е  было  написано  такое  счастье,  а  глаза  светились  такой
преданностью, что у меня не поднялась рука развеять окутавшие его чары.
   Беседа Шалая  продолжалась  около  получаса,  после  чего  он  неожиданно
тряхнул головой и с недоумением принялся озираться вокруг.
   В этот момент Фродо принялся читать первый монолог Гамлета!
   Маленькое меховое существо,  размахивая  короткими  мохнатыми  ручками  и
потряхивая головой, стенало с непередаваемой страстью:
   ...Нет месяца! И целы башмаки,
   В которых шла в слезах, как Ниобея,
   За отчим гробом. И она, она, -
   О боже, зверь, лишенный разуменья,
   Томился б дольше, - замужем - за кем:
   За дядею, который схож с покойным,
   Как я с Гераклом...
   Фродо действительно был настолько "...схож с Гераклом" и так  уморительно
потрясал мохнатыми кулачками, что Эльнорда истерически  расхохоталась.  Меня
самого душил смех, хотя Шалай и оставшийся в  разуме  гвардеец  смотрели  на
хоббита с неким мистическим ужасом, не понимая, видимо, ни  слова  из  того,
что тот с таким воодушевлением бормотал. А вот когда Фродо закончил  монолог
и принялся раскланиваться во все стороны,  не  переставая  при  этом  шагать
вперед, нам с Эльнордой тоже стало не по себе.
   Откланявшись и послав несколько воздушных поцелуев, хоббит прекратил свои
чтецкие упражнения и двигался вперед, словно ничего и не произошло.  А  я  с
напряжением ожидал, какое же видение достанется мне самому. И в то же  время
я старался прижаться поближе к мерно вышагивавшему впереди  Душегубу,  чтобы
иметь возможность подхватить Кину, если троллю станет вдруг худо. Но с  нами
и гвардейцем ничего не происходило.
   Между тем постепенно становилось прохладнее, ноги уже не обжигало  каждое
прикосновение к черному зернистому стеклу  дороги  и  дышать  стало  гораздо
легче. Я  вдруг  с  удивлением  понял,  что  приближается  вечер,  и  солнце
закатилось за край Пустыни, и небо уже темнеет в предчувствии ночи.
   Тут тролль остановился и, обернувшись к нам, твердо сказал:
   - Пора становиться на ночлег, а то в темноте мы потеряем направление...
   Гвардеец мгновенно опустился на холодное стекло и замер. Я сдернул с себя
плащ и постелил его, сложив вдвое.  Душегуб  сразу  понял  мои  намерения  и
аккуратно уложил на расстеленный  плащ  Кину.  Эльнорда  шатаясь  подошла  к
лошади Душегуба и вытащила оба одеяла. Одно  она  протянула  Фродо,  но  тот
неожиданно помотал головой:
   - Забирай оба, судя по всему, ночью будет холодно...
   Мы расположились на ночлег,  и  никто  даже  не  заикнулся  о  еде,  хотя
костерок я запалил. Было странно смотреть  на  пламя,  пляшущее  над  темным
зеркалом, и особенно на его отображение, бросавшее острые клинья огня  вниз,
вглубь, в черную темноту Тефлоновой Пустыни.  Оно  ничего  не  освещало,  но
казалось продолжением той темной магии, которая преследовала  наше  Братство
весь прошедший день.
   Хоббит оказался абсолютно прав - ночью было холодно. И не просто холодно,
а холодно до жути, до того, что мы с наслаждением, с вожделением  вспоминали
дневное пекло. На рассвете мы с трудом поднялись на ноги, не  выспавшиеся  и
не отдохнувшие. Единственное, что хоть немного утешало, это  то,  что  ни  у
кого из нас  не  было  обморожений.  Солнце  только-только  вызеленило  край
горизонта, когда мы снова отправились в путь, а я с  ужасом  думал,  как  мы
сможем проделать еще один дневной переход.
   Но Душегуб упрямо шагал вперед, и мы, словно связанные  с  ним  невидимой
нитью, шагали следом. Незадолго до полудня сбесились  и  ускакали  в  никуда
лошади Шалая и второго  гвардейца.  Хорошо,  что  раненого  парня  мы  утром
положили на мою лошадь, она, хоть и косила в сторону людей диким глазом, еще
слушалась, так же как тяжеловоз Душегуба, преданно топавший, за ним.
   А когда солнце перенесло свои лучи с наших лиц  на  наши  спины,  видение
пришло ко мне.
   Наше Братство медленно брело вперед, по-прежнему возглавляемое Душегубом.
