез со спины парня, взял его за шиворот  и  сильным  рывком
заставил встать. Тот, не долго думая,  лягнул  его  ногой.  Бьерн  молча
сгреб пленника за  вол