Я как раз пропустил вперед Эльнорду и Фродо,  когда  неожиданно  услышал  за
спиной дробный стук копыт. Нас кто-то догонял верхом. Удивившись, что это за
лошадь, способная скакать  по  Тефлоновой  Пустыне,  я  оглянулся  и  увидел
жуткого монстра, быстро приближавшегося к нам.
   Две сплюснутые, похожие на змеиные, головы были вознесены высоко  в  небо
на чешуйчатых, болотного цвета, шеях. Шеи сходились к широченному торсу,  из
плеч которого вырастали две длинные мускулистые  руки.  И  тело,  и  руки  в
отличие от шей покрывала бледная, даже землистая кожа. Чудовище имело четыре
ноги, своей толщиной напоминавшие  слоновьи,  но  двигавшиеся  с  совершенно
невероятной быстротой  и  издававшие  при  этом  тот  самый  топот,  который
заставил меня оглянуться.
   Описывая  увиденного  мной  зверя,  я  понимаю,  как  мало  мое  описание
соответствует действительности,  но  мой  язык  просто  недостаточен,  чтобы
передать внешний вид этого монстра. Например, кто-то другой мог  бы  назвать
руки этого чудовища пятипалыми щупальцами, потому что  они  имели  не  менее
шести суставов и могли изгибаться во всех направлениях.
   Монстр быстро приближался, и я увидел, что на его теле,  между  шеями,  в
некоем подобии седла располагается человеческая фигура. Стало  понятно,  что
это чудовище несет наездника, и мне придется иметь дело именно с ним.
   Я остановился и, опершись на  посох,  стал  дожидаться  всадника,  а  мои
друзья,  не  обращая  на  меня  никакого  внимания,  прошествовали  мимо.  Я
удивился, как быстро  они  стали  двигаться  -  уже  через  минуту  шагавший
последним Шалай начал растворяться в подернутом маревом воздухе.
   А вскорости подбежало чудовище. Вблизи оно было еще  невероятнее.  Головы
во  время  движения  по  очереди  целеустремленно  ныряли  вперед,  а  затем
разочарованно откидывались назад, словно увидев  что-то  интересное,  они  в
следующее  мгновение  понимали,  что  увиденное  не  представляет   никакого
интереса. Кожа на туловище  и  ногах  была  покрыта  темной,  поблескивающей
слизью, а может быть, это был просто пот.  Ноги  чудовища  и  в  самом  деле
оканчивались  копытами,  только  эти  копыта  были  снабжены  шестью  матово
поблескивающими когтями. И все тело монстра окутывало облако самых различных
запахов, от тонкого сладковатого аромата корицы до резкой вони аммиака.  При
этом запахи не смешивались, так что нельзя  было  даже  предположить,  какой
аромат в следующее мгновение ударит по обонянию.
   Пока я разглядывал монстра, он  промелькнул  мимо,  но  тут  же  принялся
тормозить,  и  я  сразу  понял,  для  чего  его  копыта  снабжены   когтями.
Остановившись, он развернулся и в мгновение ока оказался около меня. Одна из
голов нырнула чуть ли не к самому моему лицу, обдав меня запахом  фиалок,  и
из ее раскрытой пасти вынырнул длинный красный язык, напомнивший  мне  своим
движением ярмарочный язык-гуделку.
   Но в следующее мгновение монстр перестал для меня существовать, я увидел,
что между его головами расположился... Епископ!
   Он рассматривал меня, как-то грустно улыбаясь, и молчал. Я  тоже  молчал,
приходя в себя от изумления. Значит, не прав был Шалай, когда утверждал, что
Епископ не появится сам, пока не исчерпает возможности  достать  нас  чужими
руками!
   Наше молчание продолжалось довольно долго, Епископ словно обдумывал,  что
же со мной делать, а я просто хотел дать своим ребятам возможность  убраться
подальше от места нашей разборки. Наконец Епископ заговорил:
   - Ты так и не ответил на мое предложение...
   Его голос звучал необыкновенно мягко, но за этой  мягкостью  чувствовался
немалый упрек.
   - Какое предложение? - продолжал я тянуть время.
   - Насчет твоей души... - напомнил Епископ.
   - Но мы же договорились, что я сначала обдумаю свои условия,  -  напомнил
я.
   - Двое суток давно истекли, - уточнил Епископ. - Пора давать ответ.
   - По-моему, мой ответ ясен, -  пожал  я  плечами.  -  Если  бы  это  было
согласие, я вряд ли покинул бы твой гостеприимный Храм.
   Епископ склонил голову набок и рассматривал меня с высоты своего  монстра
как некое занимательное насекомое.
   - Я ошибся в тебе... - произнес он  наконец,  и  в  его  голосе  сквозило
разочарование. - Ты не настоящий человек!
   Я снова пожал плечами и неожиданно подумал, что  в  присутствии  Епископа
мне слишком часто приходится повторяться в словах и движениях.
   - Это зависит от точки зрения.  Я-то  как  раз  чувствую  себя  настоящим
человеком.
   - То, что чувствуешь ты,  имеет  минимальное  значение,  -  перебил  меня
Епископ, и я почувствовал в  его  голосе  раздражение.  -  Потому  что  твои
чувства - это продукт твоей души, которой, конечно  же,  не  хочется  терять
тело! Самое важное - это  то,  что  подсказывает  тебе  твой  разум!  Именно
поэтому я в тебе и разочарован - ты послушался свою душу, а не свой разум.
   - Так, может быть, именно разум и  подсказал  мне,  что  расставаться  со
своей душой неразумно! - остроумно, как мне показалось, скаламбурил я.
   - Разум не может подсказать такого неразумного решения!  -  усмехнувшись,
вернул каламбур Епископ.
   - Ну что ж, -  несколько  легкомысленно  ответил  я.  -  Либо  мой  разум
недостаточно разумен, либо он слишком любит мою душу. Во всяком  случае,  до
настоящего времени они прекрасно уживались, и я  не  вижу  оснований  менять
сложившееся положение.
   - Разум слишком любит  душу...  -  задумчиво  повторил  Епископ,  приняв,
похоже, мое заявление слишком серьезно. - Нет, этого не может быть...
   - Почему? - искренне удивился я.
   - Потому что разум не может любить свои оковы! Потому что разум в союзе с
душой никогда не достигнет высот! Ни один человек, наделенный душой, никогда
не достигал величия всемогущества, величия власти, величия богатства!
   - А ты  уверен,  что  достигшие  всех  этих  величий  были  счастливы?  -
усмехнулся я. - Один великий поэт  как-то  сказал:  "...Ведь  не  в  величье
наслажденье, а в том, чтобы душа могла осуществить свои желанья!" Душа! А не
разум! По-моему, очень верно!
   - Поэт! - презрительно бросил Епископ. - Словеса, разбрасываемые поэтами,
- это самое яркое проявление душевности, и приводить их как аргумент в нашем
споре...
   - А разве наш спор не есть спор души и разума? - перебил  я  его.  -  Так
почему же ты призываешь слушать аргументы только одного участника спора?
   - Значит, ты не хочешь величия?! - высокомерно оборвал спор Епископ.
   - Кто ж его не хочет? - усмехнулся в ответ я. - Весь вопрос только в том,
какую цену нужно заплатить за это величие?
   - Цена известна и установлена не мной.
   - А кем?
   - Законами жизни.
   - Но из этих же законов следует, что достигшие величия и  потерявшие  при
этом душу плохо кончают!
   - Так думают  только  ограниченные  душой  люди!  Великие  обращают  мало
внимания на мнения толпы!
   - Да, конечно, - немедленно согласился я. - Потому  что  разум,  лишенный
души, становится чистым эгоистом!
   - Но человек по своей природе - эгоист! - воскликнул Епископ.
   - Разве ты создал человека? - спросил я. - Откуда тебе известно, каков он
по природе?!
   - А разве вся  история  человечества  не  показывает,  каков  человек  по
природе?! - язвительно ответил Епископ.
   - История несет в себе разные примеры.  И  величие  Правителя  совершенно
иного рода, нежели величие Поэта. Величие Варвара  ни  в  чем  не  повторяет
величие Творца! Есть величие угнетающее и есть величие возвышающее,  величие
души и величие бездушия! И разум здесь ни при чем!
   Признаться, слово "Варвар" вырвалось у меня непроизвольно, но  получилось
довольно хлестко! Седой Варвар, или по-другому - Епископ, дернулся  в  своем
седле, как от прямого удара, и прошипел, не скрывая своей ярости:
   - Ну что ж, твоя позиция прояснилась, и  теперь  мне  совершенно  незачем
беречь тебя!
   - А что ты мне можешь сделать? - усмехнулся я. - Мои друзья со мной,  так
что оказать на меня давление тебе нечем.
   - А Кина?! - зловеще усмехнулся Епископ.
   - Что Кина? - насторожился я.
   - Ты думаешь, что телу твоей королевы достаточно для существования только
нескольких капель живой крови. На самом деле его поддерживало мое  заклятие,
а кровь - это всего лишь внешний  атрибут,  показатель  того,  что  заклятие
действует. Как ты думаешь, как долго сохранится  тело,  если  я  сниму  свое
заклятие?
   После этих слов я понял, что  такое  безысходность.  Что-то  внутри  меня
шепнуло: "Ты тоже маг!", но уверенности во мне не прибавилось. И все-таки  я
почти гордо повторил:
   - Я тоже маг...
   Епископ весело расхохотался, а отсмеявшись, презрительно произнес:
   - Ну что ж, маг, я  искал  заклинание,  сохраняющее  тело,  насильственно
лишенное души, двенадцать лет, опираясь при  этом  на  всю  магическую  мощь
Брошенной Башни. Попытайся сделать то же самое за  оставшиеся  у  тебя  пять
дней!
   Он снова рассмеялся и громко добавил:
   - Пять дней!!!
   И в этот момент я почувствовал на своем лице капли воды. Я зажмурился  и,
тряхнув головой, снова открыл глаза.
   Мои ноги  безостановочно  несли  меня  по  раскаленному  черному  зеркалу
Пустыни, а рядом со мной шагал Фродо и брызгал мне в лицо драгоценной водой.
   - Ты что?! - растерянно спросил я, не понимая его расточительности.
   - Да нет, - Фродо состроил уморительную гримасу, - это ты что?
   - Что я - что? - довольно глупо переспросил я. - Ты что воду тратишь?
   - Ну как же... Иду я себе потихоньку, мечтаю о  зеленой  травке  и  вдруг
слышу за спиной странное такое бормотание - не то кто-то жвачку чавкает,  не
то иностранные слова повторяет. Оборачиваюсь и вижу, шагает за мной  Великий
Гэндальф, шляпа у него набекрень, посохом, того и  гляди,  дырку  в  Пустыне
пробьет, а у самого глаза закатились, так что одни белки сверкают, и к  тому
же слюна по подбородку течет. Мало того, он еще стихи на  тарабарском  языке
читает, да с выражением, подвывая. Э-э-э, думаю, либо то, что находится  под
шляпой, перегрелось, либо одно из двух.
   - Из каких двух? - вмешался я в воспоминания хоббита, но тот не дал сбить
себя с мысли:
   - Не перебивай, это такой  оборот  речи.  Так  вот,  э-э-э,  думаю,  надо
начальника экспедиции в чувство приводить,  не  то  королеву  расколдовывать
некому будет! Вот я и пожертвовал неким запасом жизненной влаги.  Так  пусть
теперь мне начальник экспедиции скажет - разве я был не прав?!
   Фродо глянул на меня снизу вверх задумчивым  глазом,  и  я  вынужден  был
признать его правоту.
   - Вот за что я тебя уважаю, - тут же зацепился за мое согласие хоббит,  -
так это за то, что ты всегда признаешь мою правоту. Не то что некоторые!
   И он ткнул пальчиком в направлении шагавшей чуть впереди Эльнорды. Но та,
словно почувствовав, что разговор переместился  на  обсуждение  ее  персоны,
пробормотала потерявшим музыкальность голосом:
   - Фродушка, ты что-то слишком разговорился, лучше снова стишки почитай...
   - Какие стишки? - не понял хоббит.
   - Да хотя бы те, что ты вчера читал, насчет зверя, лишенного разуменья.
   - Эльф, у тебя что, мозги закипели? Что ты сочиняешь? Какие я вчера стихи
читал?!
   Я догадывался, что хоббит не помнит посетивших его видений.  А  вот  я  в
отличие от него весь свой разговор  с  призрачным  Епископом  помнил  вполне
отчетливо. Особенно его последнюю угрозу насчет оставшихся у меня пяти дней.
   Оставив Эльнорду и Фродо  препираться  дальше,  я  чуть  замедлил  шаг  и
позволил Шалаю догнать себя. Когда воевода,  ведший  в  поводу  мою  лошадь,
поравнялся со мной, я негромко спросил:
   - Можешь ты сказать, хотя бы примерно, сколько еще нам  шагать  по  этому
стеклу?
   - Я надеялся к вечеру подойти к противоположному краю, но, сам понимаешь,
мои  расчеты  очень  приблизительны...  -  И  тут  до  него,  видимо,  дошла
напряженность моего вопроса:
   - А в чем дело, что-то случилось?
   - Я боюсь, что через пять  дней  в  теле  королевы  начнутся  необратимые
изменения. Поэтому мне интересно, как быстро мы сможем достичь Замка.
   Шалай несколько минут шагал молча, размышляя над моими словами,  а  потом
ответил:
   - Если мы сегодня выйдем из Пустыни, то завтра, во второй  половине  дня,
будем в Ходжере. Если мы сможем в тот же день переправиться через Усунь и на
ближней заставе кочевников будут мои знакомые, то еще через сутки  будем  на
границе в дневном переходе от Замка. Так что, если бы нам не мешали,  мы  бы
вполне успели, но, сам понимаешь, не все будет зависеть от нас.
   "Самое плохое, что может быть, - с тоской подумал я, - это когда  не  все
зависит от тебя!" А вслух негромко повторил, посмотрев на небо:
   - Значит, сегодня к вечеру...
   И только сейчас заметил, что солнце, с момента начала  призрачного  моего
разговора с Епископом, практически не  переместилось.  Получалось,  что  вся
наша такая длинная беседа длилась буквально несколько минут!
   Непонятно от чего меня охватило сильное возбуждение, я словно нашел нечто
весьма важное и тут же потерял. И сам не знаю, что потерял!
   "Спокойно! - сказал я сам себе. - Повтори свои рассуждения... Итак,  твой
разговор с Призраком Епископа,  достаточно  длинный,  чтобы  растянуться  по
меньшей мере на час, уместился всего в несколько минут. Значит!.."
   Но что это значит, я не понимал.  Не  понимал,  пока  в  моей  голове  не
раздалось знакомое хмыканье:
   - Хм... Маг, называется...
   Ну  конечно  же!  Маг!  Должна  быть  какая-то  магия,   хоть   ненадолго
приостанавливающая бег времени!.. Или нет?!
   Мои размышления получили  достаточно  ясное  направление,  и  я  принялся
складывать и вычитать, умножать и делить, переплетать и распускать различные
комбинации заклинаний, наговоров и магических жестов, пока не  почувствовал,
что получается нечто, похожее на искомое. Всего-то и надо было, что заплести
три заклинания хвостиком четвертого. Правда, в создании этого шедевра должны
были участвовать обе руки, и сопровождающий слова жест был очень сложен.  Но
тут мне пришло в голову, что все будет значительно проще, если  использовать
огонь!
   Я прибавил шагу, быстро догнал Эльнорду. Та продолжала  свое  бесконечное
вялое переругивание с хоббитом, и мне пришлось вмешаться в их полемику:
   - Слушай, подруга, у тебя ленточки не найдется?
   - Какой ленточки?! - опешила Эльнорда.
   - Ну, какой-какой, обычной, лучше шелковой... У девчонок всегда при  себе
есть всякие ленточки-тесемочки...
   Эльнорда густо покраснела и, понизив голос, протянула:
   - Ну, Гэндальф, ты... Просто слов нет!
   - Да я бы не стал спрашивать, если б не нужда! -  раздраженно  воскликнул
я. - Ну что, мне у Душегуба, что ли, ленточку просить?!
   - А длинная ленточка нужна? - тут же сунул свой нос Фродо.
   - Сантиметра два, - машинально ответил я, а потом  повернулся  к  нему  и
спросил:
   - А ты-то что суешься? Ты у нас что, почетный ленточконосец?!
   - А будешь обзываться, не получишь свою ленточку! - нагло ответил хоббит,
чем поверг меня в глубокое удивление. Неужели у малыша действительно была  в
запасе шелковая ленточка?
   А Фродо между тем вытащил свой широкий кинжал, потом полез  за  пазуху  и
вынул небольшой моток узкой розовой  шелковой  ленты.  Отмерив  чуть  больше
требуемой мной длины, он  сложил  ленту,  просунул  в  образовавшуюся  петлю
лезвие и, лихо рванув, отделил нужный кусок. Спрятав  клубок  и  кинжал,  он
протянул мне отрезанный кусок ленты и гордо проговорил:
   - Знать надо, кто в твоем отряде  самый  запасливый!  -  а  потом  высоко
поднял голову  и  прибавил  шагу,  оставив  нас  с  Эльнордой  в  изумленном
состоянии.
   Впрочем, я быстро пришел в себя. Передав эльфийке свой посох, я достал из
кармана плаща давно припрятанный кусочек  древесного  угля  и  расставил  на
ленточке знаки заклятия. Потом зажал ленточку в кулаке  и,  нашептав  другое
заклинание, сильно дунул в кулак, одновременно его раскрывая.
   Над моей раскрытой ладонью заплясал язычок зеленого пламени, а в  плам